— Не-а, я пообещал учиться.
— Давно пора, — искренне обрадовался Колька.
Сам Степанов учился прилежно, как принято говорить «на 4 и 5». Раньше в классе над ним часто подтрунивали, дразнили, мол, заучка, заяц Степашка. Бывало, весь класс не выполнит домашнего задания, потому что ходил в поход или играл в «вышибалы» с параллельным классом, а Коля — всегда готов. Учительница похвалит, поставит в пример, класс с кривыми ухмылочками промолчит, а на перемене — все поиздеваются над ним по полной программе. Однажды Степанов не выдержал и, едва сдерживая слёзы, крикнул в лицо обидчикам:
— Что вы меня достаёте?! За то, что я учусь?! Я же не смеюсь над вами за то, что вы не учитесь?! Вы издеваетесь потому, что я прав! Потому что учиться труднее, чем ни фига не делать! А мне нельзя не учиться, мне мама сказала, что за меня в институте никто платить не будет, нет у нас таких денег. Ясно?! У меня мать одна, а нас с сестрой у неё двое...
В классе повисло настороженное молчание. Даже отъявленные заводилы не знали, что можно добавить к сказанному. В эти минуты события могли повернуться в любую сторону. Найди кто-нибудь зацепку в словах Коли, переведи в смех его обиду губы, и всё — будут травить до выпускного класса. И тогда к Степанову подошёл Тимофей, взял за плечи, встряхнул и сказал:
— Колёк, ты не обижайся. Делать просто нечего, вот и говорят. Всё, больше никто не будет, — он повернулся к классу, — никто, ясно? Может, из Кольки потом великий учёный вырастет, инженер какой-нибудь. А мы тут ржём, как последние идиоты.
Авторитет Трофимова был непререкаем. С этого дня смеяться над Степановым перестали, зато часто просили списывать, и он никому не отказывал. А на контрольных по математике он успевал выполнить оба варианта: себе и Тимофею. Правда, Тимохе учительница всё равно ставила «тройку», потому как объяснить решения он не мог, и она справедливо полагала, что работа списана. Кольке же теперь не доставалось даже уже ставших привычными тычков на физкультуре, когда он мог замешкаться в игре или беспомощно повиснуть на спортивном снаряде. Да и сам он стал решительнее, увереннее, а ради Тимофея готов был на любую крайность: прогулять урок или даже два, стащить за кампанию порцию в столовой, уйти без спроса в тайгу.
— Я, Коль, в «Дружбу» иду, у меня там одна вещь. Надо, чтобы вернули.
— Я с тобой, — даже не спрашивая о чём идёт речь, решил Степанов.
Тимофей вкратце рассказал ему историю о пуговице, оставив за кадром сюжеты с торговлей на заправке. Коля даже остановился, удерживая Тимофея за рукав куртки.
— Ты представляешь себе, если это, правда, пуговица царевича? Это же круто! Историческая ценность! А это... ну... сон всё-таки был или не сон?
— Не знаю, но проснулся, а пуговица в руке, а рука под подушкой. Прикидываешь?
М-да... Мистика.
— Чё?
— Мистика, говорю. Чудеса, короче, — Колькины глаза горели восторженностью от прикосновения к тайне.
— Ладно, пошли, её ещё вернуть надо.
В магазине за прилавком оказался сам дядя Исмаил. Видимо, продавщица заболела или он ждал ночную сменщицу. Увидев ребят, он доброжелательно пригласил:
— Заходите молодые люди, что желаете?
Тимофей начал с порога:
— Дядя Иса, вам Анвар давал пуговицу? Ну, как талисман?
Какое-то время в глазах хозяина магазина промелькнуло несколько настроений. Если бы Тимоха умел читать по глазам, то понял бы, что в душе дяди Исмаила боролись два чувства: а не послать ли этих мальцов, ответить: ничего не знаю, видеть не видел, слышать не слышал. Но лица у ребят были чересчур решительные и серьёзные.
— Ты, значит, Трофимов, — кивнул он на Тимофея.
— Да.
— Послушай, парень, я не знаю, где ты взял эту пуговицу...
— Мне её подарили!
— Хорошо-хорошо, ты не волнуйся. Я же ничего не говорю. Понимаешь, парень, я сегодня весь день сам торгую. У меня прибыль в два раза больше, чем обычно. Понимаешь?
— Понимаю, — Тимофею не нравилась уклончивость коммерсанта.
— Может, это оттого, что я сам работаю, надо бы ещё посмотреть, когда продавщица будет.
— Мне пуговица сейчас нужна, мы с Анваром договаривались, — отрезал Тимоха.
— Это, может быть, историческая ценность! — горячо воскликнул Коля, но этим только подлил масла в огонь.
— Конечно! Конечно! Историческая ценность, мало ли, потеряете. Такое детям доверять нельзя.
— Но это моя пуговица! — возмутился Тимофей.
— Если историческая ценность, значит, не твоя, это государственное — понял?
— Да никакая не царская она! — стал сдавать в сторону Тимофей. — Я просто перед пацанами хвастался. Старинная, но обычная пуговица. Вам-то она зачем, думаете, денег больше заработаете?
— Правильно говоришь, я уже заработал. Целый месяц такая невезуха, а сегодня, понимаешь, как будто магнит в магазине. Слушай, Трофимов, давай договоримся по-мужски. Ты мне оставь пока пуговицу, а я тебе буду целый процент от прибыли отдавать. Давай попробуем, вдруг она правда удачу приносит?
— Дядя Исмаил, ваша прибыль — это же случайно. Совпадение. Вы просто умеете посетителей заговорить.
— Вот и давай проверим? А? Ну что ты смотришь, будто я у тебя что-то украл? — глаза коммерсанта полыхнули недобрым тёмным огнём, но Тимофей знал — это обычная психическая атака.
— Если вы не отдадите пуговицу, я приду сюда с отцом, — твёрдо сказал он.
— Да что с отцом?!. Твой отец!.. — и осёкся.
Тимофей и без продолжения услышал всё, что ему хотели сказать: алкоголик, что он может, да он у меня водку в долг берёт и т.д. и т.п. Обида захлестнула внутри настолько, что ему захотелось разбить в этом магазине все витрины. Колька мгновенно уловил напряжение друга, схватил за руку и прошептал:
— Тимоха, не надо...
Уловил это и дядя Исмаил, порылся в отделении для мелочи кассового аппарата и с легко улавливаемым пренебрежением бросил пуговицу на прилавок.
— Забери... Никогда у вас не будет богатства... — он едва сдерживал раздражение.
— У кого — у нас? — это Колька первым подхватил пуговицу, которая чуть не скатилась на пол.
Но коммерсант уже сел на стул за прилавком и сделал вид, что ребят рядом не существует. Тимофей и Колька вышли на улицу.
С северо-запада на посёлок надвигался вертолётный гул. В наступающих сумерках это мог быть только вертолёт санавиации. Обычные рейсы и буровики летали днём. В темноте и неблагоприятных погодных условиях летали пилоты высокого класса, которым обстоятельства жизни на севере не оставляли выбора.
— Щас кружить будет, — со знанием дела определил Колька.
— Иногда на стадион садится, я пару раз сам видел. Там до больницы ближе.
— У меня есть идея, надо пойти в школу, к информатикам! — засветился Коля.