Преподобный Ле Кутер подошел к стене церкви, снял с крюка большой крест, размером примерно с его предплечье, и вернулся к ней с ним.
— Если бы вы могли просто заставить Хьюберта держать этот крест…
— Не думаю, что это сработает, Преподобный. Хьюберт уже носит маленький золотой крестик на ожерелье, которое подарила ему мать. Он был в нем, когда я видела его раньше. Он никогда его не снимает.
— Ах… да! Но этот крест серебряный. Серебро, как известно, является анафемой для сверхъестественных существ.
— Значит, дело в серебре, а не в кресте? — кивнула Мадлен, а затем медленно заговорила: — Значит, вы хотите сказать, что этот святой крест не более полезен в этом деле, чем серебряная чайная ложка, которую моя бабушка подарила мне на мой четвертый день рождения? Я могла бы использовать ложку для борьбы с силами зла?
Преподобный выглядел немного смущенным и пожал плечами:
— Ну, моя мать всегда говорила, что в общении со сверхъестественным нужно использовать холодную сталь и серебро. Символ нашего Господа, конечно, не может причинить никакого вреда. Хочешь, я поеду с тобой к нему домой? — предложил он.
— Зачем, Преподобный?
— Может быть, помолиться за него?
— О, Преподобный! Вы можете сделать это здесь, не промокнув до нитки. Кроме того, — Мадлен подняла глаза к небу, прислушиваясь к завыванию ветра, — Я думаю, что некоторые из ваших прихожан будут искать вас очень скоро. Все мужчины оказались в ловушке в море, и их семьи будут искать у вас утешения, если они не вернутся в ближайшее время. Но я возьму крест, Преподобный, если вы не возражаете. Похоже, это имеет хороший вес, если мне нужно вырубить Хьюберта, чтобы заставить его остаться дома.
— Он пятнадцатого века, Мадлен, — осторожно сказал Бромли Ле Кутер, — Очень ценный и…
— Хьюберт тоже ценен, Преподобный, сэр. Не волнуйтесь, я не потеряю его и верну Вам, как только смогу. Большое вам спасибо за ваше руководство и за то, что доверили мне это.
Мадлен взяла украшенный крест в свои изящные руки и взмахнула им, как будто это была крикетная бита.
— Мило, — пробормотала она и вышла из церкви обратно в бушующий шторм, чтобы поспешить в деревню.
Однако ее стук в дверь Хьюберта был напрасным. Он уже ушел.
Ветер завывал, голосом ярости и мести, но двери в деревне были открыты, а жены и матери смотрели на море с выражением ужаса на лицах.
Волосы Мадлен хлестали ее по лицу, ослепляя, когда она дрожала в шторме.
— Кто-нибудь видел Хьюберта? — крикнула она женщинам, сгрудившимся в дверных проемах и под карнизами.
Их лица были бледными под загаром, и они отрицательно покачали головами.
— Он не в море, Мадлен. Он пошел гулять по берегу, — крикнула миссис Ле Сотер, пытаясь ее успокоить.
— Черт побери, — резко сказала Мадлен, и на глазах у нее выступили слезы.
Она уже собиралась уходить, но тут ее разумная натура заявила о себе. Вместо этого она вернулась в свой маленький коттедж. Она быстро переоделась в сухую, легкую одежду и завязала волосы на затылке. Она накинула клеенку, чтобы защититься от дождя, и скинула маленькие промокшие туфли в пользу толстых носков и крепких ботинок. Она с мрачной улыбкой посмотрела на себя в маленькое зеркальце. Что касается борьбы за сердце Хьюберта, то она определенно выглядела не лучшим образом. Но практичность всегда была в ее натуре больше, чем тщеславие. Она быстро нашла свою драгоценную серебряную чайную ложечку и сунула ее в карман. Снова схватив серебряный крест, она уверенным шагом вернулась в бурю. А затем, поскольку паника, поднимавшаяся в ее груди, больше не поддавалась подавлению, она побежала.
Ветер и дождь яростно били ее, пока она быстро шла вдоль берега, ревя в ушах и ослепляя глаза. Она могла пройти всего в нескольких футах от Хьюберта или врезаться прямо в него, настолько ограниченным было ее зрение.
В течение двух долгих миль она боролась с силой шторма, ветер тащил ее одежду, а дождь пробирался по ее шее и в ботинки, пока свет угасал до фиолетового заката рваных облаков. Тьма ползла по земле позади нее.
Когда она увидела впереди мягкое свечение, на мгновение ей показалось, что это закат. Затем, оказавшись в эпицентре бури, где ветер внезапно стих, а дождь пошел тише, она увидела Скалу Ведьм. Она была светящейся и теплой, с мягким светом и отражающим сиянием ревущего огня. Она схватилась за тяжелый крест в своих руках и остановилась как вкопанная.
Хьюберт сидел с отсутствующей улыбкой на лице, когда говорил, слишком тихо, чтобы Мадлен могла расслышать слова, но с каждым выдохом казалось, что вместе с его дыханием появляется какой-то свет. Существо, которое стояло перед ним, как белый призрак, казалось, втягивало его из его легких в свои.
Мадлен моргнула и попыталась сосредоточиться на женщине, но ее глаза как будто могли только начать понимать один аспект существа, прежде чем они увидели начало другого. Ведьма была великолепной красавицей в очаровании своей силы, созданием света и воздуха, но каким-то образом в проблесках и моментах у нее было лицо мертвой женщины, окровавленное и в синяках.
Рядом двигались другие фигуры. Мадлен ахнула, когда поняла, что пламя танцующего костра искривилось в форме женщины в красном. Ее кожа, казалось, кипела и покрывалась волдырями, затем безупречно разглаживалась в бесконечном цикле, когда она выглядела сначала обожженной, а затем великолепной. Рядом, на корточках, вне досягаемости этой элементарной красоты, стояла фигура, которая сначала казалась девушкой с оливковой кожей, а затем перед глазами Мадлен превратилась в женщину, сотканную из высохших корней, когда она текла по земле со зловещим ползанием плюща. Женщина, одетая в голубое, плыла, как безупречный труп, ее белые волосы шевелились и плыли, как будто их двигали волны в глубинах океана. Из всех них Мадлен находила это элементарное создание воды самым красивым и самым очаровательным. Несмотря на желание добраться до Хьюберта, Мадлен с трудом могла отвести от нее взгляд. Она начала понимать силу чар, околдовавших Хьюберта.
— Хьюберт! — голос Мадлен дрогнул от паники, когда она заставила себя подойти к этим странным призракам.
— Мадлен? — Голос Хьюберта был усталым и слегка раздраженным, когда он повернулся к ней: — Что ты здесь делаешь?
— Я пришла, чтобы забрать тебя домой, Хьюберт, ты должен уйти со мной. Здесь небезопасно.
Ведьмы улыбнулись и начали тихо смеяться.
— Не говори глупостей, Мадлен, — раздраженно сказал Хьюберт, — это Сьюки. Они не ведьмы, посмотри на них. Как такие милые и красивые женщины могут быть опасны?
— Мы — создания природы, — прошептал плавающий труп в синем, как будто она знала, что глаза Мадлен все время возвращаются к ней. — Огонь, земля, ветер и океан. Разве вы не хотите быть нашими друзьями? Мы можем дать вам попутные ветры и спокойные моря, деньги и власть в обмен на так мало… Несколько капель крови, дыхание из твоих легких. … Тебе ничего не нужно…
— Благодарю вас, мадам, — сказала Мадлен с дрожащим реверансом, — но я думаю, что мы могли бы просто пойти домой, если вам все равно.
— Мадлен, не будь такой грубой, — пробормотал Хьюберт, снова обратив свою зачарованную улыбку к стоящему перед ним призраку, — Тебе не нужно это распятие. Я и не подозревал, что ты насколько религиозна.
— Ты совершенно прав, Хью, — сказала Мадлен с натянутым вызовом, подходя к нему, — с моей стороны было очень глупо приносить его. Ты не подержишь его для меня? Оно немного тяжелое, и Преподобный Ле Кутер говорит, что оно очень ценное. Он такой хороший человек, я бы не хотела его подводить.
Хьюберт протянул руку и нетерпеливо взял у нее крест. В ту же секунду, как крест покинул хватку Мадлен, ее глаза увидели именно то, что видел Хьюберт. Четыре великолепные женщины, их ноги на земле, их добрые глаза и теплые улыбки. Женщина в белом слегка нахмурилась, когда Хьюберт внезапно охнул и отшатнулся от нее, вскочил на ноги рядом с Мадлен и встал перед ней, защищая ее, сжимая крест, как оружие.
— Серебро? — со вздохом спросила Сьюки Годейн.
— Это мое, — мягко сказала женщина в синем, делая шаг вперед и нетерпеливо отмахиваясь от Сьюки. Она была великолепна. Ее голос ласкал, а глаза завораживали, когда она говорила.
— Ты потеряла своих родителей в море, не так ли, Мадлен? Иногда ты смотришь в окно и удивляешься… Это займет у тебя тоже один день? Возьмет ли оно мужчину, которого ты любишь? Ты же знаешь, там, внизу, было бы так спокойно, в прохладе и в глубине. Я могла бы взять тебя с собой в объятия океана, и ты могла бы…
Мадлен сунула руку в карман и схватила серебряную ложку. Чарующий шепот, который так искушал ее, снова стал просто голосом.
— Хьюберт, — печально обратился к нему призрак Сьюки Годейн, — ты больше не любишь меня? Ты, кто так любит ветер в своих парусах и на своей коже?
— Боюсь, он уже занят, — твердо сказала Мадлен. — Я знаю, что с тобой случилось, Сьюки, и мне очень жаль, но я не понимаю, как ты стала такой.
— Я умерла насильственной смертью, — произнесла Сьюки, ее фигура трепалась и развевалась, как шелк на сильном ветру. — В тот момент, когда я проходила мимо, что-то прокралось из бури. Вещь природы и ярости… а потом я стала… чем-то большим.
— Меня утопил мой любовник, — плавающий труп в синем опустил голову и сделал сальто с медленной грацией, как будто она поворачивалась под водой. — Этот дурак никогда не должен был возвращаться в море. Я ждала его в волнах.
— Меня убил мой муж и похоронил под корнями дерева, — прошептала женщина в зеленом, ползущая вперед. — У него не было времени жениться на своей возлюбленной, как он планировал сделать после моей смерти. Я втащила его в землю и задушила своими корнями.
— Сожгли! — рыжеволосая откинула голову назад и расхохоталась во весь голос. — Сожжена как ведьма моими жестокими, лживыми братьями. Какая великолепная ирония! Невинная сгорела… Потом я стала ведьмой… — Она повернулась, прошептала и сжала пылающий кулак, — Потом они все сгорели.
— Понятно, — сказала Мадлен деловито, ее голос дрожал, — тогда я уверена, что они все это заслужили, и мне жаль вас всех. Но мой Хьюберт — хороший человек, и он и мухи не обидит… Ну, — допустила Мадлен, — может быть, рыбу. Много рыбы, но он, конечно, никогда не причинит вреда женщине. Он не монстр. Он добрый и честный… Иногда немного медлительный, — резко сказала она, бросив на него взгляд, который заставил его поморщиться, — но он порядочный человек. Сколько порядочных людей вы пытались убить в эту бурю сегодня вечером? Сколько хороших людей вы убили за эти годы?