Вы оба читаете ежевечерние молитвы и оба притворяетесь. Наблюдая за юным Шэкветом, ты удивляешься собственной невнимательности. Паренёк слишком быстро заканчивает привычный обряд. Даже самым нерадивым требуется вдвое больше времени протараторить все нужные слова. А мальчишка не выдал себя только потому, что он твой подмастерье. А ты тоже не очень ревностен в молитвах, хотя осторожен и приучил себя выдерживать должное время, когда был не один.
И да, ты подозревал, что Шэквет не слишком «солнцелобый». Если подумать, многое можно было понять и раньше. Нет, ты замечал, но не думал. Замечал, что у Шэквета есть секреты, что он сторонится других братьев, что он — особенный. Но… вы никогда не разговаривали об этом.
— Слишком быстро, Шэквет, — с этими словами ты заворачиваешься в одеяло. — Слишком быстро.
— Мастер?
— Ты всё прекрасно понял, — отрезаешь ты, и паренёк укладывается спать.
А ведь если мальчишка умный — а он умный! — то уже должен был заметить очевидное: нигде в мире нет крепостей, населённых одними генасами. Нигде в мире нет детей, рождающихся почти сразу с бодрствующей силой. Ладно, про «нигде в мире» ты, может, и загнул, но путешествуя по Иалону, невозможно не понять — здесь что-то не так.
Интересно, а твой Мастер когда понял это? Он был сильным маагенасом. Ты сам — иллиген, юный Шэквет — фераген. Все Мастера, все полукровки, которых ты знаешь, — генасы.
Если Шэквет заметил это… Тебе вдруг стало его жалко. Жить в вопросах и сомнениях — врагу такого не пожелаешь.
Всё-таки жаль, что дневник Мастера попал тебе в руки слишком поздно — уже после его гибели, когда уже ты сам стал мастером. Тогда… Что тогда? Ты бы ушёл? Сбежал из Ордена? Тебя бы нашли — ты и сам не раз ходил с отрядами ищеек.
Следующая мысль обжигает стыдом — сейчас ты не уйдёшь, потому что боишься. Не хочешь умирать. Видел ведь, как погиб твой Мастер на глазах всей крепости — он якобы нарушил завет Богини, и его поразила божественная кара. А на самом деле… На самом деле, и в твоей крови теперь течёт тот же жидкий яд, который обратится в огонь, как только держащие поводок осудят тебя на смерть.
Но даже с таким коротким поводком можно кое-что утаить от магистров. Не многое, но можно. Иначе у тебя не получилось бы спасти тех детей.
Вот так всегда — приходится выбирать между собственной совестью и приказами «во имя рода людского». И страх заставляет тебя делать выбор в пользу последнего. И мучиться от этого. А с тех пор как в твоей жизни появился Шэквет — тогда ему было всего шесть лет, — ты боишься и за него.
Вдруг приходит неприятная мысль: будь твой Мастер чуть откровеннее, объясни он чуть больше, то, возможно, всё было бы по-другому. Хотя… как именно? Пошли бы против Ордена? Подняли сопротивление?
Но может, Орден и существует до сих пор потому, что такие, как ты и твой Мастер, слишком боятся и не доверяют никому? В одиночку притворяются. В одиночку умирают. За этот самый Орден.
— Как долго, Шэквет? — спрашиваешь ты, решившись на то, что не сделал для тебя твой Мастер.
— Я не понимаю, мастер, — говорит он, снова садясь.
— Как долго ты не читаешь должных молитв?
Юный Шэквет хлопает глазами.
— Я читаю, мастер. Честное слово.
— Конечно. Дарительница жизни, всеблагая, всеведущая, всемогущая, вселюбящая, прими благодарность слуги своего за день прошедший… И будь благословенна во имя твоё и во имя рода людского. — Ты лихо сокращаешь молитву, оставляя от неё начало и конец. — Это читаешь?
По глазам Шэквета ясно: ты попал в точку. Да и как не попасть, когда раньше ты сам так делал. Сейчас ты тоже молишься, но своими словами. От сердца.
— Давно?
Мальчишка опускает взгляд.
— Чудо, что не попался, дурья голова. Поставь круг тишины, — говоришь ты, и он опять удивлённо хлопает глазами. — Никогда не говори без защиты то, о чём не следует говорить, Шэквет. Будь осторожен с мастерами и магистрами.
— Мастер, какой приказ они дали?
— Убить всех.
— И мы это сделаем?
— А что нам ещё остаётся? Там будем не только мы, Шэквет. Послали ещё одного мастера с двумя учениками.
— Но разве это правильно, мастер? Ведь это всё ложь? Про нечисть, про… Богиню.
— Про Богиню, может, и не ложь, — отвечаешь ты и чувствуешь, что это правильный ответ.
Верить в Богиню или нет — Шэквет должен решить сам. Ты-то веришь, но не так, как тебя учили магистры. Если они и учат чему-то, то не вере в Богиню. А вере в Орден.
— А то, что Орден благословлён ею… — ты недоговариваешь, но видишь: это не нужно, Шэквет и так понимает.
— Они лгут про скверну, да? Про то, что остроухие хотят извести род людской. Зачем нас посылают убивать людей?!
— Тихо, Шэквет, — резко говоришь ты, чувствуя воду рядом.
Ты никогда не перестаёшь искать её, делаешь это почти неосознанно, на уровне инстинктов. Сейчас ты чувствуешь рядом одного взрослого и двух детей.
— Пришли наши напарники. — Ты смотришь на Шэквета и решаешь сделать для него ещё больше.
Достаёшь из мешка потрёпанный дневник — твой и твоего Мастера. По его глазам тебе вдруг становится ясно, что Шэквет давно уже знает о нём, просто никогда не спрашивал, молча храня твою тайну.
— Если что-то случится со мной, заберёшь его себе. Не показывай никому. И ещё. Ты слишком быстро делаешь вечерний обряд.
— Я понял, Мастер.
— Обычно я считаю до ста и очень медленно, — говоришь ты и поднимаешься, чтобы встретить братьев.