— Я приехал с долины Вилюя. Я являюсь Ахчаханом. — Тощий сутулый человек указал на свою впалую грудь. — Этот разбойник добрался и до нас. Нарушил всю нашу жизнь.
— А у вас? — спросил губернатор у остальных.
— У нас тоже… тоже… Просим, — пробормотали остальные.
— Где полицмейстер? Почему до сего времени не является?
— Есть-с! Ждёт в приёмной.
— Пусть войдёт!
«Неужели сбежал, пока я охотился? — с опаской подумал губернатор. — Стоит только человеку отлучиться на несколько дней…»
— Прибыл по вашему вызову, господин губернатор! — звякнул шпорами полицмейстер.
— За моё отсутствие здесь не произошло никаких происшествий?
— Нет-с!
— Разбойник Манчары сидит в тюрьме?
— В тюрьме-с!
— Точно? Все эти тойоны жалуются, что их неотступно разоряет Манчары, и приехали просить защиты.
— Точно-с, господин губернатор. Вчера самолично видел его: он был.
— Ты был пьян, наверное, под… — Губернатор хотел выругаться, но сдержался в присутствии посторонних людей.
— Никак нет-с! Сам бог видит…
— Ну ладно. Сейчас вместе со всеми этими тойонами поедем в тюрьму. Пусть увидят и убедятся, — громко сказал губернатор, а сам прошипел в ухо полицмейстера: — Если он сбежал, пеняй на себя! Поедемте.
Все, кто в телеге, а кто верхом, поехали к тюремному замку, окружённому высокой стеной с железными остриями наверху и обнесённому колючей проволокой со всех сторон. Прошли к длинному узкому бараку, который словно не смог выдержать собственной тяжести и потому врос в землю. В этом бараке находились особо опасные преступники.
— Здесь! — Полицмейстер остановился около двери с тяжёлым огромным засовом и громадным замком, позеленевшим от ржавчины. — Открой!
Старик надзиратель, от которого даже на расстоянии несло винным перегаром, суетливо завозился, не попадая ключом в замочную скважину. Он прицеливался, закрывал один глаз и издали совал ключ, но всё равно не мог попасть.
— Болван! Убирайся отсюда!
Полицмейстер отобрал ключ и сам отомкнул замок. Дверь открылась с надрывным жалобным стоном. Все пришедшие шагнули в барак. Прошли по длинному сумрачному коридору, дошли до крайней камеры и столпились около неё. В первое время они ничего толком не могли разглядеть и топтались в темноте. Оказалось, что свет кое-как проникает в небольшую зарешечённую железными прутьями дырочку. Слышно, как звучно капает капель с потолка камеры.
— Чего захотелось этим толстопузым тойонам, чего они слетелись сюда, как чёрные вороны на падаль?
Все обернулись в сторону левого угла, откуда послышался громкий, суровый голос. Их глаза постепенно начали привыкать к темноте. Стала видна тёмная и неприглядная внутренность камеры. И тогда они увидели: на чурбане, вросшем в землю, сидел одетый в старый зипун бледный человек с впалыми щёками и выступавшими скулами, худой и тощий. Руки и ноги этого человека были закованы в кандалы, звенья которых звенели при каждом движении. Такие же звенья железной цепи обхватывали его грудь, спину и были прибиты к стене барака.
— Манчары?! — Бай Бакыса, не веря своим глазам, протёр веки и почему-то спрятался за спину других людей. — О, господи боже! Как же это?..
— Он! Точно он! — Сын Чочо закричал срывающимся голосом, словно хотел тотчас же кинуться на него. — Подлец! Разбойник!
— Ха-ха-ха! Ваш Манчары! — Полицмейстер расхохотался от радости, что его заключённый сидит на месте. — Я посадил — конец! От меня никто не убежит.
— Тойоны, вы жаловались, что вас грабит Манчары. А он вот, перед вами. — Губернатор указал в тёмный угол рукой в белой перчатке. — Рука государя длинна. Она достанет кого угодно. Рука государя тверда. Она удержит кого захочет. Видите? Убедились?
— Видим… Своими глазами видим! — весело ответили тойоны.
— Если увидели, знайте: Манчары больше нет! Его нигде нет! Ни в Борогоне, ни в Кангалассах, ни в Учуре, ни в Олёкме! — Губернатор сделал рукой выразительный жест, как будто стёр с лица земли арестанта, который взбудоражил всю якутскую землю. — Нет!
— Врёшь, господин губернатор! Врёшь! — послышался грозный голос из тёмного угла. Из-под пряди волос, упавшей на лоб, неугасимым огнём загорелись круглые яркие глаза. — Манчары жив! Манчары не умрёт! Манчары не изведёте! Манчары не один, нас много!
Вслед за губернатором, выскочившим в коридор, выбежали все остальные. И пока они шли по коридору длинного барака и выбирались наружу, их все время преследовал вдогонку грозный могучий голос:
— Манчары не изведёте! Манчары много!
На усадьбе бая Гермогёна шум и гомон. К нему со всего наслега собрались именитые баи. Сам Гермоген в приподнятом настроении важно расхаживает среди гостей. Нет ему равного здесь!
И как не радоваться Гермогену. Сегодня к нему приедет знаменитый разбойник Манчары, слух о котором прошёл по всему Якутскому краю. Манчары покажет, как он в молодости грабил тойонов и баев. Гермоген давно мечтал о таком представлении.
Вот уже десятый год Манчары отбывает ссылку в Вилюйском улусе. И всё это время Гермоген приставал к нему с просьбой показать, как он разбойничал.
Но Манчары упорно отказывался. Однако Гермоген не таков, чтобы отступить от своего намерения. Он без конца надоедал Манчары просьбами, хотя тот избегал тойона. И вот вчера наконец Манчары согласился. Вода и камень точит.
— Завтра к полудню жди, — сказал он. — Но если получится грубовато, не обижайся.
Глаза его загадочно сверкнули. Обрадованный Гермоген возвратился домой и созвал к себе всех богатеев наслега.
Он покажет им невиданное представление. Такое они нигде не увидят. Человек, перед которым когда-то дрожали все баи, будет потешать Гермогена. Знай наших!
К полудню дорогие гости плотно поели, выпили и вышли во двор погулять. Отовсюду слышался смех, шутки.
— Знаменитый разбойник станет шутом! Ха-ха!
Нарядно одетый хозяин, подпоясанный шёлковым кушаком, улыбаясь, прохаживался между гостями. К нему подошёл наслежный князь и, хлопнув по плечу, сказал:
— Молодец, Гермоген, хвалю тебя. Ты войдёшь в пословицу.
— Верно, войдёт за ум и сметку, — одобрительно загудели вокруг. — Самого Манчары в шута превратил.
Польщённый Гермоген постучал себе пальцем по лбу:
— Будьте покойны, здесь не пусто.
Вскоре послышались возбуждённые голоса:
— Едет!.. Едет!..