- Поговори, Сережа, поговори. А это что у тебя?
- Да так, подарки всякие, мелочь. Курево ихнее, игрушки.
- Игрушки-то тебе зачем?
- Надо.
- За здорово живешь? Дорогие вещи-то.
- А я не знаю, мне их подарил чудак один.
- Кто такой?
- Не знаю.
- Так и не знаешь? Пришел, значит, и подарил. На тебе, дорогой товарищ из коммунистичес-кого лагеря, капиталистический подарок. А чего, пришел и подарил,- тихо засмеялся Старпом.
- Пришел и подарил,- твердо сказал Казаркин.
- Нехорошо разговариваешь, Казаркин. Плохо разговариваешь.
- Авось ладно.- Казаркин торопливо докуривал до конца сигарету.
- Ну, игрушки ладно, а вот сигаретки ты эти мне оставь. Придем во Владивосток, там и получишь их. А то у нас уже весь "Беломор" искурили, на "Север" перешли, а ты будешь курить буржуйские. Перед коллективом неудобно.
Старпом перекладывал к себе на стол блоки с сигаретами и сам закурил одну:
- "Честерфилд", хорошие сигареты.
- Да и ваш-то "Беломор" тоже ничего,- кивнул Казаркин на стол, где лежала только что начатая пачка ленинградского "Беломора",- почище "Честерфилда".
- Ну закури, чего ты?
- Да уж я на "Север" сразу перейду.
Старпом насторожился и, нахмурив брови, примял окурок сигареты и жалобно сказал:
- Извини, Сережа, я твою сигаретку перевел. Ты уж извини.
- Да я не потому.
- А почему?
- А чтобы от коллектива не отрываться, как вы говорили. Коллективу "Север", значит и мне пусть будет "Север".
- Не нравится тебе мой "Беломор"? Не заслужил я за двадцать пять лет пачку "Беломора"? Не нравится тебе? Ты скажи прямо.
- Не нравится.
- Ну поговорили, а теперь катись отсюда! Да смотри болтай поменьше!
Серега пулей выскочил из каюты Старпома и попал прямо на Капитана, тот выдавал повару Васе две бутылки коньяку, под восторженный гул команды, сгрудившейся в коридоре в ожидании Сереги.
- Здравствуй, Казаркин!
- Здравствуйте,- не сумел улыбнуться Серега.
- Ну как там, в Америке, какая там жизнь?
- Живут, как боги! У каждого по две жены и по четыре машины! Да нельзя рассказывать, Старпом не велел!
- Ага, какой ты нагретый! Ну остынь, остынь,- улыбнулся Капитан.
- Гордей Гордеич, мне один повар блок сигарет подарил,- Сереге больно было от прораставшей на лице злобной ухмылки,- так вы скажите ему, пусть отдаст!
- Ну что ты, Сережа, опять со Старпомом! Такая радость, а вы!
- Ну я-то, я-то при чем! Навалился, допрос устроил. Родине, говорит, изменял или нет?
- Ладно, ладно, не обращай внимания, старый человек! Хватит говорить, давайте все в кают-компанию, что тут собрались, галдеть под дверями! Капитан насупился и ушел в свою каюту.
- Пошли, Сережа,- сказал Гулимов.
В кают-компании Казаркин наконец-то почувствовал себя окончательно дома, он уже забыл передрягу со Старпомом, он видел любовь к себе, видел себя в центре внимания, и, хоть и болела не привыкшая к морю голова, выступление перед внимательными слушателями Казаркин провел блестяще:
- Самое главное, игрушки эти! Понимаешь, у него такой сынишка! Ну и я говорю: у меня, мол, тоже есть, шутя, значит! А он и приволок их мне, от своего мальчишки, дескать, в подарок, чтобы начинающее поколение в мире жило, значит. Я хотел сначала отказаться, а потом, думаю, ладно. Сколько у наших ребят мальчишек есть - вот и привезем из рейса подарки, да? Правильно я рассудил? Они же это очень любят, когда им привезешь чего-нибудь! У нас вот Струнин был, да, Федя? Помнишь? Он в Японии на ремонте стоял и всю валюту на игрушки потратил, потом в Находку пришли - он собрал на улице мелюзгу и два чемодана игрушек им раздарил! У него своих не было, и старый уже! Это же радости им! Уж они потом за ним по городу ходили! Он их и в кино водил и мороженое покупал.
- Да, был Струнин, правильно,- подтвердил Гулимов, с удовольствием слушая знакомый казаркинский треп.
- А доктор меня сшивал - это вообще суровый мужик. Оказался личный друг Эйзенхауэра! Я сначала на него глянул - ну, думаю, этот живым не выпустит, смотрит, как змей! Приготовился я, думаю, как наши солдатики в фашистском плену сидели! Но потом ничего, мастеровой мужик. Повар этот опять же приглядывал за мной. Вообще житуха там ничего, правда, блюда ихнего обычного я не ел, мне все соки, водичку, бульончики, молоко. Соскучился я по мясу-то! А зубов-то теперь нету, там коренных несколько осталось, а остальные все выщелкнуло, дураку.
А у меня же личный гальюн был - загадка техники! Забавная штука. А сказать слова не с кем, вот и жду повара этого, Рогачев его фамилия, но он американец. Чистейший. Но по-русски чешет, я тебе дам. Я сначала думал: подослали, не иначе, остерегался. У них ведь там не дремлют эти-то, работают. А потом я рассудил: что им во мне проку? Если бы у меня какие-нибудь секреты, тогда бы уж заинтересовались?
- А как они к нам вообще?
- Да, знаешь, не любят вроде бы. Особенно эти, налетели на меня, человек пять, даже больше, шакалы из газеты. Ну я им влепил! Сгоряча. Кореш этот, Повар, переводит, да слово в слово, а я кручу мозгами, как бы такое врезать, чтобы в грязь не ударить. Ну, сперва они спрашивают: как тебе понравилось богатство ихнее, образ наш? А я: "Вы капиталисты, и образ у вас капиталистиче-ский, извините!" Обиделись!
Все одобрительно рассмеялись при этих словах Казаркина.
- Они про меня печатали, но я газеты ихней не видел, неудобно было у парня этого спросить. И еще хотели - видят: просто матрос, чего с ним чикаться? - подкидывают, значит: "Сталин вас зажимал?"
А я им: "А Гитлера кто победил - чей народ? А? То-то! Мало, так я вам еще. Гагарин? Спутник? А! Господа империалисты?" В общем я им спуску не давал, а Повар этот прямо улыбается: плюй ты, говорит, у нас такого навоза много! Ага, простой парень.
- Ну, народу-то у них тьма, конечно?
- Чего не видал, того не видел! Машин, точно, много, а народу нет, не видел. Городок маленький. Это вот в Иокогаме - там полно, как муравьев бегает.