Кроме Лютера, в комнате толпились трое телохранителей Генерала. Добсон и МакАртур двинулись вправо. Лютер переместился влево, встав за Гиббсом.
Позади них дверь оставалась открытой.
Снаружи Бакстер нервно ждал — мужчина был излишне чувствителен, у него не хватало духа на кровопролитие.
Генерал не испытывал подобных трудностей.
Лансинг действовал быстро. Взбешенная Лорен Юбэнкс позвонила ему, требуя ответов и намекая на то, что он мог приложить руку к безвременной кончине губернатора Даффилда.
К счастью, она не смогла ничего доказать.
Губернатор Даффилд не сообщил ей о воздушном налете Генерала на американский город. Секреты Байрона Синклера оставались в безопасности.
Ему нужно лишь чуть больше времени.
В этот самый момент его войска направлялись к Фолл-Крик. Он отправил их раньше. Потому что мог. Потому что хотел увидеть выражение лица Коулмана, когда скажет ему об этом.
Гиббс доложил, что многие из Национальной гвардии отказались вступать в бой с некомбатантами. Генерал пригрозил им военным трибуналом.
Они знали, что это значит. Он прострелит голову каждому, прежде чем позволит нарушить приказ.
Когда дело доходило до суда, они подчинялись. Своя жизнь или жизнь чужаков — тут уж не поспоришь.
Как только Генерал даст команду, они обрушатся на Фолл-Крик с яростью урагана.
И когда это произойдет, все будет кончено. Будут задеты чувства, выдвинуты возмутительные обвинения. Если это когда-нибудь всплывет на будущих слушаниях в Конгрессе, он сможет обвинить во всем По.
В конце концов, федералам нужны только результаты. Генерал даст им эти результаты.
Как только он разберется с этой маленькой проблемой.
Генерал уставился на Коулмана, стоящего на коленях на полу. Пленник дрожал перед ним, жалкий и ничтожный, его плечи сгорбились, голова поникла в крайнем страдании.
Кровь капала с его головы. Порезы, царапины и старые шрамы украшали голую мускулистую грудь. Рана в боку кровоточила. Сухожилия на шее выпирали.
Он дрожал, трясся от ужаса и страха. Человек, охваченный ужасным осознанием неминуемой смерти. Наконец-то он показал себя бессердечным трусом, каким и был. Какими в глубине души бывают все мужчины.
Генерал улыбнулся.
Все люди состоят из плоти, крови и костей. Все люди ломались.
Генерал их ломал.
Он шагнул вперед. Поднял пистолет.
— Не подходите слишком близко, — предупредил Гиббс, но генерал Синклер проигнорировал его слова.
Темная энергия гудела в нем. Он будет наслаждаться этим моментом, выжимать из него каждую унцию удовольствия.
— Мои войска сейчас движутся к Фолл-Крику. Твои друзья скоро умрут.
Коулман ничего не сказал.
— Посмотри на меня!
Он хотел заглянуть в отчаявшиеся глаза Лиама Коулмана, когда нажмет на курок и произведет выстрел. Хотел, чтобы тот знал, кто принес ему смерть. Кто наделен высшей властью и нанес решающее поражение.
Он жаждал увидеть отчаяние в его взгляде.
Коулман отказался поднять голову.
Генерал сделал еще один шаг ближе.
— Я сказал, посмотри на меня!
Коулман по-прежнему оставался неподвижным.
Беспричинная ярость охватила Генерала. Он шагнул вперед, намереваясь прижать дуло к опущенному лбу своего пленника.
— Ты будешь повиноваться…!
Генерал Байрон Синклер так и не закончил свою фразу.
Лиам Коулман пришел в движение.
Мозг Генерала едва успел зафиксировать, что пленник больше не связан. Пистолет вылетел из рук изумленного Генерала.
Прежде чем его телохранители успели среагировать, Коулман набросился на него.
Блеск чего-то маленького и острого метнулся к его лицу. Пятно заточенной стали.
Острие пронзило правое глазное яблоко Генерала. Оно пробило роговицу, просверлило хрусталик и погрузилось глубоко в стекловидное тело.
Агония взорвалась внутри его черепа. Жгучая раскаленная боль.
Генерал взвыл. Ослепленный, он размахивал руками.
Коулман все еще на нем, его рука метнулась вперед для второго взмаха. Яростный удар пришелся на горло Генерала.
С невероятной скоростью и точностью стальное острие тактической ручки глубоко вонзилось, пробив мышцы, сухожилия и хрящи, чтобы разорвать сонную артерию.
Генерал рухнул, как будто ему вырвали позвоночник. Он тяжело упал на спину. Удар потряс его, выбив дыхание из тела.
Его единственный здоровый глаз выпучился, и он невидящим взглядом смотрел в потолок, его зрение заволокло ярко-красной пеленой. Он тщетно хватался за жидкость, вытекающую из отверстия в его шее.
Горячая красная кровь хлестала из его тела. Его жизнь выливалась на бетонный пол.