При городских воротах путника долго отказывались пропускать, уж очень он безобразно выглядел. Только письмо с королевской печатью заставило стражу соблюдать почтение к жутковатому гостю. Несмотря на все сомнения пришлось выделить отряд, который проводил незнакомца к королевскому дворцу.
Гвардейцы с подозрением осмотрели человека в черном балахоне, который скрывал его с головы до ног. Сами рыцари жуткого гостя не видели, уродство надежно скрывал балахон незнакомца, но от рассказов городской стражи кровь стыла в жилах. Путник казался совершенно больным, но заветное письмо и здесь открыло двери перед посетителем. Боясь подцепить заразу, гвардейцы держались на почтительном расстоянии от жути, что представилась ученым Университета Караманта Себастьяном Терисом.
К королю на прием просилась живая мумия. Новость мгновенно разлетелась среди придворных, вызвав необычайный интерес у аристократов, но зал, в котором расположился Терис, оставался пуст. Никто так и не решился войти в одно помещение с мумией. Самые отчаянные с любопытством выглядывали в открытые двери из соседнего зала.
Человек в черном балахоне тихо сидел на стуле возле стены, в ожидании короля он что-то шептал себе под нос. Кейст как всегда немного запаздывал, поражение в войне с Иргамом вызвало к жизни множество проблем, уже, казалось, позабытых. Сейчас немолодой монарх устраивал брак любимой дочери Катарины, девушки одинаково красивой и умной. Несмотря на трепетное отношение к своей Орлице, так Катарину ласково называл ее отец, интересы королевства требовали от Кейста выдать юную красавицу за Леши. Пожилого короля Лампеды, что происходил из древнего рода Инериитов.
Кейст растил дочь в одиночестве, мать Катарины скончалась при родах, поэтому их связь оказалась много прочнее принятой в королевстве традиции. Монарха беспокоила участь его Орлицы, но ничего не оставалось, как подчиниться велению обстоятельств. Печаль отца усугубляло то, что будущий зять уже был женат, на Елене, единственной дочери Оренея Кровавого Бластита. Благодаря этому браку Леши получил в наследство золотые прииски Мальдиды, а после гибели легендарного отца супруги и королевство. Теперь предстоял крайне непопулярный среди монархов Востока, бракоразводный процесс.
Все еще помнили, как Елена заплатила эльфам выкуп в десять телег золота, когда Леши попал в плен к остроухим. Тогда королевство стояло на грани голода, но благодаря непреклонной воле Елены, боровшейся до конца за жизнь супруга, Лампеда внесла положенную сумму. К своему несчастью, она оказалась бесплодна, и Леши подойдя к черте, за которой мужчина превращается в старика решился сменить немолодую супругу на юную Катарину.
Елену же ждал монастырь, где в молитвах и одиночестве ей предстояло закончить земные дни. За королеву Лампеды вступился верховный жрец Единой церкви Скюло, слово старого интригана всегда имело особый вес. Его история мученичества, то, что молодому Скюло пришлось претерпеть в плену у эльфов, превратилась в символ сопротивления эльфийскому угнетению. Верховный жрец ассоциировался с жесткостью эльфов и всегда ставился в один ряд с Оренеем, который внес весомый вклад в борьбу людей против ига Эманторана. Позиция Верховного жреца поставила Леши в очень неудобную ситуацию, где мнение всего цивилизованного мира и церкви, вошло в противоречие с интересами его короны. Но старый прохиндей отбросил все сомнения, уж очень ему требовался наследник, которому можно было передать все нажитое за долгие годы правления, а с другой стороны, естественный союз с Кейстом. К слову сказать, у нового тестя имелась мощная армия, что всегда позволяло уравновесить шансы в борьбе с более крупными соседями. А борьба предстояла не шуточная. Леши решил раз уж Гумберт не в состоянии навести порядок на своих землях, то он, в общем то человек не чужой короне соседнего государства, может взять на себя роль правителя южных территорий полуразрушенного Амората. Тут очень пригодилась бы опытная армия соседа, даже несмотря на то, что престарелого правителя пугал крутой нрав Кейста, известного невероятной жестокостью и властолюбием. Запах предстоящей наживы, заглушил доводы рассудка, без устали твердившего об осторожности.
Леши приходилось спешить, пока новая династия не нашла силы и время заняться оставшимися без присмотра владениями. К тому же общая династия могла подарить объединение двух государств, короли же не вечны, а там… возможно и присоединить постылый Иргам. Выгнать жадных гномов вон, с богатых редкими рудами Изумрудных холмов.
В свою очередь Кейст планировал получить богатого зятя, золото которого позволит собрать еще более могущественную армию. С которой он наконец сможет сокрушить мерзких коротышек, засевших, как он считал, в землях, принадлежащих его династии со дня основания.
Как весьма просвещенный и современный монарх, Кейст никогда не ставил на одну лошадь, всегда стараясь раскинуть сеть как можно шире. Иногда ему удавалось сколотить временную коалицию в борьбе с Иргамом. Среди монархов, он слыл лидером, того течения в политике, что можно было бы назвать человеческий расизм. Кейст яростно сопротивлялся влиянию эльфов. Благо Эманторан вовсе не интересовался заштатным королевством, поэтому основную репутацию борца за интересы человечества он снискал в своей бескомпромиссной войне с Иргамом.
Рибигуд искренне ненавидел своего соседа с поверхности. Старый король гномов не единожды пожалел о договоре, заключенном еще с дедом нынешнего правителя Караманта. Сто тридцать лет назад, Рибигуд заключил сделку с Ковельтом, графом Караманта, по которой все что на поверхности Изумрудных холмов принадлежит королевству людей, а все, что под землей, гномам. Поддержка Иргама позволила семье Урбино освободиться от вассальной зависимости Мальдидам. Бластиды проиграли сражение под стенами Крам, и по итогам войны признали право Ковельта Урибно называть своими земли современного Караманта. Тогда оба королевства извлекли немало выгод от союза.
Гномы получили торговую факторию на поверхности, а Ковельт лучшие доспехи и оружие, плюс дормовые деньги от транзитной торговли Иргама. Несмотря на свою мудрость Рибигуд не учел кратковременность жизни людей, на его беду, Ковельт вскоре заболел проказой, и сошел в могилу. Сын почившего монарха, Роджер Мутноглазый, вступая в наследство предъявил претензии на содержимое Изумрудных холмов. Роджер потребовал от гномов признать подданство его короне. В своих требованиях молодой монарх опирался на древний закон Алат, по которому: «Всякий правитель в своих землях, владеет всем, что летает в небесах, ползает по земле, и храниться под твердью ее!». Притязания Роджера поддержали его вчерашние противники, Мальдиды. В итоге состоялось кровавое сражение у Изумрудных ворот Иргама. Союзники потерпели поражение, и отступили.
Рибигуд несколько раз предлагал мир, но Роджер отказался признавать его право владеть рудниками Иргама. В последующие годы гномам пришлось выдержать четыре осады. Наконец, к радости подземного короля, Мутноглазый погиб в бою с Оренеем, когда попытался оттяпать земли нового союзника. Воспользовавшись отсутствием правителя Мальдиды, Роджер напал на соседа, ему повезло захватить дочь Оренея, Елену. Девочка стала разменной монетой в переговорах между королями. Ореней принял условия Роджера, но эльфы предложили больше, и Мутноглазый не устоял. В обмен на земли Палеомии, он переправил Елену в Эманторан.
Вскоре Ореней узнал о случившемся, непокорному королю пришлось признать первенство Дарелиана Сухого, правителя эльфов. В обмен на жизнь дочери, монарх отказался от дальнейшей борьбы, позволив эльфийским наблюдателям обосноваться в Мальдидах. Год спустя Ореней, разгромил Роджера в Синем бору, Мутноглазый попал в засаду, и погиб в неравной схватке.
Рибигуд возрадовался, приняв гибель безумца, за благие вести, но вскоре его наследник Кейст Жестокий, показал, что он достойный приемник отца. За двадцать пять лет он совершил двадцать походов к Иргаму. Гномы устояли, но, к ужасу, Рибигуда, наследник оказался недурным стратегом. И каждое новое поражение делало тактику Кейста все эффективнее. Если Роджера Рибигуд считал безумцем, то Кейста он назвал своим кровным врагом. Король гномов регулярно подсылал к нему убийц, но судьба берегла жестокого правителя.
Мало кто знал о страсти Кейста к древним манускриптам, и единицы знали о том, что искал беспокойный монарх в седой древности. Будучи мальчиком десяти лет, он стал свидетелем как угас его дед, король Ковельт, прозванный Прокаженным. Страшная болезнь поразила Ковельта в расцвете сил. За несколько лет из сильного воина, король превратился в инвалида. Метаморфоза, произошедшая с любимым дедом, потрясла юного Кейста. Мальчик впервые задумался о смерти. С возрастом его интерес перерос в маниакальную страсть. Годами он искал все возможные упоминания о случаях бессмертия, пока не набрел на записи о древнем городе Кнарегоне и Вечном Ургеное.
Сначала просвещенный монарх, воспринял эти сведения лишь как интересную легенду, однако в дальнейшем ему не раз пришлось столкнуться с разрозненными сведениями о пустыне, сокрывшей город, с упокоенным в нем королем некромантом.
Все перевернул манускрипт, в котором рассказывалось о Мампсисе и его проклятии. Легенда гласила о Братьях, дарующих бессмертие в смерти. Не верить этому документу монарх не мог, обнаружили манускрипт на теле одного из орков, охранявших некогда город Нгеве и спасавшего мир от Чумного короля. Схожесть историй и судеб правителей, привела Кейста к мысли об общем источнике их дара, особо его заинтересовали Братья. В дальнейшем сколько Кейст не пытался, но более не узнал ничего о таинственных дарителях.
Как-то в коллекции Кейста оказалась древняя карта. По легенде ее выкрали из эльфийской сокровищницы Паленаля, а затем через третьи руки продали монарху Караманта.
Достоверность карты вызывала сомнения, цвет университета нехотя взялся за изучение старинной рукописи. Исследователи отступались один за другим. Только Себастьян Терис упорно продолжал изучать артефакт, пока наконец не нашел доказательства подлинности карты. В ходе более чем семилетнего исследования ученый пришел к выводу, что карта подлинная, и имеет отношение к самому началу Нефритовой эпохи, то есть к периоду появления человека. Сделана она, конечно, эльфами, но информация скорее всего достоверная. Состоялся научный диспут, сугубо в исторической плоскости, в ходе которого Терис убедительно доказал правоту своей точки зрения. Кейст создал комиссию, которая занялась поиском утерянного города-гробницы. Два года спустя, из Кром, в сторону Палеомии вышла экспедиция, которую возглавил Терис.
Появился Кейст, в задумчивости король прошел через зал и сел на трон. Маршал Аугусто Виола, сопровождавший монарха, внимательно осмотрел присутствующих. Навстречу королю поднялся Терис, гвардейцы тут же всполошились и зазвенели доспехами, острие меча уперлось в черный балахон ученного, отстраняя его от монаршей особы.
— Оставь его Аугусто! — приказал Кейст, внимательно оглядывая скелетированную руку ученого.
— Итак, как я понимаю из экспедиции вернулся только ты?
— Да Ваше Величество — с поклоном ответил Терис.
— Что с остальными?
— Они мертвы сир!
— А ты, стало быть, жив?
— Не знаю Ваше Ве…
— Хватит меня титуловать, скажи лучше, что случилось с твоим отрядом? Где мои ученые и воины? И хватит отвечать философскими неопределенностями, я этого терпеть не могу! — взорвался Кейст.
Рассказ ученного поверг монарха в смятение, он вскочил с кресла и нервно заходил по залу, затем приказал Терису следовать за ним. Они прошли в кабинет короля, где, оставшись наедине, монарх спросил ученого.
— Ты видел Ургеноя?
— Да, но, к сожалению, от него мало что осталось, и все же артефакты, что дали ему бессмертие, я изъял. Вот они — ученый извлек из балахона, кожаную суму и раскрыв выложил ее содержимое на инкрустированный полированной яшмой столик. Кейст быстро привстал и наклонился над артефактами.
— И что? Что это такое? — с некоторым разочарованием спросил король.
Его лицо выражало сомнение в честности Териса. Настолько простыми и безыскусными показались предметы, что выложил перед ним ученый.
— Это Дар! Дар Братьев!!! — торжественно произнес ученый.
Кейст поднял на него глаза, и неожиданно приказал снять капюшон.
— Ваше Величество, лучше Вам не видеть, того, что скрывает ткань — взмолился Терис.
Король молча ждал, и ученный подчинился. Капюшон упал с головы, обнажив череп, обтянутый высохшей плотью, седые волосы Териса сухой паклей лепились к макушке и вискам. Только глаза, странно выкатившись наружу, смотрели живо и внимательно, ожидая реакции короля.
— Это болезнь? — немного помолчав спросил Кейст.
Казалось, вид Териса не сильно его испугал, что в свою очередь смутило ученого.
— Нет! Сначала я тоже подумал, что это болезнь, но проведя в таком состоянии более месяца, пришел к выводу, что это Дар Братьев. Особое состояние, бессмертие в смерти! Не знаю почему остался жив только я, возможно дар имеет свою волю, или ищет носителя, что мог бы доставить его к цели.
— Значит, ты думаешь, что дар обладает волей? — переспросил Кейст, снова внимательно разглядывая амулет и шкатулку.
— Да.
— А что содержится в шкатулке? Мне кажется, внутри, что-то есть. Ты ее открывал?
— Нет, я не мог, не имел права! То, что там находиться, должно быть освобождено Вами!
— И как она открывается? — с нетерпением спросил монарх, крутя в руках миниатюрную коробку. Вихрь внутри словно сошел с ума, его клубы вились и ударялись в стенки шкатулки издавая глухой, но требовательный звук.
— Вот! — рука мумии протянула королю медальон.
Замерев на несколько секунд, Кейст решительно взял необычный знак.
— Интересный медальон, что это? Знак? Оберег? Что на нем изображено? — засыпал ученого, вопросами, король.
Его глаза сияли, клиновидная бородка топорщилась в немом возбуждении.
— Этого я не смогу пояснить, Ваше Величество! Слишком инородное. То, что у вас в руках, либо очень древнее, либо совсем не из нашего мира…
— Что за глупости, разве есть иные миры кроме того в котором мы имеем несчастие проживать? Что за сказки?
— Ну тут Ваше Величество однозначного ответа нет. Наука пока колеблется в оценке космологии нашего мира. Однако уже по предварительным данным, можно с математической точностью утверждать, что наш мир является не единственным и скорее всего миров великое множество…
— Ладно, ладно!!! Я понял, целую лекцию уже прочел. Я просто хотел узнать, насколько безопасно пользоваться этим артефактом?
— Боюсь, что это риск, но если дар сочтет Вас достойным, то наделит всем, что содержатся в нем.
— А если нет?
— Тогда… Тогда, вы погибнете — почти шепотом ответил Терис.
Монарх присел на край кресла, его пальцы машинально крутили знак, подвешенный для удобства на серебряной цепочке. Рука Кейста потянулась к голове, в задумчивости король коснулся амулетом своего лба, и тут же отдернул руку, удивленно глядя на медальон. На лбу монарха горел отпечаток знака, выжженный в коже подобно клейму.
— Что за чертовщина?! — вскричал король в волнении.
Амулет горел словно раскаленный и издавал тихий, похожий на гудение звук.
— Он вас выбрал!!! — восторженно закричал Терис, падая на колени перед монархом. — Ваше Величество, поднесите его к шкатулке и тогда свершиться предреченное, Вы станете подобны богам!!! — быстро заговорил ученый, все более впадая в экзальтацию.
Как во сне, Кейст поднес медальон к шкатулке, вихрь внутри приник к стенке, на ее поверхности начал разгораться символ, очертаниями повторявший знак на украшении. Цепочка качнулась и амулет притянуло как магнитом к стенке изумрудного ящичка. Вспышка озарила помещение. Резкий шум, вырвавшийся из шкатулки, оглушил короля, все заволокло густым туманом, дышать стало трудно, глаза на секунду ослепли. Лишь в сознании Кейста родилась, разрастаясь до невиданных размеров, мысль.
— Я Бог!!!
Потолок резко упал на короля, в испуге он попытался отшатнуться, но не смог, его тело лежало на полу, а сознание только что вернулось. Кейст не мог понять, что происходит, лишь жуткая морда Териса, оставалась стабильно безобразной, хотя все остальное кружилось и изменяло форму в непрекращающемся вихре.
Губы ученого шевелились, Терис что-то говорил ему, но что именно, король не мог разобрать. Вдруг все остановилось, и он услышал голос ученого.
— Ваше Величество дышите! Все, что Вы видите не настоящее. Это Ваше сознание. Так! Вот! Молодец! — подбадривал он короля, видя, как тот постепенно приходит в себя.
С удивлением Кейст почувствовал необычную легкость в теле. Странное спокойствие поселилось в душе, все тревоги отступили назад, мысли текли четко, и спокойно. Ему казалось, что он ими повелевает, в то время как раньше мысли владели его сознанием и управляли поведением, теперь все подчинялось воле короля. Появилась некоторая отстраненность от всего что его окружало, на мгновение ему показалось, что это вовсе не он, а кто-то другой в его теле. Резко поднявшись с пола, король подошел к зеркалу. Внешность ничуть не изменилась, возможно, сейчас он был немного бледнее чем обычно, а так совершенно будничный вид.
— Что случилось? — спросил он ученого.
— Вы выпустили Дар, а потом потеряли сознание. Вас окутал туман, вы упали на пол…
— Ясно! — прервал его король, он повернулся к Терису и улыбнувшись произнес. — Ты возглавишь королевских летописцев, завтра объявлю об этом официально. Тебе выпала честь описать великие свершения, что грядут впереди! А сегодня можешь отметить повышение со своей семьей! — король рассмеялся, представляя встречу ученого с супругой.
Что-то в голосе короля испугало профессора, он почувствовал незнакомый холод в интонациях Кейста. Аудиенция закончилась, и Терис тихо покинул тайный кабинет. Доброе сердце Себастиана сжалось, предчувствуя что-то угрожающее, опасное, в том, что произошло. Он попытался убедить себя, что ничего страшного не случилось. Вон король, даже внешне не изменился, но внутренний голос четко подсказал ученому, что он врет сам себе.
***
Свадебная церемония началась в полдень. Невеста в красном платье с длинным шлейфом, сохраняя внутреннее достоинство шла к жениху, ожидавшему у алтаря. Епископ Лампедский Добельт, едва держался на скрюченных старостью ногах, ему шел восьмой десяток, и для старика вся церемония превратилась в пытку. Черноволосая головка Катарины горделиво поворачивалась на длинной шее, жгучий взгляд темных глаз насмешливо встречал осуждение придворных дам, тайно завидовавших молодой избраннице короля. Как самозванка без роду, без племени, да еще по слухам привыкшая к вольностям при дворе папаши, может сочетаться с представителем древнейшей династии Востока. Не раз Леши предупреждали, о нраве знойной избранницы. На что престарелый король с ухмылкой отвечал, что он старый кавалерист и не раз объезжал самых строптивых кобыл, одной больше, одной меньше.
Заточив Елену в монастырь Сен Хуальдисъеро, Леши поругался с Верховным жрецом. Старый евнух запретил службу в Лампеде, в ответ монарх, лишил святого отца права получать десятину с его подданных. Конфликт еще более углубился, когда Скюло, в ответ на наглое попрание святого права церкви на взносы адептов, отлучил строптивого монарха от церкви. Леши ответил жрецу презрительной отповедью, что распространилась со скоростью пожара по человеческим королевствам. Последняя выходка строптивца привела Скюло в бешенство. В итоге Лампеда объявила о создании независимой от Жреческой коллегии церкви, обозвав ее Лампеданская Независимая Церковь. Возглавил новую церковь Епископ Лампедский Добельт Робкий. На самом деле вся эта заварушка, была только на руку старому пройдохе Леши, он сумел развязать себе руки, и утвердить легитимность предстоящего брака. Скюло напротив, в непримиримой позиции, потерял последний шанс наложить свои руки на наследство выморочного королевства. Верховный жрец много лет ожидал, когда неуемный Леши сойдет в мир иной, рассчитывая поставить во главе Лампеды послушного епископа, который объявит о принятии в управление церковью оставшееся без попечительства королевство.
Сейчас Леши чувствовал себя победителем, он получил красивую, молодую жену, тестя с сильной армией и авторитетом защитника людей, а также возможность оставить наследника. Немного беспокоило, то, как он поступил с Еленой, но тут его совесть успокоила мысль, что король наперед должен думать о делах государства, а судьба Елены, так на то воля божья.
Девушка доверчиво приближалась к нему, старик почувствовал, то приятное волнение, что уже успел позабыть. Когда-то, также к нему шла Елена. Еще юная и свежая, вся раскрасневшаяся и смущенная, а он молодой, красивый принц… Стоп! Остановил он себя, и тут же почувствовал свой живот, и тяжелые ноги. Да он уже не юнец, но он удачливый король, сумевший удвоить владения своего отца. Его уважают другие короли, он имеет слово на Королевских Советах, что собирают эльфы раз в десять лет. К его мнению всегда прислушиваются, ему есть чем гордиться. Нет молодости, зато есть имя и авторитет.
Невеста наконец добралась до алтаря, ее отец, необычно спокойный, стоял совсем близко. Это поддерживало девушку в непривычной для нее обстановке. В глубине души Катарина испытывала глубокое отвращение к немолодому жениху. Она мечтала о мужественном принце, о большой и светлой любви, красивой свадьбе, из всего этого девушка получила только красивую свадьбу, и то устроенную для двора.
Что-то невнятно шамкал старик, облаченный в одежды епископа. У Катарины вызывало сомнение состояние жреца, девушке казалось, что он не осознает произнесенных слов, повторяя заученные за годы службы части из Свадебных гимнов. Она посмотрела на отца, но Кейст невозмутимо слушал невнятное шамканье епископа, почувствовав взгляд дочери он ободряюще улыбнулся. Мучительная церемония завершилась, новобрачных осыпали бардовыми лепестками роз. Придворные, поминутно славя молодых, торжественно выстроились вдоль дорожки выстеленной широкой полосой алого шелка, шитого по канту золотом. Во дворе Храма молодожены сели в карету, запряженную четверкой, и статные кони не спешно повезли молодую королеву во дворец. Возглавляли королевский экипаж гвардейцы в парадно украшенных доспехах, они качали разноцветными султанами на фигурных шлемах, рассекая лошадьми толпу зевак.
Среди рыцарей гвардии нашлось немало интересных молодых людей, проявивших особую галантность в отношении юной королевы.
Праздник длился семь дней, после чего гости разъехались, и началась будничная жизнь. Первая ночь показала, что король получил чистый цветок, незапятнанный незаконными отношениями, но радость нового приобретения омрачила неприятная мелочь, годы шли, а ребенок так и не появился.
При дворе пошли слухи, о том, что монарх наказан за отступничество от престола Единой церкви. Назначенная проверка установила, что слухи распространились из среды служителей новой церкви. При помощи дыбы и палача Леши сумел разоблачить особо говорливых исповедников. В ходе дознания удалось выявить целое гнездо поклонников Балаура, того, что несет смерть и болезни, которые укрылись под покровом святой церкви. Умелые руки палачей быстро привели в порядок мысли священнослужителей. А особые привилегии Независимой церкви, подарили Леши бескорыстную любовь жречества.
***
Слепые глаза уставились в пустоту, покалеченные холодом и тяжелой работой руки неловко перебирали ткань подола старого платьишка. Ей уже пятьдесят, жизнь прожита, пришла старость. Что она видела за эти годы? Да ничего, что захотелось бы вспомнить. Где-то в глубине, далеко на задворках памяти, осталось, как ее, еще девчонкой, выдали замуж за пожилого селянина. Перед внутренним взором проплыла первая ночь, перекошенное похотью лицо вонючего старика, что стал ее мужем. Тогда он впервые жестоко изнасиловал ее. Вспомнилось, как на ней, пятнадцатилетней, повисли его дети от первой жены, которую по рассказам соседей он забил насмерть. Муж не выбирал первую жену, несчастную привел отец супруга, от отца родился и первенец. Мальчик умер во младенчестве, от живота.
Вторую жену, он, поначалу, почти не бил, но это не облегчало жизнь. Постоянные беременности, и тяжелая работа рано ее состарили, а прежде мягкое сердце ожесточили. Утраты притупили ее чувства. Умершие дети, нищета и побои, пусть и не такие жестокие как это было с первой женой, привели к скотской покорности.
Потом в их деревню пришла война. Свои войска грабли и издевались, затем пришли солдаты врага. Развлечения ради, чужаки убили супруга, а ее попользовали всем отрядом. Детей тоже не пощадили, они сгорели заживо в хате под веселый гогот солдатни. Ей удалось выжить, но зрение навсегда пропало, результат удара по голове.
Теперь она уже успокоилась, ненависть и гнев улеглись. На кого они были направлены для нее самой осталось загадкой, но эти чувства продлили ее дни, дали сил бороться с невзгодами. Она ждала, ее путь подошел к концу. Руки, сведенные судорогой, ныли не переставая. Холод реки и тяжесть мокрого белья, изуродовали их много лет назад. Работа прачкой добила и без того слабое здоровье, но хозяева дома, где она приживалась, отказывались кормить ее задаром. Да оно и понятно, у них у самих шестеро детей, да еще она повисла лишним ртом.
Этим утром осеннее солнце особенно ласково касалось лица женщины, его тепло смягчало боли в опухших суставах, даря краткое облегчение от занудного недуга. Сбоку доносился едва уловимый плеск реки. Шум камыша, то нарастал, то затухал, повинуясь воле ветра.
Неподалеку послышался высокий голос, он красиво выводил мелодию старинной песни. Женщина заслушалась, она не сразу поняла, кто пел, мальчик или девочка. Единственное, что она точно могла сказать, пел ребенок. В голосе певца звенели серебряные колокольчики. Женщина пошевелилась, хруст ветки случайно сломанной ее ногой, хлестко разнесся по округе. Песня стихла, затем послышались шаги, торопливые, детские.
— Бабушка, что ты здесь сидишь одна? — спросил детский голос.
Сейчас она совершенно точно могла сказать, что голос принадлежит мальчику.
— Старая я. Сил нет идти, да слепая к том ж. А ты чьих будешь? Что-то я тебя не узнаю по голосу.
— Я Макарьев. Тео — с особой доверительностью, присущей только детям, ответил мальчик.
— Того, что о прошлом годе, провалился под лед? — спросила женщина.
— Да — ответил мальчик, и засопел.
— Ну полно те. Не надо плакать. Давай лучше, спой бабушке песенку — успокаивающе протянула женщина.
— А что спеть?
— А вот знаешь песню про любовь? Ну ту, что эльфы поют, когда им грустно!
— Знаю — ответил малец.
Спустя мгновение полился печальный мотив эльфийской песни.
Под звуки высокого голоса мальчика из глаз женщины покатились слезы. Песня оборвалась, ребенок испуганно залопотал.
— Бабушка почему ты плачешь? — теплые, детские пальчики, прошлись по лицу женщины отирая слезы.
Нежные руки ребенка легко касались ее кожи, отчего по телу побежала теплая волна. Вибрация забирала сознание, наполняя голову воспоминаниями. Перед глазами побежала жизнь от момента встречи с мальчиком, до ее юности. Дыхание неожиданно стало легким. Грудь распирало от упоения и прилива сил. Совершенно явственно показалась река, осеннее разноцветие леса на другой стороне неспешного потока, и яркое солнце. Солнце, что так ласково касалось ее щеки, нежной, как и прежде, в молодые годы.
Внутренне замирая, она подняла руку, провела пальцами по шее, коснулась щеки. Гладкая, бархатная на ощупь кожа, упруго подалась под пальцами, и тут же вернулась в прежнее положение. Не веря себе, женщина кинулась к реке, и остановилась на месте, глядя на свои ноги. Затем вновь порывисто побежала к воде, гладь реки расплескалась под напором нетерпеливой молодости, расходясь широкими кругами все дальше от берега. С трудом сдерживая нетерпение она ждала, когда рябь уляжется и отражение станет четким. Наконец зеркальная гладь воды позволила увидеть, то, что так поразило душу женщины. Густые волосы, ниспадая вниз неудержимым потоком, обрамляли нежное лицо, с которого на нее смотрели голубые глаза юной девчонки, ее глаза.
— Кто ты? Как это возможно…? — от волнения голос пресекся.
Девушка не узнала его. Звонкий, сильный, дерзкий как в юности. Вместо ответа мальчик улыбнулся, а затем вскочил и задорно смеясь убежал в ближайший перелесок, откуда немного погодя снова донеслось чудесное пение.