Его высочество разгневан страшно
Бесстыдством Стено, что вполне понятно.
Но нет сомненья, что уже обидчик
Приговорен за свой поступок наглый
К суровой каре - и отныне будет
Честь женщины и знатность крови чтить!
Анджолина
Да, оскорбленье тяжко; но меня
Не клевета, столь грубая, тревожит,
А потрясенье, вызванное этим
В душе Фальеро, пламенной и гордой,
И строгой... да, ко всем, за исключеньем
Одной меня. И я дрожу при мысли
О том, что будет.
Марианна
Несомненно, дож
Подозревать не может вас.
Анджолина
Меня?!
И Стено не дерзнул! Когда, пробравшись
Как вор, в мерцанье лунном он на троне
Ложь нацарапывал свою, то совесть
Его терзала, тени на стенах
Стыдились клеветы его трусливой!
Марианна
Его бы круто проучить!
Анджолина
Проучен.
Марианна
Как? Есть уже решенье? Осудили?
Анджолина
Я знаю то, что он изобличен.
Марианна
И в этом все возмездье для мерзавца?
Анджолина
Мне трудно быть судьей в своем же деле
И угадать, какою карой можно
Воздействовать на дух развратный Стено;
Но если суд не глубже потрясен,
Чем я, презренной клеветою этой
Виновного отпустят на свободу
Влачить свое бесстыдство или стыд.
Марианна
А жертва за поруганную честь?
Анджолина
Та честь плоха, которой нужны жертвы,
Которая зависит от молвы.
"Она лишь имя", - римлянин пред смертью
Сказал; и верно, если шепот может