Неделю спустя прибыл удивительный гость. Он приехал прямиком из долины железных королей, что уже само по себе делало визитера интересным. Хозяин замка встречал дорогого гостя во дворе, и принимал как знатного вельможу, определив под проживание комнату для сановных персон. После праздничного ужина, Кристиано с супругой отправились в библиотеку, куда пригласили и знатного приятеля.
— Что нового в мире? — спросил Кристиано, приветливо глядя на развалившегося в кресле Амадо.
— Нового? Да все по-старому. Эльфы стряпают заговоры, гномы торгуют и дерутся, люди стремятся перебить себе подобных и обокрасть соседа, а так все как обычно.
— Как пессимистично — улыбнулась супруга барона.
— Обстановка не внушает оптимизма, дорогая Эвелин. Посудите сами, готовится новая война, теперь уже с Арси. Алкмеи, конечно, сбили спесь с эльфов, но они все еще очень сильны и навязали рабский, унизительный мир победителю. В королевствах востока видимость мира, однако верховный жрец продолжает крутить интриги, которые боюсь выльются в тяжелую войну, и могут привести к гибели людей по эту сторону горной гряды Тенафара.
— Мне приходилось слышать о Скюло разное, но, чтобы верховный жрец так влиял на политику. Разве такое возможно — усомнился Кристиано.
— На нашу беду, возможно — горько усмехнулся Амадо.
— И чего же хочет наш святоша? — поинтересовалась Эвелин.
— Не знаю. Могу лишь предположить, что наш святейший кастрат, затеял, игру, которая, должна привести к созданию единого королевства на Востоке. Несомненно, под верховным руководством его святейшества.
— Но зачем? Ведь, Скюло и сейчас имеет неограниченное влияние? Зачем ему светская власть? — не унималась Эвелин.
— На этот вопрос я ответить не смогу. Логику человека, прошедшего то, что пришлось перенести Скюло, понять сложно. Думаю, это страсть к обладанию властью.
— Постойте, а что за история с его юностью? Сколько не спрашиваю, никто толком не желает рассказывать. Что тогда случилось? — пожаловалась женщина.
— Ой, давайте без подробностей, нет там ничего интересного — вмешался Кристиано, морщась при одной мысли, что ему предстоит услышать жуткую историю пленения юного Скюло.
— С Вашего позволения, господин Кристиано, я вкратце расскажу о случившемся, чтобы полнее раскрыть высказанную мною мысль — извиняющимся голосом попросил Амадо.
— Валяй — разрешил барон, тяжело вздыхая, и задумчиво вглядываясь в пламя камина.
— Во времена войн Оренея Бластида с эльфами, Скюло служил у графа Адольфа Градиана, оруженосцем. В то время он был слишком юным, чтобы действительно уметь воевать, и профессионально держать в руках оружие. И все-таки вместе с господином отправился в поход, затеянный по инициативе Оренея. Битва состоялась на берегу озера Отаба, Ореней с треском проиграл сражение, и едва спасся сам, с небольшой группой верных рыцарей.
— А в чем суть противоречий? — спросила Эвелин, явно заинтригованная началом рассказа.
— Бластиды древнейший род Востока, их династия когда-то захватила эти земли — отозвался Кристиано, угрюмо глядя перед собой. — Тогда королевство Илгидан, как его назвали эльфы, было настолько сильно, что могло противостоять Эманторану. Но смерть Ерлада Бластида первого короля Астурии, оставила королевство без наследников. Рыцари Ерлада разругались и создали каждый свое королевство, поле чего начались бесконечные войны, в ходе которых эльфы сумели несколько раз нанести людям поражение. В два поколения восток подпал под власть Эманторана, и с тех пор Бластиды воюют с ними за власть над регионом.
— Но ты же сказал, что у Ерлада не осталось наследников, тогда откуда династия? — удивилась Эвелин.
— Его супруга Инарут отстояла королевский домен, с крепостью Белый камень, и сохранив фамилию короля вышла за его племянника Лода Семь Жизней.
— Того самого Лода? — изумилась Эвелин.
Тут же вспоминая многочисленные сказки, не раз слышанные ею в бесконечных беседах с простолюдинами. Лод всегда казался ей мифическим героем, фигура которого за века обросла многочисленными россказнями.
— Да того самого — саркастически улыбаясь ответил Кристиано.
— Лод, судя по всему, был не глуп, и правильно расценил, что, освободив Восток от влияния Эманторана, он вернет авторитет династии, и сможет претендовать на возвращение территорий, разодранных сподвижниками Ерлада.
— Но у них не получилось? — предположила Эвелин.
— Не получилось. Последние века они воевали скорее по традиции, не надеясь на победу. За их родом закрепилось имя защитников людей — отозвался Амадо.
— И Ореней продолжил борьбу с эльфами без надежды на победу. Но зачем? — не унималась женщина.
— Он не мог иначе, это был его долг. Перешедший к нему по наследству вместе с королевством — пояснил барон.
— Но почему с эльфами? Почему не с рыцарями, предавшими его предка? — недоумевала баронесса.
— От рук остроухих погиб его отец, и жена, а дочь многие годы провела в плену — ответил Амадо.
— Это ужасно — грустно проговорила Эвелин.
— Ореней фигура крайне противоречивая, его отвага и принципиальность не раз стоила восточным королевствам больших жертв. Там, где можно было обойтись малой кровью, он шел на пролом. Ну да не нам судить его поступки, было так как было — задумчиво проговорил Амадо.
— Ладно я поняла. Ореней воевал с эльфами, но что Скюло? Как он пострадал от эльфов? — вернулась к началу разговора Эвелин.
— После поражения у озера Отаба, в плен попало много знатных рыцарей, но эльфы в обход правила священной крови аристократа, казнили всех, кто попал в их руки. Даже не потребовав выкупа. Родственникам разрешили забрать головы казненных, и то лишь с центральной площади столицы. Те, кто решился поехать к врагу на поклон прошли через чудовищные унижения, чтобы вернуть останки близких.
— Казнив именитых пленников, эльфы почему-то решили оставить жизнь молодому оруженосцу. Сложно сказать кому больше повезло тем, кто умер или тому, кого пощадили. Мальчику пятнадцати лет пришлось пройти ужасы, от которых сойдет с ума и взрослый воин. Его пытали, насиловали, издевались, а под завесу праздника кастрировали. Яйца прожарили и завернув в шелк положили в резную шкатулку из слоновой кости, чтобы вручить ценный подарок Скюло. С этим юный оруженосец отправился к Оренею.
— Какой ужас! — наморщила нос Эвелин. — Какое варварство, и это эльфы? Ужас!
— Это еще не ужас, ужас начался, когда его посадили на осла пришив ноги к войлочной накидке, и так сидя задом наперед, отправили в королевства востока с посланием от эльфов. Единственный выживший с собственными яйцами на шее, пришитый к войлоку, в пятидесятиградусную жару, едва живой вернулся в Мальдиды. Королевства востока загудели, столкнувшись с таким цинизмом. Муки простого оруженосца привели к Первому Священному походу против эльфов, объединив все королевства востока в порыве праведного гнева.
— Постой разве не смерть Оренея стала причиной — вмешался Кристиано, неплохо знавший о тех событиях от своего отца.
— Формально, да. Казнь Оренея послужила той последней каплей гнева, что привела людей к Священному походу на эльфов. Но у всякого события есть несколько предшествующих этапов, так история Скюло послужила катализатором для последующего взрыва, тем более что все случилось в течении года.
— Наверное, тут ты прав — согласился барон.
— Так, а как же Ореней попал в плен, он же бежал с озера Отаба? — спросила увлеченная рассказом Эвелин.
— Он бежал, и сразу же попал в неприятности. На Мальдиды напал Роджер Мутноглазый. Папаша Кейста.
— Да этому выродку есть в кого быть негодяем — поддержал рассказчика Малино.
— Ну и что дальше? — нетерпеливо спросила Эвелин.
— А дальше Роджер продал дочь Оренея эльфам, и тому пришлось пойти на поклон к извечному врагу. Он пытался договориться с Эмантораном, но его заманили в ловушку и захватили в плен. А после суда казнили на центральной площади Аланкнира — закончил рассказ Амадо.
— Почему в Аланкнире? Почему не в столице? — удивилась Эвелин.
— Эльфы посчитали, что Аланкнира более подходящее место. Потому, что под стенами этого города началась вражда, Эманторана с Бластидами, тут ее эльфы и закончили — объяснил Кристиано.
— Раньше Аланкнира была столицей эльфов, еще до Амрунта. Но если отбросить пафос и официальную пропаганду, то Амрунта сильно пострадала от извержения вулкана Ватъют, а Аланкнира приняла эльфийский двор — произнес Амадо, погрузившись в воспоминания.
— Ладно, хватит об этом. Лучше расскажи, что творится на юге в Ришаме. Там, кажется, поднялось народное восстание против эльфов? — прервал Кристиано, тягостный для себя разговор.
— Восстание? — удивился Амадо. — Ты о движении душителей. Вряд-ли это народ Ришама, похоже мы имеем дело с новой Гинну, только местного разлива. Эти маньяки душат всех, и эльфов, и купцов, и нищих, любого кто попадется на дороге. Ходят слухи, что они служат Утнате, собирательнице жизней. Что-то конкретнее сказать сложно. Ясно только, что они стремятся запугать эльфов, но насколько я могу судить им совершенно наплевать, кого душить.
— Мир вывернулся наизнанку, что происходит с человеком — словно про себя проговорила баронесса.
— По-моему, все как обычно. Люди как люди. Жестокие, жадные, глупые — с улыбкой ответил Амадо. — Ничего нового. Сколько знаю людей, они всегда отличались этими качествами. Пожалуй, это и привело к печальному итогу.
— Амадо ты не прав. Вспомни ранних людей, они были великими, много знали, отличались мудростью, и стремились к гармонии. Тот упадок, что мы видим сегодня, пришел в результате предательства и хитроумного заговора против человека.
— Может ты и права. Дорогая Эвелин, ты всегда относилась к человечеству с материнским всепрощением, однако мне на ум приходит совсем иное. Хотя ради справедливости скажу, я тогда здесь не жил, и не помню то время. Возможно, тут все было совсем иначе, не так как у нас. Но зная человека и его жажду всевластия, его страсть подавлять, мучить, унижать. Врожденное стремление к вседозволенности. Я не могу поверить, что когда-то было иначе.
— Почему тебя так пугает могущество человека, его возможности? — с раздражением спросила Эвелин.
— Меня пугает отсутствие у человека воли умерять свои желания, и неспособность к самоконтролю. Человек не бережет того, что окружает его, и это касается не только материальной сферы, но и духовной стороны жизни. Человек варвар, ненасытный зверь, которому всегда мало, его всегда распирает от страстей.
— Странно, что ты заговорил о душе, ты же не веришь в богов? — смягчилась баронесса.
— Ты тоже не веришь — не поддаваясь на тон женщины ответил Амадо.
— Зная, то, что известно нам, это было бы смешно. Однако я не отрицаю морали в человеке. Чтобы сохранить себя как вид, мы должны обладать тем необходимым набором правил, что удержат нас от самоуничтожения, и позволят сосуществовать вместе к общему благу — с жаром проговорила женщина.
— Ты веришь, что человек способен сделать правильный выбор, когда перед ним встает вопрос поддаться страстям или следовать морали? — с нескрываемым сомнением спросил гость.
— И все же я не соглашусь, что причина падения людей в их порочности. Я вижу здесь заговор эльфов, изощренность и жестокость, присущую этому народу — раздраженно заупрямилась Эвелин.
— Может быть, но я пока не обнаружил никаких доказательств заговора. Скорее человек делает все, чтобы уничтожить остальных обитателей Фанариона — не уступал Амадо.
— Так, так, так давайте прекратим спор, и вернемся к реальным проблемам! Моя супруга только вчера мне рассказывала о несуществующей истории великого человечества, и искажении правды в легендах о его происхождении. Я еще немного засомневался, но теперь, пожалуй, соглашусь с тобой! — барон одобрительно посмотрел на Амадо.
Баронесса покачала головой и закатив глаза произнесла.
— Ну как пожелаете, не хотите видеть очевидное, ваше право. А от тебя Амадо я не ожидала такого вероломства, уж ты то точно должен знать, что я права — сказала Эвелин, краснея от возмущения.
— Ладно оставим наш спор, только время покажет кто из нас прав, а пока согласимся с женщиной, дабы не обидеть хозяйку дома — улыбнулся в ответ Амадо.
— Это справедливо — подхватил Кристиано. — У меня к тебе вот какой вопрос. После Авинсы мне достался удивительный доспех.
— Тот, что был на Тайлфа? — живо поинтересовался гость.
— Да. В доспехе удивительно все. Пожалуй, тебе стоит его показать, это больше прояснит, чем все рассказы.
— А что тебя в нем удивило?
— Редкая работа. Возможно, древний артефакт — скупо ответил барон. — Тут совсем особая вещь. Металл вот, что удивительно. Сама конструкция совершенна, ранее мне не доводилось такое видеть.
— Может эльфы — предположил Амадо.
— Это точно не эльфы. Загадка, да и только. Пришлось послать за неким Гадоном Батридом.
— Батра? Он из Иргама?
— Так и есть. Торгаш из Елегора — ответил Малино.
— Интересно, завтра посмотрим на эту вещь — заинтригованно проговорил Амадо.
***
Вполне прилично оборудованную кузницу окутывал полумрак, разрываемый всплесками беспокойного пламени, что раздувало мерное дыхание мехов. Тощий, но жилистый Тиль, смотрел на гостя с неприязнью. Амадо не обращал внимания на кузнеца. Он задумчиво разглядывал доспех, изредка прикасаясь к различным элементам брони. Барон терпеливо ожидал рядом. Рассказ Малино о событиях в Авинсе озадачил Родриго, особенно отсутствие внятной причины, что могла привести в захудалую деревеньку эльфийского героя. Кристиано предусмотрительно опустил историю с мальчиком. Вид доспеха привел гостя в странное волнение, сразу бросалось в глаза, что ему знакома техника в которой изготовили доспех эльфа. Барон лишний раз убедился в уме супруги, убедившей его обратиться к Амадо. Эвелин рассказала, что чужестранец хорошо разбирается в броне и редком вооружении, доказательством чему служили собственные доспехи гостя.
Малино отлично запомнил их. Владетель не раз осматривал золотистый Пасис, пока Амадо валялся в забытьи у него в замке, после сражения в логове Гинну. Особенно его поразили осколки редкого металла, составлявшие некогда клинок болотного цвета. Способность взаимодействовать двух различных материалов, доспеха и осколков клинка, заставили барона более внимательно присмотреться к гостю. Сколько Кристиано не пытался выведать у супруги, о прошлом Амадо, Эвелин так ничего внятного и не рассказала. С другой стороны, доступные сведения о придворной жизни Родриго Амадо, почему-то обрывались на знакомстве с королем Инаном. Да и само это знакомство оставалось покрыто мраком. Единственное, что не вызывало сомнения, так это особая связь между почившим монархом и его коннетаблем. Некоторые поговаривали о фаворитизме, но Малино совершенно отчетливо видел, что перед ним абсолютно другая история. В итоге вопросы так и остались без ответа, но барон не собирался отступать, его не на шутку заинтересовал новый металл, и Кристиано решил во, чтобы то ни стало докопаться до сути.
— Ну! Так, что скажешь? — устав от ожидания спросил владетель.
— Скажу только одно, это не эльфы — с расстановкой ответил гость, не отрывая взгляда от доспеха.
Тиль хмыкнул, и отвернувшись в сторону пробурчал.
— Тоже мне открытие, а то без тебя не знаем… — бубнеж затух, под тяжелым взглядом барона.
Отвернувшись в сторону, кузнец погрузился в шлифовку кирасы, и более не проронил ни слова.
— Это мы знаем. А чей он, или хотя бы, что за металл? — нетерпеливо выспрашивал Кристиано.
— В вашем королевстве нет такого металла. Это кадам. Здесь он не встречается. Вещь, что лежит перед нами, либо очень древняя, и произведена задолго до человека или эльф…
— А может это гномы?
— Нет! Точно не гномы. Ничего похожего я не видел ни в Иргаме, ни в Даносте. Я же говорю кадам не встречается в ваших землях.
— А где его добывают?
— Это очень далеко, и попасть туда, отсюда нельзя. Слишком далеко, да и технологии его производства мы не знаем.
— А чего там знать! Добываешь руду, плавишь, куешь — пробормотал недовольный Тиль.
— Да не так это просто, этот металл не добывают из земли. Там, где он производится, нет шахт. Кадам выделяют из… Вы бы сказали из воздуха, но это не совсем так. В общем этот металл не добыть в земле, его только можно произвести, используя особую технологию. Советую спрятать артефакт и забыть о существовании доспеха, чтобы никто о нем не узнал. Известие о латах может привести беду в твой дом — Амадо посмотрел на Кристиано настолько серьезно, что у барона не возникло ни малейшего сомнения в искренности гостя.
— Ладно. Так и сделаю. А что ты скажешь о мече? — Кристиано указал на клинок эльфа, завернутый в рогожу.
Осторожно как великую драгоценность, Тиль развернул промасленную сверток и извлек на свет серебристый клинок, поражавший одновременно размером и изяществом форм.
— Как интересно — протянул Амадо. — Ты даже не представляешь, что это такое — проговорил Родриго, глядя на барона.
— Ну так я и хочу это узнать — встрепенулся Кристиано, чувствуя скорую разгадку.
— Это Ферентир — торжественно проговорил Амадо.
— Ты издеваешься? — обиделся барон.
Тиль злобно посмотрел на гостя, примеряясь к молоту.
— Что за бред? Я не верю в сказки вот уж четверть века, не ожидал от тебя такого неуважения — обиженно проговорил хозяин.
— Нет, это не шутка. Я тебе докажу. Помнишь, как там в легенде «Кубата поместил клинок в реку, и стал он цвета воды, серебром отливая! Взмахнул мечом, и радуга небес дала имя великому оружию богов! Вгляделся Кубата в металл и прочел средь радужных волн имя — Ферентир…» — продекламировал Амадо.
Они подошли к жаровне, гость немного наклонил меч, так, чтобы языки пламени отразились в глади клинка. По металлу забегали радужные волны. Они вились по полотну меча меняясь в произвольном порядке, перетекая одна в другую. Секунду спустя из калейдоскопа цветов проявилась лазурная надпись. Четкая, написанная на древнем общем языке. Надписи на нем испещрили многие пещеры и мегалиты, в изобилии разбросанные по миру. Несмотря на древность, язык все еще ходил среди образованной части человеческого общества.
— Ферентир! — изумленно прочел Кристиано.
Из-за плеча хозяина выглядывал, испуганно-удивленный Тиль. Не сумев преодолеть любопытства, кузнец нарушил субординацию.
— Не понимаю откуда он у эльфа? Я думал, это все легенды! Боги древности, Кубата, укравший меч у Тотмоча! — говорил без остановки Кристиано.
— Не все легенды врут. Теперь понимаешь почему такие находки прячут. Завтра я уезжаю, мне надо кое-что проверить. Если узнаю больше тут же тебе сообщу. Только никому не показывай то, что увидел я — мрачнея лицом закончил Амадо.
***
Рано утром одинокий всадник выехал из ворот замка. Зеленый плащ развевался за спиной, мороз сковал дорогу, и лошадь бодро несла Родриго прочь из Амората. Прощаясь с Эвелин и Кристиано, гость еще раз попросил держать в тайне историю с эльфом.
Глядя во след гостю, барон подумал, что его супруга и Амадо старые знакомые. Они понимают друг друга с полуслова, говорят о вещах, которые были не понятны Малино, что жутко раздражает.
Таинственный чужестранец рассказывает о истории так словно сам бывал в местах о которых говорит, словно сам участвовал в событиях седой старины. Глубина его познаний о прошлом поражала Кристиано, иногда пугая кощунственными подробностями, зачастую меняющими суть всей истории. Рядом с Амадо, барон чувствовал себя мальчиком. Возникало подспудное желание подчиняться и следовать словам странного, а порой и страшного человека, из неизвестного края.
***
Хозяйка замка ревниво наблюдала за Тео в течении недели, пока наконец не настал день, когда барон решил устроить проверку способностям ребенка.
Теодоро привели в приемную залу, где уже гудела толпа приближенных Кристиано. В торжественной тишине объявили о появлении в имении Малино божественного чуда.
Ребенка вывели из боковой двери, он с любопытством озирался, крепко удерживая руку Сусаны. Разговоры смолкли, повисла гробовая тишина. Придворные уставились на тщедушное тельце деревенского мальчика. Малец оробел, испугавшись пристального внимания, и заплакал. Сусана успокоила его что-то шепнув на ухо.
— Теодоро, не бойся, тут нет врагов! Мы все твои друзья! — доброжелательно произнесла Эвелин.
Тео улыбнулся не то словам няньки, не то отвечая на благожелательный тон баронессы. Его проницательные, серые глаза, уставились на Эвелин, с любопытством разглядывая патронессу, словно мальчик никогда ранее ее не встречал.
— Что тебя напугало? — спросила она еще мягче.
Ребенок пожал плечами и потупился. Маленькое тельце, трогательно жалось к Сусане, пытаясь спрятаться от беспардонного внимания вассалов Малино. Сусана приобняв Тео, прикрыла его руками, желая спрятать от чужих глаз дорогое ее сердцу сокровище.
— Покажи нам, то, что ты сделал со своей нянькой — попросила Эвелин.
— Тетенька, я не знаю, как это сделать — испуганно проговорил Тео.
Эвелин поднялась с кресла и подошла к ребенку, присев возле него женщина заглянула в глаза мальчика.
— Давай, сделаем так. К тебе выведут бабушку, а ты ей споешь — она ободряюще улыбнулась Тео. — Ты ведь смелый мальчик? Не испугаешься спеть для меня? А? — ребенок неуверенно кивнул головой.
Эвелин выступала категорически против прилюдной демонстрации способностей Тео, но барон настоял. Кристиано рассчитывал поднять авторитет владения, получив местного святого, а заодно спрятав необычного ребенка, за статусом чудотворца, для чего на демонстрацию пригласили местного священника, дабы он мог удостоверить святость мальчика от лица Единой Церкви. Малино надеялся, что Жреческая коллегия не станет преследовать своего святого. С другой стороны, оповестить королевство о найденном в глухой деревне самородке, значило защитить Тео, не только авторитетом Единой Церкви, но возможно и монаршей опекой.
Мальчик кивнул и отстранился от Эвелин, еще сильнее прижимаясь к Сусане. Минутой позже вывели бабку. От старости она едва держалась на ногах. Ребенок словно изменился, его взгляд неожиданно повзрослел, в глазах засветились доброта, и сочувствие.
К удивлению, присутствующих он сам пошел на встречу несчастной, взял руки старухи, и глядя в ее полуслепые глаза, заговорил с ней. Голос Тео изменился, приобрел взрослое звучание, и силу.
Барон привстал с кресла, вздох изумления вырвался у зрителей. Старушка на глазах менялась. Глубокие морщины разгладились, а на щеках заиграл румянец юности, скрюченные болезнями и возрастом пальцы удлинились и приобрели тонкость и изящество руки девушки. Согбенная спина разогнулась, а потухшие глаза заблестели. По седым волосам поползла каштановая волна, окрашивая выцветшие пряди. Побежали дорожки, играя в тяжелы локонах, лучами солнца, сочащегося сквозь решетку окон. Девушка в полусне улыбалась, чему-то, что видела только она.
— Да что это? — изумленно выдохнул Кристиано.
— Наследие предков. То, чем обладал человек задолго, до появления эльфов — торжественно произнесла Эвелин, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Это кощунство! — вскричал Виторио Винокур, насупив лоснящиеся лицо, обрюзгшее от многолетнего пьянства.
— Что именно, святой отец? — спросил барон, зло сверкнув глазами.
— Слова баронессы! Любое чудо принадлежит богу, и идет только от его благословения, и сводить все к природе человека есть зло! Вреднейшая ересь и грех!
— Вы правы святой отец! Моя супруга потеряла разум от чувства священного экстаза. Простите женщине ее слабость! — примирительно проговорил Малино.
Священник недовольно покрутил носом, но сдержался, не рискуя нарываться на крутой нрав барона. Эвелин прикусив губу, всеми силами пыталась сохранить остатки достоинства. Она поднялась с кресла и вышла вон. Барон заметил брошенный ею взгляд, и сразу погрустнел, предвидя вечерние проблемы.
— Сегодня мы узрели чудо! Сей отрок рожден в Авинсу, моем наследственном владении! Попущением божиим у нас появился святой! С чем, я осмелюсь предположить, бог взял под покровительство дом своего раба. В благодарность за покровительство, я в свою очередь, беру сего отрока под крыло рода Малино. Любой, кто покуситься на жизнь или свободу Теодоро будет считаться моим личным врагом! — торжественно провозгласил Кристиано.
Омоложенная старуха продолжала стоять посреди зала, в недоумении разглядывая свои руки. Барон приказал вывести ее, и отпустил мальчика с нянькой. Вассалы в недоумении смотрели на Кристиано, не зная, как реагировать на случившееся.
Рыцари не принимали новую хозяйку, им казалось, что барон дал слишком много воли чужестранке, которая не успела толком изучить традиции королевства, а уже стремиться командовать их сюзереном. А тут еще такое кощунство, которое Кристиано проигнорировал, да к тому же неуважение к супругу. Как она посмела выйти из зала, во время приема, не испросив дозволения своего владыки. Вольности Эвелин, вызывали подозрения среди подданных в слабости Малино, и постепенно готовили почву для предательства.
Оценив ситуацию Виторио, пошел в наступление.
— Превосходное решение Ваша милость! Однако замечу, что более благоразумно будет передать отрока на попечение святой церкви. Кто как ни она, проводница воли создателя, должна заниматься воспитанием удивительного ребенка? Да и канон нам однозначно указывает, что именно святой престол занимается изучением любого чуда, дабы не допустить прискорбной оплошности и не принять зло за проявление доброй воли создателя. Не мне Вам напоминать, что это в ведении священной инквизиции и его Святейшества…
— Достаточно! — резко прозвучал голос барона. — Мальчик останется в моем доме, и будет воспитываться в замке, наравне с моими детьми — в голосе Кристиано прозвучала угроза.
— Но вы нарушаете… — бледнея от страха, попытался настоять на своем Виторио.
Малино поднялся, опираясь на подлокотники кресла, глаза владетеля налились кровью, дыхание участилось, вздымая могучую грудь хозяина замка. Не сводя глаз с Виторио, Кристиано процедил.
— Я уже сказал свое слово, и можешь мне поверить Виторио, я исполню угрозу! — рыхлое лицо священника, белизной сравнимое со снегом, задергалось.
Стоявшие подле, вассалы Малино, бессознательно отстранились от дерзкого жреца. Боясь поднять глаза, Виторио проронил.
— Я обо всем доложу кардиналу Клаусу Дудумару, не думаю, что для Вас…
— Я переживу опалу кардинала! Советую Дудумару вспомнить на чьих землях он собирает десятину!!! — прогремел голос барона. — А Вам отец Виторий, советую впредь попридержать свой язык.
— Осмелюсь Вам напомнить Ваша милость, что земля создана волей божией и по его же воле вы владеете сим имением. Нарушая священные установления, вы рискуете потерять расположение создателя, чем поставите и себя, и свое владение вне закона, как божьего, так и светского. Вспомните, о чем на последней проповеди говорил Его Святейшество…
— Да я смотрю ты никак не уймешься!!! — вскричал Кристиано взбешенный угрозами священника.
— Помпилио!!! — в зал вошел грузный мужик.
Несмотря на нелепое сложение, каждое движение Помпилио дышало нечеловеческой силой, палача сопровождали не уступавшие ему в комплекции слуги.
— Стащите этого на конюшню, и дайте ему двадцать ударов кнутом!
Виторио подхватили под руки и поволокли на конюшню, под изумленные взгляды вассалов.
На заднем дворе, возле конюшни, собралось немало зевак, жреца привязали к перекладине. Разорвав на спине Виторио одежду, довольный Помпилио крутил в руках кнут, с нетерпением поглядывая на барона.
— Ну что Виторио, готов ли ты принять наказание как простой селянин? — ядовито спросил Кристиано.
— За веру, я готов принять любое муку и поругание… — загнусавил жрец.
— Сейчас увидим! — рявкнул взбешенный барон.
Он кивнул головой, и Помпилио принялся методично отсчитывать удары, оставляя на жирной спине немолодого священника, иссиня-багровые рубцы, набухающие на глазах после каждого удара.
Крики и слезы священника огласили конюшню. Во двор ворвалась Эвелин, она кинулась к мужу, и схватив за руку принялась уговаривать остановиться. Кристиано грубо вырвал ладонь, и едва не толкнув жену, резко отвернулся.
— Ну как, святой отец, помогает вера? — торжествуя спросил Малино.
— Да будь ты пр… — вырвалось из горла Виторио.
— Помпилио еще двадцать плетей! — прозвучал приказ барона.
Помпилио довольно улыбаясь кивнул головой и принялся пороть с удвоенной энергией. Кожа со спины священника сползала кусками, обнажая кровоточащую плоть. Тело Виторио вздрагивало при каждом прикосновении кнута, неожиданно вопли оборвались. Слуги окатили священника водой, Виторио с трудом открыл глаза и застонал.
— Мне продолжить или ты все-таки признаешь мое право в этих землях? — спокойно спросил барон.
— Я признаю, твое право — слабо простонал священник.
— Не разобрал, что ты там бормочешь! Да и вассалы мои тебя не слышали! — с издевкой проговорил Кристиано.
Рыцари довольно осклабились, жрец почти прокричал, что признает право Кристиано Малино в его владениях.
Удовлетворенный результатом, Малино повернулся к супруге и только теперь заметил, что Эвелин ушла. Сегодня барону предстояли тяжелые объяснения, настроение сразу упало. Подспудно он боялся жену, вернее ее своенравного поведения, он слишком дорожил Эвелин, чтобы оставаться равнодушным к размолвкам, что возникали меж ними.
Ситуация вышла из-под контроля, отношения с церковью испорчены, но иначе он не мог поступить. Вопрос встал принципиально, либо интересы Эвелин, либо претензии зарвавшихся жрецов, что и так год от года становились все наглее, все нетерпимее, и жаднее.
***
Поздно вечером в дверь спальни баронессы, тихо постучали. На пороге, в нерешительности стоял барон. Не глядя друг другу в глаза, они начали одновременно, и тут же осеклись. Супругов переполняло чувство сожаления, перерождающееся в страсть. Ссора было назревшая, погасла. Лежа в постели, он долго объяснял жене, что не должен терять лица перед своими подданными, и в очередной раз просил супругу не ронять его достоинство. Эвелин просила прощение и торопливо рассказывала почему так важен мальчик, которого он спас. В очередной раз Кристиано поразился глубине познаний Эвелин.
Понимая где-то внутри, что любовь к этой женщине делает его жизнь опасной, он не мог отказаться от нее. Эвелин стала для него тем чудом, что так редко сопровождает отношения людей. В непонятной женщине, которая поклялась быть с ним до конца, он видел не только хранительницу очага, для него она стала другом, стала тем, что наполняло смыслом его жизнь. Сегодня, во имя ее дела, он пожертвовал благом владения, влез в опасный конфликт с церковью. В борьбе интересов баронства и Эвелин, победила Эвелин.