Рано утром Рейт и Геррет ушли вместе с селянами: оказалось, имелись и другие безопасные выходы на поверхность, откуда можно было оценить обстановку. Мильхэ уже второй час сидела в тоннеле у колодезной шахты. Чем она там занималась, никто не знал, но когда Рейт заикнулся о стирке грязных вещей, молча затянула проход льдом. Через полчаса эльфийка пришла к Фаргрену и Лорину.
— Пойдёмте, покажу кое-что.
— Я останусь, вдруг они вернутся, — сказал Лорин, и Фаргрен пошёл один.
«Уже не боится?» — подумал он, идя следом за Мильхэ.
Но она боялась: в тоннеле и по всей колодезной шахте ледяная ведьма развесила огоньки — холодные, белые, в отличие от весёло-жёлтых у Геррета. Было светло чуть ли не до рези в глазах. Фар даже видел, где начинается вода. Но чего именно боится эльфийка: подземелья или темноты в подземелье? Или и того и другого?
Мильхэ села на перевёрнутое ведро, которым доставали воду.
— Я уберу огоньки. Смотри вниз.
Свет погас, и наступила ослепляющая тьма.
— Я ничего не вижу.
— Смотри, — проледенила ведьма.
Дыхание её участилось.
«До чего же ей не нравится быть тут, — подумал Фаргрен, всматриваясь в черноту. — И как надо в такой тьме уви…»
Ему почудилось слабое красноватое мерцание в непроглядной глубине.
— Мне мерещится, или там что-то светится?
Огоньки снова разлетелись в разные стороны.
— Кажется, это под водой, но я не уверена.
— И что это?
— Откуда мне знать, — ответила Мильхэ, — но вряд ли такое свойственно деревенским колодцам в заднице мира.
— Это ещё не самая задница. — Фаргрен слегка улыбнулся: надо же, и от неё можно услышать грубые словечки. — Надо проверить.
Когда все собрались вместе, Фар рассказал о странном мерцании. Некоторое время они обсуждали, кто же пойдёт вниз, и как это сделать. Возникла проблема: Мильхэ не хотела лезть в каменный колодец, Геррет отказывался спускаться под воду.
— Одному из вас точно придётся это сделать, — произнёс Фаргрен, глядя на насупившихся генасов.
— И сдаётся мне, это должна быть ты. Кто у нас иллиген? — Рейт ходил по краю жизни и смерти, наседая на ледяную ведьму. — Как дети, честное слово. Не хочу, не буду. Вы на задании, Твари вас задери, или где? — ворчал он почти как Геррет.
— Это может оказаться… — проледенила Мильхэ, — довольно медленно.
— Да мы и не торопимся никуда.
— Я сначала спущусь один, — вызвался Фаргрен, опасаясь, что, если Рейт скажет ещё хоть слово, их станет на одного меньше.
Не стоить взвинчивать и без того взвинченную женщину, к тому же эльфийку, ледяную ведьму и чащобную маньячку в одном лице.
— Но, если это правда ниже уровня воды, — всё же добавил Фар, — тебе тоже придётся спуститься.
Шахта оказалась глубокой. Фар не припоминал, чтобы в его родной деревне были такие. О колодцах он знал многое: отец был колодезником. И, кстати, рыл этот вместе с вешкинским мастером. Тогда Фаргрен щенком слюнявым по дому ползал. А вот когда в Вешках рыли другой колодец, Фар уже подрос и его взяли в помощники. Та шахта тоже получилась очень длинной.
«А вдруг и там есть это… нечто?» — думал он, спускаясь по ледяной лестнице, от которой неприятно холодило руки.
Шахта расширялась книзу, именно потому они и не могли толком рассмотреть её. Вскоре выяснилось, что Мильхэ всё же придётся спуститься — стены колодца вплоть до самой воды оставались сплошными и гладкими. Не считая дыры, из которой сейчас выглядывал Рейт, наблюдая за Фаром.
— Мильхэ, давай сюда.
Эльфийка вырастила из воды ещё одну ледяную лестницу и стала спускаться. Делала она это медленнее, чем могла бы, но уже быстрее, чем накануне.
«Почему она не спустится просто на воде?» — удивился Фаргрен.
Ладно, не ему указывать генасу как генасничать.
Поравнявшись с ним, Мильхэ замерла. Уровень воды начал понижаться.
— Что ты делаешь? — спросил Фар: он ожидал столбов движущейся воды или чего-то такого.
— Утекаю воду в землю под нами.
В круглой стене шахты на приличном расстоянии от прокопанного селянами тоннеля обнаружилась дыра. В неё можно было просунуть руку или даже голову.
— Не трогай ничего! — предупредила Мильхэ.
— Я на идиота похож?
Привычки совать куда попало разные части тела у Фаргрена не имелось. Чтобы неведомое что-то или кто-то оттяпал пальцы или вообще всё до локтя, а то и по плечо? Даже безбашенный Рейт так не сделает. По крайней мере, пока существует возможность решить вопрос по-другому.
Дыру закрывал генасский щит. За мерцающей преградой была чернота, и Фар видел только кусочек земли, выхваченный из тьмы огоньком. Мильхэ, казалось, ничего не делала, потом протянула руку и ткнула прямо в зияющий провал. Палец прошёл сквозь щит. Ничего не случилось.
— Водонепроницаемый. Я чувствую силу, но не могу понять, что она делает, — сказала ледяная ведьма. — Огонёк туда тоже не пролетит.
По просьбе Фаргрена она убрала свет. В кромешной темноте стало ясно — источник мерцания, чем бы он ни был, находится внутри.
— Геррет, спускайся, — проледенила Мильхэ, вновь развешивая огни.
— Там тесно для троих, — недовольно буркнул тот.
Фаргрен полез наверх, и вскоре мааген оказался на его месте. Пару минут они с Мильхэ обсуждали вопросы, понятные только генасам. Обсуждали бурно. Точнее, бурно говорил Геррет, а эльфийка оставалась ледяной статуей. Основным поводом для раздора послужил вопрос, можно ли обшарить дыру на ощупь, и насколько это безопасно.
— Это обычный водонепроницаемый щит! — горячился коротышка. — Но мощный! Даже если там и есть что, мы никак не узнаем!
Разговор уже грозил перерасти в спор и чью-то ледяную тушку, как Геррет сунул руку в дыру и вытащил обратно, показывая оторопевшей Мильхэ невредимую конечность. И добычу: крупную пирамидку тёмно-серого цвета. На её гладкой матовой поверхности не было никаких узоров или знаков.
— Дай посмотреть! — Рейт выхватил у вскарабкавшегося обратно в тоннель Геррета странную штуку.
Так что там про безбашенность?
Фаргрен увидел, как Мильхэ, поднимавшаяся следом, закатила глаза. Да, беспечность в обращении с незнакомым предметом, конечно, не была разумной, но Геррет-то, судя по всему, не какой-нибудь затлёныш. Ведьма всё же промолчала. А коротышка поспешил убраться от неё подальше так, чтобы между ними стояли все три напарника. Хитрюга.
— Думаю, — сказал он и покосился на Мильхэ, хранившую ледяное молчание, — это и есть причина, по которой Твари пришли сюда.
***
Наблюдатели сообщили, что роя на севере нет. Почему эти самые наблюдатели пронаблюдали прибытие их отряда, осталось тайной. Показались бы сразу, и тогда, возможно, лошади могли бы уцелеть…
Большая часть деревни относительно безопасно просматривалась из четырёх мест. Благодаря этому вынужденным подземельцам удалось наладить подобие нормальной жизни. Таская оставшееся с зимы сено, они кормили уцелевших бурёнок и коз, мародёрствуя в домах не столь везучих земляков, пополняли свои запасы. Даже умудрились посадить кое-какие овощи в огородах, не рискуя при этом попасть в загребущие лапы Тварей. То есть, рискуя, но не слишком.
Но сколько они так протянут? Фаргрен, знавший деревенскую жизнь не понаслышке, понимал: не очень долго. Сколько-то проживут, но что будет, когда прошлогодний хлеб кончится, а новый не посадят?
Фар и Мильхэ пошли ко второму колодцу проверить, нет ли и там странных предметов. Времени на это ушло больше, чем хотелось: мешала неожиданная особенность эльфийки. И повышенное внимание селян.
Эльфа они, скорее всего, никогда в жизни не видели. И Фар их понимал. Он сам долго таращился на остроухую компанию, которую впервые увидел в Зандерате. Высокие, тонкие Дети Леса казались ему невероятно сказочными. Но ровно до тех пор, пока один из них не обругал служку, пролившего ему на ноги эль. Да ещё в таких выражениях… Это сейчас Фар ко всему привычен, а тогда его уши оказались не готовы к подобному насилию. И очарование сразу пропало.
После, уже поработав и с эльфами, и на них, Фар пришёл к выводу, что они просто сказочно несказочные. Хотя сталкиваться по делу с ними ему приходилось нечасто. Нет, эльфы не считались прямо редкостью в людских городах, но и много их тоже не было. Говорили, лет сто назад они чаще вылезали из своего Светлого Леса, но утверждать такое могли, наверное, только какие-нибудь книжные черви.
Вешкинцы одаривали Мильхэ восхищённо-удивлёнными взглядами, не замечая холод, который ледяная ведьма чуть ли буквально источала вокруг себя. Фаргрен снова принялся рассматривать напарницу. Украдкой, конечно.
Блёклая. Блёклая и ледяная. Даже цвет глаз не мог исправить первое — к бирюзе примешивался серый агат. Но волосы были красивые. Будто множество серебряных тонких травинок. Интересно, как они выглядят распущенными? Мильхэ заплетала волосы, украшая шестью резными кольцами из непонятного материала. Получалась толстая и длинная — до пояса — коса.
«Как у матери». — Фар внезапно ощутил ледяной укол в сердце.
Она тоже носила длинную и толстую косу, которую отказывалась стричь, даже обзаведясь четырьмя детьми. Конечно же, волосы у матери были не цвета серебра, а чёрные.
Фаргрен помнил, как мать позволяла маленькому ему заплетать тяжёлые пряди. Иногда он украшал их цветами, а отец прятал в усы улыбку, заставая их за этим занятием.
«На кого похожа Ирма?» — подумал Фар, забыв, что загадочное нашествие Тварей оставляло слишком мало надежд.
Если поход до колодца показался долгим, то от обратного пути Фар чуть ли не выл. Ему давно хотелось есть, и даже не есть, а жрать. Но ведьме приспичило всех лечить. Причём делала она это всё с тем же ледяным выражением лица, которое, вообще-то, лекарю не подходит по характеру профессии. Ведьма слегка оттаяла, только когда осматривала беременную женщину. С ней она провозилась дольше всех.
«И в ледяных равнинах скрывается доброе сердце», — подумал Фаргрен, слегка удивляясь своим литературным талантам.
Вчетвером они втихаря напридумывали для эльфийки кучу разных сравнений — от литературных до не очень. Не от злобы. Просто были не в состоянии удержаться от шуток. Особенно, близнецы. Хотя понимали, напарнице эти шутки могут показаться не очень-то и добрыми, даже обидными, поэтому старались, чтобы она их не слышала.
Когда Фар и Мильхэ, наконец, добрались до своего убежища, он уже был готов сожрать хоть богомола. Селяне принесли им нехитрую похлёбку и хлеб. Делиться они не сильно торопились, но Рейт смог их уболтать — его таланты, кажется, не действовали только на Тварей. И ледяную ведьму.
— Давай выкладывай всё об этих жуках, — сказал Рейт, жуя не самую свежую краюху.
Мильхэ ответила не сразу. Она сидела и теребила в руках уголок плаща, что слегка портило безупречность ледяной статуи. Нет, всё же находиться под землёй ей по-прежнему не нравилось.
— Опасны они больше ройностью. Где-то рядом должна быть матка. Скорее всего, вчера она с роем прилетела на закате. Днём здесь, наверное, только Твари-разведчики. Думаю, они готовят новое гнездо, хотят отделиться от старого роя.
Последние слова, кажется, ошеломили даже краюху, которая вывалилась из пальцев Рейта.
— Хочешь сказать, где-то есть рой больше этого? — переспросил Лорин.
— Думаю, да. Надо убить матку, тогда они не станут искать новое гнездо, — продолжила Мильхэ, глядя на потрясённых напарников. — Впрочем, я уже ни в чём не уверена. Гнездо Тварей вне Чащ — это просто невероятно.
— И как её убить, матку эту… — сказал Фаргрен и покачал головой. — А в старом рое, получается, тоже есть матка. И ещё больше богомолов, надо полагать.
— Я думаю, — подал голос Геррет, — стоит проверить, правда ли эта штука привлекает Тварей. Можно окружить её щитом, чтобы ограничить действие, и посмотреть, прилетят ли богомолы.
— А мантикоры? — напомнил Лорин. — С чего они вместе с этими жуками?
— Видимо, тоже из-за этого. — Геррет посмотрел на пирамидку, в убогом подземелье казавшуюся чужеродной.
Чужой, странной и зловещей. Мерцание её было совсем незаметным при свете.
— И вы оба не почувствовали этого, когда мы пришли в деревню? — спросил Рейт.
— Некоторые вещи можно найти, только когда знаешь, что искать, — буркнул Геррет, сердито сверкнув глазами.
— Ладно, ладно. — Рейт примирительно поднял руки. — Значит, ждём и смотрим, будет ли рой здесь вечером.
На том и порешили.
После обеда они сделали вылазку на поверхность. Наёмничья память, будто девичья — о том, как чуть не сдохли, забывают почти сразу. А в их случае это было очень давно, аж вчера.
Как докладывали наблюдатели, в деревне ползало всего семь-восемь богомолов. Разделались с ними, как с утками — отстреляли, после того как Твари взлетели. Это сравнение выдал Рейт: для такого требовался особый склад ума.
Первым делом разведали место, где вчера сидел рой. При свете дня масштабы бедствия стали видны лучше некуда: богомолы старательно перекопали всю северную часть деревни. И зачем они занимаются сельским хозяйством? На дне рва копошилось всего несколько Тварей, и их быстро прикончили. Тоже по-утиному. После во рву покопошилась ледяная ведьма. Она что-то шептала по-эльфийски, разглядывала мёртвых жуков, хотя никаких их частей не собирала. Но всё равно немножечко оттаяла.
«Может ли быть от них хоть какая-то польза?» — подумал Фаргрен, с отвращением стряхивая с сапог хитиновые ошмётки.
С древесников цедили смолу, змееклювам вырезали печёнку, у жнецов снимали рога. Со скорпикошек и мантикор добывали яд. Жгучеиглам отрывали, понятное дело, иглы. А что можно оторвать богомолу, кроме башки, чтобы убить?
За пару-тройку часов отряд прочесал и зачистил деревню, и больше Тварей в ней не было. По крайней мере, пока. Многие селяне, даже женщины, осмелились вылезти наружу. Правда, далеко от домов не отходили, готовые в любую минуту кинуться обратно в погреба.
Близнецы отправились посмотреть лошадей, то есть место их гибели. Вернулись, как и ожидалось, ни с чем. Всё-таки придётся обирать пустующие развалины. Мародёрство — это, конечно, не очень хорошо, но замерзать без спального мешка и тёплой одежды во второй месяц весны… И они ведь не собираются хапать кучу добра, чтобы разбогатеть. Возьмут только самое необходимое. Да и с деревенского барахла не разбогатеешь.
Вечером отряд занял западный колодец. Из него наблюдать за деревней, особенно её северной частью, было удобнее, чем из центра. Шли минуты, часы… Солнце медленно опускалось к горизонту, пока совсем не исчезло за ним. Но ни одна Тварь так и не появилась.