- Андрюха, пойдем в залу, я тебе последний "космос" покажу, - позвал отец. Он коллекционирует марки по космонавтике и считает свою коллекцию самой полной в городе.
Они ушли в "залу", к старому дубовому шкафу, заполненному кляссерами, коробками, альбомами с монетами. Шкаф запирается на замок, который гвоздем не откроешь, Андрей это знает с детства. Поскольку матери запрещено "совать нос" в секретный шкаф, в нем на всякий случай хранится поллитровка, почему-то всегда початая, и граненый стаканчик. Отец для маскировки достал кляссер, открыл его, потом откупорил бутылку, налил стаканчик, подал сыну.
- Сейчас обедать будем, к чему такая таинственность? - удивился Андрей.
- Поминки, - объявил отец и пояснил: - Продал полтинники и рубли.
- Но зачем? Это же твоя коллекция!
- Ерунда, полтинники ушли оптом, а рубли - поштучно, и в хорошие руки. - отец говорил о коллекции, как о живой.
- И ради чего? - снова спросил Андрей.
- Вижу - у тебя дела неважные, приехал за помощью, а попросить не решаешься.
- Но с чего ты взял, что у меня неважные дела? Мне что, на хлеб не хватает, на одежду, на жизнь?
- Я всю жизнь жил так, чтоб на нее хватало, в завтрашний день заглядывал, как ребенок - в запертый буфет со сластями, монеты, марки покупал тайком от матери. Бывало, выпью сто грамм, а куража делаю на поллитру, чтоб мать думала, будто я из загула. Пьянку она прощала, а то, что деньги трачу на дурь, то есть на марки, не простила бы. И хотел я, чтоб хоть вы жили без оглядки на этот завтрашний день, будь он неладен, чтоб не шарили в бумажнике монетки, хватит ли их на хлеб, если выпьешь рюмку водки или купишь редкую марку. Ты зажил, как хотелось жить мне, и слава Богу. И хочу, чтоб ты всегда так жил. Тут полторы тысячи. Отец вытащил из кармана пачку долларов. - спрячь, чтоб мать не увидела. Видишь, в семье живу как шпион, без доверия.
- А я думал, что у вас в этом плане полный ажур.
- Полный ажур бывает только в гробу. Шутка.
- Ну и шутки у тебя!
Андрей хотел признаться, что приехал домой не за такой помощью, что он решил жить здесь, в этом городе, в этой квартире, вернуться на завод, быть поближе к сыну, но промолчал: отец все равно не поймет. Он хочет видеть своего сына богатым, удачливым, не имея представления о том, чем за это расплачиваются. Андрей же этого ему не расскажет. Выходит, прошлое не принимает его, отторгает как чужого. И потом, он не может отказаться от денег, которые ему вручили на раскрутку мать и отец, хотя денег этих хватит на один вечер в кабаке, если их не пустить в дело. А он обязан их пустить.
- Что ж, - сказал Бусыга, малость подумав, - тогда мне надо завтра же улетать, чтоб делать деньги.
- Ну вот, сразу и уезжать! - возмутился отец. - Побудь еще, мы так за полгода соскучились.
- Это сантименты, папа, а бизнес напрочь их исключает.
На другой день он улетел. В Москве, во Внуково, его встречала лишь удача, она чувствовала вину за недавнее прошлое, за историю с утюгом, и готова была все исправить.
Материалисты утверждают, что нельзя дважды войти в одну реку, дескать, и вода утекла, и поезд ушел, но что нам, наивным идеалистам, делать с нашей памятью, которая ежедневно, ежечасно возвращает нас в прошлое, где наши родители, друзья, где мы сами остались молодыми, счастливыми или несчастными. И сколько бы ни "крутился", ни бедокурил в своей жизни "новый русский" Бусыга, память будет возвращать его, пусть даже после похмелюги, в одну и ту же реку, в прошлое, которое не захотело принять его, клейменного новой жизнью, обратно.
Высказалась
Мой муж окунулся в бизнес, как в дерьмо: стал пить и изменять. Я работала в школе учителем математики, домой приходила поздно и остаток дня проверяла тетрадки, то есть света белого не видела. Из школ тогда началось бегство, зарплату задерживали по полгода, а у нас два математика уехали в Израиль, так что мы с Анастасией Михайловной остались как бы на передовой, каждая на трех ставках. Тут еще рынок в раж вошел, и вся наша преподавательская и воспитательная работа - псу под хвост, в телевизорах замелькали миллионеры, политики, проститутки, воры, а дети всегда ищут идеалов, им надо кому-то подражать. Раньше они хотели стать космонавтами, учеными, артистами, а теперь всем захотелось денег и денег. Бог с ними, с перегрузками, но когда ты внушаешь ученикам, что главное в жизни чистая совесть, а с голубого экрана талдычат: нет - деньги, совесть - это пристанище неудачников, - хочется бросить все и поселиться там, где нет ни радио, ни телевидения, ни денег, а лишь тайга и Бог. Ну, как Лыковы. Так вот, пока я совершала свой педагогический подвиг, моя дочь Олюшка жила у мамы до тех пор, пока мама однажды не привела ее в школу.
- Вот, привела показать тебе твою дочь. - Тут Олюшка заплакала от радости, я - от вины перед ней, а мама - от жалости к нам обеим. Я уволилась сразу после экзаменов, бросила Анастасию Михайловну на произвол судьбы. Она до сих пор со мной не здоровается.
Работать я устроилась во вновь открывшийся детский сад для детей состоятельных родителей воспитателем-педагогом, то есть должна была, кроме воспитательной работы, обучать малышей азам математики - видимо, для того, чтоб они с детства умели считать деньги. При этом я выцыганила место для Олюшки за льготную плату.
Заработок там был небольшой, зато питание как у буржуйских детей, и Олюшка весь день рядом. Если бы Олег не полез в этот бизнес! Он ведь мог приработать хоть на ремонте квартир, хоть автомобилей, у него руки умные, но к дураку приставлены, хотя он институт окончил и работал конструктором, изобретал то, что на Западе уже успели забыть, и мечтал об Америке, где инженеры получают больше шахтеров. В конце концов его мечта о капитализме сбылась, капитализм пришел к нему, как гора к Магомету. Дерзай, мечтатель! И Олег дерзнул, взял кредит. Бизнесмен у нас начинается с кредита, длинного пальто, автомобиля с заграничной свалки и любовницы-секретарши. Создав себе необходимую для бизнеса ауру, муж принялся за дело: закупил десять тонн помидоров, нанял крытый "КамАЗ" и отправился в Москву за прибылью. Погода стояла жаркая, для овощей губительная, и сотрудники ГАИ драли взятки беспощадно. Торговая база тоже не помиловала - оприходовала товар вторым сортом. Так что вместо прибыли Олег привез убыли и за кредит не смог вовремя рассчитаться. Когда ему "включили счетчик", он заявился ко мне на работу, прохныкал обо всем и закончил:
- Они меня зарежут. Надо срочно продавать квартиру, пока за нее можно взять семь тысяч баксов. Я уже нашел покупателя.
- Какую квартиру? - не поняла я.
- Нашу, Анечка, нашу - я под нее взял кредит.
Я подумала, что он шутит, квартиру-то мне оставила в наследство баба Лена.
- Ты шутишь? - спросила я.
- Какие могут быть шутки? Они похитят нашу дочь.
- Ты взял кредит под Олюшку?
- Под квартиру, Анечка, под квартиру. В конце концов, я глава семьи или нет?!
- Ты - глава семьи! - Я захохотала и не могла остановиться - началась истерика.
Когда я обессилела, он продолжил:
- Тысячи три останется. Жить перейдете к теще. Теперь я уже буду продавать не овощи-фрукты, а ноу-хау, займусь концертной деятельностью или вербовкой рабочих в Израиль.
Живешь с человеком, любишь его, детей от него рожаешь - и вдруг обнаруживаешь, что он дурак и подлец... Мне бы с ним раньше развестись, когда узнала о его любовницах. Боялась поверить. Когда поверишь, надо совершать поступок, а это всю жизнь меняет. Вот и приходится во имя семьи поддерживать установившийся порядок неверием не только в сплетни, слухи, но и в факты.
Доложив о своих планах, он ушел, где-то напился и, вернувшись домой, не раздевшись, заснул на диване.
Олюшка последние месяцы спала со мной. Подкатится под бок и дышит на грудь, отогревает душу, так что нежность порой переполняет меня, и я плачу. В ту ночь заснуть не смогла. Как тут заснешь, когда этот сказал, что у меня Олюшку могут выкрасть.
Утром подступилась к нему: говори, у кого занимал. Он сразу на дыбки встал, дескать, это наши разборки, нечего тебе вмешиваться.
- Не ваши, - говорю, - это он тебя на части разбирать будет, кредитор твой. Либо ведешь меня к нему, либо я завтра подаю на развод, и тогда разбирайтесь сами... Кстати, у твоей мамы в Москве квартира.
Бессонница пошла мне впрок, многое передумала и решила, что, если на Олега полагаться - пропадем. Он подчинился. Мы отвезли Олюшку в детсад, я отпросилась с работы, и отправились к кровососу-процентщику.
По виду процентщик не был крутым: упитанный, лысенький, улыбка неловкая, смущенная. С этой улыбкой он мне и поведал, что за четыре дня просрочки долг вырос на сорок долларов.
- Ваша квартира стоит семь, - сказал он, - если вы будете тянуть с продажей, у вас ничего не останется.
- А если... - начала было я, но он опередил:
- Если долг в срок не погасите, я вашему Олегу не завидую. - и после паузы: - Вам тоже. Впрочем...
Я это "впрочем" поняла по-своему и озлобилась.
- Никакого "впрочем" не будет!
Он рассмеялся и тут же посуровел.
- Будет, как я захочу. Впрочем... - он сделал паузу, я промолчала. впрочем, мне ведь тоже не хочется крови. - и перешел на "ты". - я дам тебе отсрочку на полгода. Будешь возвращать мне по семьсот баксов в месяц. Если за полгода не рассчитаешься, отдашь квартиру.