— Когда он умрет, он будет один. Мой отец. Я не могу смириться с этой мыслью.
— Он не один. Мы сделаем все возможное, чтобы ему было спокойно. Больше я ничего не могу обещать.
— Это немало. Спасибо. Что захочешь. Я сделаю это. Просто скажи. Что угодно.
Нехотя Ханна согласилась.
— Поговори с Лиамом. Может, у него есть что-то для тебя. Что касается меня, я больше никогда не хочу тебя видеть.
Получилось жестко, но это правда.
Лютер кивнул, в его затравленном взгляде мелькнула искра надежды.
— Справедливо. Но я хочу. Помочь, я имею в виду.
Она повернулась, чтобы уйти.
— Майло!
Лютер прокричал Ханне вслед.
— Я другой человек. Я лучше. Я могу быть лучше.
Ханна толкала коляску быстрее и не отвечала.
Глава 9
Квинн
День сто четвертый
— Эй, Росомаха! — прокричала Квинн сквозь грохот бензопилы.
Лиам выключил бензопилу и выпрямился. Наступила жуткая тишина, птицы затаили дыхание.
Квинн спрыгнула с велосипеда, откинула подставку и поправила винтовку, перекинутую через спину. Теперь она везде ездила на велосипеде, поскольку в ярко-оранжевом дедушкином Форде F150 1978 года — «Оранж Джулиусе» — почти кончился бензин.
Она стянула с ручки сумку с бутылками воды; ее перевязанная рука вспыхнула от боли. Квинн проигнорировала боль. Порезы болели всю поездку на велосипеде. Синяки на бедрах и туловище причиняли страдания, а лицо напоминало разбитый арбуз. Что еще нового?
Она по-новому зауважала Ханну, которая даже с искалеченной рукой добилась большего, чем большинство людей. Сила может выглядеть не только как что-то значительное.
Квинн поковыляла по дороге к Лиаму, морщась от боли в ребрах.
— Я принесла тебе свежей воды из нашего насоса. Это работа Уитни, но я вызвалась.
Она держала рогатку и несколько флешетт в кармане куртки, но обновила оружие. Теперь Квинн повсюду брала с собой AR-15, «Берретта» висела в кобуре на поясе, а лезвие карамбита плотно прилегало к ремню.
Она протянула Лиаму бутылку с водой.
— Как поживаешь?
Лиам нахмурился, но бутылку с водой принял. Он сделал большой глоток и вытер лоб рукавом куртки.
Над ними сквозь решетку ветвей пробивался солнечный свет. Утро выдалось холодным, но около полудня сквозь облака проглянуло солнце.
Может быть, эта арктическая зима наконец-то ослабит свою власть над Мичиганом. Впрочем, может быть, это слишком большая надежда.
Джонас Маршалл и еще один волонтер, вооруженный винтовкой AR-15 с оптическим прицелом, дежурили в ста ярдах по обе стороны дороги, пока Лиам и Бишоп валили бензопилами платаны и клены.
Несколько деревьев уже преграждали дорогу, расположенные на расстоянии около двадцати футов друг от друга.
В тридцати ярдах от них Бишоп обвязывал веревкой участок толстого ствола, прикрепленного с помощью цепей к лебедке старого «Форда».
Квинн беспокойно перевела взгляд с Лиама на Бишопа, потом обратно на свой велосипед.
Они стояли одни на дороге. Она могла видеть разведчиков далеко впереди.
Бишоп оторвался от своей работы, увидел ее и поднял большой палец вверх.
Она знала, о чем он думает. Это ее шанс. Лучше им воспользоваться.
Квинн нахмурилась, но пастор уже вернулся к креплению следующего дерева.
— Как ребра? — Лиам изучал дорогу, деревья, дома, приютившиеся в лесу, всегда готовый к опасности.
Квинн пнула кусок асфальта.
— Все чертовски болит. У меня сплошные гематомы.
Лиам хмыкнул, словно ему знакомо это чувство.
— Что? Как я выгляжу?
— Как будто поспорила с носорогом и проиграла.
Она потрогала свою нижнюю рассеченную губу, начинающую покрываться струпьями. Ей не хватало кольца. Оно осталось где-то в складских помещениях «Вортекса», вместе со здоровым куском ее плоти.
— Звучит подходяще.
— Ты молода. Все заживет. — Лиам окинул ее тяжелым взглядом. — Не делай больше таких глупостей.
Она почувствовала, как съеживается под его оценивающим взглядом. Как будто он осуждал и находил ее недостойной. В конце концов, ему пришлось рисковать собственной жизнью, чтобы вытащить из этого ада.
Разговор складывался не так как ей хотелось бы.
Квинн сглотнула. Часть ее желала повернуться и убежать. Она могла бы провести остаток жизни в своей спальне, свернувшись калачиком под грудой одеял. Это же нормально, правда?