и там и здесь, по сути дела вся Греция.
Виноградник,
Как тот, который,
где был желтый и этот самый,
и я работал недолго,
до меня им дела нет, и даже птицам, то ли потому, что я бегу, или живу,
если это только можно делать одновременно.
Сколько же там?
Можно было заранее расставить людей - если знать, что будет победа, и обратно бежала бы целая
толпа, но тогда меньше была бы честь,
и я бежал бы или вообще не бежал
И меня не ждал бы никто.
Страшная вещь
в нормальном состоянии чего-то хочешь, так в нормальном состоянии
главная мечта - теплый душ, самая естественная вещь, даром,
что нельзя. Когда хочется чего-нибудь, уже нельзя,
даже спать с женой,
а другого, уже плохо.
И все мы потускнели. Жалеть не о чем, рекордов не будет.
Бежим как пляшем, все вокруг партнера. Осталось одиннадцать человек. Абракадабра - Джиба, болгарин,
это, немец, и так далее, национальный состав.
А вот,
это и все, сломался, зеленый грек, вот так, не надо было, только жалко,
опять мука на лице и спасения нет. Нас десятеро, даже оглядываться не надо. Шея плохо гнется, подбородок поэтому вверх, как у Людовика в кино. Двадцать три.
Время заплясало, я бы его не угадал.
Корыто, а не машина,
каждый шаг - маленькое сотрясение мозга, пружинишь, и в мышцах гуд. Как в английских стишках.
Опять притиснуло. Шмидт технарь, иначе от него остались бы рожки да ножки, хуже, чем от грека, ведь Джиба все время сзади, я бы не согласился ни за какие ковржики, а болгарин просто двужильный. Но ведь притормозили понемножку и мы все укладываемся в сто метров, это на сорок две тысячи
и сто девяносто пять,
капля в море, интересно, действительно сто девяносто пять,
ничего, сбросить бы Джимми с хвоста, он меня нервирует,
уже больше часа, подумать только, а до конца
через два километра,
и там посмотрим, Сергеич будет обязательно и, нужно будет, вмешается, хоть понять, доволен ли, представления не имею.
Вот оно что, давление скачет, но мы кончим до туч, завтрашние забеги подпортит если будет, но дождь ничего, а нам это для полного
Никак не могу понять, как дышу, дай Бог, машина,
в Москве,
обегать полмира, как будто не придумали ничего лучшего, чем бегать,
и я.
Как наваждение. Лучше бы действительно дать. И даже свалиться потом. Глупо только.
Минута.
По нам можно часы проверять, как маятник, с ноги на ногу.
У каждого свое чувство, сладкое, мечта, надежда, как у меня тоже, но самая слепая, потому что физически я, наверное, не сравнить. Если бы оставалось километр или полтора, и мы все чувствовали себя так,
То я бы выиграл.
Если бы Шмидт, если бы три, наверное, Шмидт, средневик несчастный, ему
с длинными ногами три тысячи с препятствиями. Пять - Джимми.
У Джибы нет ни одной дистанции, он должен за пять километров быть достаточно впереди или измотать,
чтобы не достал Джимми, за три - Шмидт или старик Войтошек, и дальше я. И черт знает этих молодых, вот обставит нас болгарин,
посмеемся.