— Давно не был, Тимофей, здравствуй. Что привёз?
— Три муксуна, одна нельма и две стерляди.
— Ай, молодец! Хорошая, свежая рыба. Деньги даю как всегда. Считай внимательно. Четыре по семьдесят и две по пятьдесят. Всего — триста восемьдесят рублей. Считать в школе учат?
— Вы уже спрашивали, баба Ануш,— Тимофей торопливо спрятал купюры в потайной карман куртки, который собственноручно вшил в подклад.
— Хороший ты парень, Тимофей, маме помогаешь, а мои сыновья не хотят мне помогать. Только деньги просят. Каждый месяц новый бизнес начинают, прогорают и снова начинают. Торговать здесь им, понимаешь, зазорно. Видел бы ты, какие у них машины! Когда в Карабахе жили на ишаке ездили, а теперь... Эх-хе-хе...
— Да видел как-то, приезжали они, гыркали тут по-вашему.
— Вот-вот, только языками мелют. Всем землякам вдоль трассы рассказывают, как много они зарабатывают, а сами ко мне едут — денег дай!
— А я учусь плохо, — вздохнул Тимоха. — Ладно, пойду, мне ещё на заправку надо.
— Иди. Осторожнее там, здоров будь. Удачи.
— Спасибо, и вам тоже, баба Ануш.
Тимофей знал, что его рыба будет продаваться по сто тридцать, а то и сто пятьдесят рублей за килограмм, но торговые отношения с бабушкой Ануш его вполне устраивали. Любой рыбак мог целый день простоять со своими хвостами и ни одного не продать, а тут была возможность уехать из Демьянки хоть при каких-то деньгах.
Отойдя в сторону, он некоторое время озирался, высматривая нужного человека. Рынок жил обычной жизнью. В центре стоянки сгрудились большегрузные фуры, жались друг к другу так, словно никогда не разъедутся. Чумазые водители пили дешёвый и плохой кофе, грызли горелые шашлыки — экономила командировочные. По периметру рынка выстроились «газели», а легковые и, особенно, иномарки останавливались, где вздумается. Машины подъезжали и уезжали, и только запах копчёной рыбы, нанизанный на дым из мангалов, оставался здесь всегда, пропитав не только воздух, но и окружающее редколесье. В некоторых лавках гремела из разбитых динамиков музыка, однообразная и хриплая, как вся нынешняя жизнь.
На другой стороне дороги находилась заправка, с выстроенным на прилегающей территории довольно крупным для Здешних мест маркетом и кафе повышенной комфортности. Там тоже останавливались проезжие, но значительно меньше, чем на рынке.
Тимофей, не торопясь, перешёл на другую сторону. Послонялся вокруг заправки и решился зайти в кафе. Посетителей было немного, и нужного человека он увидел почти сразу. За крайним, ближним ко входу столиком сидел парень лет двадцати. Перед ним стояла наполовину выпитая бутылка пива и надкусанный пирог на блюдце. Он смотрел на мир слегка брезгливо, будто оказался здесь случайно, и если сталкивался с кем-то глазами, то никогда первым не отводил взгляда. Хроническая наглость и странное, не соответствующее внешнему виду высокомерие отражались на его лице. Лоб его наискось рассекал пополам свежий шрам, одним концом ломая бровь, а другим — короткий ёжик волос. Чёрные цепкие глаза, буровили посетителей; под плоским боксёрским носом и вокруг слегка искривленных губ неравно цвела щетина. Из-под рукава свитера выползала на внешнюю сторону правой кисти татуировка змеи.
— Здорово, Миша! — Тимофей плюхнулся на стул напротив, не спрашивая разрешения.
— Здоровей видали, — ухмыльнулся парень и протянул мальчику руку с головой змеи. — Есть хочешь, Тимох?
— Да, от пирожка бы не отказался. С чаем.
Миша кивнул худенькой официантке, и та немедленно подошла, точно он был в этом зале самый важный гость.
— Беляш и чай... И это... Шоколадку, «сникерс» какой-нибудь.
— Да ладно, Миш, смутился Тимофей, — чё на меня тратиться?
— Отработаешь...
На беляш, разогретый в микроволновке, и стакан чая Тимофею понадобилось чуть больше минуты. Только после этого Михаил начал деловой разговор.
— Сегодня есть две цепочки, просим по две штуки, отдаем по полторы, мобила одна есть с фотиком, проси три, отдашь, в крайнем случае, за две с половиной, камера есть цифровая, запомни, цифровая! Японка настоящая! Меньше пяти не отдаем, она в магазине пятьсот баксов стоит, и вот ещё какая штука есть... — синяя змея на руке скользнула во внутренний карман куртки, и Тимофей увидел на ладони старую пуговицу.
Обычная с виду пуговица военного, похоже, образца. На бронзовой металлической шляпке — двуглавый орёл, но не такой, какие приходилось видеть нынче. Тимофей осторожно, взял пуговицу в руки. Осмотрел со всех сторон: металлическая петля с обратной стороны, обтершаяся местами поверхность и какая-то несоответствующая размерам пуговицы тяжесть.
—Пуговица? — пожал плечами Тимоха.
— Пуговица, да не простая. Ребята из Екатеринбурга сдали. Проиграли, короче. Если не врут, то эта пуговица из ипатьевского дома. Слышал про такой?
— Не-а...
— Там царскую семью расстреляли. Николая и всех его родственников. Про это-то слыхал?
— Немного. Революция какая-то была, Ленин там, флаги красные...
— Во-во. Лет десять назад тебе эту историю в башку, как собственное имя, вдолбили бы. А теперь...
— Мы по истории пока средние века прошли. Королей всяких, папу римского. А русскую историю только начали. Интересно, только я их плохо запоминаю, князей много. Так эта пуговица что, золотая?
— Да нет, обычная. Но, возможно, она у царя на мундире была или у сына его, царевича Алексея. Он чуть старше тебя был. Я по телику программу смотрел. Короче, Тимоха, это антиквариат. Пуговицу очкарикам впарить можно. Но цену я ей, Тимоха, не знаю.
— Эх, спросить бы историка нашего!
— В общем, когда их расстреляли, то сняли с них все драгоценности, забрали личные вещи и, выходит, даже пуговицы содрали. Говорят, в брюликах царевен потом большевицкие жёны рисовались. Даже туфлями не побрезговали. Во какая у нас революция была, Тимоха, — Миша скривился и опрокинул в себя остатки пива из бутылки.
— Так почем её толкать?
— Не знаю, Тим, но и в моём кармане ей делать нечего. Тянет чего-то. Да и поверит кто? Пацаны эту пуговицу, может, у какого видного антиквара поимели. Кто его знает?.. За такими вещицами, бывает, контора охотится.
— Какая контора?
— ФСБ, слышал? Федеральная служба безопасности.
— Круче ментов?
— Круче. Если этим чё надо — они до печёнки достанут. Так что пуговка эта... — Миша задумчиво прищурился. — Хотя вряд ли. Всё-таки пуговица не брюлик и не золотой портсигар. Попробуй, если какой-нибудь лох за неё хоть что-то даст, отдавай. Верю тебе на слово! За остальное, как обычно, десять процентов твои. Всё в пакете, — кивнул под стол. — Вначале подстрахую, потом уйду. Часа через три вернусь, встречаемся здесь же.
Тимофей взял пакет, мельком глянул на содержимое и по-взрослому протянул руку.
— Удачи, напарник, — улыбнулся Михаил, пожимая ладошку мальчика, и эта улыбка вмиг стёрла с лица презрительное напускное выражение.
— Удачи, напарник, — в тон повторил Тимоха и браво направился к выходу.
— Напарник это не подельник, — одобрительно покивал вслед Михаил.
3
Михаил «нанял» Тимофея месяца три назад. Тот появился на заправке, как только встал зимник. Продав рыбу, бродил кругами по рынку и нарвался на местных пацанов. Человек пять мутузили его в подлеске, пытаясь отобрать деньги. Тимоха отчаянно сопротивлялся и одному даже прокусил ухо. Уже были разбиты нос и губы, уже согнулся он калачом, пытаясь поймать пинающие его ноги. И тут в драку вмешался Михаил. Местные отступили по первому его слову, но сквозь зубы ругались: мол, пришлый не заплатил дань.
— Ша, рэкетиры! — цыкнул на них Михаил, потом подал руку Тимохе: — Зачем тебе деньги?
— Жрать дома не на что, — сплюнув кровь, ответил Тимофей.
— Пошли... Со мной пошли. Ну? Не дрейфь, пошли. Я тут пообедать собрался, напарник нужен. Поможешь? Зовут-то как?