Ответ. Познакомился я с Рашеевой в 1938 году через Николая Роликова, своего соученика по 125 средней школе Советского района, у нее на квартире. С весны 1943 года Рашееву я знал как студентку Литературного института, в котором учился и я.
Вопрос. Какие у вас с Рашеевой были взаимоотношения?
Ответ. Дружеские. Между нами ссор и неприязненных отношений не было.
Вопрос. Как часто вы встречались с Рашеевой?
Ответ. Начиная с 1938 года и вплоть до дня моего ареста за исключением периода ее пребывания с октября 1941 по зиму 1943 г. в эвакуации в гор. Свердловске, я с Рашеевой встречался у себя и у нее на квартире 2-3 раза в неделю. Реже видел я ее в институте.
Вопрос. Что вас с Рашеевой сближало?
Ответ. Дружба и с весны 1943 года общность антисоветских взглядов.
Вопрос. Вам приходилось слышать со стороны Рашеевой разговоры, направленные против Советской власти?
Ответ. На этот вопрос я затрудняюсь ответить.
Вопрос. Почему?
Ответ. Рашеева в антисоветских беседах со мной не высказывала своего мнения по тем или иным моим антисоветским суждениям, а всегда заявляла, что она со мной согласна.
Вопрос. Изложите свои антисоветские взгляды, которые вы высказывали Рашеевой.
Ответ. Весной 1943 года на квартире Рашеевой я последней прочел свой антисоветский роман "Черновик чувств". Этот роман ей очень понравился. Тогда же я Рашеевой говорил о том, что якобы в СССР нет настоящей литературы, отображающей действительное положение в стране, что советский режим не позволяет писателям публиковать такие произведения, которые бы шли вразрез с официальной точкой зрения Советского правительства в вопросах искусства. В искусстве, говорил я, главное - форма, а не содержание. При этом я клеветал на советскую демократию, утверждая, что у нас нет свободы слова и печати. Говоря об этом, я всячески восхвалял буржуазно-демократические государства, заявляя, что там якобы люди пользуются действительными свободами, могут высказываться о том, о чем они думают. Летом 1943 года у себя на дому Рашеевой я говорил о том, что после войны должна произойти перемена в советской литературе. На смену марксистским взглядам на литературу придет мною задуманная "теория" необарокко.
Вопрос. Что это за теория?
Ответ. Это новое направление в литературе - необарокко. Сущность этой теории сводится к проповеди аполитичности в искусстве. Отрицание влияния на развитие искусства общественных событий. В искусстве, заявлял я, главное форма, а не содержание. Марксизм, как я утверждал, устарел и стал ненужным. По моим глубоким убеждениям люди в СССР живут в страшное время. Нас окружает якобы тягостная социалистическая действительность.
Вопрос. Когда вы задумали эту теорию?
Ответ. Летом 1943 года.
Вопрос. Кто в этом вам помогал?
Ответ. Никто.
Вопрос. Так ли это?
Ответ. Да, так.
Вопрос. Рашеева разделяла вашу теорию необарокко?
Ответ. Да, разделяла, но своих мнений не высказывала.
Вопрос. Еще какие антисоветские разговоры вы вели с Рашеевой?
Ответ. Больше никаких.
__________
15 марта 1944 г.
Допрос начат в 21 час.
Допрос окончен в 24 часа.
Вопрос. На допросе от 10 февраля 1944 года вы назвали ряд лиц, которым давали читать свой антисоветский роман "Черновик чувств" и, в частности, назвали некого Долгина Юлиана. Кто такой Долгин и с какого времени вы с ним знакомы?
Ответ. Долгин Юлиан, отчества не знаю, студент Московского государственного педагогического института. Познакомила меня с ним Рашеева Н. А. в октябре 1943 года у меня на квартире.
Вопрос. Как часто вы встречались с Долгиным с октября месяца 1943 года по день вашего ареста?
Ответ. Долгин раз пять был у меня на квартире. Один раз в декабре 1943 года видел я его на ул. Воровского около Клуба писателей. В середине декабря 1943 года мы с Долгиным виделись на похоронах Тынянова Ю. Н. И незадолго до самого ареста в январе 1944 года я два раза встречал Долгина на квартире Рашеевой.
Вопрос. Долгин являлся вашим единомышленником по антисоветской работе?
Ответ. Нет.
Вопрос. Антисоветские разговоры с Долгиным вы вели?
Ответ. Да, вел.
Вопрос. Какие, когда и где?
Ответ. В начале зимы 1943 года у себя на квартире Долгину сообщил, что я создал "теорию необарокко".
Вопрос. Конкретно что именно вы ему сообщили об этой своей "теории"?
Ответ. Долгину я рассказал, что я создал "теорию необарокко", отрицающую современную советскую художественную литературу и доказывающую, что литература находится якобы независимо от социально-экономической действительности. По этой моей "теории" литература должна быть аполитична. В литературе, говорил я, главное форма, а не содержание.
Вопрос. Как на это реагировал Долгин?
Ответ. Отрицательно. С моей теорией "необарокко"* Долгин согласен не был.
Вопрос. Какие еще антисоветские разговоры вы вели в присутствии Долгина?
Ответ. В декабре 1943 года также у себя на дому Долгину в присутствии наших общих знакомых Эльштейна и Рашеевой я говорил, что книга Зощенко "Перед восходом солнца" подверглась жесткой и, как мне казалось, несправедливой критике. Говоря об этом, я ядовито заметил - судите сами, о какой же свободе печати может идти речь в советских условиях.
Вопрос. Как отнеслись к этому Долгин, Эльштейн и Рашеева?
Ответ. Как мне тогда казалось, они на это мое антисоветское высказывание не обратили внимания. Во всяком случае мне с их стороны ничего сказано не было.
* Кавычки в протоколе стоят по-разному: "теория необарокко", "теория" необарокко, теория "необарокко".
__________