— Ха-ха-ха! — Амоча алчно расхохотался и стал безобразно вертеть своими раскосыми глазами, чтобы напугать малыша. — Наконец-то попался хороший кусочек! Осталось только насадить на вертел, поджарить на огне и съесть.
— Не пугай ребёнка! — крикнул Манчары прямо с порога. — Отпусти его!
Ребёнок, напуганный до того, что потерял дар речи, услышав голос заступника, разразился ещё более громким плачем.
— Ха-ха! Разве он ещё и бояться умеет, этот кусочек для поджарки? Плачет он или смеётся? Ах, как приятно послушать! — Не обращая внимания на слова Манчары, Амоча поднял малыша за ножки вниз головой. — Смотри-ка, он ещё трепыхается, как рыбёшка, старается выскользнуть из моих рук.
— Отпусти, говорю! — Манчары подскочил и вырвал ребёнка из рук Амочи.
Обессиленный мальчонка обхватил шею Манчары ручками, уткнулся ему в подбородок и затих.
— Смотрите-ка какой сердобольный! Дурень!.. А они разве жалеют нас? Дай сюда этого гадёныша! Я размозжу его голову о столб! — Амоча протянул руки и шагнул навстречу Манчары. — Дай!
— Не трогай!
Ребёнок снова заплакал.
— Дай, говорю!
Но, увидев покрасневшее от злости лицо и раздувшиеся ноздри Манчары, Амоча остановился. Ещё ни разу он не видел, чтобы его спутник был так сильно разгневан. Подумаешь, нашёл из-за чего сердиться! Ребёнок, говорит, испугался. Великое дело! Ну и пускай пугается, пускай! Пусть даже подохнет — жалеть нечего. Амоча схватил чумашек со сметаной, сунул его под мышку и вышел во двор. Оставив дверь настежь, он выругался про себя:
— Дур-рак!
Манчары с Амочей ехали по дремучей тайге. Вёрстах в двадцати от этих мест стоял шалаш, где они жили. Нужно было добраться туда.
Немюгинский бедняк Амоча известен в Якутии уже несколько лет. Ходили слухи, что повсюду, особенно в родном Западнокангаласском улусе, он грабил богачей, за что несколько раз был наказан розгами, побывал и в тюрьме. В рассказах о приключениях Амочи всегда подчёркивалось, что он не различал богатых и бедных, нападал на любого, кто попадался на его пути, совершал убийства. Страшным разбойником называли люди Амочу.
Манчары не очень верил этим рассказам — ведь и его тоже называли разбойником. К тому же он знал, что рассказы бывают вымышленные, а сказки всегда с преувеличением. Повстречались они с месяц назад. В первое время Манчары обрадовался, что встретил достойного и равного себе товарища. И вот оно как получается… Амоча действительно храбрый человек. Ловкий и предприимчивый малый. Но, несмотря на это, неприязнь Манчары к нему усиливается с каждым днём. Ему всё больше не нравятся его дерзость и наглость, бесшабашные слова и словечки, его ужимки, жесты и движения. Манчары иногда даже удивлялся, почему это Амоча мучается и страдает, когда его преследуют? Чего ради он ступил на путь разбоя? Неужели только для того, чтобы несколько дней сытно поесть? Или ради мести?
Амоча, сидя верхом на коне, опрокинул в рот чуман со сметаной. Загустелая сметана медленно поползла по губам и текла на грудь, на живот. Амоча поперхнулся, закашлялся и тотчас же отшвырнул в сторону чуман.
— Вот сатана. Она, оказывается, слишком густая! В рот почти ничего не попало. Да и жажду не может утолить. Очень хочется пить. Хорошо бы найти чего-нибудь напиться. Манчары, а ведь там, в аласе, были косари! Давай-ка завернём к ним.
И Амоча, не дожидаясь, что скажет его спутник, круто повернул коня в сторону аласа.
В южной стороне аласа вился дымок. Они и направились туда. Там, между двумя, огромными лиственницами, темнел односкатный шалаш. Косари — отец с сыном — кипятили к обеду чай.
— Какие у вас новости, гости? — спросил пожилой косарь незнакомцев, которые ему показались какими-то странными людьми.
— Разве мы прибыли осчастливить тебя своими новостями? — грубо ответил ему Амоча. — Лучше дай-ка нам ымдаана — напитка из кислого молока.
— Сынок, принеси-ка ымдаана скорее из ямы, — распорядился косарь.
— У нас нет новостей, дружище, — тихо сказал Манчары, стараясь смягчить бесцеремонность и грубость своего попутчика. — Вот, может, вы нам что-нибудь расскажете?
— У меня… тоже… нет новостей, — заикаясь, ответил косарь, видя, что у Амочи, жадно глотающего из чумана принесённый мальчиком напиток, грудь и живот залиты сметаной и лоснятся на свету. — Вы куда это едете… господа?..
— Куда бы мы ни ехали, до этого тебе дела нет! — вспылил Амоча. — Мальчик, где ваша яма?
— Конечно, дела нет… Я просто спросил… — пробормотал косарь. — Так, к слову.
— Мы были здесь неподалёку, в вашем улусе, — спокойно отвечал Манчары.
— Отец!!! — послышался истошный крик мальчика, Манчары с косарём бросились за шалаш.
— Сукин сын! Ещё кричит! — Амоча держал под мышкой туесок с маслом и несколько лепёшек. — Твой отец вот что сделает! — И он показал фигу. — Попробуйте-ка сопротивляться! Я вам задам перцу…
Мальчишка встал с земли, где он лежал у пня, за ямой. По краям губ текла кровь.
— Отец!..
— О, пожалейте нас!.. — упал косарь на колени перед Амочей. — Ведь это наша провизия на пять дней. Как мы без харчей будем убирать сено? Если не накосим, наш хозяин съест нас. Пожалейте…
— Ха-ха! Пожалей, говоришь! Во всём мире никто не жалеет никого! Запомни это!
Манчары подошёл сзади и развернул Амочу за плечо:
— Положи! Положи обратно!
Тот зло сощурил свои раскосые глаза:
— Опять твоё сердце разжалобилось, что ли? Не дурачься! Если мы это донесём до нашего табора, то ты первым будешь толкать себе в рот!
— Видишь, кого ты грабишь, собака! Разве это не байский батрак? Что у него есть, кроме этих нескольких ложек масла и лепёшек? Хочешь заставить его плакать кровавыми слёзами? — Манчары схватил Амочу за грудь. — Сейчас же отнеси всё обратно!
— Прочь отсюда! Убери руку!
Амоча толкнул Манчары кулаком в грудь.
Манчары рванул Амочу к себе, стукнулся спиной о дерево и, размахнувшись, ударил его в выступающий вперёд подбородок.
Амоча плюхнулся в заросли шиповника. Туесок и лепёшки разлетелись в разные стороны.
Манчары схватил косаря, всё ещё продолжавшего стоять на коленях, за плечи и приказал:
— Вставай!
Амоча медленно выбрался из зарослей шиповника, схватил лежавший около него толстый сук и шагнул было вперёд с намерением вступить в драку, но остановился. Скорее всего, струсил, видя, что косарь и Манчары стоят рядом, плечом к плечу. Амоча злобно отшвырнул в сторону сук и поковылял к своему коню.
Обратно они ехали молча, не проронив ни одного слова.
К своему табору приехали уже вечером.
Никто из них не стал разжигать костра.
Амоча курил, сидя на чурке и положив ногу на ногу. Манчары осматривал и проверял ремни и пряжки подпруг.