- Еще один из внутреннего отдела. Юноши с горячим сердцем и чистыми руками. Как вы задолбали.
Наконец Дед окончил работу, натянул сапоги, притопнул ногами и неспешно, с достоинством и даже некоторой брезгливостью, присел за водконоситель. Бутылку он откупорил зубами, затем сгреб из шкафа и выставил пару пятидесятиграммовых граненых стаканов.
Первую стопку они выпили молча. Ни один не коснулся квашенной капусты, горою возвышавшейся между ними. Так же точно прошла и вторая. Лишь после третьей Дед зачерпнул щепоть и благостно отправил в кратер своего рта. Русинский воздержался.
Алкоголь смыл мертвечину воспоминаний о сегодняшнем дне. Русинский посмотрел вокруг, на обстановку дома, и вдруг заметил вокруг следы торопливости, небрежности, словно при переезде с места на место. На тумбочке, среди вороха каких-то анкет и пятирублевок, лежал загранпаспорт. Русинский изрек задумчиво:
- Понимаю Моисея. Этот Исход... Великая идея. Она вселяет надежду. Если снимут железный занавес, брошу все к чертовой матери и махну в Штаты. Отдыхать от Родины.
- И как долго? - поинтересовался Дед.
- Что долго?
- Отдыхать будешь как долго?
- До смерти.
- Отдыхай в таком случае здесь. Смерти нет.
Русинский заерзал.
- Вы не поняли. Они, на Западе, думают только о себе, а мы - о всем мире, но это всегда заканчивается одинаково: водкой и тюрьмой. Я, конечно, тоже не ангел, но мне это не нравится. Не хочу гнить.
Дед нахмурился, вынул из нагрудного кармана пачку табака и, сворачивая сигарету, сказал:
- Я часто вспоминаю о Борисе. Он мой брат был. Разбился в автокатастрофе. Автобус. Я так думаю: у этого автобуса был свой маршрут, а это значит, свое назначение, или карма, чтоб тебе понятнее было, - вы все нынче буддистами заделались, гентильманы. Получается, он, автобус, должен был разбиться именно в тот день и час, и по своим причинам. Но это что значит? Главное - то, что назначение Бориса и назначение автобуса совпали. Возможно, у них изначально была одна приписка, а автобус - это вахана, носитель назначения Бориса, и все это из одного разряда. Понял? Мы неслучайно родились там, где родились, и такими, какими родились. Я в следующей жизни могу быть чистопородным немцем, или зулусом, и что тогда?.. Надо принять это все, но не быть рабами. Служить - не значит быть рабом. Если с чем-то я не согласен, то пусть Бог меня убедит, Бог, а не ваш внутренний отдел, что я неправ. Это и есть настоящая жизнь: быть здесь - и быть выше, одновременно. Все мои родственники, они хотят уехать. Дуроломы. Никуда не надо бежать. Куда ни беги - везде Земля, этот воздух, эти проблемы, этот геморрой. Уходить надо в себя настоящего, другого пути нет. Раз уж целиться, так в Солнце... Ты пойми, - добавил Дед сощурившись, после принятия очередной стопки. - Главное - чтобы твоя воля и воля Бога совпадали. А для этого не надо амбиций. Вот ты собрался Тварь победить. Но ты пойми, у Твари нет к тебе ничего личного. Она и помогает, и мешает. Это зеркало. Тварь - и таможня, и выход на взлетную полосу, и самолет, все в одном лице. А улетишь ты или нет - зависит только от тебя... Она не человек. Ее нельзя подкупить или надавить на жалость, а проклинать нету смысла. Она просто делает то, что должна делать.
- Я не понимаю вас, - ответил Русинский.
- Поэтому я здесь, а ты - передо мной. Иди, ищи свою Тварь. Гвура безбинная.
Дед встал и отвернулся к старому шкафу. Русинский сплюнул.
- Теперь все понятно, - сказал он. - Вот за что я вас, евреев, не люблю, за то и уважаю. Вы все делаете по уму, а не по совести. Но тут неувязочка есть. Ладно, я облажаюсь. Не убъю ее и так далее. Но ведь тебе тоже кирдык.
Дед резко повернулся и подбросил в воздух небольшой черный предмет. Поймав его на лету, Русинский увидел, что это пистолет ПМ.
- Зарядить не забудь, - буркнул он и подал две пистолетные обоймы. Правда, вряд ли этим мы сможем убить их по-настоящему, но отключим дней на сорок, до следующей реинкарнации. А там, глядишь, карма у них другая будет. Расхлебывать начнут все дерьмо, которое тут наложили. Мы для них - что-то вроде суда. Только в той зоне, куда мы их забросим, все для них сложится очень паршиво.
Закончив приготовления, Дед передернул затвор АК-74.
- В шестьдесят седьмом я уложил из него двенадцать прислужников Твари, - сказал он и улыбнулся. После чего внимательно наплескал во флягу пахучей жидкости, явно с алколголем и травами.
- Ладно. Пойдем, - сказал он. - Надо получить свежую информацию.
Они переместились во двор дома. Пройдя по длинной дорожке, Дед остановился в центре огороженного белыми кирпичами круга, неспешно выпрямился, поднял руки и, не сводя взгляда с Луны, глубоким голосом произнес:
- О Древняя Мать, я помню тебя еще девочкой. Когда все началось, ты ковчегом была, и отправила птицу узнать, суха ли поверхность планеты. И все отдала, родила наше тело, и повелеваешь мечтой, и водами этого мира. Скажи мне, о Древняя Мать, где учитель и враг человеческий?
Дед замер и обратился во внутренний слух. Несколько минут он стоял в полном молчании. Затем его пробила крупная дрожь, он склонился и с громким расширяющимся звуком выдохнул воздух. Ничего не говоря Русинскому, он вернулся в дом.
В комнате он присел и уперся руками в гранитные колени.
- Слушай сюда. Ты из внутренних, я - во внешней разведке, но тебе придется мне помочь. Ночью у них запланирована атака. Есть такое место в небесах - Ворота. Через них проникают в мир людей, пока они спят, а в нашем секторе другого пути нет. Великая стена. Ее поставили с началом Калиюги. Твари используют Ворота, чтобы врываться в человеческие мозги, вербовать новых солдат. Первый и Второй легионы сегодня заняты, у них большая операция где-то в Америке. Третий и Четвертый - под Киевом, там намечается большое сражение возле одной электростанции. Наша задача - помешать продвижению бандформирования. Взять огонь на себя. Обычно они ставят заслон по дороге к месту сходки, а собираются они на своем скотном дворе. Там у них база. Нам заслон не обойти, так что будем упреждать, пока они не окопались. Численность заградотряда - шесть штук. Вооружение - пистолеты ПМ. В штурмовой бригаде - штук двести. Вооружение - астральное, но тебе это мало о чем скажет. Понял?
- Понял.
- Так точно, твою мать. Еще один пиджак на мою голову... Был тут один до тебя. Тоже из внутреннего. Замочили пацана в первом же бою. Я все понимаю, смерти нет. Но задачи надо выполнять сегодня, а не когда-то... Ладно. Все. Вперед, за мной.
***
Во мраке предместья Дед мог ориентироваться даже забыв голову дома. Пройдя сотню метров, они свернули в какой-то двор, принадлежавший, вероятно, местному сельпо.
- Постой тут, - сказал Дед и, оставив Русинского у входа, между складским сараем и столбом, лампочка на котором погасла много лет назад, с кряхтением перебрался через забор. Пару минут его не было слышно. Затем рявкнул мотоциклетный двигатель, ворота распахнулись и Дед появился верхом на грохочущем "Иже". Кивком он указал Русинскому на коляску.
...Северный ветер хлестал в лицо, и чтобы сделать вдох, нужно было отвернуться. Дед гнал на максимально отпущенной "Ижу" скорости, но дух все равно захватывало. Ровная пустынная дорога оставляла справа розовеющее нежное небо, слева - подернутые светлыми бликами поля. Оглохнув и ослепнув, дыша с перерывами, Русинский, тем не менее, чувствовал небывалый подъем. Он думал о смерти.
Прошло не больше сорока минут, когда они свернули с трассы в густой кедрач и запрыгали по проселочной раздолбайке. Наконец Дед притормозил ревущего монстра и не сходя с седла ревниво оглядел окрестности.
- Все. Здесь, - прохрипел он.
Русинский сделал глубокий вдох.
Мотоцикл они загнали в чащу и присели на корточки за кустами.
- Курить можно? - спросил Русинский.
Дед флегматично пожал плечами.
- Только не лупи по той стороне, - сказал он и показал на противоположные от дороги деревья. - Занимайся в своем секторе. А то меня подрежешь.
***
Докурить Русинский не успел. Колонна из двух черных "волг" с упорством пробиралась по дороге с разбитой и схваченной морозцем колеей. Пассажиров скрывали тонированные стекла. Номера были местные и блатные, отличаясь только последней из четырех цифр.
- Пошли, - буднично сказал Дед.
Они поднялись. Русинский остановился с правой стороны. Дед вразвалку вышел на дорогу.
Когда до передней машины осталось девять метров и послышался крик, он выхватил из-за спины "калашников", на лету щелкнул планкой предохранителя и резанул длинной очередью по ветровому стеклу. Авто резко свернуло и уткнулось в кусты. Русинский бросился к арьергардной машине и выстрелил в мужика, выскочившего из салона, но тот нырнул в канаву и сходу ответил двумя выстрелами. Пуля сбила иней с ветки над головой Русинского, или сбила ветку, но уточнять было некогда, и он с колена дважды выстрелил. Мужик по инерции пробежал еще несколько метров, споткнулся и упал лицом вперед.
На другой стороне дороги работал Дед, срезая прибывших аккуратно и прицельно. Возле машины, с левой стороны, уже лежали два существа - одно из них корчилось возле открытой двери, схватившись за окровавленный живот, другого откинуло спиной в салон, и его длинные ноги вывалились из машины безвольно, точно кишки. Уцелевший перебегал от дерева к дереву, видимо, решив заморить Деда кроссом.
Четкий лязг оружия слился с хлопками пистолетных выстрелов и сдержанным, разделенным пунктиром пауз, хриплым напором АК. В обыденной практике Русинский предпочитал самбо и ножи, но в этот миг стрельба полностью овладела его сознанием. Привкус крови вперемешку с острым чистым воздухом отбивал лишние мысли. Группа прикрытия - те трое, что от нее остались - вели себя внимательно, будто опомнившись, но Дед опомнился гораздо раньше. По отчаянному резкому крику справа Русинский понял, что Дед уложил последнего из передней машины, но сам не мог похвататься таким успехом. Один из его подопечных все дальше уходил в лес, другой - и этот был наиболее опасен - кружил по спирали, отвлекая от уходящего. Несколько раз Русинскому хотелось броситься в атаку, но только приходилось уклоняться от пуль, все происходило то ли слишком быстро, то ли слишком медленно - на облавах все было иначе. Когда Русинский перебросил свое тело в канаву, его лодыжку обожгло. Он сжал зубы и выстрелил в мелькнувшую впереди фигуру. Там заматерились, тело шлепнулось на мягкую землю. Послав к черту все, что он слышал об искусстве боя, Русинский рванулся вперед; раненый вскочил на ноги и бросился бежать, ломая сучья и оборачиваясь; он становился все более и более предсказуемым, и вскоре, подловив его на суетливой перезарядке магазина, Русинский на выдохе, словно в прыжке, выпустил в него остатки второй обоймы - и не промахнулся. Мужик впереди замер, качнулся и словно аквалангист, ныряющий с лодки, рухнул в серый снег. Русинский вставил последнюю обойму и удовлетворенно вытер сопли.
Впереди не наблюдалось никакого движения - только один раз прозвучал "калашников". Ничто не нарушало космическую тишину леса.