— Как тебя зовут? — спросил он ее, пока другие женщины танцевали и кружились, их одежда поднималась с грацией, как паутинка на ветру, водоворотом красок и звуков.
— Как меня зовут? — Девушка нахмурилась, как будто ей потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. — Меня зовут Сьюки Годейн, — задумчиво произнесла она. Тень, казалось, набежала на ее лицо на мгновение.
— Это самое милое имя, которое я когда-либо слышал, — сказал Хьюберт, а потом покачал головой, чтобы прояснить мысли, — Или, может быть, второе по сладости. Я женюсь через две недели, — добавил он.
Этот факт, который был так восхитителен для него несколько часов назад, теперь казался чем-то вроде неудобного раздражения.
— Женат? — Разочарование Сьюки было восхитительным зрелищем. — Но Хьюберт, я только нашла тебя.
Она прижалась к его груди и умоляюще посмотрела ему в глаза.
Казалось, он все еще спал и не мог до конца прийти в себя, сфокусировать взгляд на ней. Казалось, она светится изнутри. Чем дольше он смотрел на нее, тем более великолепной она становилась. Это было как будто, вглядываясь в нее, он понимал, что каждая ее черта была воплощением женского совершенства. Остальные девушки казались теперь почти нереальными по сравнению с ней, и они танцевали и кружились на небольшом расстоянии.
— Мадлен расстроилась бы, если бы увидела, что я с тобой разговариваю… — Хьюберт снова покачал головой пытаясь представить себе лицо Мадлен: — Я дал обещание. Она бы, наверное… — Он слегка нахмурился. Думать было трудно, как будто его разум был наполнен сладким сиропом.
— Может, она даже отложит на минутку свою чертову книгу. Мне пора идти, Сьюки. Я люблю ее, и она любит меня. Ну, я думаю, что любит. Я должен идти.
Он отошел от нее, изо всех сил стараясь не споткнуться и не упасть.
— Она не может любить тебя так, как я, Хьюберт, — голос Сьюки звучал как-то странно, почти песней, поднимающейся и опускающейся вместе с другими женщинами. — Скажи, что ты будешь думать обо мне, — умоляла она, и ее голос звучал как симфония в его ушах, и он знал, что ни в чем не сможет ей отказать.
— Скажи, что ты придешь ко мне завтра в полночь. Я подарю тебе что-нибудь поистине волшебное, что докажет, что я достойна твоей любви. Дай мне шанс. Скажи, что я так много значу для тебя, Хьюберт. Я прошу тебя о двух вещах в обмен на мою любовь. Обещай мне, что ты придешь, и пообещай, что не отплывешь завтра.
— Обещаю, — прошептал Хьюберт и, пока еще мог, обернулся и зашагал прочь неуверенными шагами.
— Держись подальше от моря во время отлива! — крикнула она вслед ему, ее голос был приказом.
Он проснулся, чувствуя себя разбитым и сбитым с толку. На его руках было четыре неглубоких пореза, но он не помнил, как поранился. Возможно, он наткнулся на куст утесника по дороге домой. Он мало что помнил о своем обратном путешествии, преследуемый образом девушки с золотыми волосами, танцующими перед его глазами, и звуком ее мягкого голоса, эхом отдающегося в ушах.
Солнечный свет струился в его окно, и взгляд на часы заставил выругаться и натянуть одежду. Пальцы были неловкими и онемевшими. Он чувствовал себя странно, и ему пришлось прислониться к стене, чтобы натянуть сапоги.
Он уже почти вышел за дверь, когда вспомнил о своем обещании Сьюки. Небо было голубым, усеянным небольшими облачками, неспешно плывущими на легком ветру. Идеальный день для выхода в море. Однако обещание есть обещание, и Хьюберт со вздохом снова скинул сапоги и улыбнулся. Он посмеется над ее предсказанием бури, когда увидит ее этой ночью. Может, они и красивы, но танцующие женщины не знают погоды, как рыбаки, рожденные и выросшие. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз отрывался от работы на целый день? Он трудился каждый свободный час, чтобы найти деньги на свадьбу. Мадлен осиротела и жила на грани нищеты в крошечном захудалом коттедже, принадлежавшем ее отцу. Она бралась за мелкую починку, держала несколько кур и продавала яйца. Затем мысли о Мадлен выскользнули из его головы, как блуждающая ртуть. Хьюберту было интересно, как и где живет Сьюки.
Он погрузился в сонные грезы о Сьюки и ее спутницах, когда его разбудил резкий стук в дверь. Четыре быстрых удара. Мадлен.
Легкое чувство беспокойства шевельнулось в нем. Он сделал что-нибудь не так прошлой ночью? Что-нибудь достойное вины? Эта мысль наполнила его раздражением, и он нахмурился, когда, спотыкаясь, подошел к ней и открыл дверь. Как может что-то, связанное с Сьюки Годейн, быть неправильным?
Мадлен с облегчением улыбнулась, глядя ему в глаза.
— О Хью, ты здесь! Когда я увидел твою лодку в гавани, то подумала, что с тобой, возможно, что-то случилось прошлой ночью. Ты в порядке? Ты ужасно выглядишь, — добавила она, скорчив гримасу. — Тебе что-нибудь нужно, любовь моя?
— Нет, спасибо, Мадлен. Я просто. Прошлой ночью у меня было небольшое приключение, и я не знаю, почему, но…
— Что случилось с твоими руками, Хью? Ты весь порезан, и она наклонилась в сторону и нахмурилась, глядя на его голову: — У тебя не хватает куска волос. На самом деле несколько кусков. Чем ты занимался?
— Что? О, я не знаю, — Хьюберт почесал волосы. — Может быть, я упал по дороге домой прошлой ночью. Я был в замешательстве.
— В замешательстве? Хьюберт, что с тобой? У тебя странные глаза. Ты ведь не пьян, Хью?
— Нет, я не пьян, — возмутился Хьюберт, — Это первое, что приходит утром.
— Хьюберт, уже за полдень! Все остальные рыбаки уже несколько часов как ушли. Какое приключение у тебя было?
— Ну, я пошел к скале, и там не было ведьм, но вместо них там были эти девушки, Мадлен… — Хьюберт медленно скользнул спиной вниз по дверному косяку и сел на ступеньку.
— Девушки, Хьюберт? — Лицо Мадлен было непроницаемым.
— Четыре дамы танцевали. Видела бы ты их! Они были похожи на ангелов, и пение, Мадлен, было невероятным. Это не было похоже ни на что, что я когда-либо слышал, это было навязчиво, это… — Он неопределенно помахал руками.
— Волшебно? — осторожно предположила Мадлен.
— Да, волшебно… они были так прекрасны… самые красивые девушки, которых я когда-либо видел…
Хьюберт смотрел куда-то вдаль, а перед его затуманенным взором плясали образы женщин. Его глаза начали закрываться.
Правая бровь Мадлен медленно изогнулась, пока ее лицо не превратилось в маску более спокойного, гневного вопроса.
— Самые красивые? — спросила она с опасным спокойствием.
— Одна из них, — пробормотал Хьюберт, — Ты не можешь себе представить, какая она была великолепная…
— Уверена, что не могу, — холодно сказала Мадлен, — и ты говорил с этими женщинами, не так ли?
— Да, конечно. Я заснул, но когда проснулся и увидел, как они танцуют в свете скал, я окликнул их, и мы заговорили. Ну, я говорил в основном со Сьюки Годейн, полагаю…
— Сьюки? — Лицо Мадлен превратилось в маску ужаса.
— Да, а что? Ты ее знаешь? — нетерпеливо спросил Хьюберт.
— Нет, это просто самое нелепое имя, которое я когда-либо слышала, — Мадлен задохнулась от смеха, а затем взяла себя в руки. — У тебя не было порезов на руках и волос, когда ты проснулся прошлой ночью, Хьюберт?
— Господи, я не могу вспомнить! Какое это имеет значение?
Мадлен взяла себя в руки и заправила волосы за уши, когда поднявшийся ветер начал обдувать ее лицо.
— Ты узнал этих женщин, Хью? Ты когда-нибудь видел этих удивительно красивых женщин с их волшебным пением и танцами до вчерашнего вечера?
— Нет, ни одну из них.
В этот момент Мадлен протянула руку, чтобы проверить температуру его лба, и он раздраженно отпрянул.
— Я не болен, — проворчал он.
— Нет, не болен, дорогой, — мягко сказала Мадлен. — Ну, тогда, Хью, я думаю, будет лучше, если в будущем ты будешь держаться подальше от Скалы Ведьм. Ты сделаешь это для меня, любовь моя? Ты обещаешь?