- Вы уверены? И никого нельзя подослать?
- К сожалению, нет, - отвечал девичий голос. - Они работают бригадой и сейчас на задании.
- Но сэр Бен заверил меня, что я смогу воспользоваться их услугами.
- Послушайте. Они ведь нужны вам завтра, да? - рассудительно ответила девушка. - И завтра они будут в вашем распоряжении. Соберутся в девять тридцать и будут докладывать шефу о проделанной работе.
- Я же специально договаривался, - проскрежетал Суортмор, - что они придут ко мне вечером получить инструкции. Их ждет завтра деликатное задание, а к тому же представляется возможность сделать сенсационную передачу. Мне важно работать с бригадой, понимающей, что мы делаем. Я все это объяснил сэру Бену, и идея пригласить их ко мне домой, немного выпить с ними и установить контакт принадлежит ему.
- Мне очень жаль, мистер Суортмор. Я вас прекрасно понимаю, но у нас указание держать бригаду наготове в распоряжении передачи "Обозрение".
- Естественно, именно в тот вечер, когда они нужны мне, там без них обойтись не могут, - тихо заметил Суортмор.
- Они сейчас в аэропорту. Все эти министры африканских государств возвращаются домой.
- Африканских государств, - повторил Суортмор и повесил трубку.
Он сидел неподвижно, глядя в окно на темную реку и на другую, извивающуюся змеей реку уличных огней, рядом с ней. Да, холодина на улице - кажется, птица на лету замерзнет. Он представил себе, как сейчас на семи ветрах дрожат у взлетной полосы в аэропорту телевизионщики в своих плащиках. Он ненавидел работников из "Обозрения", весьма популярной программы новостей, событий и фактов. И больше всего он ненавидел руководителя программы. Этот человек обладает удивительным, поистине жутким чутьем, у него, Суортмора, никогда такого не было, хотя он и притворялся, что есть, его буквально распирало от желания обладать подобным чутьем, вернее, обладать силой и властью; имей он это чутье и используй его с умом, наверняка бы добился своего. Больше всего на свете он жаждал власти. Власти, власти.
- Теперь придется работать с людьми, не получившими инструкций, сонными, промерзшими, недовольными, а чего доброго, и простуженными, сказал он вслух. - А если все провалится, мне еще предстоит объясняться с Беном и брать вину на себя.
От звука собственного голоса, тяжело ударявшего о массивную мебель, ему стало совсем одиноко и неуютно. Он резко задернул штору и сел перед электрическим камином. Убить остаток вечера можно по-всякому, и он стал решать, на чем именно остановиться.
Когда наутро Суортмор выходил из такси у здания "Консолидейтед телевижн", небо было затянуто густыми белыми, словно китайский фарфор, облаками. Таксист наблюдал, как Суортмор, глядя на небо, роется в кармане в поисках мелочи, чтобы расплатиться с ним.
- Да, сэр, вот и дождались, - сказал он, тыча большим пальцем куда-то вперед и криво ухмыляясь.
- Чего дождались?
- Снега, - ответил водитель с мрачным удовлетворением, сунул деньги в карман, и машина отъехала.
Всю дорогу до административного корпуса, где его ждали операторы, Суортмор чертыхался. И так все в пакостном настроении, только метели не хватало. Он толкнул дверь комнаты, где они условились собраться. Три бесцветных юнца, с сигаретами, в толстых свитерах и узких брючках, встретили его чуть враждебным взглядом.
- Вы - бригада телеоператоров?
- Здесь не все. Главный еще не приехал.
- Уже приехал, - раздался за спиной Суортмора ровный голос северянина. В комнату вошел главный оператор, коренастый лысый мужчина в массивных очках. - До двух не спал. Собаке не пожелаю.
Он дрожал в своем пальто, перехваченном поясом.
- Ничего страшного, - бодро произнес Суортмор, пытаясь скрыть собственное раздражение. - У меня для вас отличное легкое дельце на сегодня. Ехать никуда не надо. Расположимся на Паддингтонском вокзале.
- На Паддингтонском вокзале? - недоверчиво спросил главный. - Что же там делать? Снимать локомотивы?
- Будем брать интервью, - тихо и деловито ответил Суортмор. - У человека, который не подозревает, что у него берут интервью.
- Чистосердечные признания перед камерой? - спросил один из бесцветных юнцов, взглянув снизу вверх на Суортмора.
- Тут дело деликатнее. Очерк о характере, - продолжал Суортмор. Человек, который нам нужен, чудаковатый ученый. Он живет на Паддингтонском вокзале. Никогда оттуда не уходит.
- А где же он проводит свои опыты?
- Я ничего не знаю о его жизни и работе, - ответил Суортмор, тщательно взвешивая каждое слово. - Наша цель - постичь натуру человека. Представить себе картину его жизни. Прежде всего узнать, почему он никогда не покидает вокзала.
- Да он чокнулся, - произнес главный. - С катушек долой, и вся недолга.
- Если он сумасшедший, - допустил и этот вариант Суортмор, - его сумасшествие представляет интерес, поскольку он сам по себе интересный типаж. Нам надо будет поснимать его, а если получится - побеседовать. Возможно, он окажется крепким орешком. Надеюсь, вы возьметесь за эту работу - вам представляется редчайшая возможность проявить свои таланты.
- Господи, - выдохнул главный, оглядывая своих подчиненных, словно приглашая разделить его недоумение.
- О традиционном интервью, - продолжал Суортмор, - скорее всего, речи быть не может. Если он обнаружит камеры, он просто уйдет, я абсолютно уверен. Поэтому снимать придется с большого расстояния. Сделать несколько кадров, пока он гуляет по платформам и так далее. А после, когда соберем достаточно материала, я попытаюсь втянуть его в разговор. Включу вот эту штуку. - Он показал миниатюрный магнитофон с микрофончиком, который можно спрятать в цветок, продетый в петлицу плаща.
- Можно еще проще, - предложил один из юнцов. - Включите транзистор на время разговора, дома сотрете радиозапись, а беседа останется.
- Слов нет, блестящая идея, - подхватил Суортмор. - А потом вы мне скажете, что я как те идиоты, что слоняются по лондонскому вокзалу с включенным на полную мощность транзистором. - Он полоснул парня ледяным взглядом и продолжал: - На худой конец, если нас постигнет неудача, можно будет использовать снятые с дальнего расстояния кадры и как-нибудь совместить их с записью. Я смонтирую кадры и комментарий в любом случае. Конечно, придется попотеть над монтажом, но это уже не ваша забота. Как только отснимем достаточно материала, привезем его сюда, и я с режиссером займусь монтажом.
- Все ясно, - сказал главный, так и не снявший пальто. - Поехали. Мне не помешает кончить пораньше. Я, кажется, заболеваю.
Они вышли и сели в микроавтобус. Машина тронулась в путь, а на землю начали падать первые хлопья снега.
Джири как раз одевался, когда увидел снег. Он наслаждался бездельем, даже позавтракал в постели. Покончив с едой, он еще понежился, растянувшись на кровати, потом раскрыл газету, которую ему принесли вместе с завтраком, и стал благодушно просматривать ее. Газета сообщала свою ежедневно подновляемую историю о борьбе и страданиях человека, а также напоминала, что авторитет Англии как великой державы, теперь уже второсортной великой державы, какой она стала после второй мировой войны, весьма пошатнулся. Джири эти новости не особенно удручали. В постели было тепло и уютно, ему пришло в голову, что, даже если Англия разорится вконец, в постели все равно будет тепло, и уютно.
Наконец он поднялся, включил горячую воду, побрился и помылся. Потом оделся. Снег он увидел, когда застегивал рубашку. На душе потеплело, он подошел к окну. Его номер находился в торце здания, и окна выходили не к вокзалу: ему были видны крыши домов, мостовые, люди, машины. Там, где снег не тревожили, он ложился белым покрывалом. Даже под ногами прохожих он еще не успел превратиться в бурую жижу: лежал белый, а на нем проступали сырые проталинки от следов людей и длинные темные полосы от колес машин.
От снега стало веселее, он нарушил однообразие его вокзальной жизни не только тем, что изменил все внешне, но и тем, что чуточку изменил внутренний ритм. Человек ведь по-иному движется, когда идет снег, иначе, чем раньше, поглядывает на небо, чтобы узнать, будет ли снег падать еще или нет. Джири закончил свой туалет со сладостным предчувствием, что наступающий день будет необычным, надел пальто и отправился на вокзал.
Суортмор увидел Джири сразу, едва тот вышел из гостиницы. Его ребята сидели в кафе, а сам Суортмор устроился на скамейке в зале ожидания, делая вид, что читает газету. Джири в пальто и темной мягкой шляпе не спеша прошел мимо него к киоску, где после некоторых раздумий выбрал два журнала. Затем, сунув их в карман, направился вдоль платформы; там, где кончалась стеклянная крыша и платформы тянулись уже под открытым небом, он остановился.
Суортмор метнулся в кафе за операторами и показал им Джири, стоявшего вдали на платформе спиной к ним. Джири смотрел, как падает снег. Народу было совсем немного, и Джири, замерший перед завесой белых снежных хлопьев, смахивал на человека, погруженного в свои мысли в безлюдном помещении, в каком-то странном сумрачном соборе. Главный оператор без промедления установил одну из камер и начал снимать.
А Джири все стоял себе мирно на другом конце платформы и смотрел, как снег легким покрывалом ложится на покатые крыши товарных вагонов, на верхнюю часть стен и кровли домов, возвышающихся над вокзалом. Снег был липким, но оседал он везде по-разному. К примеру, на железнодорожных путях он уже запорошил рельсы, превратил их в таинственные белые линии, отбрасывающие свет в свинцовое небо. Лег он и на спальные вагоны. А на шлаковом грунте под ними лежал только плешинами. У стены за железнодорожными путями кое-где островками еще торчала жухлая трава, она впитывала снег, и ее островки оставались темными.
Джири смотрел на падающий снег; дизельный локомотив с запасного пути подогнал несколько пустых вагонов. Колеса, на которые налипал только что выпавший снег, скользили по рельсам, и их металлическая поверхность оголялась, тускло поблескивая на фоне белизны спальных вагонов. Джири был в восторге от этого зрелища. Он стоял на последних сухих дюймах платформы, прямо перед ним неровной бахромой ложился снег. Редкие снежинки залетали под крышу и приникали к его пальто и ботинкам.
Снег успокаивал Джири, приносил умиротворение. Он запорошил высокую стеклянную крышу, и вокзал стал походить на безмятежный, занесенный снегом домик под соломенной кровлей. Приглушая свет и в то же время делая его более ровным, он размывал резкие контуры предметов; у Джири было такое ощущение, словно он во сне, не просто спит, а видит тот самый сон, когда кажется, все наши обиды будут прощены и все теперь будет прекрасно.
Наконец он повернулся и хотел было двинуться обратно. И тут увидел на другом конце платформы кучку людей, что-то рассматривающих через плечо друг друга, но он не смог разобрать, что именно. Джири решил обойти их стороной. Он любил толпу, если только она состояла из людей безучастных, мысли которых витали где-то далеко, он любил случайное скопище народа. А эта кучка на другом конце платформы, хоть и небольшая, была объединена какой-то целью, и это обеспокоило Джири. Совершенно ясно, они собрались что-то вместе делать, пусть даже просто глазеть. Джири начал взбираться по лестнице, ведущей к мосту под самой крышей вокзала. Он решил дойти до противоположного конца вокзала и там спуститься на платформу. Так он избежит встречи с этой кучкой толкающих друг друга людей.
Как только Джири стал подыматься по лестнице, главный оператор спросил Адриана Суортмора:
- Продолжать съемку?
- Нет, остановитесь. Сделаем еще несколько кадров попозже. У нас есть телеобъектив?
- А что это вы делаете? - поинтересовался какой-то любопытный.