18 день 3 месяца 524 года новой эпохи
Арделор Валиссин прибыла рано утром восемнадцатого дня третьего месяца.
Встречали её все эльфы эйсстурмского посольства, сам Эйсгейр и его люди из придворных высших рангов. Перед этим рыцарь, как всегда, лично, отобрал тридцать человек из своей гвардии для охраны эльфийской леди. Ни для кого другого Светлый Лес не требовал такой защиты, хотя в Эйсстурме проживало достаточно эльфов разной степени благородности.
Мало того что Арделор охраняли люди рыцаря, так вместе с ней каждый раз прибывал отряд из пятидесяти вооружённых до кончиков ушей солдат. На одну женщину! Благо, не все они находились с ней постоянно. Но десяток высоченных бойцов, никогда не покидавших свою леди, поначалу не на шутку пугал окружающих. Они были рядом, даже когда Арделор работала. Каково это — слушать разные научные теории под звяканье отборно-острой стали? Потом, конечно, все привыкли. Но на занятиях у Арделор лишний раз никто ни пикнуть, ни шелохнуться не смел. А сама леди Валиссин с грустной улыбкой шутила, что ей даже в туалет нельзя сходить до того, как храбрые сыны Леса не проверят там каждую пядь.
Как сначала думал Эйсгейр, это всё из-за того, что дом Валиссин входит в число Виркай-тал или Служащих домов — благородных эльфийских семей статусом чуть ниже четырёх Старших домов и, естественно, королевского. Главы этих домов, титуловавшиеся виркаями, образовывали Младший совет. Но даже для Миррина, который, кстати, являлся виркаем дома Тавеллан, настолько большой охраны не требовали. Было бы понятно, если бы её требовал только дом Валиссин. Но такое условие ставило правительство Светлого Леса, будто Арделор являлась королевской особой.
«Почему её так оберегают?» — в очередной раз думал Эйсгейр, глядя на эльфийских солдат, прибывавших из портала.
Они всегда появлялись первыми. Арделор приходила после того, как глава её охраны давал своё разрешение. И всегда вызывала вздох восхищения. После пяти десятков широкоплечих, могучих солдат в доспехах, прибытие утончённой женщины воспринималось чуть ли не как явление самой Богини жизни.
Вот и сейчас Эйсгейр будто услышал, как при виде эльфийской красавицы замерли сердца и отнялись языки у доброй половины зала. Человеческой половины. Эльфы, наоборот, еле слышно зашуршали, зашептались.
Внешности леди Валиссин могла позавидовать любая женщина. Дочери Леса — да и сыны тоже — в первую очередь завидовали дрекоже: девять идеально симметричных гребней, да ещё и угольно-чёрного цвета. При всей своей твёрдости они выглядели нежными, будто мягкими. По мнению многих людей, дрекожа делала облик эльфов грубоватым, несколько диким, но сказать такое об Арделор ни у кого язык бы не повернулся. Человеческие женщины же завидовали обычной коже, белой и гладкой. И конечно, тонкой фигуре. А какие пересуды вызывали наряды леди Валиссин! От них колыхался весь высший свет и в Эйсстурме, и там, до куда доходили слухи. Причём Арделор старалась — это Эйсгейру поведал Миррин — не слишком смущать род людской.
В этот раз на ней была тёплая бархатная накидка, подбитая светлым мехом, и сиреневое платье из нескольких слоёв тонкого шёлка. На юбке под полупрозрачным верхним слоем красовались крохотные белые цветочки, собранные в гирлянды. И ведь могло статься, что цветы настоящие! Из чего сделаны изящные сапожки, рыцарь не мог и предположить, но мог поклясться — через месяц-два похожей обувкой будут хвастаться все красавицы Эйсстурма. Если, конечно, решатся надеть такое короткое — чуть ниже колен — платье.
Арделор нежной бабочкой спорхнула с портального пьедестала. Среднего роста по эльфийским меркам, она была почти на голову выше рыцаря. Но при этом оставалась ниже посла Тавеллана. Внешне бабочка очень ему подходила. Когда-то Миррин был страстно влюблён в неё, и отец еле-еле уговорил его получше присмотреться к черноволосой красавице. После присматриваний любовь куда-то исчезла.
— Пусть Сердце Леса укроет тебя, сын моего народа, — сказала Арделор по-эльфийски, обращаясь к Миррину. — Рин, рада встрече.
Эйсгейр посмеялся про себя, бросив взгляд на друга. От приветственных слов тот на мгновение прищурился: он терпеть не мог, когда его называли неполным именем, имея на этот счёт довольно забавное, на взгляд рыцаря, мнение.
— Пусть жена в постели так меня называет, — объяснил однажды Миррин после обильного возлияния. — Какой Твари я должен принимать это от посторонних?!
Так что Арделор, не успев ещё толком прибыть в Эйсстурм, умудрилась позлить посла. Оставалось лишь гадать: нарочно или нет.
— Ваше высочество, — приветствовала она рыцаря, приседая в реверансе по человеческому обычаю.
После необходимых формальностей и любезностей гостей проводили до выхода из дворца. Глядя, как охрана Арделор проверяет повозки и лошадей, которые должны были доставить леди Валиссин, её слуг и восемьдесят солдат в Северную академию, Эйсгейр терпеливо ждал: правила этикета не позволяли уйти. Знаки дома Валиссин на эльфийских доспехах — пятиконечные листья, похожие на кленовые, — внезапно напомнили рыцарю о другом доме Светлого Леса. И о другой женщине: Ирдис Налидаар, дочь Четвёртого советника.
С ней Эйсгейр познакомился в Эйсстурме. Будучи иллигеном, Ирдис захотела учиться в Северной академии, и ей тоже организовали проход через портал. Правда, всего один раз — когда она должна была прибыть в Эйсстурм впервые.
Все тогда долго ждали высокородную леди, уже даже хотели идти на ту сторону и выяснять, почему её нет, но появился сам Четвёртый советник. Со смущённой улыбкой он сообщил, что леди изволила отправиться в Эйсстурм обычным путём. Её записку передала одна из служанок прямо перед открытием портала. Эйсстурмские эльфы предложили связаться с посольством в Эвенрате, найти Ирдис и организовать должный эскорт. Но Четвёртый советник отказался и попросил принять вещи дочери, которые она не взяла с собой. Больше для неё таких встреч не устраивали — Ирдис предпочитала путешествовать сама.
Миррин, работавший в то время преподавателем в Северной академии, успел намучиться со взбалмошной «девчонкой» семидесяти семи лет от роду. А перед самым окончанием учёбы она, к удивлению даже отца, записалась в Гильдию наёмников и покинула Эйсстурм. И Эйсгейр знал почему.
«Можно спросить об Ирдис! — осенило его, и он уже недоумевал, как это не пришло ему в голову раньше. — О членах Старшего совета Миррин напрямую не скажет, но… Начну с неё, перейду на других. Может, сумею понять ещё что-то…»
Рыцарь покосился на друга — тот стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу, — и будто невзначай спросил:
— Помнишь, как все ждали Ирдис Налидаар? — Эйсгейр улыбнулся. — Самому Четвёртому пришлось извиняться за неё! Или тогда тебя там не было?
— Был, — коротко ответил Миррин, глядя, как повозка Арделор, сопровождаемая всадниками, удаляется от дворца.
Потом пристально посмотрел на Эйсгейра и поставил круг тишины:
— Прости, у меня сейчас нет ни настроения, ни времени вспоминать о мёртвых, — сказал он и ушёл.
А рыцарь так и остался стоять, потрясённый, оглушённый последней фразой.
Вот, значит, кого не хватает в эльфийском Старшем совете — Четвёртого советника. Миррин не стал бы ставить круг тишины, если бы речь шла не о важных для Светлого Леса мёртвых. Но не это ошеломило рыцаря.
«Мёртвых» — значит, Ирдис тоже мертва? Её Эйсгейр знал достаточно близко. Всегда думал, что они ещё увидятся. Да, с последней встречи прошло столько времени, но… Океан-отец…
— Милорд, — услышал Эйсгейр голос Эамонда и опомнился: действительно, не время вспоминать мёртвых, когда нужно решать дела живых.
Вместе с Эамондом рыцарь прошёл в кабинет, и там наместник сразу заговорил о «периамских» законах.
— Боюсь, милорд, выяснить, кто какие поправки предлагал, уже не получится. Но так как их оформляла Высшая коллегия учёных, я решил заняться её составом. Так вот, из двадцати семи учёных восемнадцать состоят в Обществе Знающих, милорд. В том числе — Гилрау Лаэрдэт.
— Разве не «знающие» у нас твердят, будто наука не должна зависеть от политики? — пробормотал Эйсгейр и помрачнел: вспомнил, как месяц назад «знающие» кривились, узнав, что Снежная Длань дарит им особняк Эльвейг.
За жену стало ещё обиднее — именно она, основывая общество, хотела, чтобы его учёные не занимались политикой и не зависели от неё. Может быть, её идеалы были несколько наивны, может быть, причастность или непричастность к делам правления можно трактовать сколь угодно вольно, но… Вмешательство в закон — явное предательство идей Эльвейг.
— Оставшиеся девять генасов состоят в нём тайно, — добавил Эамонд, чем окончательно испортил настроение рыцарю.
— Это что же, вся наука у нас в руках тех, кто забыл, что у них в уставе первой строчкой написано?! — Эйсгейр разозлился сильнее, чем даже сам ожидал. — Тайное членство, ну надо же! Слизь медузья!
— Это ещё не всё, милорд. Мои парни достали списки членов общества. Вряд ли стоит считать их полностью достоверными, но по ним выходит, две трети этих учёных — из Периама.
— Значит, точно оттуда плавники растут, — рыцарь вздохнул и подумал, что это очевидно и без всякого шпионажа. — Кстати, а сам что думаешь? Поправки, «знающие», Периам…
— «Знающих» гнать поганой метлой, милорд, зря им дали здесь место.
— Сам уже жалею, — снова вздохнул рыцарь, ничуть не обижаясь на слова старика.
За это он и любил своего наместника — тот всегда мог прямо указать правителю на ошибки. Но ведь тогда они оба ничего не знали. Да и Общество вполне могло существовать в Эйсстурме и без всякого особняка, ведь его члены — пусть их насчитывалось не очень много — и так жили здесь.
А вот за жену рыцарю было уже не просто обидно, а больно. Эльвейг так старалась, так усердно работала, всю себя посвящала Обществу Знающих, своему детищу. Причём, можно сказать, единственному: иметь детей последняя жена Эйсгейра не могла. И вот, какие-то подонки испохабили весь её труд. Да ещё ради чего? Во имя рода людского?
— Но может, это и к лучшему, милорд, — продолжал Эамонд. — Будут, так сказать, на виду. А законы… Подозрительно, конечно, но странно. Если они вступят в силу, эльфы долго ждать не будут, помня о Периаме. Уйдут сразу, торговлю прекратят. Светлому Лесу от этого ни холодно ни жарко. Королевство, впрочем, тоже проживёт, но разве кто-то хочет терять немаленький доход? Ради чего? Ладно, Периам со своим солнцелобым культом, но южные лорды? Они-то больше всех получают от торговли с эльфами. — Старик покачал головой. — Вводить такие законы имеет смысл только, если сделать Светлый Лес частью королевства. И в таком случае эльфы окажутся в плачевном положении. И не только они.
Вот и Эамонд сказал то, что думал сам Эйсгейр. Все эти поправки имели смысл, только если Светлый Лес будет завоёван. Сделать это можно, лишь убив Милихэна. Рыцарь не знал подробностей, но ему было известно, что мощная защита, не пропускающая непрошеных гостей в эльфийское государство, напрямую связана с королём. Именно из-за неё у императора Лекарт ничего не вышло. А без своего короля Светлый Лес может и не устоять. Но кому ещё известна эта эльфийская тайна первостепенной важности? И как об этом узнали?
— А о завоевании Леса что думаешь?
— Да как его завоевать-то, милорд? Ни Алинас, ни Периам не смогли. — Эамонд помолчал немного. — И не дело это, милорд. Королевство не выдержит такой встряски. Слишком большой кусок, чтобы его проглотить. И если по чести, — добавил старик уже совсем тихо, — то подлое это дело. Злое. Зариться на чужое — низко.
Словам Эамонда рыцарь лишь порадовался: у его наместника и голова на месте, и совесть ещё на плаву. Но вот надеяться, будто у других благородных господ с этим всё в порядке, — не стоило. Тем более с учётом уже известного.
«Надо бы наведаться в особняк Эльвейг…» — подумал рыцарь, глядя, как Эамонд подвигает к нему план южной части города.
Наместник уже перешёл к обсуждению других вопросов, и на время пришлось забыть о проблемах Светлого Леса.
***
Вечером, уже после ужина, пришёл Виркнуд, не запинаясь о Ярла Мурмярла лишь благодаря волчьей сноровке. Вопреки обыкновению, Эйсгейр принял его в своей любимой комнате, где висел портрет Эльвейг.
— Пока всё тихо, милорд, — отчитался Виркнуд. — Шелан и Дайен сидят в своих замках.
Рыцарь предложил главному разведчику вина. Если всё тихо, почему бы не расслабиться немного? Мурмярл потребовал показать, что там налили его любимому оборотню, но не дали ему, и недовольно отпрянул, когда Виркнуд сунул чашу ему под нос.
— Гилрау — в Бергнесе, — продолжил разведчик, глотнув золотистого вина.
Эйсгейр вдруг подумал, что в последний месяц Ротьоф — он отвечал за быстрые перемещения эйсстурмских разведчиков — работает особенно много.
«Надо дать ему в помощь кого-нибудь», — решил Эйсгейр.
Ротьоф стал рыцарем третьего ранга не очень давно и в полную силу ещё не вошёл. Но перемещения стихией был способен, ещё будучи только в четвёртом. Месяца три назад Ротьоф проснулся и понял — сил прибавилось. Но когда именно и как это произошло, он и сам не знал.
Да и никто не знал. Ни почему и как рыцари переходят с ранга на ранг, ни каким образом обычные стихийники становятся рыцарями. Почему они — люди, способные превращать собственное тело в воду, огонь или другую стихию, — вообще рождаются. Почему рыцари могут общаться мыслями, а обычные стихийники — нет? Как генасы перерождаются в стихийников? Почему стихийники рождаются только среди людей? Ответ на море подобных вопросов всегда был один: воля Покровителей.
Называть рыцарей рыцарями и обозначать их ранги придумали, конечно, люди. Эйсгейр подозревал, что его первый ранг, возможно, не первый, и можно стать ещё сильнее. Хотя куда уже сильнее… Да и зачем? Он и так от своей силы сунуться никуда не может, чтобы об этом тут же не узнали. Одни неудобства. Потому и приходится почти всегда быть отдельно. Ну ладно, не всегда. Но гораздо чаще, чем того хотелось бы…
Виркнуд позволил Ярлу Мурмярлу запрыгнуть ему на колени. Стало казаться, будто разведчик утонул в белом облаке.
— Да, милорд, — проговорило облако, — может, вы это уже знаете, но в Эйсстурм заявился Малкир Ортхирский Мясник.
— Вот как? — нахмурился Эйсгейр и, вздохнув, сказал: — Этот-то мерзавец что у нас тут забыл?
— Один из разведчиков случайно заметил его на пропускном пункте, а потом другой парень видел в Гильдии торговцев не далее как шестнадцатого дня этого месяца.
— Значит, как минимум два дня уже здесь. Ясно. К нему, надеюсь, приставили людей? Не хватало и нам «Звёздной поляны», или того хуже, Ортхирской резни.
— Конечно, милорд.
Малкир иногда бывал в Эйсстурме. А если появляется он — жди беды. К счастью, в Северных землях пока случилось всего одно громкое происшествие, за которым, как все были уверены, стоял этот негодяй.
Три года назад Ортхирский Мясник и его банда вырезали чуть ли не половину поместья к югу от Эйсстурма. Среди жертв оказалось даже несколько женщин. И при этом — ни одного очевидца. Доказать причастность Малкира не смогли.
А вот в других местах, особенно на побережье и в южных провинциях, таких событий происходило гораздо больше. Стоило приехать этому торговцу, как через месяц-другой обнаруживались пропавшие и убитые. В основном такие же, как сам Малкир — так он устранял соперников и врагов. Жалеть о тех людях, конечно, незачем — сплошь контрабандисты, грабители, работорговцы, нечестные на руку купцы, но тем не менее…
Эйсгейр думал, после «Звёздной поляны» Малкира хотя бы упрячут в тюрьму — одной из жертв оказался родственник королевской семьи! Не слишком близкий, но всё же. С чего вдруг тот оказался среди людей, одна половина которых была работорговцами, а вторая — контрабандистами, интересный, конечно, вопрос… В любом случае просто так оставить это не могли. Старый король приказал доставить Малкира к себе, и тот — удивительно! — явился. О чём его там допрашивали или что сказал ему король — никто не знал. Но бандита-торговца отпустили. Эйсгейр всегда удивлялся, как с таким хвостом подозрений и не только этому прохиндею удаётся оставаться живым и на свободе.
Обычно Малкир приезжал в Эйсстурм ближе к осени, а не весной. Почему же сейчас изменил своим привычкам?
— Пусть ребята будут поосторожнее. Хотя они и так знают, да? — сказал Эйсгейр, а сам вдруг подумал, что для одного месяца странностей до странного много.
А чего ещё они не заметили?