Дом ее родителей стоял на вершине холма в конце десятимильной грунтовой дороги, уединенный и защищенный.
Они могли быть в безопасности. Ее дети могли быть в безопасности.
Они могли устроить там свою жизнь, она и Лиам. Жизнь вместе.
Ее глаза блестели от обещания того, чего она так отчаянно хотела.
— А Квинн и Молли?
Лиам напрягся. Он опустил взгляд, не в силах скрыть неприкрытую боль в своих глазах — или стыд.
— Места нет. У нас нет ни машин, ни топлива.
— Они — семья.
Его рот истончился в бескровную линию.
— А Бишоп?
Он беззвучно покачал головой.
— Бишоп нам как брат. Рейносо и Перес. Дейв и Аннет. Как мы можем их бросить?
— Если мы останемся, я не могу обещать твою безопасность. Ни Майло, ни Шарлотты. — Он поморщился, словно слова горчили у него на языке, словно произносить их вслух противно, противоречит всему, что Лиам отстаивал.
Ее голос смягчился.
— Ты никогда не сможешь.
Он выглядел измученным, его суровое лицо казалось серым в мерцающем свете, глаза запали.
— Мне… мне так жаль.
Ханна боролась с желанием броситься к нему в объятия. Прижать его к себе и облегчить страдания.
— Это наши люди.
— Я знаю. — Его голос хрипел от сдерживаемых эмоций — разочарования, сожаления, страха. — Поверь мне, я знаю. Но это не отменяет того факта, что оставаться глупо. С тактической точки зрения, наш лучший шанс выжить — отступить. Бежать.
Искушение слишком сильное, чтобы устоять. Обещание безопасности, свободы. Жизни.
Обещание, которого на самом деле не существовало.
Никто не мог обещать никому безопасность, даже до Коллапса. Люди умирали в авариях и автокатастрофах, от инфарктов и инсультов. Люди воровали, обманывали и убивали.
Сейчас все намного хуже. Они выживали на острие ножа. Никакой защиты. Нет места для ошибок или самообмана.
Больше безопасности или меньше безопасности. Вот и все.
И даже если бы существовала абсолютная безопасность, смогла бы она покинуть свою общину, свой дом, даже ради спасения своих детей?
Ханна чувствовала себя раздираемой на части. В противоречии до глубины души. Ее дети были ее сердцем и душой. Но и Фолл-Крик тоже. Люди здесь, община, которую они создали, — она любила их не меньше.
Квинн для нее как дочь; Молли — бабушка, которой у Ханны никогда не было. Бишоп значил для нее больше, чем можно выразить словами. Дейв и Аннет стали ее близкими друзьями.
Она любила это место, этих людей так же сильно, как себя.
Если она сбежит с Лиамом и детьми, то обречет своих друзей на верную смерть. Обрекая себя на жизнь с коварным, неизбывным чувством вины до конца своих дней.
Если она останется сражаться, то подвергнет своих детей невероятной опасности. Лиам так или иначе может погибнуть. Они все могут погибнуть. Скорее всего, так и будет.
Будешь проклят, если сделаешь, и будешь проклят, если не сделаешь.
Ханна пошарила рукой в кармане куртки, нащупывая «Ругер» 45-го калибра на бедре. Она всегда носила свою огромную серебряную пряжку, чтобы иметь возможность передергивать затвор одной рукой.
«Ругер» подарила ей добрая и сильная женщина по имени Сиси. Женщина, приютившая незнакомцев, любезно накормившая и укрывшая перед лицом смертельной опасности.
Глупое решение, но в то же время милосердное, необычайно благородное.
Акт доброты стоил Сиси жизни. Но он спас жизнь Ханны.
Она посмотрела на пистолет, почувствовала его гладкую, успокаивающую тяжесть. Ее скрюченные пальцы сомкнулись на рукоятке. Ее искривленная рука — сломанная и не один раз в сыром тюремном подвале. Когда-то она вызывала стыд и ужас, но теперь нет.
Ее шрамы больше не символ слабости, а скорее ее силы.
Ханна подняла голову.
— Я не сделаю этого. Я не уйду.
Лиам ничего не сказал, только смотрел на нее острыми, пронзительными серо-голубыми глазами.
— Пайк не был аномалией вселенной, — объяснила свой ответ Ханна. — Есть и другие, подобные ему. Нелюди. Те, кто питается страхом, страданием и разрушением. Это волки, которых выпустил ЭМИ. И они идут за нами. Они придут за всем хорошим в этом мире.
— Я знаю.
Она пожертвовала слишком многим, чтобы вернуться в это место, построить дом для себя и своих детей. Сейчас она не собиралась убегать. Она не побежит.
Ханна выбрала любовь. Она выбрала общество. Она выбрала милосердие.
— Это наши люди. Я не отвернусь от них. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти всех, кого смогу, а не только себя или свою семью.
Лиам покорно вздохнул.
— Не могу сказать, что я удивлен.
Она убрала руку с пистолета.