Хранительница - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

ЧАСТЬ 1

Я устало присела на ступеньки и, прикрыв глаза, подставила лицо летнему освежающему ветру. На часах четыре двадцать утра — я люблю это время суток, когда природа отдыхает от изнывающей жары, а асфальт не плавится под ногами, испаряя пары смолы и химикатов.

Город еще спит. Листочки на деревьях еле колышутся от ленивого ветерка, наслаждаясь утренней прохладой. А ветер, как будто, не решаясь прервать их сон, носится наверху, взлохмачивая верхушки сонных деревьев. Пройдет еще несколько часов и город оживет. Смешаются запахи от кафешек и фыркающих, дымящихся машин, гомон спешащих людей на работу, капризничающие дети, сонные от сна.

И закрутит людей новый день проблемами и заботами, радостными событиями, счастливыми улыбками и слезами разочарования.

— Ну что, Рита, молодцы мы с тобой? — на крыльцо усталой походкой вышел Игорь Семёнович, присаживаясь рядом.

— Молодцы, Семёныч! — ответила я, поворачивая голову в его сторону.

Худощавый, седовласый мужчина в белом халате присел рядом, на секунду закрыл глаза и шумно вдохнул чистый утренний воздух, подняв лицо вверх. Мужчина, севший рядом, был среднего роста с поджарым сухощавым телом. Лицо, притягивающее взгляд — живые карие глаза, с интересом смотревшие на мир, в уголках глаз к вискам разбегается сеточка морщинок, в народе именуемые «гусиными лапками». Сейчас эти, чуть прикрытые глаза устало смотрели в темное небо.

— Как думаешь, выкарабкается?

— Выживет. Пёс молодой, ресурсы в организме имеются. А там и в хорошие руки пристроим!

— Вот золотые у тебя руки, Рита! — произнес Семёныч, выпрямив ноги, слегка поморщился и потер правую коленку.

— Ваша школа Игорь Семенович! — сказала я, пожав плечами.

Он тихо хмыкнул, положил ладонь на мою правую руку, слегка сжав. Я прислонила голову к его плечу. Так и сидели молча, наслаждаясь тишиной и утренней прохладой.

А то, что все умею, это благодаря Игорю Семеновичу, именуемым среди коллег Семёнычем, это правда. Меня, тогда еще юную студентку, приметил на практике лучший ветеринар города.

— Толк будет — сказал он, внимательно присматриваясь ко мне, тогда к еще юной студентке и делавшей первые шаги в практикующей ветеринарии.

По его протекции меня взяли в ветеринарную клинику, и обучение продолжилось в «боевых условиях». Игорь Семёнович спокойным голосом подсказывал, указывал на ошибки. Свой опыт, нажитый за долгие годы, передавал мне. Уже несколько лет мы работали в паре на дежурствах, и за это время навыки отточились, взаимное уважение возросло многократно. Не обошлось, конечно, без злословия. Ну, а как без этого. Людям ведь только дай языки почесать. Семёнович относился к ним с легкой иронией, с ухмылкой на лице.

Иногда я ловила на себе его взгляд. То задумчивый — будто примеряющий на себя роль отца взрослой дочери, то горделивый — как отец может гордиться своим ребенком.

В душе я, наверно, понимала, что заменила ему его единственную погибшую дочь.

***

В то время, красавица Поля со своим женихом поехали кататься на лыжах в горы. Первое время отзванивалась родителям, сообщая, что все хорошо. А потом связь оборвалась. Родители в тревоге пытались дозвониться до дочери, успокаивая себя, что молодые забылись, купаясь в своих чувствах, потеряли телефон, в конце концов. А потом пришло страшное известие — сошла лавина. Игорь Семёнович вылетел на место. Как говорят местные старожилы, здесь лавины отродясь не было. Но так сошлись звезды.

Лавина сжирала все, что встречала на своем пути, на котором оказались и Поля с женихом. Лавина закончила свой путь на глубине ущелья, насытившись до отвала.

Тела так и не нашли. Поначалу Игорь Семёнович, в отчаянии, метался по гостиницам, надеясь, что молодых не было в тот страшный момент на горе, что они каким-то чудом уцелели, что проспали, в конце концов. Чудо не произошло, хозяйка гостиницы подтвердила, что видела, как дети поднимались в свой последний смертельный путь.

Семёныч присоединился к спасательному отряду, был готов своими руками откапывать тонны снега, когда пришла другая весть — жена в больнице.

Сердце женщины не выдержало — все мысли о единственной дочери, кровинушки, её радости, которую она больше никогда не увидит. Которая, не ворвется шумно в комнату, не обнимет за шею, не заглянет карими глазками доверчиво в лицо.

Игорь Семёнович в смятении бросился в обратный путь. Успел как раз к похоронам.

Так лавина приняла ещё одну жертву.

— Хоть одну похоронил, будет к кому на могилку ходить — тихим шепотом говорили соседи.

А голова некогда жгучего брюнета и красавца балагура, покрылась белой снежной шапкой, как на той снежной вершине, исковеркавшую его счастливую жизнь.

***

А для меня он стал той силой, что мой отец мог бы дать мне — каменная стена, дарующая ощущение незримой надёжности и защиты.

Своего отца я никогда не видела, впрочем, как и мать. Я выросла в детском доме.

Себя я помню примерно с двух лет, добрые глаза мамы Евы и ее протянутые ко мне руки.

Евангелина Тимофеевна, пройдя весь путь от нянечки, упорно карабкалась вверх по должностной лестнице, пока не достигла её вершины. Ныне Евангелина Тимофеевна, а для всех детей мама Ева, директор детского дома. Должна отметить, что уникальность его в том, что детей по достижению определенного возраста, не переводили в другие дома для дальнейшего образования.

Мама Ева всегда была рядом. По вечерам рассказывала сказки, расчесывала волосы и плела косы. А я льнула к ней как ласковый котёнок, получая от нее энергию тепла и нежности.

Через год после меня появился пятилетний Роман. Сведенные хмурящиеся бровки, настороженный взгляд маленького волчонка, а черные как смоль волосы торчали в разные стороны, будто оповещая окружающий мир, что намерен защищаться. Ромка был смуглый и как говорят «копченый» как цыганёнок. Поэтому неудивительно, что к нему прицепилось прозвище Цыган. С молчаливого одобрения мамы Евы, Ромка взял меня под свою мальчишескую опеку.

Мама Ева периодически уезжала по делам, а когда возвращалась, я ловила на себе её пристальный, изучающий взгляд.

А еще некоторое время спустя, теплым летним утром, мама Ева привела за руку маленькое хрупкое создание, в синем потрёпанном платье с зелеными глазами и коротко стриженными волосами грязно-серого цвета.

Мама Ева подтолкнула её в нашу с Ромкой сторону и кивнула головой. Четырехлетняя Алина смотрела на всех настороженным взглядом и молчала. Время шло, а она молчит. Молчала даже, когда местная детвора попала в нее камнем. Алина стояла молча, крепко сжав глаза, из которых ручьём текли слезы, а со лба тонкой струйкой стекала алая кровь.

Все подумали, что она немая. Возили по врачам, проводили всевозможные обследования. Разрешилось все, когда Ромка сцепился с местной шпаной. Ожесточенный кулачный бой пацанов был прерван визгом Альки.

Она неслась по улице с длинной сучковатой палкой в руках наперевес. В коротких черных штанишках и желтой футболке не по размеру, которая на бегу так и норовила оголить тоненькое плечико.

Алька, на бегу, вскидывала руки вместе с палкой, поправляя футболку на место. А серые короткие волосики торчали в разные стороны, подрагивая при беге.

— Убьююююю! Не трооооожь!

От этой картины замерли с открытыми ртами все участники потасовки. Замер с открытой пастью даже уличный пёс Пират. Его правое драное ухо подрагивало в недоумении, а единственный глаз был широко открыт, недоверчиво разглядывая пигалицу и оценивая степень риска для его, собачей жизни.

Огребли тогда все. Алька с остервенением махала палкой, била всех, кто под руку попадался. Догоняла и била. Даже Ромке разок перепало, там разве разберешь, где чья спина. И только когда палка переломилась об спину местного шалопая, Алина бросила её, закрыла лицо руками и горько заплакала. Ревела долго, до икоты. Так ее Ромка и привел: всхлипывающую, икающую, с размазанной грязью на лице. А мама Ева вздохнула облегченно — не немая слава богу, а то, что плачет — это даже полезно. Гладила Альку по голове и приговаривала тихим голосом:

— Поплачь деточка. Слёзы душу очищают, это ж сколько в тебе накопилось, молчала столько времени. Все будет хорошо. А ты еще поплачь, Алюшка. Сколько нужно, столько и плачь.

Так Алька, опять же с молчаливого одобрения мамы Евы, была принята в нашу компанию.

Дети прибывали и убывали из детдома, у кого-то находились дальние родственники, сделавшие выбор принять сиротинушек в лоно семьи. Кого-то усыновляли. Только наша «троица» пребывала в прежнем составе.

Ох, сколько было порванных колготок и штанов, не единожды разбитые коленки. Одни наши проделки чего стоили! Сколько раз нас приводили к маме Еве — разбирайтесь, мол, сами с «вашей» троицей.

И чем старше мы становились, тем изощреннее была наша месть местным.

***

Стояло удушливое жаркое лето, уже отцвели первые цветочки на деревья и на них начали появляться первые ранние плоды. Еще маленькие кислые яблочки казались нам самыми вкусными плодами на земле, а уж добытые в чужом саду в неравной схватке с дедом Степаном, добыча ощущалась призом. В тот вечер Ромке попало клюкой по ноге, он прихрамывал несколько дней, и мы затаились. А потом решили «мстить». Несколько дней пробирались в нашу столовую — святую святых повара Нины, шаря по её запасам и уносили в карманах дрожжи.

Дождались, когда стихнет поселок и пробрались к дому деда Степана. На «дело» отправили меня, на участке бегала злая собака, с которой справиться могла только я. Потискав Шарика и чмокнув его в мокрый нос, пригнувшись, добежала до туалета и сбросила в отхожее место все имеющиеся дрожжи.

Несколько дней была тишина, мы уже начали сомневаться, что месть удалась. А потом, как говорится, г…о поперло. «Оно» вспенивающей массой перелило через край уличного туалета и норовило накрыть грядки в огороде, а «чарующий» запах распространился на всю улицу.

Мы упали на траву от смеха, прикрыв носы футболками.

А еще через несколько лет местная разбитная деваха, уже познавшая страсть, больно ранила Ромкино самолюбие. Мы проходили мимо местного клуба, где собралась молодежь. Нас, детдомовцев, ясное дело туда не пускали. Так эта девица, решившись покрасоваться перед толпой, высказала сомнения о Ромкиной мужской состоятельности, так сказать, а толпа радостно подхватила смех.

Детская обида охватила нас всех. Ромка молча сжал челюсти, против толпы ведь не попрёшь.

В клубе полы были устланы досками, чем мы и воспользовались. Необходимо было достать красный молотый перец. Перец из столовой, ссыпанный в кулёчек, собирался в пакетики, а наши повара не переставали удивляться, куда это он все время девается из припасов и столов.

Осуществление плана на себя взяла Алька. Пробравшись через небольшое окно клуба, рассыпала по полу весь красный перец. И мы стали ждать. Вечером молодежь, после работ на полях и огородах, принявшая на грудь горячительные напитки, потянулась к клубу. Музыка, веселье и танцы до упаду. Перец, перемешиваясь с пылью, медленно поднимался от подолов летящих юбок в танце и энергичного отплясывания нетрезвой молодежи, и оседал на открытых участках тела. Прямо под подолы и оседал… А что происходит после танцев у нетрезвой молодежи? Правильно. Ищут большой и чистой любви и…

Чесались все. Шум поднялся знатный! И выяснение отношений кто с кем спал, и оскорбления личностей и даже мордобой. А потом обследование у венеролога всей молодежи.

Месть удалась…

И не все так радужно было в нашей жизни. Были и слезы украдкой в подушку. Обиды и разочарования. Эх.

Ох, что-то меня воспоминания завели в далекое детство. О чем это я? Ах, да.

Я работаю в круглосуточной ветеринарной клинике, именуемой «Добро». Двухэтажное здание располагалось в глубине городского парка, окруженного деревьями. Не обременёнными соседями, у нас была возможность выгуливать своих больных подопечных на отведенной нам территории.

Раньше ветеринарная больница финансировалась из скудного бюджета города, а когда источник финансирования иссяк из-за очередного кризиса в стране, пришлось искать спонсоров и меценатов. Но времена меняются, оскудела рука спонсора и встал вопрос о закрытии единственной в городе ветеринарной больницы.

Вот тогда начались скитания нашего руководства. Прошениями забрасывали чиновников, до хрипоты в голосе спорили с администрацией города, в спорах забрызгивая слюной очередные талмуды документов и тряся бумагами перед равнодушными чинушами, просили отдать здание в частные руки. Выстояли, выгрызли из загребущих потных ручонок администрации города здание, давно требующее ремонта. Тогда и Игорь Семёнович подсуетился, что-то продал и сделался совладельцем, теперь уже ветеринарной клиники.

Ремонтировали своими силами, по выходным собирались сотрудники и энтузиасты и шкурили, шпаклевали, красили. Рядовые сотрудники не роптали, а вставали плечом к плечу. У многих были дети, устроиться на работу с ветеринарным образованием в нашем городе было негде, а здесь мигала призрачная надежда, что все будет хорошо и зарплата, хоть небольшая, но будет. Вот и красили, мели, клеили.

Потихоньку дела налаживались. Клиника обрастала новой клиентурой, жители побогаче следили за новомодными тенденциями и заводили экзотических животных. Владельцы элитных пород кичились друг перед другом дорогостоящими грумингами и хендлингами, выкладывая при этом суммы с нолями, пополняя текущий счет нашей клиники.

Оборудование было закуплено, расходного материала хватало в достатке, поэтому мы могли себе позволить оказывать бесплатную помощь бездомным животным, попавшим «в трудную жизненную ситуацию». Вот и несли жители нескончаемым потоком травмированных, ушибленных, раненых.

Вот и вчера, не успели погаснуть свет уличных фонарей, к ограде подъехала неприметная машина. Водитель тяжелой поступью поднялся на крыльцо, держа в руках замотанный в старую потертую куртку животное.

— Эта, здеся, что ли больничка для животных? — И, получив положительный ответ, прошёл в помещение.

— Ехал, значит по дороге. Глядь, ползет что-то. Вышел, смотрю собака по обочине ползет. Ну, я в охапку и к вам.

— Ну и правильно! Ну и молодец! Это же по-человечески, да? — Ровным спокойным голосом сказал Семёныч.

— Проехал бы мимо — совесть бы мучила, ну или не мучила! — продолжал Семенович, рассматривая жертву очередного дорожно-транспортного происшествия.

Рыжий небольшой пес лежал на столе, поскуливая. Грязные бока шумно вздымались в такт обрывистому дыханию. В карих глазах плескалась боль, а из левого окровавленного бедра торчал осколок кости.

Водитель облегченно выдохнул. Ну, это вот как раз и понятно. Куда бы он дел эту собаку, если б не мы? Домой не повезёт, травмированная собака никому не нужна. Расходов и нервотрёпки много. Положил бы где-нибудь возле той же обочины и поехал дальше.

— Работаем, Рита — сказал Игорь Семенович.

***

Я потянулась всем телом, ощущая уставшие мышцы.

В приоткрытую дверь выглянула миниатюрная шатенка Таня:

— Чай, кофе?

— И потанцуем! — утвердительной махнул головой Семеныч.

— Ох, девки! Вам бы дома по ночам сидеть, да личную жизнь устраивать.

— Ага — сказала я с улыбкой.

— Таня, во сколько порядочная девушка должна ложиться в постель? — спросила я Таню, повернув голову.

— В восемь — с такой же улыбкой сказала она.

— Чтобы уже в десять быть дома — закончили мы со смехом.

— Вот заразы симпатичные! — улыбаясь сказал Семеныч, поднимаясь со ступенек.

В восемь утра дверь распахнулась и в кабинет влетела наш бухгалтер Мария Васильевна. Полная кареглазая брюнетка, с мелкими кудряшками на голове, имела неосторожность любить носить балахоны- разлетайки. От того её фигура казалась еще дородней.

— Ну что, бригада «Ух» работает до двух?

— До четырёх, Марь Васильевна — ответила я.

Мария Васильевна укоризненно покачала головой.

— Марго, по пути домой завезете документы в администрацию? Сегодня последний день, а я ничегошеньки не успеваю.

Я поморщилась. Ну не люблю я, когда меня так называют.

— Конечно, Мария Васильевна. После приема завезу. И с чистой совестью в отпуск! — я радостно улыбнулась.

— Счастливая — сказала Мария Васильевна и побежала переодеваться.

— Ты не забыла про мой юбилей? — Игорь Семёнович снял белый халат, заменяя его свежим. — Уже 60 — с тоской и какой-то не затаённой грустью в голосе сказал он.

Я взмахнула руками:

— Не УЖЕ, а ЕЩЁ! Что за настроение, честное слово!

Я вскочила, подняла одну руку наверх и продекларировала на французский манер, коверкая «р» и растягивая гласные:

— Есть у метких францууузов золотые слова:

«Если б молодость знала. Если б старость могла

Но бывает участок в середине пути

Когда сила и опыт могут рядом идти.

Этот возраст счастливый сочетает в себе

Два коротеньких слова: «ещё» и «уже»…»

Семёныч заинтересовано поддался вперед и ждал продолжения.

Я подняла две руки вверх:

— Кина больше не будет. Все остальное на юбилее.

Семеныч весело спросил:

— А споешь?

— Обижаете, честное слово. Когда это я вам не пела?! — притворно надула губы я.

— Обязательно! Сначала стоя, потом сидя, а когда под стол полягут юбилейные товарищи — даже оттуда мурлыкну пару песен.

Семеныч ударил ладошками по коленям:

— Вот это по-нашему! Эх, жизнь продолжается!

В кармане тихонько запел сотовый телефон, звонил Кирилл:

— Привет. Когда освободишься?

— Привет. Я еще на работе, у меня прием. Потом документы нужно будет завезти.

— Тогда до вечера? — и, получив мой утвердительный ответ, попрощался.

Семёныч, догадавшись кто звонит, отвернулся.

— Значит в отпуск на море? С Кириллом? — поморщившись, спросил он.

— Да нормальный он парень. И чего он вам не нравится? Не понимаю.

Семеныч проникновенно приложил левую ладонь себе на грудь и сказал задумчиво:

— Так-то парень неплохой, только…

Я со смехом замахнулась в него салфеткой.

С Кириллом мы познакомились год назад на дне рождении общих знакомых. Море обаяния, чуточку харизмы, ну и внешность не подкачала. Конечно, я замечала некоторое бахвальство и самолюбование, но старалась не обращать на это внимание. Ну не бывает идеальных парней, не бывает. Со мной Кирилл был вежливым и внимательным, и я решила ответить на его ухаживания. Страсти уже улеглись и наши отношения стали уютными и доверчивыми. Мы уже обменялись ключами от своих квартир и у меня не вызывал отрицательных эмоций тот факт, что он в любое время мог забежать в мою квартиру пообедать или просто оставить покупки для совместного ужина.

В коридоре уже была очередь из четвероногих пациентов и их хозяев.

Входя в приемную, я раскинула руки в разные стороны:

— Тайсон, красавчик мой, иди я тебя потискаю.

Здоровый ротвейлер, радостно повизгивая, бросился мне навстречу, открыв свою пасть и вывалив свой мокрый язык. Облизал мне лицо и с чувством выполненного долга вернулся к своей хозяйке.

В смотровом кабинете, осмотрела заднюю ногу собаки, сняла швы, обработала антисептиком. Тайсон благодарно лизнул меня в нос.

Его хозяйка покачала головой:

— Вот прям удивляюсь я, Риточка. Ведь зверюга такая, что люди боятся во двор заходить. Он ведь даже мне лишний раз не дает себя погладить. А к вам льнет как котенок, ей Богу.

— Все очень просто — сказала я с улыбкой.

— Нет у животных таких понятий как «плохой» или «хороший» человек. Это люди сами себе придумали. У них есть природный инстинкт, они чувствуют людей и отражают их настроение. Подойдите к собаке с ненавистью — к вам вернется ненависть. А подойдите с добром и любовью — и вернется любовь. Если люди — это отражение нашего мира, то животные — отражение людей.

Закончив прием, переоделась и подошла к зеркалу. Мы смотрели друг на друга — я, отраженная в зеркале и зеркало, отражающее меня.

Тридцати четырехлетняя блондинка среднего роста, светлые волосы ленивыми волнами дотягивались до плеч. Спина прямая, талия вырисовывается, грудь в наличии — второго размера. Белый топик плавно очертил мои женские формы, а светлые джинсы с заниженной талией выгодно подчеркнули все прелести фигуры. Туфельки на каблуке визуально удлинили ноги. Я тряхнула головой и улыбнулась — у моего отражения на щеках появились ямочки. Внимательные голубые глаза в обрамлении пушистых длинных ресниц, окинули в целом фигурку, одобрительным кивком головы, закончив осмотр.

А теперь вперед и с песней, нужно еще столько успеть сегодня.

***

Быстро отвезла документы в администрацию и решила забежать к Кириллу, соорудить ужин. Благо, что ключи лежали в сумочке.

Открыв дверь, я вошла в прихожую. На банкетке лежало его портмоне, а рядом стояли его туфли. Странно, Кирилл пришел раньше?

И услышала еле уловимый женский стон. Я сделала шаг вперед, затем остановилась, прислушиваясь. Стон повторился. Понимание происходящего горячей волной оглушило меня. «Блин, ну только не это. Как в анекдоте» — молча простонала я.

Что делать? Развернуться и тихонько выйти? Сделать вид, что ничего не знаю? Смогу ли я дальше продолжать отношения, постоянно терзая себя сомнениями «было или не было»?

Я стояла, прислонившись к стене спиной, и лихорадочно думала. Я не смогу доверять ему, как раньше. Ощущение гадливости никуда не денется. Ну брезгливая я. Со временем подозрения в его неискренности будут только укрепляться, а я в подозрениях в его изменах буду изводить себя и его. Пытаясь задеть его побольнее, сделаюсь сварливой бабой. В итоге мы расстанемся. Это что же получается? Конец в любом случае один? Так зачем тянуть? Решено! Здесь и сейчас! Я оттолкнулась от стены, глубоко вздохнула и пошла в сторону спальни.

— Милый, ты дома? Я пришла — пропела я ласковым голосом, распахивая дверь.

Шторы задернуты, вещи разбросаны, а на постели все по классике: два тела, двигающихся в такт, испуганные лица, лихорадочное прикрывание голых тел.

— Ой, ты занят, да? Так я подожду, да? — зашла в спальню, хлопая глазами и бухнулась в кресло.

Мельком взглянула на девицу. Молоденькая, лет 20. Светлые волосики растрепаны, страх исказил симпатичное лицо.

— Эк тебя угораздило-то. Да не волнуйся, милая. Визга, крика не будет — усмехнулась я про себя. — Я здесь подожду? Аааа, я наверно мешаю, да? Ну там типа накал страстей, концентрация там снизилась, да? Я тогда на кухне подожду. — Да вы, не волнуйтесь, не волнуйтесь. Главное, заканчивайте, если получится. Это же высокие чувства — подняв глаза к потолку, сказала я и спокойно вышла.

Я встала у окна, облокотившись о подоконник руками. Вдох-выдох. Что-то наверно говорить положено в таких ситуациях? «Ты, подлец, предал нашу любовь» или «ненавижу тебя», с надрывом это так, с хрипотцой.

Кирилл, на ходу надевая спортивные штаны, выскочил в коридор на одной ноге, аккуратно прикрывая за собой дверь в спальню. Судорожным движением руки пригладил растрепанные волосы. Растерянный вид, опущенная вниз голова и нахмуренные брови, словно собирался с мыслями. Поднял на меня взгляд слегка прищуренных карих глаз, словно пытался прочесть мои эмоции.

Я молча рассматривала его.

— Ты же должна быть на работе?

Я молча подняла брови в изумлении. Так и ты вроде там же должен быть.

— Это так, случайно получилось. И вообще, ты сама виновата! Равнодушная ты. А мне нужны яркие ощущения.

О как! Это я еще и виноватая оказалась. Вот какая я бессовестная. Довела, понимаешь, добра молодца.

— И вообще, ты меня не понимаешь! — визгливым голосом воскликнул он.

— Ага, «кто поймет, тому половина».

— И у тебя не может быть детей.

А вот это удар по самому больному. Я вздохнула, покачала головой.

Я с самого начала отношений честно поговорила с ним об этой стороне моей жизни и предоставила возможность ему самому сделать выбор. В свое время я прошла всевозможные обследования. Вердикт врачей одинаков: «вы здоровы и можете иметь детей». Я, конечно, не теряла надежды, но время шло, чуда не происходило, и я смирилась.

Я спокойно прошла, положив ключи на стол.

— Равнодушная дрянь — выкрикнул он.

— Контрольный выстрел нашим отношениям — усмехнулась я.

Вот уж воистину, лучше минуту помолчать! Столько всего интересного о себе узнала.

Я вышла на улицу и глубоко вздохнула, подняв лицо к небу. Это он что же, позвонил сегодня, что плацдарм свободен, а вечером, как ни в чем не бывало, собирался обсуждать со мной отпуск? Я покачала головой. Двуличный Янус. Определенно в этом имени нужно поменять первую букву.

Дети? Дети у меня есть. У нас стало традицией в любую свободную минуту ездить в свой детский дом. Мое «направление» — животные, природа. Ну и пение, конечно. Я собираю группу и идем в лес, изучаем природу, собираем грибы, ягоды. Бегаем в догонялки, поём песни. В общем, отдых на природе. Организовала живой уголок — отбор животных проводила лично: неопасные и неагрессивные. Теперь в уголке есть рыбки, декоративный кролик, принесенные безалаберными хозяевами на усыпление, хомяки и крыска.

Алька занимается рукоделием для девочек: вышивка, пошив одежды из каталогов, дизайн помещений. Мама Ева за голову хватается, когда эти энтузиасты переставляют мебель в помещениях по фэн-шую.

Ромка — специалист по походам и спорту. У него вообще строго — набедокурил, в поход с ночевкой не идешь. И я с ними с удовольствием хожу.

Но сначала происходит целое представление.

— Дядя Рома, ну возьмите меня с собой. Я себя хорошо вела, честное-пречестное» — канючу я тоненьким голосом, хожу за ним, одергивая за полу рубашки, заглядывая преданно в глаза.

— Пожааааалуйста — пою я тоненьким голосочком, приложив ладони к груди. — А еще старушку через дорогу перевела. Правда-правда.

Детвора смеется. Ромка сурово хмурит брови, кривит рот, стараясь не засмеяться.

Что может быть лучше? Костерок, запеченная в углях картошечка, гитара и песни. Приходим, пропахшие костром, уставшие, но довольные.

Выпускник Макс с мальчишками резьбой по дереву занимается. Машенька — повар-кулинар.

Ведь главное — не просто вырастить ребенка. Нужно ведь талант выявить. Вот кто-то скажет — ну талант и талант, не выдумывайте. Нужно, мол, хорошую профессию приобрести и зарабатывать побольше денег. А много их богатых счастливых? Миллион рублей, еще один. Уже все мечты исполнились, а удовлетворения нет. И счастья нет внутреннего, вот и мечутся: кто в адреналине от смертельных видов спорта, кто в алкоголе, кто в наркотиках ищет это чувство счастья и полета. Вынырнут из угара, оглядываются и ищут — ну вот было же оно, я смог поймать это кратковременное ощущение счастья. И опять в метания, чтобы еще разок ощутить и окунуться в это волшебное чувство.

А ведь талант — это искра Божья, данная каждому человеку при рождении. И нужно с этой искоркой работать — поддерживать, так сказать, развивать. Ведь если тебе дан дар художника, это же не означает, что возьмешь в руки кисть и станешь писать шедевры. Нет. Талант нужно развивать — научился чему новому — искорка ярче разгорается.

***

Ключи свои у этого паразита не забрала. Ну да это ничего, это вот как раз поправимо.

Набрала номер:

— Ромчик, нужна твоя помощь. Замок поменять нужно. Очень нужно. Вечером расскажу. Алька вечером заскочит, посидим.

Вечером Рома приехал пораньше и занялся замком. В это время я накрывала стол и рассказывала ему, что произошло. Рома вышел в коридор с отверткой в руках:

— Давай я ему кое-чего пооткручиваю, а?

— Да не нужно, Ром, мараться об него еще. Наверно так было нужно. Если бы любила, наверно, страдала бы сильно. А так брезгливость только осталась.

Я задумалась, как будто прислушиваясь к себе:

— Ты знаешь, даже облегчение какое-то.

Когда Ромке было около восемнадцати лет, он спросил совета у мамы Евы, на ком из нас жениться?

Она встала подбоченясь, уперев руки в бока и сказала с ехидцей:

— А ни на ком, Ромочка, думать надо было, когда братались в подворотне. А на сестре разве можно жениться? Никак нельзя.

Я с улыбкой вспоминаю наши проделки. Вот что нас тогда сподвигло? Лежали себе на травке, разговаривали. Я, расчувствовавшись от близости своих друзей, сказала:

— Вы мои самые лучшие друзья. Давайте поклянёмся, что, когда вырастем, всегда будем вместе.

Ромка вскочил на ноги и убежал. Мы с Алькой недоуменно проводили его взглядом. Когда он вернулся, в руках был маленький ножик, который он спёр в столовой.

— Надо скрепить клятву кровью — деловито сказал он.

— Я в фильме видал.

И одним коротким движением порезал правую ладонь, передав нож мне. Сжав зубы, я вспорола нежную детскую кожу на ладони столовским ножиком. Алька внимательно смотрела на нас, затем вздохнула, чиркнула по руке и тоненько взвизгнула.

Мы с серьезными лицами прикладывали окровавленные ладошки, произнося клятву-стать родными братьями и сестрами, а с наших детских ладоней капала алая кровь и исчезала, впитываемая землей. Как будто земля приняла наши клятвы.

Тогда, наверно, я в первый раз услышала, как мама Ева кричит. Отходила нас хворостиной, приговаривая:

— Что же вы наделали?! посмотрела на нас серьезно — У каждого из вас свой путь. Так нужно!

Вот всегда она так! Взглянет серьёзно в глаза и скажет: «так нужно».

Я думала, что, когда вырасту, буду певицей. Занималась музыкой и выступала на вечерах, даже в конкурсе успела поучаствовать. А мама Ева так обосновала неправильность моего выбора:

— Ну что за профессия — певица? Посмотри сколь их, прыгают по сцене как обезьяны. А по-настоящему хороших из них сколько? Там же спонсоры всякие нужны, сломаешься ведь и останешься и без сцены, и без профессии. Голос есть, так и пой себе на здоровье. Тебе с животными нужно работать. Ты посмотри, как они к тебе тянутся. Да те же псы блохастые. Не ко всякому ведь подойдут, бояться людей. А к тебе бегут как заговорённые. И ты ведь не брезгуешь, разговариваешь с ними как с равными.

И отвела меня в ветеринарную академию. А ведь я ни разу не пожалела об этом. Как все- таки важно, когда рядом будет человек, который подтолкнёт в правильном направлении.

И Ромке тоже посоветовала. Так нужно, говорила она.

Звонок в дверь прервал мои воспоминания, и в комнату влетела Алька. Я залюбовалась ею. Вот уж красота выросла. Некогда серо-грязные пакли на голове превратились в роскошную пепельную гриву до пояса. Зеленые большие глаза в обрамлении черных пушистых ресниц, сверкали как два изумруда. Стройная фигура чуть ниже среднего роста и плавные танцующие движения. Лицо с гладкой матовой кожей и живой мимикой, искренняя улыбка, приветствующая новый день.

Я улыбнулась. Внешний вид вызывает ассоциации оленёнка из мультика: стоит Альке поднять на мужчину глаза, как у них возникает желание защитить это хрупкое нежное создание, взять под свою защиту эту нежную лань, ну и как водится, воспользоваться этой женской наивностью в своих мужских целях. Каково же бывает удивление мужчин, когда под этой слабой и чувствительной внешней оболочкой, обнаруживается твердый характер, способный дать отпор любому протягивающему к ней свои липкие ручонки.

А уж под этим самым твердым характером обнаруживается нежная и чувственная, мечтательная натура. Как в слоёном пироге, доешь до конца — получишь суперприз. Только до этого скрытого слоя её характера мало кто добирается. Кто-то ломается об её твердый, как камень, характер.

И были разговоры и воспоминания.

Вот люблю я такие посиделки. Где можно поговорить обо всём по душам, где не нужно подбирать слова в разговоре. И никто не осудит, и не подожмет губы в неодобрении. Потому как много вместе пройдено и пережито.

Я рассматривала своих друзей с ласковой улыбкой и понимала, что люблю их. Люблю не за что-то, а за то, что они у меня есть. И это понимание, что я не одна на этом свете, грело мою душу.

— Ромка, ты чего не женишься уже? — Алька периодически «цепляла» его на эту тему.

Ромка со стоном хлопнул себя ладонью по лбу, откинувшись на кресле: «Алька! Ну, сколько можно?»

Затем вскочил, подбежал к трюмо, намазал губы красной помадой, развернулся к нам, захлопал глазками и пошел по комнате виляющей походкой и оттопырив мизинец:

— Мииилый, я сломала ноготь. Поцелуй меня — продолжал он, вытянув губы трубочкой.

Мы с Алькой от хохота повалились на диван, смеялись громко и долго, смотрели на Ромку и опять покатывались со смеху.

Ромка смотрел на нас веселыми глазами.

— Они же дуры! — грустно констатировал он.

Просидели допоздна и ребята остались ночевать у меня. Алька утром убежала на работу, напоследок обернувшись и послав воздушный поцелуй.

Ромка мужественно согласился проводить меня и, как он говорит, убедиться, что я действительно уеду и отдохну по-человечески.

Телефонный звонок отвлек от упаковывания дорожной сумки. Звонил Игорь Семёнович с искренними пожеланиями хорошего отдыха.

Уже в коридоре, проверяя выключатели и в голове перечисляя необходимые для отъезда дела, прозвенел ещё один телефонный звонок.

Мама Ева слегка волнующимся голосом произнесла загадочную для меня фразу: «Маргарита, запомни, что я скажу. Все будет хорошо и ничего не бойся. Ты поняла? Так нужно!» — произнесла она свою коронную фразу и положила трубку.

А я осталась стоять с трубкой в руках, смотря на неё, в недоумении, хлопая глазами. Ромка обеспокоенно повернул меня к себе за плечи, заглядывая в глаза. Я тряхнула головой, словно отгоняя наваждение: «Мама Ева умеет удивлять, честное слово. Стареет что ли? Говорит ничего не бойся. Так нужно, говорит».

Ромка, деликатно подталкивая меня к двери, вынес в коридор чемодан, сказал: «Если говорит, что так нужно, значит так нужно. Поняла? А вот если мы сейчас на поезд опоздаем, получим все».

На поезд я действительно чуть не опоздала. Бежали с Ромкой сломя голову. Я на ходу вдыхала неповторимый запах вокзала, рельс, смазанные смолой и еле заметным дымом от угля. Этот запах всегда к переменам: у кого-то вызывающий нервный трепет от поездки в неизвестность, у кого-то радостное возбуждение от предстоящей поездки, у кого-то просто возможность выехать за пределы привычной и порядком надоевшей жизненной круговерти.

Забежала в купе и села на своё место — уже объявили отправление. Привалилась к спинке и закрыла глаза. Вокруг суетились соседи, распихивая чемоданы. Затем, не успев, как следует устроиться на местах, начали доставать еду. От запаха варёных яиц и жареной курицы меня затошнило. В купе он концентрировался в закрытом пространстве, вызывая легкую тошноту.

Я так и сидела с закрытыми глазами, общаться с соседями совершенно не хотелось. Чуть позже я открою глаза, улыбнусь милым соседям, обсудим сотню тем, промоем косточки опостылевшему правительству. А пока мне просто жизненно необходима эта минута одиночества. Я сидела, намотав ремешок от сумки на руку, уцепившись за него как за спасательный круг. Навалилась какая-то эмоциональная усталость, накопленная за год. На море буду лежать как морская звезда и ни о чем не думать. Наверно я так и уснула, сидя.

Проснулась и приоткрыла один глаз. За окном темень. По купе гулял свежий ветерок, унося с собой вагонные запахи еды, едва заметного табачного дыма, влажного белья и дымка от угля в титане.

Ого. Вот это я отключилась. Сейчас еще подремлю, а потом и с соседями можно знакомиться. Они между тем переговаривались между собой: «Скоро в тоннель въедем».

Вот после него родимого и «проснусь» — решила я, пытаясь отогнать остатки сна.

По глухому звуку я догадалась, что поезд въехал в долгожданный тоннель.

Глухой громкий звук от стука колес ворвался в открытое окно. Звук искал выхода и бился о четыре стены закрытого купе. И теперь бесконечное мощное тук-тук-тук громко било в уши, забиралось в голову и отзывалось пульсирующей болью. Я поморщилась, не люблю громких звуков, теперь голова наверно разболеется. Машинист надумал сделать предупредительный сигнал и к бесконечному стуку присоединился громкий вой большой мощной железной машины. Поезд внезапно дернулся и меня, резко подбросило на месте и выбросило вперед. Голова взорвалась сотнями огней, и я отключилась.

***

Сознание возвращалось медленно. Не открывая глаз, я пыталась понять, где я и что, собственно говоря, случилось. Помню поезд и тоннель, помню звук эха, громким гулом врывающееся в открытые окна вагона, от которого невозможно было спрятаться. Помню ощущение толчка вагона и ощущение полета.

Авария на железной дороге? Это меня выбросило, получается? Глубоко вздохнула — боли в грудной клетке не было и приоткрыла глаза. Голубое ясное и чистое небо. Повернула голову набок: на все поле зрения трава, зелёная и такая сочная, кажется — дотронься пальцем, травинка лопнет и звук еле слышных колокольчиков со всех сторон. Дзинь-дзинь.

Напротив моих глаз на травинке шел, а не полз, жук. Странный он какой-то. Размером с грецкий орех. Его тело прикрывал панцирь фиолетового цвета. Две длинные задние ножки, на которых он шёл, сгибались ровно посередине в разные стороны. А передними короткими лапками он держал пучок травинок и жевал. Остановившись, он чуть наклонил свою голову, будто изучая меня, и поклонился в книксене.

Эк меня приложило то об землю. Уже галлюцинации начались, где это видано, чтоб жук поклоны бил.

Пошевелила руками, ногами, вроде ничего не болит.

Так, нужно порассуждать. Если меня отбросило при аварии, значит рядом должна быть железная дорога и наверняка экстренные службы подъехали. А может, просто людям нужна помощь.

Я, облокотившись на локти, села. В руках сжатый ремешок сумки. Ничего не болит. Потихоньку встала, оценивая ощущения в теле. Может у меня шок и я не чувствую боли?

Я осмотрела себя взглядом. Крови нет, замечательно. Ощупала ноги, руки. Голова на месте, шишек от ударов нет. Хорошо.

Так, стоп! Что это такое? Волосы. Почему они длинные? Чуть ниже лопаток. Этого же просто не может быть. Я же не могла здесь валяться так долго? Это же сколько нужно времени, чтобы они так отросли?

Я перекинула волосы на плечо, осматривая их, погрузила руку в волосы и провела по всей длине. Густые, мягкие, слегка завивающиеся на самых кончиках.

Я начала судорожно ощупывать себя. Вещи мои, тело, вроде тоже собственное. Одним движением руки резко дернула молнию на олимпийке. Вот моя, она книксен родная родинка, значит это я. Так, что еще можно посмотреть? А ямочки на щеках? Я улыбнулась, приложив пальцы к щекам. На месте.

Осмотрелась. Вокруг поляна какой-то неправильной овальной формы, окруженная деревьями. Нужно идти, только не знаю куда. Пойду прямо, там встречу людей и спрошу дорогу.

Перекинув сумку через плечо, я осторожно двинулась к деревьям, прислушиваясь к своим ощущениям в теле. Ничего не болело. Странно даже, но успокоившись по поводу повреждений, перевела взгляд на окружающую меня природу. Под ногами множество разноцветных цветов. Красиво. Черно-белые полосатые колокольчики звенели, задетые моими ногами.

— Так это вы звените? — я наклонилась к одному из них и легонько щелкнула по нему. Раздался нежный звук колокольчика. Я нахмурилась. Красиво, конечно, но нереально.

Наверно, я сплю. Ну конечно! Сплю себе, никого не трогаю и сон замечательный смотрю.

Стройные высокие деревья, окружавшие поляну, тоже были странные. Протянула руку и погладила ствол. Он был гладкий, как будто его обработали и покрыли лаком. Здесь что, массовый сабантуй праздновали? Подняла голову. Кроны деревьев образовали большую зеленую шапку, местами пропускающую солнечный свет. А от крон деревьев свисали плети разных размеров. Как сережки у берез, только гораздо больших размеров.

В лесок влетела маленькая птичка. Она летала вокруг меня и чирикала, подсвистывая известную только ей мелодию. Ее оперенье, ловя солнечный свет, пробивающийся сквозь густую листву, вспыхивало множеством разноцветных красок. Господи, как красиво. Я замерла, боясь прервать эту дивную песню, следя за ней глазами. Птичка поднималась все выше, не прерывая свою чарующую песню.

Вдруг, одна из плетей зашевелилась и молниеносным движением закрутила в кокон и уволокла птичку наверх. Песня резко оборвалась. «Ик» — я стояла с открытым ртом, не веря в происходящее — Это что же? Её сожрали, что ли прямо сейчас? Деревья плотоядные?

Я медленно попятилась задом, а потом развернулась и бросилась прочь из этого леса, поправляя сумку, так и норовящую сползти с плеча. Бежала без оглядки, в голове прокручивая увиденную сцену.

Остановилась, когда уже дыхание вырывалось из груди хрипящим свистом. Подошла к леску, восстанавливая дыхание и оглядываясь по сторонам.

— Ну, вот. Нормальные деревья вроде — я осторожно дотронулась до коры — шершавая. Отколупнула, как в детстве, кусочек, и поднесла к лицу. Вдохнула знакомый с детства запах влажной древесины и нежный аромат смолы. Вот только листья неправильной квадратной формы. Прошла дальше. У другого дерева листья треугольные с коричневым ободком по краям.

— Ну и что, что треугольные, правда? — сказала я вслух. — Вы же никого не едите, да? — продолжала вслух рассуждать я, словно пытаясь получить положительный ответ от безмолвного леса.

Солнце садилось. Может здесь переночевать? А то опять куда-нибудь не туда зайду. А завтра с новыми силами продолжу путь.

Желудок заурчал. Я открыла свою сумку и достала бутылку с водой. Перекусить бы чего. Достала небольшую пачку печенья и съела, запивая водой. Достала сигареты и спички и с наслаждением закурила. Эти привычные движения немного успокоили. Прислонилась спиной к дереву, подтянула колени к животу и обхватила их руками. Все-таки нужно быть настороже, вдруг придется бежать сломя голову.

Проснулась, когда уже было светло. Я лежу на земле, обхватив сумку руками. Быстро осмотрелась: никто никого не жрёт и слава богу. Я потянулась всем телом, разминая мышцы, полежала немного, вдыхая запах травы и встала. Отряхнула руками спортивный костюм от листочков и травы. Да уж, видок у меня наверно.

Но нужно что-то делать с волосами. Может отрезать? За ними уход нужен- мыть, регулярно расчесывать и заплетать. А я привыкла к коротким волосам, махнула разок расческой, растрепала рукой и вперед на работу.

Достала маникюрный набор, вытащила ножницы. Маленькие, но острые. За полчаса управлюсь! Левой рукой отделила небольшую прядь и принялась за дело. Что такое? Ножницы затупились, что ли? Ножницы скользили по волосам и совершенно не желали отрезаться. Ах, так! Я еще рьянее принялась за дело. Упорно царапала ножницами прядь, стараясь перепилить ее. Наконец, мои старания увенчались успехом. В руках осталась тоненькая прядка. Это сколько я ними провожусь? И бросила на землю отрезанную прядь. Прядка плавно опустилась на землю, вспыхнула ярким голубым светом и исчезла. Я ошарашенно смотрела вниз. Присела и провела рукой по земле. Ни следа!

А оставшаяся отрезанной прядка на моих глазах начала отрастать вновь. Я застыла на месте. Я сейчас сойду с ума. Я закрыла глаза, глубоко вдыхая. Спокойствие, только спокойствие! Чуть успокоившись, открыла глаза. «Ну и ничего страшного, правда? Все странные, а я что ли должна одна нормальная оставаться? Не побежишь ведь от своих волос, да? Ну и ладно. Сейчас я вас заплету» — разговаривала я сама с собой, спокойным успокаивающим себя голосом. Иначе со мной приключится истерика.

Открыла сумку. Нужно найти, чем скрепить косу. Ага, вот салфетки влажные. Достала одну, расправила для просушки и принялась за волосы. Расческой расчесала и заплела одну простую косу. Что за черт! Они стали еще длиннее. Я пожала плечами. Спокойствие, главное спокойствие! Закрутила салфетку в жгутик и завязала косу. Нужно идти.

Шла весь день. Долго ли, коротко ли, как говорится. Тело начало наливаться усталостью. Моим ногам определенно нужен отдых, но если я сейчас сяду, то уже не встану. Надоело однообразное мелькание деревьев. Природа уже не радовала меня своим изобилием многочисленных красок и разнообразными формами. Я даже слегка начала раздражаться.

— Люди! Ау! Вы где? Да что ж такое-то?!

Скоро начнет темнеть. Нужно найти место для ночлега, как-то не хочется бродить в кромешной тьме. Я подняла глаза к небу, не останавливаясь, определяя примерное время, затем опустила глаза под ноги. Взгляд зацепился за что-то знакомое, я остановилась.

Я пришла к тому же месту, где уже ночевала! Вот помятая пачка от печенья, вот мой окурок. Не может быть! Как же так! Я в изнеможении села. Кругами ходила! И такое отчаяние меня охватило, что-то сжалось в груди. Так жалко себя стало. Вспомнила Ромку, Альку, маму Еву и Семёныча. Им уже сообщили, что я пропала? А меня будут искать? А найдут? А скучать будут?

Слезы потекли из глаз водопадом. «У-у-у-у» — завыла я в голос, хлюпая носом. Набирала воздух в легкие и снова выла. Не знаю, сколько ревела, пока не услышала, что мне кто-то тоненько подвывает из леса.

Я вскочила, утирая слёзы: «Ну что, что?» — прокричала я, сжав ладони в кулаки. «Плакать тоже нельзя? Да идите вы все. И некому меня пожалеть, и одна я одинёшенька. А мне страааашно» — голосила и всхлипывала я, прикрыв лицо руками. Глаза и нос уже опухли от слез, а кто-то из глубины леса продолжал тоненько подвывать и поскуливать.

Когда мои слезы уже иссякли, остались только судорожные всхлипывания, я вытерла лицо, повернув голову в сторону посторонних звуков. Надо же пойти глянуть на собрата по несчастью, может такой же бедолага как я потерялся и плачет теперь навзрыд. Встала, опираясь на дерево, вздохнула и пошла в ту сторону откуда слышала звук.

Зашла вглубь леса, осторожно переставляя ногами и осматривая пространство. Остановилась. Никого.

— Эй, ты где? — осторожно спросила я. Тишина.

— Где тыыыы? — чуть громче крикнула я. Раздался писк. Ага, немного левее нужно завернуть. Так, еще вперед, теперь через холмик. И остановилась как вкопанная. Что это такое? Две здоровые туши животных лежали, вцепившись друг в друга, не двигаясь. Я сделала шаг назад.

— Это вы меня на помощь звали, что ли? Э, нет братцы, разбирайтесь сами. Мы с вами в разной весовой категории.

Тишина. Немного постояв в задумчивости, сделала шажок вперед, пытаясь разглядеть происходящее. Еще шаг. Любопытство меня погубит. Еще шажок.

Две большие мохнатые туши, сплелись в своей последней смертельной хватке. Я всматривалась в них, пытаясь уловить признаки жизни. С любопытством профессионала оценивала незнакомый мне вид животных. Размер? Огромный. Одного мне так и не удалось толком рассмотреть, так как представитель этого вида был без головы. Только мощное жилистое тело, покрытое короткой шерстью, и шесть лап с перепонками между когтями. Четыре из которых были вцеплены в свою предполагаемую жертву.

Я переключила внимание на второе животное. Морда слегка сплюснутая, нос широкий с крупными ноздрями. Уши короткие, но широкие, с кисточками на кончиках.

Я сделала осторожный шаг вперед, пытаясь рассмотреть подробности. Мощные передние лапы, размером в две мои головы, заканчивались длинными изогнутыми когтями. А сами лапы до самого тела покрыты толстой крупной чешуёй

Вдруг я заметила еле уловимое движение и отскочила в сторону. Животное было еще живо. Чуть шевельнулось веко и приоткрылся глаз. Большой круглый глаз, с темно-серым ободком по краям.

Внезапно я услышала еле уловимый писк немного в стороне. Я медленно двигалась по направлению к звуку. Ну где же? Под лапой еще живого животного кто-то шевелился. Присела на корточки и попыталась отодвинуть ее. Маленькое существо размером с маленького щенка хлопало глазками и смотрело на меня и попискивало. Голое розовое тело дрожало. Шерсть местами начала только-только отрастать. Маленькие лапки без когтей беспомощно скользили по земле, пытаясь поднять тельце.

Я осторожно взяла его на руки и поставила на землю. Лапки разъехались, он плюхнулся пузом на землю и заскулил, тоненько-тоненько. Живая, большая животинка, услышав писк, попыталась повернуть голову, но силы уходили из неё. Наверное, это его мама. Она сражалась, защищая своё дитя. Сердце сжалось от жалости.

— Ну и что мне с тобой делать?

Заглянула в пасть маленького — зубов еще не было, он в любом случае погибнет, если останется здесь.

Я взяла его на руки и прижала к себе. Затем, подумав, поднесла его к животу еще живой матери. Маленький судорожно начал тыкаться в живот и найдя сосок, вцепился в него.

Подошла к морде его матери.

— Эй, ты живая? — осторожно спросила я, высматривая на её морде признаки жизни. Не жду же я в самом деле от нее ответа, ага, живая мол.

Она приоткрыла глаза, которые уже начали мутнеть. На шее я разглядела страшную рану, рваные края шкуры и мышц из которой вытекала густым потоком бурая кровь.

— Ты умираешь — сказала я ей.

— Без тебя малыш погибнет. Я возьму твоего маленького и постараюсь, чтобы он выжил. Правда, не знаю еще, как это сделать. Была бы я дома — думала я, наклонив голову. Она медленно высунула свой длинный язык и лизнула мою руку. Затем шумно выдохнула и замерла, а на меня смотрели её мертвые глаза. Я взяла маленького на руки. Его розовое пузо раздулось от еды, а глазки сонно закрывались.

Я вернулась к «своему» месту. Села опять спиной к дереву и положила малыша на колени. Уснула не сразу- в голове крутились вопросы, на которые у меня не было ответов.

Проснулась от копошения. Мелкий жалостливо попискивал. Наверное, голодный. В сумке еще оставалось печенье. Целым ведь в пасть ему не положишь — подавится еще. Я взяла печенье в рот, разжевала, превращая в кашицу. Набрала на палец и просунула в маленький рот. Он пытался его сосать и мусолил своим беззубым ртом. Худо-бедно он проглотил пережеванную массу. Воду вливала в открытую пасть небольшими порциями. Он захлебывался, глотал и фыркал.

— Нужно идти, мелкий или мелкая. А действительно, ты кто? — я аккуратно перевернула малыша на спину — Все же мальчик. Нужно дать тебе кличку. А то убежишь, а как позвать тебя и не знаю. Буду ходить везде орать- Мелкий. Между тем маленький начал дрожать. — Ну да, так-то у мамки погрелся бы. Жди теперь, когда шерсть отрастёт. Я положила его за пазуху, перекинула ремень от сумки через голову, чтобы не мешала и пошла, поддерживая одной рукой свою поклажу.

Шла и думала: Вода скоро закончится, хоть бы родник какой найти. Да и умыться не мешало бы. Без еды я еще протяну, но не представляю, чем буду кормить малыша.

Я шла, рассматривая природу. Воздух пахнет свежестью как после дождя. И нет ощущения пыльных дорог и выхлопных газов. Птички поют, бабочки и еще какие-то красивые твари летают. Вон та на пчелу похожа, полосатая и здоровая, размером с мандаринку. И уперлась в зеленый забор из растений высотой метра три. И никакого просвета. Стволы как лианы оплетали друг друга, поднимаясь все выше. Огромные листья размером с огромные лопухи прикрывали внешнюю сторону забора. А на внешней стороне листьев мелкие острые шипы. По такому ограждению и не пролезешь, руки в лоскуты порежешь. Я шла вдоль него, пытаясь найти дверь или калитку.

Калитку заметила не сразу, просто обратила внимание, что пространство в одном месте отличается от остального. Осторожно открыла её и вошла. Увидела небольшую территорию. Стояли дома разных размеров, сараи. Но, что сразу бросилось в глаза, что все очень аккуратно. Крыши домов одинакового коричневого цвета и не было ощущения разрозненности, как в наших деревнях. Строят ведь по своим финансовым и творческим возможностям. Или дом передается по наследству и начинают достраивать, латать. Здесь как будто деревню построил один мастер и заселил туда людей.

Вдалеке бегали мелкие животные. Люди спокойно ходили по улице и занимались своими делами. Я прошла по каменной широкой тропинке. Меня заметили, засуетились. Кого-то кликнули и вот ко мне выдвинулась делегация из трех человек. Один старик и двое мужчин помладше. Это старший, стало быть, подумала я, рассматривая старика. Мускулистый старичок невысокого роста с седыми короткими волосами, властным лицом и внимательным ощупывающим взглядом. Густые белые брови, глубокие морщины прорезали загорелое лицо.

— Здравствуйте — сказала я с улыбкой.

— Хранительница, благослови- ответили мне, рассматривая мой внешний вид.

Ну да, вид у меня непрезентабельный. Хранительница еще какая-то. Сдурели совсем?

— Скажите, пожалуйста, как дойти до ближайшего города? Я заблудилась, меня наверно ищут.

— Чья будешь? — спросил старик.

Вот что ответить на такой вопрос? «Мамкина с папкой» — ответил бы ребенок. Ничейная — это про меня. Наверно, какой-то другой смысл в этом вопросе.

— В смысле, чья? Своя — пожала я плечами. Не совсем понимаю, что от меня хотят.

— Откуда будешь? Вид у тебя необычный.

Я осмотрела себя. Вот полностью с ним согласна.

— Из Невельска. Ехала в поезде, что-то случилась, наверно авария. Мне нужно поближе к железной дороге — затараторила я.

— А страна какая?

Я немного насторожилась. Странные они какие! По-русски, значит, разговаривают, еще и глупые вопросы задают.

— Россия. Что же еще-то? — утвердительно сказала я, теперь с опаской смотря на них. Или я чего-то не знаю. Начинала нервничать, честное слово.

Старик смотрел на меня, прищурив глаза, словно что-то обдумывал.

— Вон как — сказал он задумчиво — Перебросило тебя, милая. Это страна Ваара — сказал он, обводя кругом рукой.

Я в отупении смотрела на них.

«Стою на асфальте

В лыжи обутый,

То ли лыжи не едут,

То ли я е…утый!»

Это шутка такая, что ли? Может меня разыгрывают? Сейчас выскочит команда с камерами и криками: «Это программа Розыгрыш». Это кто меня разыграл? Ромка поди, гадёныш. Сидят наверно с Алькой ржут, сволочи. Сначала убью особо жестоко, потом расцелую.

Я развела руками в стороны, нечего мол сказать.

— Тебе нужно в столицу идти. Там судьбу таких как ты решают. Для начала старосту найди. Он у нас один на десять селений. Я здесь старший рода, стало быть.

— Переночевать можно хотя бы? — с надеждой спросила я, мечтая о постели, душе и еде.

— Гостевых здесь нет. В свои дома посторонних не пускаем, время сейчас смутное. Дикие лютуют. Хранительница, нас сохрани — сказал он, поднимая глаза к небу и осеняя себя крестом. Только не тем, что я привыкла видеть дома, а реально крестиком- от правого плеча к левому бедру и от левого плеча к правому бедру.

— Но тебя в беде не бросим. На летний сарай согласна?

Я кивнула.

— Кто это у тебя там? — спросил один их мужиков, стоящих рядом.

— Щенка подобрала, мать померла, а этот маленький совсем.

Старик распорядился отвести меня к роднику ополоснуться и накормить. Небольшой родник, обложенный камнями, вытекал откуда-то из земли. Вода прозрачная и холодная. Я с наслаждением окунула в него руки, набрала в руки воды и плеснула в лицо. Кайф. Аккуратно сняла олимпийку, стараясь не потревожить малыша. Обмыла открытые участки тела. Ну и сделала то, о чем мечтала уже несколько дней- почистила зубы.

Кормили на улице. Под навесом большой деревянный стол, лавка. Меня обслуживала пожилая женщина Асида. Из еды дали похлёбку с кусочками мяса и овощей и большой кусок хлеба. Я с наслаждением откусила кусок свежего хлеба и поднесла ко рту деревянную ложку ароматной похлёбки. Живот радостно заурчал от запаха еды. Вкуснотища.

Прежде чем уйти спать попросила молока для маленького. И какую-нибудь бутылку, посуду, приспособление, пипетку в конце концов для кормления животных. Выкармливают же как-то оставшихся без родителей новорожденных животных.

Приспособление имелось. Небольшой деревянный желобок с углублением для наливания молока, заканчивающийся трубочкой, на которую что-то натянуто. Похоже на кишку животного. Я рассматривала это чудо техники.

Женщина протянула мне полукруглую посуду, заполненную молоком. Керамика? Не похоже. Внешне похож на кокос, только не мохнатый.

— Из чего это сделано? Из глины? — с любопытством спросила я.

— Это орех лесной.

— Да? Интересно.

В сарае было чисто, свежая трава лежала в углу большим стогом. Я освободила маленького из кофты и растолкала: «Просыпайся, маленький, будешь есть».

Он сонно хлопал глазками и зевал. Нужно было сначала опробовать это чудо техники, а потом уже дитёнка будить. Ну, ничего, сейчас разберемся.

Я налила молоко в желобок, чуть наклонила. Молоко побежало по трубочке и наполнило кишку, которая раздулась как соска. Я хмыкнула, придумают же. И поднесла к малышу. Он уцепился и зачмокал, прищурив от удовольствия глаза.

— Ты же только не лопни, мелкий. Я к тебе привыкла уже. Если лопнешь, я опять одна останусь — говорила я, поглаживая его по спинке.

Я откинулась на свою зеленую постель, хорошо то как. Трава пахла множеством различных, успокаивающих меня запахов и я уснула крепким сном.

***

Просыпаться не хотелось, так и валялась бы еще с часик-другой. Мелкий спал. Я сходила к роднику, умылась и набрала в бутылку воды. Так как олимпийка осталась в сарае, я шла в спортивных штанах и облегающей майке. Мужики оборачивались мне в след, с интересом разглядывая мои формы. Ну да, у них так не принято ходить. Пусть смотрят, только без всяких там приставаний. А то знаем мы вас.

Знакомая мне женщина Асида приветливо махнула мне рукой. Я помахала в ответ.

Асида подошла ко мне, как только я закончила завтрак и спросила:

— Скоро пойдешь? Еды в дорогу занесу.

— Покормлю маленького и пойду, наверно.

Растолкав мелкого, накормила его, споив остатки молока. Положила его на землю, а сама взялась за волосы. С наслаждением расплела их и принялась расчесывать. Эти заразы предательские еще длиннее стали. Теперь они доходили до пояса. Я водила по ним расческой, массажируя корни волос, прикрыв глаза от удовольствия. Дверь открылась и вошла Асида.

— Я вот тут тебе собрала немножко в дорогу — и она замолчала.

Я открыла глаза. Она стояла, широко открыв глаза, и смотрела на маленького. Узелок выпал из её рук.

— Левир — потрясённо выговорила она и, резко развернувшись, убежала.

Я застыла с расческой в руках. И что это было? Спустя некоторое время дверь с шумом открылась и ввалилась толпа мужиков во главе со старейшиной. Все смотрели на моего малыша с ужасом. Я понимала, что происходит что-то непонятное. Встала, подошла к малышу и взяла его на руки:

— В чем дело? — сказала я, прищурив глаза. Что-то они воинственно настроены. Мелкого в обиду не дам.

— Левир — выдохнул старейшина, подойдя поближе.

— Никогда левиры не попадали в руки людям

— Где ты его взяла? — жестко спросил он — Если украла, то беда нас ждёт. Его мать найдет его по запаху и уничтожит все живое. Взрослая особь способна уничтожить наше селение в считанные минуты.

Мне пришлось честно выложить историю появления мелкого у меня.

— Лизнула, говоришь. Благословила, значит — задумчиво сказал он — С уходом не задерживай. Не обижайся, девица. Первый раз тебя видим, верить не верить твоим словам, не знаю. Я несу ответственность за жизнь этих людей — сказал старик.

Я согласно мотнула головой.

— Соберусь и уйду. И, спасибо за всё! — крикнула в уходящие спины.

Старейшина обернулся и кивнул, принимая благодарность.

Я присела возле мелкого, рассматривая своё приобретение.

— Ну что, левир значит. Опасный, значит. Ну какой ты опасный — теребя по спинке. Он ответил на мою ласку шумным сопением, неуклюже тыкаясь в мою ладонь.

Быстро заплетя волосы в косу, надела олимпийку, засунула еду в сумку, перекинула её через голову.

На улице послышался шум и крики людей. Я схватила малыша на руки. Передумали? Будут гнать до самой калитки палками? Я выглянула на улицу.

Люди столпились возле крайнего дома, гневно галдя. Что там такое? Я осторожно приближалась, вытягивая голову. Впереди стояли мужики с вилами, граблями, мечами. Сзади толпились любопытные женщины и дети. Мне удалось пробраться к самому забору. Увидевшее, заставило меня остановиться как вкопанную.

Я увидела животное, загнанное в угол. Невысокое темно-серое животное стояло на коротких лапах, расставив их и низко пригнув голову, исподлобья рассматривая людей и контролируя каждое их движение. Длинные пушистые уши прижаты к голове, морда слегка вытянутая, с мощной челюстью, низкое плоское тело едва касалось земли. А на землю с головы и раненого бока капала кровь.

Я в ужасе смотрела на него. Что же он такого сделал, что с ним так жестоко обошлись?

Животное, будто почувствовав мой взгляд, медленно повернул голову в мою сторону и посмотрел в глаза.

Застывшие пепельные глаза с большими черными зрачками обреченного животного. Он знал, что его сейчас будут убивать. И такая тоска застыла в его глазах, как будто он уже смирился со своей судьбой.

У меня от жалости сжалось все в груди, сердце пропустило удар и поскакало вскачь. Что делать? Нельзя же так, сволочи.

Послышался приказ старшего: «Убейте!». И толпа начала медленно приближаться к животному. Животное медленно моргнуло, отвело от меня взгляд и шумно вздохнуло, готовясь к последнему смертельному прыжку.

— Стойте! — закричала я — Ну, стойте же, ну, пожалуйста — причитала я, пробираясь сквозь толпу.

Местные, видя левира на моих руках, испуганно отскакивали в сторону, осеняя себя крестом. Я вышла на свободное пространство, встала рядом с животным.

— Не убивайте, прошу вас. Отдайте его мне — я с мольбой всматривалась в их нахмуренные и решительные лица.

— Не берите грех на душу. Мы уйдем прямо сейчас. И вы нас никогда не увидите — говорила я, пристально смотря в глаза старейшего.

— Это опасное животное — покачал головой старик.

— Опаснее этого? — спросила я, кивая на левира.

— Нет. Но…

— Вот и отдайте — резко перебила я его, сжав губы.

Толпа загалдела, послышались злые выкрики:

— Выметайся отсюда.

— Сама пришлая и левира принесла.

— Пока тебя не было, всё было спокойно.

Я кивнула головой:

— Обязательно выметусь, но одна не уйду. Если не отдадите, то обязательно вернусь со своим левиром и уничтожу ваше селение — довольно жестко сказала я. И, не давая им время на размышление, резко приказала: «Тряпку мне!».

Кто-то из толпы кинул мне под ноги грязную тряпку. Я засунула левира за пазуху. Наклонилась к животному, которое мгновенно оскалило пасть.

— Пойдем со мной — шепотом проговорила я — Убьют ведь — я осторожно дотронулась до его бока. Он вздрогнул и перевел взгляд на меня, открывая зубы в беззвучном оскале. Осторожно поднесла раскрытую ладонь к его носу. Во-первых, показать, что в руках ничего нет. Во-вторых, животные чувствуют эмоции на уровне звериного чутья. Если страх, то адреналин, возбуждающий инстинкт «догнать и уничтожить».

Он шумно вдохнул носом мой запах, прикрыв глаза. Затем недоуменно рассматривал моё лицо, переводя взгляд на толпу и опять на меня. А в глазах уже потихоньку оживала надежда.

Я осторожно накрыла его тряпкой и попыталась поднять его. Он вздрогнул, мышцы напряглись.

— Шшшш, все хорошо — тихонько сказала я. Уши встали торчком, словно он слушал меня. — Сейчас осторожно тебя подниму, и пойдем, куда еще не знаю. Там свобода, там воля — я говорила и говорила тихим спокойным голосом. В это время взяла его на руки и слегка прижала к себе и выпрямилась. Толпа внимательно следила за мной. Что еще толпе надо? Хлеба и зрелищ, что бы было о чем посудачить длинными вечерами. Я медленно пошла в сторону калитки. Дойдя до нее, обернулась. Старейший смотрел на меня, прищурив глаза:

— Ох, девонька, кто ж ты такая? — задумчиво сказал он. И, едва я шагнула за калитку, отдал приказ — Закрыть калитку!

***

Выдохнув, быстро пошла подальше от селения. Остановилась, чтобы осмотреть животное, прислушиваясь к звукам. А то мало ли. Осторожно положила его на землю и развернула тряпку. Кровь уже запеклась на ранах. Нужно осмотреть раны. Животное ослабло от кровопотери и стресса.

— Хилый ты какой-то.

Вот так и буду пока что называть его. А то один без имени, теперь и второй безымянный. Не дело это. Я аккуратно полила воду на раны, очистив от грязи. Вроде ничего смертельного, а там посмотрим. А ты кто, интересно? Опять мальчик. В смысле особь мужского пола. И уже не маленький. Оклемается чуток и пусть себе идет своей дорогой. Не собирать же возле себя страждущих и голодных. У самой будущее какое-то неопределенное.

Нужно идти. Иди туда, не знаю куда- так у меня получается. У животного от стресса и ранений не было сил, чтобы передвигаться, придется и этого тащить, блин. Не бросишь ведь. Шла и бухтела шепотом:

«Спасительница, Мать Тереза. Следующего кого спасешь? Слона какого-нибудь раненого? И попрёшь на горбу, только на четвереньках. И вообще я устала. На море ей захотелось. И как море, теплое? Не обгорела еще? А что так?» — ехидничала я.

Настроение у меня неважнецкое, вот что. Нужно настраивать себя на позитив. Значит так. Руки-ноги целые. Ничего не болит. Питомцев приобрела. Могла бы мимо пройти и они погибли бы. Так? Так. Значит я молодец? Большой молодец!

Осмотрелась вокруг. Красота. Неведомые птички поют, бабочки летают, большие и красииивые. Они садились на голову и одежду, складывая крылья. «Ещё и вас тащить, что ли?» — усмехнулась я.

Одна подлетела к лицу, замерла на уровне глаз, размахивая своими большими крылышками, как веером, нагнетая легкий ветерок. Я следила за ней глазами. Она помелькала передо мной, а потом уселась на нос. Мои глаза собрались в кучку, рассматривая необычный рисунок. Представила себя со стороны и улыбнулась.

Вечерело. Пора устраиваться на ночлег. Может вон в высокой траве? Вытоптала себе лежанку, приминая траву. Достала малыша и положила его рядом. Ого, мелкий то подрос чуток. Шерсть покрывало уже больше половины его голого тела.

— Вот и хорошо, вырастишь большим как твоя мама и меня покатаешь. Покатаешь ведь? Не все ж мне тебя таскать — говорила я, укладываясь. Спасенное животное положила с другого бока. Он приоткрыл глаза, оценивая обстановку, облегченно вздохнул и опять закрыл глаза.

***

Проснулась резко от ощущения, что на меня кто-то смотрит. Я стала оглядываться, вглядываясь в темноту. И замерла от ужаса. Два красных глаза, светящихся в темноте, которые не мигая уставились на меня. Я в ужасе застыла, что делать? Отбиться нечем. Осторожно протянула руку к сумке, в надежде найти хоть что-нибудь потяжелее.

В это время проснулось мое раненое животное. Он встал на свои короткие лапы, вздыбил шерсть на загривке и громко завыл, смотря прямо в светящиеся глаза. Я в ужасе смотрела на него — его глаза тоже светились!

Ё-моё! И кого теперь бояться сильнее?

Вдалеке раздался короткий рык и, невидимый зверь ушел, а я продолжала всматриваться в темноту, потихоньку приходя в себя. Это что же, Хилый прогнал врага?

Я осторожно легла, обдумывая ситуацию. Животное в это время крутилось на месте, выискивая местечко поудобнее, затем пролез ко мне под бок, посмотрел на меня. Свет в его глазах начал гаснуть, приобретая обычный цвет. Он как ни в чем не бывало лизнул мою руку, свернулся и уснул.

Офигеть! Глаза светятся. Надо было спросить в селении, что за зверь то такой. А то пру на себе всякую гадость, без роду и племени. Зато смелый. Защитил, значит. Вот и молодец. Значит всё не зря. Не спасла бы, сейчас бы погибла, возможно. Значит, всё что я делаю- правильно! И вообще- все не так, как нам кажется. И уснула.

Проснулись, когда солнце было в самом зените.

— Ну, мы и поспать, братцы. Так мы никогда до места не дойдем». Достала из сумки узелок с едой. Хлеб, кусок сыра, зелень и вяленое мясо. Животным досталось мясо и сыр, мне все остальное. Пора идти. — Хилый, сам сможешь идти? Он мотнул головой. Понимает, что ли? Внимательно смотрела на него. Я шла потихоньку по тропе, Хилый бежал рядом.

— Ну не можешь ведь ты всю дорогу на мне ехать. Взрослый ведь, не маленький. Раны не смертельные и уже заживают, причем прямо на глазах заживают. Так что больным не прикидывайся. — И, спасибо, что спас нас сегодня ночью. Испугалась- жуть. Как увидела глазищи, так и онемела от ужаса. Это наверно кто-то из твоего вида был, да? Вот знала бы, взяла с собой нож большой, пистолет купила или у Ромки меч отобрала. Ага. Еще и пулемет бы с собой захватила в поезд.

Представила себе эту картину и засмеялась. Прусь, значит в поезд перемотанная патронами, на плече пулемет. Рэмбо, блин. А то из оружия у меня только пилка для ногтей. Ага, ловить врагов и подпиливать им когти. Веселуха.

Скоро опять вечер. Такими темпами я до старости буду здесь бродить. Значит так, завтра рано утром подъем. Зарядка. Завтрака не будет. И ищем это поселение со старостой. А то хожу тут одна, сама с собой разговариваю. Сама с собой это еще ничего. Чего с умным человеком не поговорить? А вот с животными- это уже диагноз наверно, да?

Хилый бежал рядом, как будто прислушиваясь к моей речи. Вдруг я почувствовала запах дымка. Вдохнула еле доносящийся до меня запах горьковатого дымка. Такой приятный и знакомый с детства запах. В голове пронеслась картинка: шашлык, картошечка, запеченная в углях, дымящаяся и горяченькая. Перебрасываешь её из ладошки в ладошку, дуешь и осторожно откусываешь обжигающую мякоть. В животе заурчало.

Дым. Значит рядом люди, ну или кто они там. Я пошла на запах. Послышались крики. Чего это у них так шумно? Пора спать укладываться, а они галдят. Может, праздник какой?

Дым усилился и крики тоже. Мне становилось неспокойно. Дошла до зелёной ограды. Невысокие зеленые кустарники с толстыми стволами и крупными листьями, образовывали плотную живую стену без просвета, высотой примерно два метра. За оградой поднимался черный дым пожара, крики людей и звук лязгающего железа. И чьи- то грубые гортанные выкрики. Пригнувшись, я побежала вдоль зелёной ограды, пытаясь найти хоть какой-то просвет. И заметила в одном месте, между стволами кустов, небольшое отверстие.

Пригнулась, заглянула туда, и…

***

То, что я увидела, заставила замереть меня от ужаса. Всё в поле моего зрения горело. Люди метались в ужасе. Здоровенные мужики с голыми и грязными от грязи и копоти торсами, резкими обрывистыми движениями мечей убивали людей. Длинные грязные волосы колыхались за спинами от резких взмахов мечами. Я всмотрелась в лица: угрюмые лица с нахмуренными мохнатыми бровями, с крупной мощной выдвинутой вперед челюстью, а гнилые зубы с удлинёнными клыками.

Детей и женщин сгоняли в одну кучу и связывали как скот веревками. Мужчин нещадно убивали на глазах детей и жён. От криков и воя живых, стонов раненых застывала в жилах кровь. Я зажала ладонями рот, чтобы не вскрикнуть.

Рядом со мной прошли два захватчика, ведя за собой домашнее животное. Один довольно улыбался своей щербатой улыбкой. Доволен, значит, гад своей добычей. Ветер донёс до меня вонь их немытых тел. Фу, ну и вонища. Прям, козлячий запах.

Над головой уже сгущалась тьма. Я сидела, боясь пошевелиться. Пожар постепенно успокаивался. Пленных начали выводить. Женщины судорожно сжимали своих уцелевших детей, а те прятали свои заплаканные лица. В воздухе стоял запах гари и свежей крови. На земле лежал раненый мужчина, держась за живот. Кровь вытекала из его тела пульсирующими толчками в такс его еще бьющегося сердца, встречалась с горелой землей и запекалась. В воздухе пахло палёным мясом.

Меня стало подташнивать.

Последние захватчики обходили территорию, в надежде найти и утащить с собой последнюю добычу. Они переворачивали телеги, заглядывали в уцелевшие сараи и добивали раненых. Нужно выбираться отсюда, причем немедленно. И бежать, бежать. Я уже было собралась отползать назад, когда заметила слева какое-то движение. Я присмотрелась. Показалось, наверное, и уже начала осторожно пятиться назад, когда услышала всхлип. Застыла на месте, чуть подалась вперед и посмотрела по сторонам. Невдалеке слева, под самой изгородью лежала старая скомканная рогожа. Вдруг его кончик приподнялся и оттуда выглянула детская мордашка. Внимательные детские глаза осматривали пространство вокруг. Глаза не видели, что сзади идут «проверяющие». «Сейчас найдут» — мысли бились в голове. Нужно что-то делать!

Я резким движением подалась назад за ограждение, быстро скинула сумку на землю, расстегнула олимпийку и положила рядом с сумкой, закрыв ею мелкого.

— Только не проснись — подумала я и рванула обратно в проём.

Голова проходит, а плечи уже застревают. Если боком? Боком можно, но коленям места нет. Я быстро начала руками разгребать землю, пытаясь углубиться хоть чуть-чуть вниз. Внезапно ко мне подскочил Хилый и, оттеснив меня телом, принялся грести землю. Своими короткими мощными лапами он одновременно захватывал землю как экскаватором и, изогнув тело, резким броском выбрасывал её между ног. И, естественно, попал прямо мне в лицо. Пока я отплёвывалась, ему удалось вырыть весьма приличную яму.

Я влезла туда боком лицом к ребенку и тихонько цыкнула, привлекая его внимание. Глаза ребенка увидели меня, сначала широко раскрылись от удивления, а затем прищурились, присматриваясь ко мне. Я приложила палец к губам и показала за его спину, изображая монстра. Он высунул всклокоченную голову, осторожно повернул голову назад и увидел этих проверяющих. Посмотрел на меня. В его глазах плескался ужас. Он смотрел мне в глаза, словно ища защиты.

Я показала жестом, одновременно сказала губами «ползи».

Он кивнул головой, нырнул обратно. Осторожно приподнял один край и пополз, всё время смотря на меня. Я мотнула головой в одобрительном жесте, все правильно мол, делаешь. Сама в это время наблюдала за бойцами.

Вот одна голова начала поворачиваться в нашу сторону. Я в панике подняла две ладони, приказывая мальчику не двигаться. Тот замер. Боец окинул взглядом территорию и, не заметив ничего необычного, продолжил свое дело.

Я махнула- Давай, можно. Он тихонько пополз, сокращая расстояние, между нами.

— Ну, давай. Ещё чуть-чуть — шептала я.

Он дополз до меня. Я остановила его жестом. Бойцы двинулись в нашу сторону. Между нами был наполовину сгоревшее небольшое строение. Надежда только на то, что они его не пропустят. Выбив висевшую на одной петле дверь, они зашли внутрь. А вот теперь можно!

— Быстро ко мне! — шепнула ему, протянув руку.

Пацан опять нырнул в тряпку. Я нахмурила брови- что он делает? Край отодвинулся и оттуда показалась голова маленькой испуганной девочки. Я в изумлении подняла брови. Вон как! Схватила ее за руки и втащила в проём. Мальчик полз следом. Вроде не заметили. А теперь бежать. Я быстро схватила олимпийку, одела её, засунув за пазуху мелкого, перекинула сумку через голову, и мы побежали. Страх гнал нас все дальше и дальше, мы бежали, не разбирая дороги. Только подальше от страшного места. Я смотрела, чтобы дети не отставали. Хилый мчался рядом.

Стало совсем темно.

— Нужно останавливаться. Переночуем здесь, все разговоры завтра. Зашли в лес. Вон вроде неплохое место. Я остановилась и хотела снять сумку, но почувствовала, как сзади одернули за одежду. Мальчик молча смотрел, качая головой. «Что? Здесь нельзя ночевать? Опасно?». Он опять покачал головой. «Тогда веди, где можно». Мальчик уверенно повел вглубь леса, через поляну и зашли в небольшой перелесок. Три крупных высоких дерева, стоящие рядом и опустившие свои нижние ветки, образовали естественный шатёр. «Молодец» — похвалила я его. Достала из сумки пластиковую бутылку с водой, открутила крышку и глотнула. «Это вода, пейте, не бойтесь». Он с осторожностью взял бутылку, рассматривая её, попил воды и дал девочке. А я вытащила маленького, положила рядом и отключилась. У моего организма такая особенность, после стресса наступает слабость и меня тянет в сон. В детстве, бывало, меня в уголке спящую сидя находили. Вот убивайте меня во сне, только дайте поспать, ради бога.

***

И приснился мне сон. Женщина с длинными волосами протягивала ко мне руки, а я бежала к ней счастливая. И это непередаваемое ощущение полного счастья и спокойствия заполняло меня всю. Она обнимала меня ласковыми руками и прижимала к себе, а я вдыхала знакомый мне запах. А еще мужчина. Он шутливо звал меня, искал, а я пряталась за длинными волосами женщины. Он знал где я прячусь, но продолжал искать. Я выглядывала из водопада волос, а он «находил» меня и подхватывал на руки и подбрасывал вверх. Эти улыбающиеся глаза казались самыми красивыми и любимыми на свете. И я летела, раскинув руки в стороны как птичка.

Я проснулась с этим ощущением счастья. Глаза не открывала, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть остатки сна. Кто эти люди? Мама с папой? Тогда почему они мне раньше не снились? Почему не снились, когда мне было плохо или грустно? Я с трудом открыла глаза и повернулась на спину. Сквозь зелень листвы пробивался солнечный свет.

Все еще спали.

Мелкий еще подрос, теперь он стал размером с небольшую собаку. Густая шерсть полностью покрывала его некогда голое тельце. На лапах выглядывали тоненькие когти. Он зевнул, и я успела увидеть ряд маленьких зубов. Вот и хорошо. Быстрее вырастет и уйдет обратно в лес. Ладно, буду решать проблемы по мере их поступления. Кстати, про поступления. Я села и, облокотившись спиной о дерево, принялась рассматривать детей.

Мальчик лет девяти-десяти. Из одежды были короткие штаны из грубой ткани и простенькая серая рубаха, но ноги босые. Смуглая кожа, упрямо сжатый во сне рот, брови нахмурены. Черные как смоль волосы до плеч, грязными прядями висели вдоль измазанного сажей лица. На подбородке ямочка. С характером значит паренёк.

Перевела взгляд на девочку. Лет пяти-шести, светленькая и симпатичная. Светлые волосы до плеч крупными кудряшками обрамляли спокойное во сне лицо. Грязное платье из светлой однотонной ткани с вышивкой по подолу, длиной до колена. На ногах простенькая тканевая обувь на жесткой подошве.

Мальчик проснулся, хлопая сонными глазами. Затем, видимо вспомнив события накануне, резко сел и посмотрел на меня.

«Привет. Не бойся. Меня зовут Рита. А тебя?». Мальчик молчал. Неужели немой?

— Ты меня слышишь? Понимаешь? Он коротко махнул головой. Это хорошо.

— Нам нужно найти воду, иначе не протянем. Ты же местный, может знаешь, где здесь речка или озеро? — говорила я спокойным тихим голосом — А то у меня вон ещё питомцы есть — мотнув головой, указывая на живность. Мальчик с любопытством рассматривал животных

— Это кто? — спросил он наконец.

Я усмехнулась:

— Кто вот этот, не знаю — сказала я, указывая на Хилого — В селении говорили опасный, убить хотели. А этот, говорят, левир, вообще зверюга страшнючая — улыбаясь во весь рот, указывала я на мелкого. Мальчик невольно улыбнулся. — Мамка его погибла. Здоровая была, жуть. А этот, маленький совсем, без шерсти. Погибнуть же мог без матери, да?

Он кивнул.

— Девочку как зовут?

В это время открыла глаза и прижалась к мальчику.

— Сестра это моя — сказал он, нахмурясь.

— Не похожи вы, ты чернявый, она беленькая — сказала я, сравнивая их.

— Мамка одна, отцы разные.

— Тогда понятно. Сестра и сестра. Звать то вас как?

— Я Маркел, она Неолина — ответил он.

Имена интересные у вас. А можно я буду звать тебя Марк, а её Лина? Мне так привычнее как-то.

Дети кивнули.

— Вот и ладненько. Я Маргарита, можно Рита. Это — Хилый. А у этого еще нет имени: маленький или мелкий.

Лина несмело улыбнулась. Ух ты, у неё тоже ямочки на щёчках. Хоть и неприятно было напоминать детям о произошедшем, я все же спросила: «Кто это были?». Девочка заплакала, горько так, прикрыв лицо руками.

— Дикие это — сжал рот Марк — Никто не ожидал, наши разведчики ничего не сообщали. А может не успели» — тихо сказал он. Он мотнул головой в сторону сестры — Мамка хотела нас спрятать, так они же всем скопом ввалились, не убежать было. Успела тряпкой накрыть. Папка подскочил к мамке закрыть, его и закололи — крупные слезы начали капать с его глаз — Она сзади стояла, одним ударом двоих убили — он сжал руки в кулаки.

Я подползла поближе и села между ними, и обняла. И что сказать не знаю. А не нужно ничего говорить. Страшное горе их постигло. Все что я могла — это быть рядом. Время шло, а мы так и сидели. Постепенно всхлипы утихли.

— У вас родственники есть? Мы же не можем здесь оставаться.

— Да. У папки родственник дальний есть. Только я не знаю, где он живет — сказала Лина.

— Давайте так. Мне нужно найти старосту. Там на месте и определимся. Детей же в беде не бросят, правда? — дети кивнули.

— Вам одним опасно. А вместе веселее. Да и мне не скучно, а то хожу с животными разговариваю — чуть улыбнулась я.

— Ну что, вперед? Дорогу покажешь?

Мальчик с сомнением ответил:

— Не уверен. Здесь-то ходил, а дальше нам не разрешали.

— Куда-нибудь все равно выйдем. Главное на неприятности не нарваться. Так! Люди, звери — в путь

Хилый крутился рядом. Мелкий уже проснулся и лежал на животе, вытянув голову на лапы. Как щенок, ей богу.

— Мелкий, ты подрос, пробуй ходить. Во-первых, ты уже тяжелый. Во-вторых, посмотри на свои когти — исцарапаешь меня, а может и ранишь. Что тогда делать будем? Давай-ка постой на лапках — говорила, поднимая его за пузо.

Он стоял на качающихся лапках, потом сделал шаг, потом еще один и тихонько потопал. «Ну вот и хорошо» — радовалась я.

Мы шли неспешным шагом, прислушиваясь к звукам. А я шла и думала: «Отряд нищих и обездоленных разросся. Мне придется нести за всех ответственность, как единственной взрослой. Конечно, хорошо, что дети остались живы. И животные живы. Но как же давит груз ответственности». Я встряхнула головой. «И не выдумывай, пожалуйста. Испугалась она. Мама Ева за всех несла ответственность. Вот и я справлюсь. Страшно? Да. А детям ещё страшнее. Они вообще такой ужас пережили».

— А тебе зачем староста? — спросил Марк.

Ну и что теперь говорить? Я пришла к вам из другого мира? Или сошла с ума. А может, я сплю, и вы мне снитесь? Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Здесь аккуратно как-то нужно разговаривать.

— Если честно, сама толком не понимаю, что произошло. Была совершенно в другом месте, а оказалась здесь. Нужно разобраться. И домой — нахмурилась я.

Лина шла рядом, прислушиваясь к нашему разговору и увидев, как нахмурилось моё лицо, спросила:

— По маме скучаешь, да?

— Нет у меня мамы, да и папы тоже нет — детские головы повернулись ко мне.

— Я выросла в детском доме. Приобрела друзей самых лучших, я вам потом расскажу. Маму нам заменила потрясающая женщина, мы зовём ее мама Ева.

— Разве можно чужую тётю маму называть? — Лина потрясённо остановилась. Её растерянные глазки хлопали в недоумении. Девочка, только что потерявшая родителей, не могла представить, что можно постороннего человека звать этим родным и ласковым словом — мама.

— Можно, маленькая. Вот я вообще не помню своих родителей, но ведь маленьких детей должен кто-то любить, правда? И гладить по голове, когда ты плачешь, и плакать вместе с тобой. Держать за руку, когда ты заболеешь. И просто быть все время рядом, тогда чувствуешь, что ты не один на всем белом свете. И даже отругать, и отшлёпать, в конце концов — увидев удивленный взгляд детей, продолжила:

— Да, да, отшлепать. Ведь не просто так, значит волновалась. Могло случиться что-то ужасное. А если волновалась, значит, боялась тебя потерять. А когда боятся потерять — значит любят, да?

Дети кивнули головами, соглашаясь.

— Тебя шлепали? — спросил Марк.

Я, вспомнив, наши проделки, встряхнула головой и сказала с улыбкой: «Ух и попало один раз» — и протянула правую руку, показывая маленький шрам. Дети с любопытством разглядывали руку.

— Это откуда?

— Это мы в детстве братались. Ножиком режешь и прикладываешь к руке друга. Кровь как будто перемешивается и становишься братом и сестрой. Теперь у меня и брат и сестра есть — весело закончила я.

— Больно было? — спросил Марк заинтересованно, трогая шрам.

Я наклонилась к детям, сморщив нос: «Жопа горела» — потерев место горения. Все рассмеялись. Вот и хорошо, первый барьер в наших отношениях пройден.

А детям есть о чем подумать. Скоро они обретут новую семью. Сложится ли у них? Им предстоит думать и делать свои первые осознанные выводы.

В наших желудках начало урчать. Что-то нужно срочно придумать. Вдруг Хилый остановился, вытянул шею и шумно вдохнул. Потом рванул в кусты. Мы насторожились. Хилый выскочил, рявкнул, мотнул головой, как будто зовя за собой и опять умотал. Мы с осторожностью последовали за ним. До меня донёсся запах свежести, мокрой травы и земли.

Озеро. Ураааааа! Я схватила мелкого на руки, и мы рванули на берег. Вода было прозрачная и теплая. С наслаждением скинула свою обувь, погрузив уставшие ноги в воду. Срочно мыться. Хилый нырнул и вынырнул, отфыркиваясь.

— Марк, эту воду можно пить?

Он задумался и осмотрелся по сторонам:

— Один раз я здесь был. По-моему, на той стороне должен быть родник. Мы там пили.

— Значит идем туда и по дороге собираем дрова, ветки.

— Мелкий, да я тебя скоро и не подниму. Растешь не по дням, а по часам — ставя его на землю, сказала я.

Пока дети раздевались, достала спички и развела небольшой костерок. Нужно стирать вещи и сушить. Есть все равно нечего. Эх, сейчас пожарить бы что-нибудь да наесться до отвала. Я расплела волосы и с наслаждением помассировала корни волос, закрыв глаза от удовольствия. Хилый нырял возле берега, выныривая то тут, то там. Хорошо плавает. Я хмыкнула и копает, и ныряет. Тут Хилый подплыл к берегу и стал выбираться на него задом. «Что он делает?» — и открыла рот от удивления, смотря, как он упирался задними лапами, рывком перенося тяжесть тела на них. У него в пасти была большущая рыбина. Он вытащил её на берег и бросил возле моих ног.

— Это нам? Спаситель ты наш. Кормилец! — я так расчувствовалась, что бросилась к нему с единственной бабской целью- расцеловать. Он отскочил, подозрительно смотря на меня. Что это я, действительно. Дикая тварь из дикого леса, а я целоваться. Не собака, поди.

— Дети, живем — прокричала я, рассматривая рыбу. Здоровая голова с тремя глазами, на голове небольшой острый шип. Тело вытянутое, с черной крупной бугристой чешуёй. Глаза начали закрываться. Сначала тонкая пленка, затем ещё одна и ещё. Затем закрылось веко. Ух ты. А зачем у нее четыре века, спрашивается. Подбежали дети.

— Съедобная? — спросила я, тыкая в нее пальцем. Марк утвердительно кивнул. — Ребят, только я не знаю, как её готовить. Была бы дома — почистила и на сковородке, на масле подсолнечном пожарила. А здесь?

Марк кивнул и убежал в лес. Вернулся с крупными листьями в руках. Мы завернули в них рыбину и прикопали в костер.

— Раздевайсь! — приказала я весело и побежала к воде.

Блин. Не голой же мне при детях купаться. В сумке должна быть пижама. В кустах скинула грязные вещи, натянула пижаму, рванула к воде и нырнула. Господи, хорошо то как! Вода теплая, дно песчаное. Красота! Я оглянулась на детей- они плескались на берегу.

«Хилый, охраняй детей на всякий случай. А я сплаваю. И не делай вид, что не понимаешь меня!»

Я нырнула и поплыла под водой, открыв глаза. Возле самого дна вода была с зеленоватым отливом. Водоросли и трава. Рыбки разноцветные. И полосатые, и в крапинку. Ощущение, что плаваешь в большом аквариуме. Рыбки останавливались возле меня, с любопытством разглядывая. Хорошо-то как. Я перевернулась на спину морской звездой. Над водой осталась только небольшая часть лица. Вода скрыла все звуки, и я с удовольствием расслабила мышцы и несколько минут лежала в воде, смотря на небо. Наплававшись, достала из сумки зубную пасту и почистила зубы. Дети в изумлении смотрели на пену у меня изо рта.

— Что? А вы как чистите зубы? — Полоскаем отваром, потом травяную пасту на палец и чистим. — Это почти тоже самое.

Выдавила на пальцы пасту. Дети с осторожностью понюхали и начали чистить. «Вкусная» — сказала Лина.

Между тем, достала из сумки мыльницу с мылом. Намылила голову и сполоснула, ныряя в воду. «Лина, пойдем я тебя помою» — позвала девочку.

Вместо мочалки я сложила вместе несколько влажных салфеток, намылив их. Худенькая Лина морщилась от пены, попавшей в глаза, смешно фыркала и ныряла под воду. Отпустив ее на берег сохнуть, позвала Марка. Он покачал головой.

«Марк, копоть нужно смыть. Если стесняешься, то мойся сам, я только спину потру. Хорошо?». Он согласился.

За это время успела постирать детские вещи, и разложить их на траве. Марк позвал меня. Я взяла салфетки намылила их, повернулась к мальчику и застыла с поднятой рукой. На спине мальчика были белые рубцы от побоев. Один был ещё красного цвета- последний, значит. Получается, его били не один раз. «Кто это сделал?» — тихо спросила я.

Он молчал. Я осторожно начала мыть его спину, боясь причинить боль.

— Это папка мой — с берега сказала Лина — Нахлебник, говорит, ты ублюдочный. А что такое ублюдочный, Рита? Папка ругался на Марка все время, а мама плакала.

Марк молча сполоснулся и вышел на берег. Сел, подтянув ноги к подбородку, обхватив их руками. Он долго молчал, прежде чем решился ответить:

— Своего папку я никогда не видел. Мамка никогда не рассказывала, где он и кто. Только раз обмолвилась, что ушла от него беременная, когда он с другой спутался. Жили тяжело, без мужской защиты может все случиться. Говорила, если меня не станет, ты погибнешь. Родни у нас нет. Вся родня погибла от рук Диких. Вот мамка и пошла за этого — мотнув головой в стороны девочки — Я бы убежал куда-нибудь, в столицу, например. Да мать жалко, любила меня очень. Там и сеструха народилась, помогать надо было. Терпел. — брови нахмурены и совсем недетский взгляд — Она одна теперь у меня осталась.

Как говорится, «без комментариев».

— Ну что, поедим? — сказала я, потирая руки.

Рыбу откопали и развернули. Аромат рыбы ударил в наши носы. Разломили вдоль хребта. Мы брали куски руками- мясо у рыбы было коричневого цвета, сочное и вкусное. Облизывали пальцы, слизывая рыбий жир, текущий по рукам. И костей совсем нет. Красота, да и только. Досталось и мелкому. Он жадно глотал куски, не пережевывая. Хилый поймал себе другую рыбину поменьше и кромсал ее на берегу. Мелкий, наевшись, пошел к Хилому проверять, чем можно еще поживиться. Принюхавшись, схватил сырую рыбу за хвост и потянул на себя. Хилый поднял лапу и ударил его по морде. Мелкий от неожиданности сел на попу и заскулил. Хилый подошел к нему и начал облизывать. Мы втроем наблюдали за ними с ленивыми улыбками. Животные носились по берегу друг за другом, догоняя и кувыркаясь, опрокидывая друг друга на землю.

Мы откинулись на траву, раскинув руки. Хорошо то как. Птички пели, солнышко светило и меня сморило. Проснулись ближе к вечеру. Костер прогорел. Детские вещи высохли. Вот, блин, свои то я так и не постирала. Теперь придется в пижаме ходить. Дети одевались, когда я заметила, что мелкого нет. Я начала озираться.

— Мелкий, мелкий — кричала я.

Его нигде не было. Я расстроилась до слез:

— Он же погибнет. Маленький совсем. Какая-нибудь тварюга сожрет его — причитала я, обходя близлежащую территорию, осматривая окрестности. Дети присоединились к поискам.

— Хилый, помоги найти мелкого, пожалуйста — позвала я. Он встал, потянулся всем телом и сладко зевнул. — Что такое? — от удивления я замерла на месте. — А ну ка иди сюда — позвала я его, приоткрыла пасть и заглянула. Два ряда острых зубов, смыкающихся друг в друга без единого зазора. Коренные зубы толстые и мощные, наверно кость играючи перекусывает. Да уж, с каждым днем всё чудесатее и чудесатее. Я взяла его морду в руки, посмотрела в глаза:

— Помоги найти Мелкого. Хилый ещё мгновение удерживал мой взгляд, затем вскочил и побежал в лес.

Мы продолжили поиски. Тут из леса послышался визг. Я побежала туда. Быстрее, нужно спасать. Дети бежали за мной. В траве показался Мелкий, которого, за загривок тащил Хилый. Он хватал его за холку и отрывистыми движениями толкал в нашу сторону. Мелкий протестовал от произвола и тормозил лапами о землю. Тогда Хилый отпустил его загривок, оббежал Мелкого сзади и толкнул всем своим телом. Мелкий не ожидавший подвоха, кувыркнулся, взвизгнув. Я подбежала к ним. Морда у Мелкого была в крови. Я испугалась:

— Ранили! Где болит? — лихорадочно осматривая его морду. Ран не было. Тогда откуда кровь? Я смотрела на него в замешательстве, а тот довольно щурился, облизываясь. — Мелкий, ты охотился, что ли? — я облегченно выдохнула. — Ты хоть предупреждай, я чуть с ума не сошла.

И как интересно ты хочешь, чтобы он предупреждал? Подойдет и скажет: «Рита, мол, я на охоту?». Что-то я совсем сдурела. Я обернулась, улыбаясь детям: «Все в порядке. Мелкий начал охотиться».

Мы гурьбой дошли до берега. Нужно еще свои вещи постирать, а то вечереет. Иначе завтра придётся в пижаме идти. Дети занялись костром. Я взяла свой спортивный костюм в руки и направилась к воде.

***

И только я хотела наклониться, как заметила мужчин в количестве пять человек. Они медленно приближались к нам, приглядываясь. Я судорожно натянула на себя грязный спортивный костюм, повернулась и довольно грубо крикнула:

— Чужие. Дети, ко мне. Хилый, бери Мелкого и ко мне.

Дети, увидев чужаков, отреагировали сразу. Лина спряталась за спину, схватив за полу кофты. Марк встал сбоку. Хилый демонстративно прошёл вперед нас и сел, не сводя глаз с мужиков. Мелкий же, не оценивая риск опасности, подошёл к Хилому и за компанию уселся рядом.

Толпа остановилась неподалёку, рассматривая нас, предоставляя возможность и нам присмотреться. Их главный стоял чуть впереди. Пожилой высокий мужчина с бородой и на одной ноге. «Пират, твою мать» — это было первое, что пришло в голову. Левая нога от колена заканчивалась деревянной культей. Он довольно ловко передвигался на ней. Наверно если бы она была прикрыта штаниной, то создавалось бы ощущение легкой хромоты.

Между тем «пират» ощупывал меня взглядом- вверх- вниз и обратно. Что-то стало жутковато. Не разжимая зубов, я процедила детям:

— Если что случится — бегите, не оборачиваясь и спрячьтесь. Ясно?

Между тем «пират» подошел к нам еще ближе.

— Откуда будете?

Я молча мотнула головой в сторону.

Он продолжать осмотр. Когда он перевел взгляд на животных, его брови взлетели в изумлении, затем нахмурились. Глаза прищурились, оставляя лишь маленькую щелку. Он математические задачи решает, что-ли?

— Кто такие? — довольно грубо спросил он.

— Ищем старосту.

Он хмыкнул:

— Ну, допустим, это я. Вы-то кто такие?

Я облегчённо выдохнула. Значит, угрозы нет. Или есть? Он опять окинул меня взглядом:

— Ты, случаем, не залётная?

Хм, у нас-то обычно, залётными называют девиц в интересном положении.

— Вот и мне бы хотелось знать ответы на некоторые вопросы, сказали, вы разберётесь, залетная я или переброшенка.

— Эти откуда? — он мотнул головой в сторону животных.

— Из лесу, вестимо. Откуда же ещё. Они со мной. Если с ними нельзя к вам, то мы здесь останемся. Не брошу же я их. Конечно, они не пропадут, Хилый самостоятельный, Мелкий тоже вырос. Но как-то полюбила я их, привыкла. И эта идиотская необходимость о ком-нибудь заботиться.

Он хмыкнул.

— А дети откуда?

— Тоже со мной. Их селение какие-то Дикие посетили. Дети остались сиротами. С ними тоже что-нибудь решать нужно, вроде родственники у них должны быть.

Он нахмурил брови:

— По дороге расскажешь. Пошли.

Повернулся и зашагал, за ним молча двинулись остальные. Я от неожиданности постояла несколько мгновений, затем схватив детей за руки и кликнув животных, бросилась их догонять.

По дороге, я коротко обрисовала историю с детьми. Дети рассказывали, уточняли детали. Он хмурил брови и угукал. Когда вошли в селение, он отдал короткий приказ. Собрался небольшой отряд и, получив поручение от старосты, отбыл в неизвестном мне направлении.

Староста обернулся ко мне:

— Сегодня утром должны были прийти люди с того селения, думал, что задерживаются. Пусть проверят, может ещё кто уцелел.

Нас провели в дом к старосте. Хозяйка невысокого роста, слегка полноватая женщина, с приятным улыбчивым лицом в конопушках и медно-рыжими волосами. Узнав о судьбе детей, заохала, запричитала и, обхватив их за плечи, повела в комнату.

А у меня была возможность оглядеться. Двухэтажный крепкий основательный дом из белого камня. Резные деревянные ставни закрывали оконные проемы.

Я попросила поселить нас всех в одну комнату, чтобы не беспокоить хозяев, да и мне так спокойнее. Животные будут тоже со мной, чтоб местных не пугать. Нам выделили комнату на первом этаже. Большая кровать, вполне уместившая бы троих взрослых людей. Господи. Неужели посплю по-человечески?

— Пошли на улицу. Там поговорим.

Мы вышли на улицу. Сели на импровизированные скамейки из распиленных пополам бревен. Бревна выложены квадратом, а посередине большая площадь для костра.

— Ну, рассказывай, откуда будешь?

Я вздохнула, потерла лоб.

— Сама не верю в то, что сейчас скажу. Ехала на поезде в отпуск и не понимаю, как здесь оказалась — развела я руками.

— Откуда?

— Так Россия, город Неверск! — с осторожностью ответила я. Конечно, с осторожностью, а то примут за умалишенную.

Он подался вперед, рассматривая моё лицо.

— Вон как, землячка значит.

Я замолчала, переваривая информацию.

— Землячка — это с планеты земля или…

Он кивнул головой:

— Я тоже оттуда.

Я смотрела на него, широко открыв глаза, в голове проносилось куча вопросов.

— Я из Забеловска.

У меня открылся рот от удивления. Это же 300 км от моего города. Я судорожно сглотнула:

— Но как такое возможно?

Он пожал плечами

— Для начала давай познакомимся, землячка — и хлопнул меня по плечу.

— Я, значит, Игнат Петрович Залесский. Здесь зовут Гринат. Жена моя Люсетта — и шепотом — Люська, значит, по-нашему— широко улыбнулся он — Ругалась сначала, когда я её так называю, а потом привыкла»

— А я Маргарита Ивановна Майская.

— Годков тебе сколько?

— Тридцать четыре мне, Игнат Петрович.

На улице окончательно стемнело. К нам начали подтягиваться люди, занялись разведением костра.

— Игнат Петрович, можно нам с детьми одежду организовать?

Он кивнул головой:

— Сделаем сейчас — он потрогал ткань моего костюма. — Люська — крикнул он — Найди чего одеть девке. Землячка это моя, не обижать.

— Сам ты, Люська! — Люсетта вышла из дома, вытирая руки о передник — Её обидишь, пожалуй. С такой охраной пришла — с теплотой в голосе сказала она — Пойдем, милая, подберём что-нибудь.

— Где дети?

— Так спят уже, помылись, наелись и уснули, обнявшись — Бедные детки, вот уже горе — говорила она, копаясь в шкафу — Ну ничего, отряд столичный вызван. Разберутся, поди с Дикими.

Вытащив длинное платье и тонкую сорочку, протянула мне:

— От дочки осталось, должно подойти. Иди, сполоснись, переоденься и выходи. Гринат мой без разговоров тебя не отпустит.

В небольшой комнате стояла деревянная лохань, наполненная водой, от которой шёл пар. С наслаждением окунувшись в воду, откинула голову на край лохани и закрыла глаза. Как мало, оказывается, человеку нужно для счастья.

Игнат Петрович Залесский. Где я слышала эту фамилию? Наверно у кого — то из знакомых такая. Чего удивляться? В России целые города однофамильцев. И взялась мыться.

Вместо мочалки пучок высушенной травы с широкими листьями. Ух ты, шкуру так дерёт, что и мочалки не нужно. Быстро помылась, надела платье. Это я так похудела? Ну да, на подножном корме хочешь- не хочешь, осунешься. Слегка обсушила волосы тканью, оставив их досыхать на свежем воздухе, и вышла на улицу.

Там, на костре уже готовили еду, крупные куски мяса были насажены на вертела. Я сглотнула. Одуряющий запах готовящегося мяса с травами, разбудил желудок, он ответил голодным урчанием. Мои животные сидели неподалёку от костра и неотрывным взглядом смотрели на готовящееся мясо. Я подошла к ним и потрепала по голове.

— Игнат Петрович, мне сказали, что это левир. Верно?

Он мотнул головой.

— А это тогда кто? — указав на Хилого.

— Кабар. Тоже опасное животное, хочу тебе сказать. Где взяла?

— Это длинная история. Давай по порядку. Очнулась, значит, на поляне. Ничего понять не могу. Я же думала я дома. Жук поклонился, значит, ну думаю совсем крыша поехала.

Игнат смеялся, кивая головой:

— Это харид. Я тоже вначале так подумал. Всё, думаю, допился.

— Ага. Потом значит, лес странный. Деревья гладкие, но, когда он птичку схомячил, у меня волосы дыбом встали.

— Это лес последнего пути.

Я приподняла брови.

— Здесь же не так, как у нас дома. Мы, люди, считаем себя хозяевами земли. Нещадно вырубали леса и убивали ради забавы животных. Сколько живности извели, а? Целые виды уничтожили, так?

Я кивнула головой.

— А как спохватились, было уже поздно. Книгу Красную придумали, стали восстанавливать. Только некоторых и не восстановишь уже. Дети только на картинках и видали. А как восстанавливать-то? Леса вон веками стоят. Сажают и рубят, сажают и рубят — он сгоряча махнул рукой — Здесь в Ваарии, мы гости. Если живность охотишь, то только на еду. Раз возьмёшь больше, другой — накажут, ни одно животное не позволят взять. С уважением нужно к природе. Она появилась раньше нас.

— Кто не позволит?

— Хранительница. Кто же ещё?

— А это кто?

Он махнул рукой:

— Это отдельный разговор. За один вечер не наговоримся. И места, значит, тут разные есть. Лес Последнего пути исполняет функцию утилизатора, уборщика. Падаль там если или человек в лесу погибнет. А дикие животные все знают и умирать туда уходят.

Я внимательно слушала Игната Петровича.

— Есть лес, в котором можно брать дрова, деревья на строительство, ягоду собирать. Здесь и селения построены возле таких лесов. Опять же с разрешения духов леса.

— Духов? — я хлопала глазами, не веря в сказанное.

— Ага — кивнул он головой.

— Я пока разобрался, что к чему, сам чуть умом не тронулся.

— А есть Лес Хранительницы. Ваарцы туда не ходят и для чего он, мы не знаем. Были пару смельчаков, говорят, но они не вернулись. Туда даже звери не заходят.

К костру постепенно подтянулся местный народ, рассаживались, где есть места, прислушиваясь к разговору. Люсетта села рядом с Игнатом, он приобнял её за плечо, и та примостилась у него под мышкой.

Мясо снимали с вертелов, нарезали крупными кусками, разложили в деревянные подносы. На большую лепешку клали ароматный сочный кусок дымящегося мяса и раздавали.

Я с наслаждением погрузила зубы в сочное мясо и откусила вместе с хрустящей лепешкой. Жевала, закрыв глаза. Вкуснотища.

Животным бросили крупные мослы. Хилый оттянул крупную кость в сторонку, уселся поудобнее, открыл пасть и с хрустом откусил большой кусок. Я так и замерла с открытым ртом.

Игнат обернулся на меня:

— Этот как у тебя оказался?

— Сначала левир оказался. Сутки в одном месте ходила, как-будто кто кругами водил. Разревелась, слышу, кто-то подвывает мне. Попёрлась в лес, а там две туши огроменные. Одна уже сдохла, вторая еще живая оказалась. А под пузом у неё этот. Маленький, пищит, подвывает, лысый совсем. Я же ветеринар по профессии, не смогла пройти мимо. Как дура подошла к ней, говорю так и так мол, погибнет твой маленький без тебя, давай возьму и попробую спасти. Она меня лизнула и умерла.

— А откуда ты знала, что объяснить ей всё нужно? — Игнат прищурился.

— Ничего я не знала. Дома всегда же с животными разговаривала. Это некоторые люди считают, что животные глупые. Все они понимают и чувствуют.

— Ага. Стало быть, повезло тебе, что она тебе дитё своё отдала. Если бы не одобрила, он бы вырос и уничтожил тебя.

Я в испуге замерла.

— Как же так-то? Я его на себе столько несла, а он бы убил?

Игнат кивнул:

— Нет ни одного случая, чтоб левиры с людьми жили. Не слышал.

Окружающие покачали головами.

— Легенды гласят, что Хранительница создала левиров как домашнего питомца для своего рода. И как охрану. Потому они к ваарцам в руки не даются.

— А кабар как попал?

— Хилый? Это когда мы с Мелким остановились в селении переночевать. В угол его загнали раненого, убить хотели.

— Вот недоумки. Ну посмотрим, что будет — усмехнулся Игнат Петрович.

— Это тоже создание Хранительницы. Разведка, так сказать. Как гончие они рыскают по всей Ваарии и ничего нельзя от них утаить. Даже поручения её выполняют.

Игнат Петрович поднял руки вверх:

— Но это предания. Остальное нам неведомо. Да, братцы? — обернулся к Люсе и чмокнул в макушку. Люся кивнула и зевнула.

— А и правда, у меня уже тоже глаза слипаются.

Игнат хлопнул руками по коленям:

— Спать. Завтра новый день, вот тогда и поговорим.

Еле переставляя ноги, дошла до комнаты и открыла дверь. Какая-то мысль билась в голове, но от усталости ничего не могла сообразить. Дети спали. Животные прошли в комнату и расположились на полу. Я стянула платье и бухнулась в кровать. Кажется, едва голова коснулась постели, я уснула. И уже проваливаясь в сон, мне показалось, что кто-то засмеялся.

***

Просыпаться не хотелось. Постель мягкая, чистая и еле уловимо пахнет травами. Хорошо то как- никто не зырит, никого не убивают.

— Фу, что за запах? — поморщившись, открыла глаза и испугалась. Мелкий стоял с открытой пастью, вывалив язык, и смотрел на меня.

— Мелкий, ты зубы бы почистил, честное слово. Или не дыши на меня, задохнусь ведь — протянула руку и почесала за ушком.

Он довольно уркнул. И, кстати, как он достал до кровати? Я перегнулась и посмотрела на него.

— Опять вырос? Вырастешь и уйдешь, да? А я уже полюбила тебя. И совсем уже не мелкий, а всё без имени. Ты пока не уходи, ладно? — говорила я, обняв его за шею. Он отстранился, посмотрел в глаза, уркнул и пошёл к двери. Остановился и оглянулся на меня.

— А, тебе дверь открыть нужно? Сейчас открою.

Хотела встать, но ногам что-то мешало. Что такое? Там лежал Хилый, развалившись на спине, оставив незащищённым своё пузо. Задние лапы во сне подёргивались, а нос слегка морщился. Я покачала головой:

— Наглый ты, Хилый. Чего развалился? На полу место закончилось?

Он открыл глаза, сладко зевнул и потянулся, вытянув лапы.

— Вроде дикое животное, а на кровати спишь, будто всю жизнь на ней провел — покачала я головой, улыбаясь.

— Кстати — я схватила его и подтянула к себе.

Он начал сопротивляться

— Спасибо тебе, что помогал. И ночью и на озере. И никакой ты не Хилый. Нарекаю тебя Хилом. Согласен?

Он мотнул головой.

— Ну вот, я же говорила, что ты все понимаешь — обрадовалась я. Взяла его морду и посмотрела в глаза:

— Ты тоже пока не уходи, пожалуйста, ладно? Если соберешься, то немножко попозже. Мне твоя помощь очень-очень необходима. Нам наверно придется в столицу идти.

Потеряв терпение, возле двери фыркнул Мелкий.

— Иду, иду — вставая с кровати — Ты только не пугай там никого, выгонят на фиг. Что делать будем? И охотиться только в лесу!

В это время проснулись дети. Мы умылись и вышли на улицу.

Люсетта приветственно махнула нам рукой:

— Гринат занят пока.

И чем теперь заняться?

— Люсетта, давайте мы вам поможем. Не хочется быть нахлебниками.

Мы с Линой мели двор, помогали готовить обед. А потом пошли прогуляться по селению. Добротные крепкие дома из бревен, обработанные смолой какого-то дерева. Улицы вымощены камнем, наверно с реки натаскали.

Местные сначала внимательно присматривались к нам. Слухи, видать, быстро расходятся, что мы с Игнатом одного роду племени. Если он здесь пригодился, знать и от меня проблем не будет. К детям проявляли сочувствие, новость, что соседское селение подверглось нападению Диких тоже быстро разлетелась.

К нам присоединилась детвора из особо любопытных. Вот и хорошо, детям компания будет. Я тем временем осматривалась.

Деревья и кусты, росшие вдоль тропинок и дорог, я обследовала особенно тщательно. Наверняка ведь съедобные, правда? Не будут же они у себя под боком, когда столько детей, сажать всякую гадость.

Вот этот крупный коричневый плод с мягкой бархатной кожицей был похож на финик, я сорвала его и с осторожностью надкусила его. Ааааа, блин, во рту всё «связало». Терпкий, чуть горьковатый сок мгновенно заполнил мой рот, слюни стали густые и тягучие. Я попыталась выплюнуть кусок фрукта и его сока, но слюни тянулись, как нити.

Марк громко засмеялся, увидев мою гримасу.

— Это съедобное, хотя бы? — спросила я, вытирая рот.

Он радостно кивнул. Тут же повернулся к низкому кустарнику, сорвал малюсенький фиолетовый фрукт и подал мне. Я осторожно взяла его в руку, рассматривая. Поднесла ко рту и надкусила. Блин. Кислый. Рот моментально наполнился слюной и моё лицо перекосило. Дети громко засмеялись. Смешно им.

Лина подошла и сказала, дотронувшись до моей руки:

— Их так не нужно есть. Мама их клала как приправу. Пойдем, я покажу, Рита.

И повела меня в другую сторону. Сорвала плоский зеленый фрукт и протянула мне. Я понюхала, ничем не пахнет вроде. Разломила и ощутила аромат свежих трав, свежесть ручьев, и какой-то еле уловимый незнакомый мне запах. Откусила и закрыла глаза от блаженства. Крупинки фрукта лопались на языке, заполняя рот сладостью и разнообразными вкусами. Вот чуть кислый вкус смешался со сладким мятным, сдобряя его привкусом ванили. Как вкусно! Я почмокала от удовольствия с закрытыми глазами, откусила еще и услышала детский смех.

Открыла глаза. Дети смеялись над моей реакцией. Лина улыбалась:

— Понравилось?

— Очень! — выдохнула я.

После возвращения с познавательной прогулки, мы пообедали и занялись небольшим огородом за домом. Люсетта открыла небольшую заслонку, и вода потекла тонкой струйкой в огород, поливая растения.

— Это Гринат надумал. Раньше в посуде таскали, поливали. Он покумекал, что-то придумал и от речки провёл воду. Копал что-то, стволы выдалбливал, вкапывал и опять закапывал — с довольным лицом Люсетта махнула рукой — Рукастый он у меня.

Растения были не знакомы мне. Вот куст с синими бархатными листьями, на кончиках еле заметный пушок. Я потерла листочек между пальцев и вдохнула запах. Приятный слегка мятный запах. Я закрыла глаза, вдыхая ещё раз, пытаясь найти ассоциации. Я бы сказала, мелисса с базиликом. Вот раскидистый куст с высоким толстым стволом, от ствола шли крупные толстые ветки с круглыми мясистыми зелеными листьями, на ощупь очень твердые. Но стоило мне чуть надавить, листок лопнул и на моих пальцах оказалась белая перламутровая жидкость. Я поднесла пальцы к лицу и понюхала и закрыла глаза. И почувствовала запах моря, соленого моря. Да-да. Даже вода пахнет по-разному. Ручей пахнет свежестью, полевыми или лесными травами, у озера запах свежий от ветра, но чуть прелый от стоялой воды, камыша и мокрой травы. А море пахнет нагретыми от солнца камнями, водорослями и йодом. Еще чуть-чуть и я услышу крик чайки, пролетающей над головой. Открыла глаза, прогоняя наваждение.

Надо же, как интересно. «А мне здесь нравится» — решила я. Столько необычного и незнакомого мне еще предстоит узнать.

Быстрей бы Игнат Петрович освободился, столько вопросов ещё нужно обсудить.

Мы сидели с детьми на улице. Я расчесала Лине волосы, начала заплетать французскую косичку.

Люсетта заинтересовано наблюдала:

— Ух, ты! Заплетешь племяшке моей? У неё сегодня день рождения.

— Конечно — пожала я плечами.

Хоть чем-то себя занять. Нужно ещё постирать свой костюм. А ещё я бы съела конфету, сладенькую с крепким орешком внутри. Шоколад медленно растворяется на языке, перекатывающем орешек. А уж потом с хрустом разгрызть твердый орешек с характерным жареным вкусом. Сглотнула слюну.

— Люсетта, а конфет нет у вас? — с надеждой спросила у нее

— А что это такое?

— Сладость такая в шоколаде. Бывают начинки разные, орешки или сливочная паста — с надеждой объяснила я.

— Нет. Фрукты вон сушим или подвяливаем на солнце, они сладенькие, печем на праздники пряники всякие.

— В начале Гринат тоже все просил что-то. Карамелу какую-то. А потом привык к нашей пище — смеялась она.

Дома как-то не замечаешь всей прелести цивилизации — думала я. Захотел сладкого, пошёл в магазин и купил. Вот тебе отечественное, вот заграничное подороже. Если и это не устраивает — заказываешь. Как говорится — любой каприз за ваши деньги. Кстати, здесь деньги есть? Посмотреть хоть на них.

Вернулась Люсетта с толпой девочек. Они заинтересовано разглядывали косичку на голове Лины. Поднимали ко мне свои личики и просительно смотрели в глаза. Я махнула головой:

— Заплету всех.

Нарвали цветных полосок, вместо бантов и я принялась за дело. Одной слева направо, другой справа налево, этой вообще две. И пошло дело, дети щебечут, я от мыслей всяких плохих отвлекаюсь.

— А сказки знаете?

— Сказы у нас есть. Предания всякие — загалдела детвора.

— Сказки — это выдуманные сказочные персонажи. Расскажу тогда, про Колобка.

И полилась сказка. Дети и взрослые с интересом слушали сказку моего мира. И только закончился мой сказ, вернулся отряд.

Позвали Игната Петровича. Он пришел запыханный с взлохмаченными волосами и закатанными рукавами по локоть. Мне позволили присоединиться к разговору.

Начальник отряда подтвердил наши слова о нападении Диких. Он рассказывал, качая головой скорбно склоня голову:

— Целое селение уничтожили, сволочи. Я столько трупов в одном месте не видел. Наверное, нет смысла там восстанавливать жильё, Гринат?

— Ты прав. Место, конечно, хорошее. Но пока сила Хранительницы не вернётся, нет смысла людьми рисковать.

— С угнанными что будет? Неужто пропадут ни за что?

Игнат Петрович покачал головой, вздохнув и сцепив руки перед собой:

— Не знаю. Сами мы не справимся, нужно отряд столичный дождаться. Совсем озверели Дикие, скорей бы наследница объявилась, иначе совсем туго нам придётся.

— В остальных селениях все спокойно?

Хмыкнув кривой улыбкой, начальник отряда сказал:

— Так-то Хранительница уберегла. Но в одном селении странное что-то произошло. На небе светит солнце, а над ними туча чёрная, залила все. Потоп у них, в общем. Старший матерится, говорит девка проклятье с собой принесла. Что за девка, спрашиваю? С виду приличная, говорят, с левиром пришла. Во врут, да? А тут, говорят, кабар влез. Девка мол всех забрала и ушла. А тут наказание такое. Придумают же такое! — хмыкнул он.

Игнат Петрович широко улыбнулся, посмотрев на меня:

— Кликни своих. Пусть глянут.

Я привстала и крикнула:

— Хил, Мелкий. Идите ко мне.

Я оглядывалась, пытаясь угадать с какой стороны они придут. Хил показался со стороны леса и неспешной походкой, глазами контролируя ситуацию, шёл в мою сторону. Мелкий выскочил из-за угла дома и с детской щенячьей беспечностью мчался на всех лапах, открыв пасть и вывалив язык. Картина, конечно, жутковатая для посторонних лиц. Создавалось впечатление, что он срочно мчится кого-то сожрать. Мелкий, практически добежав до меня, начал тормозить лапами, зацепился задней и кувыркнулся, задев деревянную культю Игната Петровича, и приземлился на зад, широко выставив передние лапы.

Игнат Петрович, не удержавшись на одной ноге, как подкошенный свалился на спину. А уж матерился как, любо-дорого послушать. Как будто дома оказалась на рынке в воскресный день.

Я улыбалась, смотря на всю картину: отряд мужиков с открытыми ртами и круглыми глазами, Игната Петровича на четвереньках и моих подопечных, крутивших головами с умильными мордами.

— А что? Мы ничего — словно говорили их морды.

Звери подошли ко мне и встали с двух сторон. Я потрепала их по холке. Мелкий ростом доставал до моих колен. Быстро растет что-то. Ну а что я хотела? В дикой природе нужно все делать быстро. Вон, у оленей- родился и пошел за мамкой, иначе не выжить.

— Так это ты в селении была? — командир окинул взглядом моих зверей.

Я кивнула головой:

— Я. И никого я не проклинала. Тихо- мирно забрала, да ушла — обиженно сказала я.

Игнат Петрович наконец-то встал на ноги, бормоча:

— Ага, тихо-мирно. Одного спасла, другого, и в пекло полезла. Тихо-мирно она ходит.

Потом громогласно засмеялся, хлопнув меня по плечу:

— Молодец, землячка. Знай наших — тряхнув кулаком в воздухе.

— Нравишься ты мне! Давайте, братцы, отдыхайте, мойтесь и к нам трапезничать.

Время было послеобеденное, я отправила детей отдохнуть, а сама решила прогуляться с животными. Они радостно бежали рядом. Дойдя до озера, посмотрела по сторонам, разделась и окунулась в теплую водицу, приговаривая:

— Вода, водица, земли сестрица. Смой все мои печали и страхи.

Это нас с детства мама Ева научила. Говорила, если что плохое случилось — печаль или болезнь, сразу в воду. И ведь помогает, честное слово.

— Вода-водица, земли сестрица дай мне моё здоровье и силы пройти этот путь.

Полежала на спине, раскинув руки. Хорошо-то как. Вышла из воды, оделась, окликнула животных. Посидели ещё немножко на берегу и двинулись в обратный путь. Я неспешно шла, разглядывая природу. Тихо и чисто. Тут я увидела на одном дереве очень знакомый силуэт, похожий на пчелиный улей. Конечно, очень большой, но это значит там много мёда. Я прямо почувствовала этот ароматный вкус во рту.

— Стойте-ка ребятки. Там мёд должен быть. Как проверить? Слазить и посмотреть. Да?

Они стояли и смотрели на меня.

Я подоткнула подол платья, открыв ноги и схватившись за нижний сук, полезла вверх. Ещё ветка, ещё. Добравшись до места, рассмотрела это чудо природы. Размером с большущее ведро, с неровной пористой поверхностью темно-коричневого цвета.

Было тихо, никто не жужжал. Может он пустой и там, вообще никого нет. Аккуратно постучав пальцем, прислушалась.

Тихо. Приобняв руками, приподняла, проверяя его вес. Тяжелый. А если там вообще не мёд, а я тут, как дура по деревьям лазаю. Эх, где наша не пропадала?

И крепко обхватив руками, принялась откручивать. Может вместе с веткой её отодрать? А там разберусь, поди, что там такое. Я пыхтела, прижавшись щекой к улью, закрыв глаза, сосредоточившись на деле. Вроде получается. Открыла глаза и икнула. Прямо на меня из небольшого отверстия смотрел круглый глаз. Я замерла. Дальше что делать? Не убежишь с дерева то. Так и сидели вместе с глазом, замерев на месте. В это время ветка надломилась и это чудо природы оказалось у меня в руках. В нем нарастал гул. Становилось страшно. Селение далеко, а звери внизу начали беспокоиться. Быстро вниз!

Я, одной рукой цепляясь за ветки, начала спуск, второй рукой едва удерживая свою добычу. Если бросить, то она разобьется и эти гады оттуда повылетают. А так аккуратно допру и поставлю на землю. И убегу, конечно. Вот вечно я куда-нибудь влезу. Едва я поставила ногу на нижнюю ветку, та с хрустом отломилась, и я рухнула вниз, выпуская из рук добычу. Улей приложился о землю, не разбившись, и из него с рассерженным жужжанием начали вылетать полосатые монстры, размером с яблоко. Они летали как пули вокруг нас, пытаясь ужалить.

Я начала отмахиваться руками. Одна тварюга укусила меня за руку. Ах так! Тогда фиг вам ваш домик. Я схватила улей и рванула к воде. Все равно покусают, так хоть мёд останется. Если только он там есть, этот мёд. Мои звери бежали за мной, на лету ловя полосатых монстриков. Хил всеми лапами отталкивался от земли, взлетал, намечая цель, в воздухе меняя траекторию полета. Он схватывал их и одним резким движением перекусывал пополам. Мелкий воевал с ними с земли. Его уже укусили в левый глаз, который уже начал «заплывать». Хила цапнули за нос.

Одна пчела изловчилась и впилась мне в правую щёку. Руки-то заняты, так хоть лицо прикрыть бы. Я взвыла, больно-то как. Другая гадина подлетела слева и впилась в верхнюю губу. Отодрав её, швырнула рукой подальше. Хил подхватил и перекусил.

В это время, подбегая к воде, с разбегу рухнула в воду вместе с добычей. Звери бултыхнулись со мной. Вода прозрачная и теплая. Задержав дыхание и открыв глаза, смотрела на пчёл из воды. Большие жала с двойным концом торчали из голов, а не из брюшек, как у наших пчёл. Они кружили над водой, высматривая нас. Кислород в легких заканчивался. Оттолкнувшись ногами от дна, резким движением выскочила над водой, вдохнула и ушла обратно под воду. Животные спокойно плавали под водой. Мелкий поплыл за маленькой рыбкой, все время поглядывая на меня.

Я выныривала ещё несколько раз, прежде чем они улетели.

Мы вышли из воды, оглянулись и быстренько пошли в селение. У Хила опух нос и стал размером с картофелину, у Мелкого закрылся один глаз.

Представляю, что у меня. Чувствовала, что опухает правая щека, закрывая глаз. Губы тоже начали опухать и неметь.

Так мы и вошли в селение — я мокрая, опухшая, с крепко прижатой добычей в руках.

У Игната Петровича уже собрался народ, горел костёр. Люди сидели и вели неспешные разговоры. Я постаралась тихонько по краю пройти в дом. Игнат Петрович заметил меня и окликнул. Я замерла спиной к нему. Что делать? Не убежишь ведь, и медленно обернулась.

Игнат Петрович замер, разглядывая нашу живописную компанию, брови медленно ползли вверх. Рот медленно расползался в улыбке и раздался оглушительный хохот.

Короче говоря, ржали все. Вот гады. Хватались за животы, сгибаясь пополам. Люди, услышав шум, выскакивали из домов и подхватывали истерику.

Игнат Петрович смеялся, потряхивая головой, и утирал слёзы рукавом, постанывая и держась за живот. На очередном вдохе он не удержался на бревне и свалился с бревна на спину, выставив свою культю.

Дети и Люсетта выбежали из дома с встревоженными лицами, а потом присоединились к всеобщему веселью.

А мы так и стояли застывшими скульптурами, смотря на веселье. Вот даже обидеться на них не могу. Я стояла, наблюдая за ними, улыбаясь опухшими губами.

Марк смеялся от души, сгибаясь пополам, прихлопывая ладонями о колени. Лина мелко тряслась от хохота, её косичка мелко подрагивала на голове. На щёчках красовались ямочки. В глазах детей горели веселые искорки.

Я даже залюбовалась ими.

Люсетта смеялась тихо, прикрыв рот руками. Из её зажмуренных глаз текли слезы.

— Ну и фто вы рфете? — пора уже заканчивать эту истерику — Я мофно сказать, ф нерафном бою, выдрала из лап монстоф — ставя добычу на землю — Фетрофич, а там фообфе мёд?

— Оооой, не могу, помру щас братцы — взвыл Игнат Петрович, опять опрокидываясь на спину — Не знаешь, что там и полезла? — он утирал глаза, громко всхлипывая и постанывая.

Наконец, массовая истерика стихла. Люсетта осмотрела наши укусы. Оказывается, из мест укуса торчали обломки жал и их нужно удалить.

Заварила траву, чтобы убрать онемение. Я, отхлёбывая маленькими глотками отвар, осматривала животных. Вытащив жала, приложила к мордам животных холодные тряпки. Они недовольно морщились, но терпеливо терпели процедуру.

В это время Игнат Петрович большим ножом срезал верхушку улья и моему взору предстала чарующая для моего желудка картина. Аромат сотни цветов и трав распространился на всю поляну. Желтый ароматный мёд притягивал мой взгляд, и я сглотнула в предвкушении. Люди подходили с деревянными ложками, черпали желтую густую массу.

Игнат Петрович сидел, зажмурившись, держа ложку во рту, смакуя вкус. Потом достал ложку изо рта, причмокивая:

— Как в детстве. У деда пасека была. Я здесь часто вспоминал вкус дедова мёда.

Я ж этих тварей поначалу хотел приручить, да куда там. Не даются, падлюки. И не каждый возьмет мёд у них. Местные зовут его нектаром. Вот уважила, так уважила Рита. Как смогла то?

А я что? Я ничего. Рассказала, как было.

— Ага. Такая прям вся невинная. Собрала возле себя преступную группировку, понимаешь — со смехом сказал он — Молодец, землячка. Знай наших — потрясая кулаком — Видели, какие девки у нас на земле русской живут, братцы? — хлопнув меня по плечу.

Мужики загалдели. Еще, мол, пару таких и конец света обеспечен.

— Игнат Петрович, вы мне плечо все отобьёте, честное слово — сказала я, потирая плечо.

— Что ты как неродная, Игнат зови или Петрович по нашей традиции.

— Игнат, если можно.

Тот утвердительно кивнул.

И по традиции был разведен огонь, готовилась еда. Теперь над костром повесили большой котёл и Люсетта с женщинами чистили, резали, забрасывали продукты. Не сидеть же мне. Попросила у Люсетты показать вяленые фрукты. Выбирала вдумчиво, откусывая по кусочку от каждого и откладывала в миску. Вынесла фрукты к костру и начала нарезать, Лина помогала.

— Попробуем с тобой конфет сделать Лина.

Мы сели рядом с Игнатом.

— Игнат, ты сам-то как сюда попал? Еще и старшим? — спросила я.

Он вздохнул, взлохматив волосы:

— Понимаешь, я же учёный. Ага. Работал в научно-исследовательском институте, исследованиями занимался. Все вроде нормально. И жена была, и ребёнок. Жили не тужили. Тут перестройка. Страна начала разваливаться. Денег почему-то не стало, закрывались лаборатории и институты. Началась безработица. Мы ещё продержались за счёт своих открытий — за границу что-то продавали, а потом и до нашего института очередь дошла. Сколько учёных из страны за границу уехало — качал он головой — Кто пошустрее торговлей занялся, челночничать стали. Купи-продай. Кто-то в сторожа подался. В общем, выживали, кто как мог. А я не смог, гордый. Работы не было, семью кормить нужно было. Жена сначала молчала, на двух работах корячилась. В общем, выпивать я стал. Сначала чуть, потом больше. Она терпела, потом выгнала. Ну и покатился я по наклонной — он усмехнулся.

— Дни проходили в угаре. Как дочь живёт, не интересовался. Сколько времени прошло, не знаю. Очнулся в больнице, без ноги — постучал по деревяшке Игнат.

— Говорят, прямо на железнодорожных путях пьяный уснул. Пока в больнице был, наливать некому было, очухался немножко. Там мне деревяшку и приладили. Из больницы вышел, пошел семью навестить. Дочь большая уже, красивая. Дверь открыла и не узнала меня. Иди, говорит, мам, какой-то мужик пришёл. Жена на порог не пустила. Глаза круглые, ты же, говорит, без вести пропал. Мы тебя уже и отпеть успели. Оказывается, три года прошло, Рита. И не помню ничего толком — он медленно потёр лицо ладонью.

— Да и как тут упомнить? Утром проснулся, пошёл выпивон добывать, напился — вот и день прошёл. Жена уже замуж вышла. Не тревожь, говорит нас. Дочери жизнь не порть, каково ей жить будет, ежели отец бомж.

— В общем, по новой запил. Тоска такая черная окрутила меня. Думал, никому не нужен, так зачем жить? Вот и напивался вусмерть — он тяжело вздохнул.

Воспоминания давались ему нелегко.

— Очнулся когда здесь, думал, всё, допился до чёртиков — улыбнулся Игнат.

— Потом решил, что помер, слава богу. Прямо облегчение испытал. Потом осмотрелся. Дошел до селения, там по домам ходил, жить же нужно где-то. Там и Люся пригрела. Вдовая она к тому времени была. Ну, я расслабился, понимаешь, отмечу, думаю по русской традиции своё воскрешение. Так Люська быстро меня в чувство привела. Взяла дубину и так отходила, три дня лежал. Она плачет, говорит, думала, на старость ей Хранительница хорошего мужа прислала. Чтоб вместе пройти этот путь в уважении и согласии. И уйти вместе.

— Я пока отлеживался, в себя прям пришел. Мне второй шанс, можно сказать дали, а я его просрать хочу. Нет, думаю, другой шанс навряд ли придётся. Ну и взялся за ум. А ум-то учёный, понимаешь, вот и начал здесь немножко кумекать. То там улучшу, то здесь придумаю. Что знаю хорошего, здесь реализую.

— Время шло. Местные смотрят, серьёзный вроде, не пьющий, и относится стали с почтением. Там и должность предложили — смеялся Игнат.

— А я и согласился. Чтоб, значит, времени меньше было на всякие глупости. Я сначала думал наказание это для меня, за жизнь мою непутёвую. А нет Рита, награда это. Награда! Может и не такой уж я плохой человек, а? Ежели, наградили меня таким царским подарком? — сказал он, заглядывая мне в глаза с надеждой.

Вот, казалось бы, всё для себя он уже решил, но поддержка все-таки необходима. Я кивнула головой:

— Хороший Игнат. Я сердцем чувствую. Награду ты получил. Понять бы ещё- меня за что сюда? Тоже наградили или наказали? Разобраться нужно.

— Разберешься. Но просто так ничего здесь не делается. У тебя родные то остались там? Семья?

Я покачала головой:

— Детдомовская я. Из родни никого. Друзья только. А семьёй так и не обзавелась. И сколько ты здесь, Игнат?

— Не знаю. Здесь время по-другому идет. Я сначала пытался считать, а потом плюнул. Да и зачем? Вот спроси, сколько здесь живут?

— Сколько?»

Он улыбнулся:

— Двести Рита. Двести лет — он поднял указательный палец вверх — И это в среднем.

Я от удивления рот открыла. — Как такое возможно?

Игнат довольно кивнул головой:

— Возможно. Так что, это там дома ты женщина бальзаковского возраста. Здесь ты совсем молоденькая девка на выданье — со смехом закончил он.

— Скоро сваты попрут. Выбирай себе на здоровье.

Ну не фига ж себе. Двести лет. Нет, ну так то, если порассуждать, то дома и экология, и загазованность, и химическое оружие, и катастрофы опять же.

— Игнат, а обратно можно как-то?

— Можно, наверное. Тут одну с попутным ветром принесло много лет назад, визжала всю дорогу до столицы, как поросёнок резаный. Сопровождающие чуть не оглохли. Что уж она там, в столице устроила, не знаю. Но говорят, турнули пинком под зад отсюда — со смехом закончил он.

— Представь, что она дома рассказывала? Что была в другом мире — смеялась я.

— В психушку загремела наверно — подхватил Игнат.

Ох, как много о чём мне есть подумать. И опять какая- то далёкая мысль, будто хочешь вспомнить что-то, да не можешь.

Мы с Линой в это время закончили нарезать вяленые фрукты.

— Теперь смешиваем с мёдом и катаем шарики, потом раскладываем на доски — Лина кивнула головой.

Мы с Люсеттой пошли в холодник ставить сладости.

— Люсетта, можно я вас как Игнат, Люсей звать буду? Мне ваши имена трудно запоминаются.

— Зови Рита. Гринат приучил уже — смеясь, сказала она.

— Теперь только на Люсю и отзываюсь. А бывает проникновенно так скажет, Люсьена мол ты моя — приложила ладони к груди — Сердце так и заходится.

— Рассказал уже как воспитывала?»

Я кивнула.

— Ты, давай не торопись с выводами, успеешь ещё назад домой вернуться. Не просто же так тебя сюда отправили.

— Подумать нужно — медленно ответила я — Сначала детей пристрою. Ответственность взяла за них. Я их спасла, мне их в хорошие руки сдать нужно.

Вечер закончился в неспешных разговорах. Я прикладывала к лицу холод, чтобы унять опухоль. Да куда там, глаз совсем закрылся, могла видеть мир только одним. Красавица в общем.

***

На следующий день, проведя его, как говорится, в трудах праведных, позвала животных и детей, взяла грязные вещи, и мы пошли к озеру. Игнат, увидев нашу процессию, крикнул в след:

— Ты не балуй там, давай. Без приключений обойдись.

— Полностью с вами согласна. Самой уже надоело встревать в разные истории. Отдохнём немножко, да и подумать мне нужно.

Он кивнул головой.

Накупавшись вдоволь, мы с детьми улеглись на траву. Животные убежали в лес.

— Рита, с нами что теперь будет? — Марк как старший из детей задавал правильные вопросы, беспокоясь о своей судьбе.

— Игнат Петрович должен был выяснить, где ваш родственник живет, Марк. Не волнуйся пока что. Ты сам как настроен? Останетесь у родни? Или мысль бежать в столицу еще не оставила тебя?

— Сестру не оставлю одну. Один я у неё остался. Не могу бросить. Мамка говорила: «Чтобы ни случилось, вы брат и сестра, помогайте друг другу, когда меня не станет». Никто и не думал, что её не станет так скоро.

Он опять загрустил.

— Ничего, Марк, все будет хорошо. Мне ведь в столицу нужно идти, даже если нам не пути, я вас не брошу. С вами пойду.

Дети с надеждой смотрели на меня. Я кивнула:

— Вместе пойдем. Вас пристрою, потом свои проблемы решать буду. Домой всё же вернусь, наверное — почему-то, на глазах навернулись слёзы.

Я повернула к ним голову:

— Не забудете меня? — смотрела на них с грустной улыбкой, словно запоминая их лица.

У Лины сойдёт с щёк детская округлость, черты лица чуть заострятся. Детские, ещё доверчивые голубые глазки, с высоко поднятыми соболиными бровями, обещают свести с ума не одного парнишку. Красивая девчонка вырастет, видно мать красавица была.

Я перевела взгляд. У Марка возле губ пролегла еле заметная упрямая складочка, когда он сжимает рот, ямочка на подбородке становится еще видней. Молодец пацан, вырастет, настоящим мужчиной будет. У меня он вызывал невольное уважение, мужественно переносит тяготы и рассуждает совершенно не по-детски. А самое главное, не боится брать на себя ответственность.

Дети смотрели серьезно, хмуря брови. У Лины скривился рот и из глаз потекли слёзы. Тут уж и я не удержалась. Мы обнялись с ней и ревели в три ручья, вскоре и Марк присоединился к нам. Будущим красавицам и настоящим мужчинам тоже нужно поплакать.

Постепенно наши всхлипы начали стихать. Я утерлась рукавом:

— Ё-моё. И так опухшая, теперь вообще красота писаная.

Лина обняла меня, прижимаясь щекой:

— Ты красивая. И добрая.

Я хмыкнула. Устами ребёнка глаголет истина. Раз так, то умываться и постирать ещё нужно, иначе я потом грязь и зубами не отгрызу. Подхватила Лину на руки и с криком «Держись!» со всего маху прыгнула в воду. Она тоненько пищала. Марк побежал за нами. Мы брызгались, играли в догонялки. Уставшие дети выбрались на берег обсохнуть. Расплетая волосы, я подняла глаза к небу, тихо шепча молитву:

— Господи, не оставь детей без твоей помощи. Пусть у них всё будет хорошо. Пусть у них будет новая мама, которая полюбит их от всей души. Полюбит ни за что-то, а просто такими, какие они есть.

И как-то сердце сжалось. А если… Как много этих «если».

А за себя не буду просить. Я взрослый человек, разберусь как-нибудь. Хранительницу, наверное, здесь просить нужно, а не бога? Запуталась, честное слово. Подняла лицо наверх:

— Я уж к кому привыкла обращаться, к тому и обращаюсь. Не обессудьте уж. А вы там сами разберитесь по инстанциям, так сказать. Главное, чтобы детям помогли.

Я вздохнула и тряхнула головой. И услышала еле доносимый смех сверху. Прислушалась. Послышалось? Конечно, послышалось. Дети задремали на траве, обнявшись. Вот и хорошо, пусть отдохнут. Взяла свой спортивный костюм и наклонилась, окуная его в воду.

***

Сосредоточившись на стирке, яростно терла костюм. Вот не могла раньше озаботится этим вопросом? Копоть прочно въелась в ткань, землю с травой тоже не просто удалить. Оставив костюм в воде размокать, разогнулась, окидывая взглядом окрестности. Хорошо-то как. Я даже замурлыкала песенку. Сначала тихо, потом голос набрал свою силу и полилась песня. От удовольствия я зажмурила глаза, наслаждаясь теплым летним деньком. Очнулась только тогда, когда справа сзади раздалось ласковое: «Красааааавицааааа»

Я резко замолчала. И медленно повернулась.

— Ох, ёпт! — молодой симпатичный паренёк, отшатнувшись, опрокинулся назад и в таком положении, помогая руками и ногами, отползал от меня, как паук.

Я даже обиделась. Ну не красавица я, зачем же так реагировать то? Я понимаю, что мой вид сзади и спереди весьмааа отличается.

Парень посмотрел куда-то в сторону. Я обернулась и обомлела, открыв рот. Господи! Это где ж такую красоту выращивают?

Передо мной стоял отряд крепких высоких мускулистых мужчин. У некоторых в руках было оружие- мечи разных размеров. Я прямо застонала мысленно, ну кто меня просил лезть вчера за мёдом. Не могла потерпеть годик-другой. Тааакие мужчины, а у меня вся рожа опухшая. Я прищурила оставшийся целым глаз, разглядывая их.

Они не остались в долгу. Кто-то ухмылялся, кто-то хмурился. Чуть впереди отряда стоял высокий чернявый мужчина, волосы до плеч. Он внимательным цепким взглядом осматривал открывшуюся его взору картину. Между бровями пролегла глубокая складка, губы поджаты, а на подбородке ямка. Я хмыкнула, это здесь мода такая на ямочки?

Кривой неровный шрам слева пересекал бровь, разделяя её пополам, спускался по виску и скуле, заканчивая свой путь в уголке нижней губы. Когда он поджимал губы, шрам слегка натягивался и казалось, что он усмехается.

Не видя перед собой опасности, ребята начали расслабляться. Мечи опустились, началось шевеление в их рядах.

— Местная? — спросил чернявый, хмуря брови.

Я медленно кивнула. Он окинул спящих детей взглядом. Хорошо, что животные в лесу, искромсали бы, пока разобрались что к чему, думала я. Это же машины для убийств какие-то.

В это время из леса вышел Игнат и быстро пошёл в направлении отряда, припадая на деревянную ногу. Между начальниками завязался разговор. Игнат помогал себе жестами, кивая головой. Затем отряд в сопровождении двинулся в селение. Напоследок Петрович обернулся в мою сторону, поднял руку в успокаивающем жесте. Значит свои, можно не бояться. Вот и хорошо. Столичные наверно, которых ждали. А почему пешком-то, думала я, стирая спортивный костюм. В это время проснулись дети. И когда солнце уже начало клониться к закату, мы пошли в селение. Теперь место у костра было занято крепкими мужчинами из отряда и из местных — пару мужиков поавторитетнее. На столе была разложена карта, они склонились над ней, рассматривая и водя пальцем. Спорили, тыкая пальцем в карту, доказывая свою правоту. Люся с женщинами готовили еду на костре.

Мне там точно делать нечего, «со свиным рылом в калашный ряд». Мы с детьми перекусили в доме, и пошли в палисадник. Я развесила свой костюм на ветках невысокого кустарника. Нужно с одеждой что-то решать, у меня только спортивный костюм с парой топов, сорочка и платье, которые дала Люся. У детей тоже выбор не богат. Попрошу ткань и попробую сама сшить, ничего сложного. Жаль только, швейной машинки нет, придётся вручную мастерить.

Знала бы, что попаду неизвестно куда, вцепилась бы в свой чемодан руками и ногами. А у меня там и сарафанчик новый, и сандалики, и косметика. И вообще, когда женщина едет в отпуск, она покупает всё новое. Эх, ведь каждая женщина хочет выглядеть чуточку красивее. Даже если не ищет приключений на свою пятую точку. Я вот нашла по ходу дела. Как говорится, все признаки на лице. Я потрогала лицо, когда же эта опухоль начнет сходить, самой неловко в таком виде появляться перед народом.

Мы с детьми сели на лавку и вели неспешные разговоры. Им было интересно, как живется в моем мире. Я рассказывала, как могла объясняя. Что такое детский сад и школа. Глаза у детей загорелись:

— Одного возраста? И что они там делают?

— Учатся, конечно. Пока дети маленькие, они учатся рисовать, мастерить фигурки разные, гуляют, едят и спят даже. А вечером родители приходят с работы и забирают детей домой.

— Что такое работа?

— Что такое магазин?

А я рассказывала, рассказывала, пока голос не начал хрипнуть. Посмотрела на детей, Лина начала тереть кулачками глаза.

— Спать пора дети. Завтра ещё что-нибудь расскажу интересное.

Мы зашли в дом. Животные ещё не вернулись. Я забеспокоилась. Если утром не придут, пойду искать. Вернутся ночью — столичные шум поднять могут. Всё же опасные животные, говорят. Я широко зевнула, сняла платье, оставшись в сорочке, и бухнулась в постель.

***

Утром проснулась от того, что мне тяжеловато. Повернула голову. Марк спал, закинув на меня руку и ногу, уткнувшись лицом в плечо и мирно сопел. Я тихонько погладила его по голове. Вздохнула, освобождаясь от его конечностей и вставая с постели.

Конечно, со временем, я более или менее смирилась с тем, что у меня нет детей. Но иногда, где-то там в груди сжималось что-то, как пружинка. Можно ли, интересно, здесь усыновлять детей? Нужно спросить у Игната. А дальше что? Мне домой возвращаться, разве разрешат детей с собой взять? Нет, наверное.

Вот и не буду об этом даже думать. У них есть родственники, которые их приютят, и полюбят, и вырастят.

Я умылась и вышла на улицу.

Оказывается, столичные спали на улице, расстелив свои одеяла прямо на земле.

— Люся, а чего она на улице спят?

— Так привычные они. В походах условий то нет. Да и где я такую ораву размещу? Они ночью патрулировали- одни приходят, другие уходят. Вроде спокойно всё, а службу нести нужно.

Она хмыкнула:

— Опухоль-то спадает. Глаз уже открывается. Соседка говорит нужно мёдом намазаться. Там в составе травы всякие и одна из них яд нейтрализует.

Я уже набирала в легкие воздух, чтобы возмутиться. Не могла вчера сказать? Она подняла правую руку в успокаивающем жесте.

— Сразу нельзя. Нужно чтобы хотя бы денек прошел.

Я кивнула. Нужно, значит нужно. Нанесла тонким слоем мёд на лицо. Больше не буду по деревьям лазить. Кому надо, те пусть и лазят.

Переговорив насчет ткани, она повела меня в соседний дом. Переговорив с соседкой, она провела меня в большую просторную комнату, где лежали тюки тканей. Ткани простые из льна, отличались только качеством выделки. Вот тоненькая, словно прозрачная — на сорочку пойдет. Мне не нравилось, что ткани однотонные.

— Красить их можно?

— Зачем красить? И так красивое.

Я задумалась. Нужно покумекать. Мы донесли ткани до дома. Дети уже проснулись. Я выложила ткани на улице, расстелив на столе. Люся предоставила весь швейный материал и дело пошло. Сначала на Лину. Я принялась за дело, украдкой посматривая на столичных. Они расселись по всему периметру двора, лениво переговариваясь и чистя своё оружие.

Чернявый сидел, облокотившись о дерево, подтянув одну ногу к животу и положив на нее руку. Он сидел, прикрыв глаза и хмуря брови. Я украдкой посматривала на него. Вот вроде сидит и никого не трогает, а веяло от него какой-то силой. Не знаю почему, но хотелось смотреть на него. Он открыл глаза и, словно почувствовав мой, взгляд, повернул голову ко мне. А я что? Я ничего. Быстро опустила глаза к шитью.

Марк в это время подходил к другим столичным, с интересом осматривая их оружие. Ребята отвечали ему с улыбками. Давали подержать и потрогать оружие.

Интересно, почему мечи разные? Когда Ромку пригласили сниматься на массовку в кино, мечи были у всех одинаковые.

Я с улыбкой вспоминала, как сидели с Алькой в сторонке и тихо гордились своим другом. Он выделялся среди массовки высоким ростом и широкими плечами. Специально красовался перед нами, широко расставив ноги и, оперевшись на меч двумя руками, картинно застывал на месте. Девчонки завистливо посматривали в нашу сторону, пытаясь понять, чей же это такой мужественный экземпляр. На моём трюмо стоит фотография нас троих. Ромка посередине, в кольчуге и мы с Алькой, с улыбками до ушей. С тех пор и началось Ромкино увлечение холодным оружием.

***

Я вздохнула. Что там дома? Мама Ева переживает наверно и у Игоря Семёновича юбилей скоро, я же спеть обещалась. В районе сердца что-то зашлось. Встряхнула головой. Лучше не думать об этом, не рвать себе сердце. Что меня ждёт? Неизвестность убивала.

Я, наконец, дошила платье для Лины и вытянула перед собой руки с платьем, разглядывая. Цветное было бы лучше — голубое, например, к её глазам. Я отвела глаза от платья, отыскивая Лину и наткнулась на тяжелый взгляд чернявого. Замерла, глядя на него. Что?

Черные глаза с прищуром внимательно смотрели, словно оценивая. Меня аж передернуло. Брррр. Жутковато.

Линка радостно примеряла новое платьице. Конечно, цветное было бы лучше. Размяв затекшие с непривычки мышцы, задумалась. Животных до сих пор не было. Так надолго они ещё не уходили. Нужно прогуляться в лес, покричать. Позвав детей, мы пошли в лес.

— Дети, есть у меня одна задумка. Есть какое-нибудь растение, обладающее красящим свойством?

Марк задумчиво морщил нос.

— Ну нет, так нет. Значит, будем просто гулять.

Мы собирали цветы, дети рассказывали о растениях и животных этого мира.

— Вот это растение лучше не трогать, будешь чесаться неделю. От этого покроешься пятнами.

Я смотрела, пытаясь запомнить. Лучше перебдеть, а то не с моим счастьем, как говорится.

Животных нигде не было. Я загрустила. Пора было возвращаться.

Дети радостно бегали по траве.

Нужно ещё Марку рубаху сшить, думала я, смотря на него и прикидывая размер. Ему бы джинсы и футболку клёвую, и кроссовки. И получилась бы картинка. Марк улыбнулся. Я с удовольствием смотрела на него. На фоне его смуглой кожи, его белозубая улыбка смотрелась как на рекламе зубной пасты. Берегитесь девчонки.

Дома я пошла проверить наши конфеты в ледник и, переведя взгляд на руки, остановилась. На ладони было синее пятно. Я облизнула палец и потерла, оно не исчезало.

— Марк, иди сюда. От чего может быть такое пятно? — спросила я, показывая руку.

Он, словно что-то вспомнив, прищурил глаза:

— Дерево. Точно! У нас пацаны в лес ходили все синие пришли, от матерей получили по первое число. Неделю отмывались.

Мы скоренько рванули обратно в лес, отыскивая дерево. С виду обычное дерево, но, когда Марк оторвал кусочек коры, она на внутренней её поверхности была синей. Набрали целый подол коры.

Дома, вооружившись острым ножом, начала выскабливать краску в миску. Дальше что делать? Замочить в холодной или теплой воде? Замочу в еле теплой. Вода окрашивалась в насыщенно синий цвет. Вот и хорошо.

Столичные начали посматривать в мою сторону, интересно, наверное, чем это я занимаюсь. Вот один подошёл спросил, вот второй. Я охотно объясняла свою задумку.

— Лина, давай платье— дальше просто замочить, наверное.

Была бы здесь Алька, покреативила что-нибудь. Тут я вспомнила, как Алька учила нас с девочками в детском доме раскрашивать ткани в индийском стиле. Эх, была не была.

— Лина, если не получится, то сошью новое. Хорошо? Главное, не расстраиваться.

Свернула платье в трубочку, завязала узлом и опустила в краску. Пусть себе лежит. Я же не знаю, сколько времени необходимо.

Нужно помыться и переодеться, мое платье я испачкала краской. Уже входя в дом, услышала шум и обернулась. Столичные вскакивали со своих мест, хватаясь за оружие. Что такое? Нападение? Дикие? Ужас потихоньку начал охватывать меня. Взгляд уже метался, отыскивая детей и наткнулся на входящих на территорию моих животных. Хил устало передвигал лапами, покачивая головой в такт ходьбе. Мелкий бодренько перебирал лапами, открыв окровавленную пасть и вывалив язык. Животные приближались ко мне, пряча глаза. Бессовестные. Я тут беспокоюсь о них, а они шарахаются ночью по лесу.

Столичные угрожающе двинулись в нашу сторону, выставив мечи.

Хил остановился, увидев оружие, расставил лапы и чуть пригнул голову к земле. Его глаза начали разгораться. Пасть открылась, открыв на обозрение смертельный оскал. И громко рыкнул. Его рык пронесся по воздуху, разносясь ветром. Все замерли. У меня от страха даже мурашки по коже побежали. Ой, что сейчас будет!

Я бегом добежала до животных, прикрыла их спиной и успокаивающе выставила ладони:

— Спокойно. Это со мной. Они не причинят вреда.

Чернявый обошел своих подчиненных и подошел ко мне. Я смело смотрела в его глаза. Вот пошёл ты на фиг, я их в обиду не дам. Не для того я их спасала.

Я сделала шаг назад, не отводя взгляда. Ребята видели, что животные стоят, не двигаясь, и не собираются причинять никому вред. Оружие начало потихоньку опускаться. Вот и хорошо, вот и ладненько. Тут дети подбежали к животным с криками:

— Вы вернулись. А мы вас искали.

Лина обхватила Мелкого за шею, и тот лизнул её в лицо. Я строго сказала Хилу и мелкому, указав на дом:

— Быстро в дом и спать!

Они медленно потрусили в сторону дома. Столичные стояли с каменными лицами и только брови выдавали их удивление. Чернявый очень-очень пристально смотрел на меня прищурившись. Ну да. Работа у тебя такая- всех подозревать. К нам уже спешил Петрович. Я тихонько отошла в сторону. Нужно ещё помыться и платье Линкино посмотреть, что там получилось.

В это время к Игнату подошел местный и, жестикулируя, начал что-то очень эмоционально говорить. Игнат задумчиво повернулся на меня:

— Ты же ветеринар? Тут такое дело, животное не может разрешиться. Если оно погибнет, для семьи это серьезный урон. Может, глянешь что там?

Я кивнула. Не откажешь ведь.

— Переоденусь — и пошла в дом.

Единственное платье грязное, придется надевать спортивный костюм. Штаны и топ, на улице жарко, олимпийку надевать не буду. Пригладила заплетенные волосы и ощупала лицо. Отек практически спал. Прямо облегчение, честное слово.

Я вышла из дома, ища взглядом Игната. Раздался свист. Ребята рассматривали мою фигуру. Неожиданно метнулась тень и рядом оказался чернявый. Он с силой сжал моё левое предплечье:

— Это не твои дети!

Больно-то как, черт тебя подери. Синяк точно останется. Я разозлилась:

— Я разве хоть раз сказала, что это мои дети? — твердо ответила, смотря в его глаза.

Он подозрительно смотрел на меня, поджав губы. Вот какое это имеет значение, чьи это дети? Со злостью думала я, резко смахивая его руку.

— Веди, Игнат.

Мы с Игнатом шли на другую сторону селения, разговаривая.

— Понимаешь, это животное, как у нас корова, кормилица то есть. Эта прибилась еще маленькой и выросла. Говорят, таких животных Хранительница присылает, как благословение. Отпускают её конечно на волю, но она всегда возвращается. Здесь же ей пары не сыщешь. Если она погибнет, сама понимаешь, подумают, что лишились благословения Хранительницы, ну и последствия.

Уже дойдя до места, заметила, что чернявый идет с нами. Он спокойно шел по дороге, равнодушным взглядом осматривая окружающую местность. Я пожала плечами, ну пошел и бог с ним. Моё какое дело?

В просторном сарае, лежало большое белое животное с раздутыми боками и шумно дышало. Рядом с ним стояли взволнованные хозяева. Увидев Игната, они обрадованно бросились к нам.

— Третьи сутки мается. Если сегодня не случится, то помрёт ведь — причитала хозяйка.

— Ну, а я то, что могу — Игнат развел руками.

Хозяйка начала тихонько плакать, утирая слезы передником. Я обошла животное. Действительно, как корова, только больше в два раза и два ряда витых рогов. Копыта круглые и большие, на толстой мозолистой подошве. Животное от усталости и боли на мгновенье открывала глаза, а с новой схваткой шумно выдыхала.

Ну что, за дело. Попробовать все равно нужно.

— Обычно сколько они приносят потомство? Один-два?

— Один обычно — запричитала хозяйка.

Руками лезть придется, здесь перчаток не имеется. Подойдя к животному, я погладила её бок. Её гладкая как бархат белая шкура была мокрой от пота, все мышцы одномоментно сжимались от потуг.

Подошла сзади, встала на колени и на секунду закрыла глаза, вдохнула и просунула руку, доверяясь ощущениям и своей руке. Считала копыта- один, два, три, четыре, пять, шесть. Значит, не менее двоих рожать собралась. В это время произошла схватка. Чёрт побери! Мускулы сжались со страшной силой. Её организм пытался изо всех сил избавиться от плода. Руку сжало как тисками, мне показалось, что затрещали кости на руке. Не удержав своего стона, замерла на месте, пережидая схватку.

— Что? — Игнат подскочил ко мне взволнованно.

— Руку зажало, блин — шумно выдыхая.

— Двое, вроде. Сейчас отпустит, еще посмотрю.

Положение неправильное, естественно. Один какого-то хрена поперек встал. Второй вообще задом ко мне. Снова схватка. Я замерла. Животное шумно дышало. Терпи милая, терпи.

— Ну что там? — Игнат крутился вокруг меня.

Схватка «отпустила», и я начала нащупывать нужные мне копыта, иначе схвачу разные. Вроде есть. Нужно еще раз проверить. Пришла очередная схватка, сжав мою руку. Я стиснула зубы.

— Что там? — Игнат все не успокаивался.

— Петрович — сказала я сквозь зубы — Я сейчас убью тебя. Когда я работаю, не лезь ко мне с вопросами, пожалуйста — схватка ослабла. Я перехватила два маленьких копытца и потянула на себя. Сил нужно много, у меня столько нет. Еще чуток и еще немножко. Вот показались копыта. Я уселась на попу, упираясь в животное ногами. Дождалась схватку и потянула двумя руками. Сил не хватает.

— Нужна помощь, у меня сил не хватает!

Ко мне молча подошел чернявый, усаживаясь рядом. Мы схватились в четыре руки и потянули. Потихоньку процесс пошёл.

— Стоп. Ждём. — командовала я и мы замирали. Не хватало ещё плод повредить.

Чернявый-то молодец, даром что начальник — выполняет мои указания четко.

Вот первый малыш покинул лоно матери. Хозяева, заохав, бросились к нему. Вот и хорошо, а у меня еще работа.

Сделав несколько разминающих движений для мышц, села на прежнее место. И как тебя развернуть? Одной рукой хватаю плод, пытаясь развернуть. Чуть, ещё чуть. Здесь на помощь никого не позовешь, только сама. Чёрт, снова схватка. Я замерла, сжав зубы и наклонив голову. Тут почувствовала руку на моём плече. Скосила глаза- чернявый бросил на меня короткий взгляд, сидя рядом. Вот только скажи хоть слово, убью тебя вместе с Петровичем. Потом, когда освобожусь.

Схватка ослабла. За дело. Наконец, малыш принял правильное положение. Хватаю копыта и тяну. И дубль два. Я командую, он выполняет. Вот и второй плод вывалился наружу. У меня по лицу тек пот, мышцы спины свело от напряжения. Расслабляться рано, нужно проверить напоследок. Если делать работу, то делать её до конца.

Что такое? Не может быть! А вот может, оказывается. За малышом, стоящим поперек, прятался третий плод. Поэтому я и не смогла его нащупать.

И снова схватка и тянем. Даже и не знаю, сколько времени прошло, пока все закончилось.

Я устало повалилась на пол. Остальное сделает природа. Потихоньку встала, подходя к мамаше. Та, подчиняясь природе, уже встала на копыта.

— Ну что, справилась милая. Молодец — гладя её по морде.

Та благодарно понюхала и положила мне на плечо усталую голову. Я аж прогнулась:

— Ты мне сейчас сломаешь что-нибудь — освобождаясь.

— Отдыхай. У тебя теперь времени не будет отдыхать — погладила её по голове.

Игнат подскочил ко мне, довольный:

— Молодец, Рита — по привычке хлопнув по плечу.

Я вспылила:

— Я тебя точно сегодня убью. Ну, сколько можно говорить, не бить меня по плечу. Сломаешь ведь — в сердцах вскричала я, выходя из сарая.

Ополоснув руки и лицо, побрела в сторону дома. Устала. Сзади шли Игнат с чернявым.

Во дворе ко мне подбежали дети. Я сполоснулась, надевая грязное платье. Достала из краски детское платье, отжала и развязала узел. Самой было немножко страшно смотреть результат. Встряхнула и на вытянутых руках свой шедевр. А что, неплохо!

Лина ахнула, широко распахнув глаза с восхищением рассматривая рисунок. Действительно здорово получилось. Рисунок из неравномерного синего круга разбегался по ткани неровными линиями, образую ассиметричный рисунок.

Я хмыкнула — действительно красиво. Лина в нетерпении приплясывала рядом, дай ей волю, надела бы мокрое. Люся стояла рядом, с удовольствием рассматривая результат моих трудов.

— Ещё закрепить рисунок нужно, иначе смоется. Люся, есть уксус? — видя её удивленное лицо, осеклась — Фруктовое вино есть?

Она утвердительно махнула головой

— Есть очень старое фруктовое вино, про которое забыли, ну где-нибудь на донышке?

Она нахмурила лоб, неуверенная в ответе. В общем, нашлось. Открыв сосуд, в нос ударил яркий запах. Сполоснув платье в уксусе, развесила на просушку. Солнце уже давно перевалило через зенит и клонилось к закату. Начали готовить костёр.

Я раскроила рубашку Марку. Очень хочется сделать что-нибудь особенное для детей. Зачем? Чтобы помнили! Воспоминания нельзя потерять, они всегда с тобой. Дети вырастут и единственное, что останется обо мне — это воспоминания. Надеюсь, добрые. Почему мне это так важно? Не могу ответить на этот вопрос. Вот нужно и всё тут.

Я вздохнула. А здесь необходимо проявить фантазию.

— Игнат, я смотрю, здесь пуговиц нет. Можно что-нибудь приспособить вместо них?

— А зачем? И так хорошо — сказал он, осматривая свою одежду — Я уже и привык без пуговиц, если честно.

— Мне нужно — твердо ответила я.

— Покумекаем давай — он задумчиво обхватил двумя пальцами подбородок, шевелил бровями, кривил рот.

— Вырезать можно из дерева?

— А то! Можно. Что я раньше не додумался? — Игнат смотрел на меня — Мне сошьешь с пуговицами, как дома?

Получив мой утвердительный ответ, он занялся делом.

Отдельные детали сразу покрасила и повесила на просушку. Игнат уже вырезал квадратные пуговицы, проделав в них дырочки. Перед этим проколов себе пару пальцев, тихо матерясь. В общем, все заняты. Лина надела новое платье со счастливой улыбкой и крутилась на месте, высоко подняв руки. Смотрите, мол, на меня, какая я красивая.

Я пододвинулась к Игнату и тихо спросила:

— Слушай, а как начальник этот узнал, что дети не мои?

— Тут, понимаешь, заковыка одна есть. Когда женщина беременеет, между ней и ребенком постепенно развивается связь. Эта связь растет и крепнет со временем. Щас покажу. Он обернулся и крикнул:

— Люся. Иди сюда!

Люся вышла из дома.

— Покажи руку Ритке, насчет детей.

Она понимающе кивнула и высоко закатала левый рукав. На левом предплечье был красивый золотистый рисунок в виде тоненькой полоски. Рисунок изящной змейкой обвивал руку, образуя замкнутый круг. Я приблизила лицо поближе, чтобы рассмотреть рисунок. Изящные маленькие веточки с листочками переплетались друг с другом, и только в одном месте одна веточка была длиннее всех, выбиваясь из общего рисунка. Я осторожно провела пальцем. Рисунок как будто светился изнутри слабым золотистым свечением.

— Это татуировка такая?

— Какая татуировка, Рита? Рисунок сам по себе появляется, я же тебе объясняю — кипятился Игнат — Как только женщина понесёт, на коже начинает проявляться рисунок, и как крепнет связь между матерью и ребенком в течение девяти месяцев, так и отметка крепнет. Он замыкается, как только рождается ребёнок. Ясно?

Я на всякий случай махнула головой. Ни фига не ясно. Рисунок какой-то и как он появляется? И зачем это вообще нужно? Ну есть ребенок и есть, кому какая разница? А с другой стороны есть же на земле кукушки бессовестные, дурят парням голову, а у самих куча детей у государства. А так все по-честному, и говорить ничего не нужно. Глянул и всё понятно.

— Люся, а почему здесь одна веточка выбивается из общего рисунка?

Она довольно улыбнулась:

— А это дочь меня скоро порадует потомством. В столицу она замуж вышла. Соскучилась я по ней — вздохнула она — Уговариваю своего то поехать, навестить, дел говорит полно — махнула она рукой.

Я шила, склонив голову и думая о новой информации.

Тут я решилась поговорить с Игнатом, ближе подвинувшись к нему:

— Игнат, а усыновление есть здесь? — как можно равнодушнее спросила я, скрывая эмоции.

Он задумчиво помолчал:

— Не принято как-то. Здесь ведь как- если ребёнок остаётся без матери, отец воспитывает. Если родители погибают как у твоих — он махнул головой в сторону детей — Родственники по крови должны взять на себя такую ответственность. Так как из одного рода, значит. Если и таковых не нашлось, путь им в столицу. То, что должны были дать им в семье, ну знания там, ремесло, детям предоставляется возможность обучения в столице. Здесь ведь нет школ, как видишь. Поэтому отец к сыну ремесло своё и умение передаёт. А дочь от матери всему обучается.

— А если совершенно посторонний человек захочет взять на себя такое обязательство?

— Редкость большая. И вот почему. Рисунок помнишь? — он поднял брови.

Я утвердительно махнула головой.

— Это ведь не просто так. Если кто захочет чужого взять, произносятся слова, о том, что она берет на себя ответственность за этого ребенка, а ребенок должен подтвердить своё согласие. Чтобы обдуманно все это было и один раз и навсегда. Отменить уже ничего нельзя.

А вот это как раз и правильно, думала я. А не как у нас дома. Взял ребенка из детского дома, а потом возвращают, не подошёл он нам, мол. Ну как может ребенок не подойти, спрашивается? Вы же не ботинки себе выбираете?

Игнат продолжал:

— И как только слова произнесены, начинает формироваться связь и рисунок соответственно. Но не за девять месяцев, как обычно, а сразу. Боль говорят страшная. Одна, помню, взяла. Выла, сутки и по земле каталась. Говорит, как будто на живую по кусочкам разбирают. Лучше б, говорит, ещё двоих родила. Да ничего, отошла потихоньку, растит дитё.

Игнат продолжал:

— Не просто Хранительница всё задумала. Любая мать своего ребенка на расстоянии чувствует. Потерялся он, допустим, в лесу, только она и может найти по этой своей связи.

Я кивнула.

— А с отцами-то что, интересно. У отцов тоже такой рисунок на руке?

Он глянул на меня, хмыкнул, вытер нос рукавом, облизал губы:

— До чего любопытная ты, Ритка — он обречённо вздохнул — Есть и у отцов такая фиговинка. Только не на руке — он замолчал и отвернулся.

Чего мнётся, спрашивается?

— А где? — разворачивая его к себе.

И, как говорится «ничего не предвещало…»

— Там! — буркнул он, отворачивая голову.

— Где там-то?

Игнат глубоко вздохнул, смотря мне в глаза, затем опустил глаза вниз и многозначительно подвигал бровями.

Я сначала хмурилась, пытаясь расшифровать его молчаливую информацию, но, когда смысл сказанного начал доходить до меня, я широко открыла глаза, смотря на Игната. Он многозначительно кивнул.

Давно я так не смеялась. Истерика. От смеха начали болеть мышцы живота, я хваталась за ребра, пытаясь унять спазмы, но успокоиться все равно не могла. Хранительница, за что ты так этих бедолаг наказала, думала я, постанывая.

— А что? Вернулся с длительного похода и прямо на пороге предъяви свою невиновность — перевела взгляд на столичных и представила эту картину и снова закатилась.

Рукой схватилась за лицо, пытаясь вернуть на место расползающуюся улыбку. На нас уже начали поглядывать столичные, пытаясь узнать о предмете истерики.

— О предмете — подвывала я.

Петрович, глядя на меня, улыбался. Но вспомнил, что он тут старший как-никак, неловко видать ему стало. Он многозначительно махал указательным пальцем в воздухе:

— Ритка, ты давай это, не дури, давай. Хватит уже, в самом деле.

Я припала ему на плечо. Он приобнял меня одной рукой, загораживая от мужиков. Я вцепилась в него двумя руками за рубаху, спрятав лицо у него на груди. Мои плечи тряслись, я судорожно вдыхала, а слёзы лились уже непрерывным потоком.

— Петроооович. Я сейчас лопну — всхлипывая, прошептала — А если места не хватит? — зашлась я.

Он повернулся к мужикам и спокойно сказал:

— Это мы о доме разговаривали. Все хорошо.

Вернусь домой и расскажу своим, тогда Ромке капец. Алька его до инфаркта доведет.

Села на лавку, повернувшись ко всем спиной. Не могу пока что на мужиков смотреть, иначе снова смеяться буду. Долго вздыхала, приходя в чувство. Рот время от времени расплывался в улыбке.

Я чуть отклонилась назад и шепотом спросила:

— Игнат. У тебя же есть ребёнок. У тебя тоже что-ли? Извини, конечно, за любопытство.

— Нету Рита. Дочь же в нашем мире. Здесь детей нет.

Уже начало темнеть. Все подходили ближе к костру и рассаживались. Я тоже придвинулась, мне хотелось сшить сегодня как можно больше, чтобы завтра Марк надел свою рубашку.

Люся подошла ко мне:

— Рита. Хозяйка животного огромную благодарность тебе передавала. Как справилась-то? Молодец прямо. Она говорит, проси, что нужно.

Я махнула головой, принимая благодарность:

— Скажи ей, если это возможно, то обувь мне и детям. Нам в дорогу идти, наши уже стоптались.

Она всплеснула руками:

— Вот я дура. Сама не подумала. Сделаем, Рита, сделаем. И одежду ещё справить нужно. Хотя ты и сама мастерица, как я погляжу. Здесь ведь так не разукрашивают. Ну, вышивку если. А тут такая красотища. Научишь?

— Конечно. Только никому не рассказывай технологию. Бизнес здесь свой наладишь.

— Чего?

— Дело, говорю, наладишь. Если все будут знать, как красить, прибыли же не будет правильно?

Она кивнула головой.

— Когда делает один, тем ценнее продать можно. Поняла?

Она опять кивнула.

— Подумай только, насчет краски. Должны быть ещё растения, с которыми красить можно. Там ещё что-нибудь вспомню может.

Вышли мои заспанные животные. Мелкий широко открывал рот, предъявляя народу свои острые зубы. Хил сонно моргал, отыскивая меня взглядом. Заметив меня, двинулся в мою сторону. Мелкий потрусил за ним.

— Что пришли? Стыдно стало, да? Я волновалась, искать ходили с детьми»

Я шила и обиженно разговаривала с ними:

— Это ты, Мелкий, воду мутишь. Думаешь, взрослый стал? — заглядывая в его глаза. Он чуть прикрыл глаза, склонив голову набок.

— Морда ты наглючая.

Я повернула голову к Хилому:

— А ты наверно за ним попёрся, да? — он опустил голову вниз.

Я погладила его по голове:

— Да не сержусь я на тебя. Ты очень умное животное. За ним пошёл, чтобы беды не случилась, да?

Он поднял морду, преданно заглядывая в глаза и лизнул в щёку.

Я кивнула:

— Ну так я и думала. Ты в следующий раз хватай его и тащи домой. Вот только как его схватишь теперь, теленка этого? — окидывая взглядом Мелкого. Он растет как на дрожжах. Теперь он доходил мне до бедра. Еды теперь хватает, вот и набирает своё.

Я подняла голову. В полной тишине на меня смотрели десятки глаз. Я спокойно обвела всех взглядом. Объяснений даже не ждите. Все вопросы к Петровичу. И отвернулась.

Петрович объяснял, махая руками. До меня доносились только обрывки его фраз.

Вот и хорошо. Молодец земляк, освободил меня от этой обязанности. А то мне ещё в столице сто раз рассказывать.

Рубашка была практически готова, осталось только завтра петли сделать для пуговиц.

Уже стемнело, вокруг костра расселся народ.

Игнат опять обсуждал что-то со столичными. Они склонились над картой. Подойти, посмотреть что-ли? Мне же интересно. Я тихонько встала и подошла, пытаясь заглянуть через плечи. Заглянешь туда, как же. Шкафы такие, что не обойти, не перепрыгнуть. Тут обернулся чернявый и заметил меня. Я смело встретила его взгляд, ну пошлёт, так пошлёт. Он чуть отодвинулся в сторону, освобождая мне место. Я протиснулась и замерла в восхищении.

На столе был живой рисунок, который шевелился и двигался. Видны были все рельефы, леса и пригорки. Вот озеро- его зеркальная поверхность едва плескалась, как от дуновения ветра. Я замерла в восхищении. И так захотелось потрогать — протянула руку и опустила прямо в озеро, а когда поднесла ее к лицу, то увидела, что она мокрая. Чудо — не иначе. Улыбнувшись, посмотрела на окружающих и с любопытством стала рассматривать план. Так, а где тут озеро наше? Вот, наверное, другого поблизости не видно. Это селение. На рисунке были разбросаны множество селений. Почему, интересно, по краям карты она чёрная? Спросить нужно будет. Я начала прислушиваться к обсуждению. Говорили о Диких. Оказывается, к нам в селение пришла только часть отряда. Другая пошла окружным путём, в поисках Диких. Когда отряд объединится, они пустятся в обратный путь.

— Рита, попробуй определить куда тебя выбросило — Игнат пробрался ко мне.

— Давай вместе, Игнат — я водила пальцем по карте — Это наше озеро, так? Это, я так понимаю, селение, откуда дети. Правильно?

Он кивнул головой.

— Это мы с детьми такой крюк от страха сделали? — я покачала головой — Покажи мне теперь, где я Хила спасла?

Он показал совершенно в другую сторону. Ни фига ж себе. Это я тут петляла, что ли?

— Точно не знаю, Игнат. Но это первое селение, встретившееся на моём пути. Значит, где-то неподалёку. Подожди. Лес же был с гладкими стволами. Ты сказал это лес последнего пути. Там на поляне я и очнулась.

Мы посмотрели на карту. Игнат с Чернявым переглянулись. Ну что опять не слава богу?

Начальник задумчиво опустил голову, нахмурив брови.

Никто не собирался ничего объяснять.

***

Еда была готова. Игнат радостно потёр руками, оглядывая мужиков:

— А не хлопнуть ли нам винца, для поднятия…

— Кольца — ляпнула я, не подумавши. Игнат укоризненно покачал головой. Я опустила глаза, улыбнувшись. Точно по башке получу, пора уже в моём возрасте посерьёзнее быть.

Мы с детьми сели с краю. Лина подлезла мне под левую руку, обняв руками. Она подняла своё лицо, заглядывая в глаза:

— Спасибо, Рита.

Понравился, стало быть, мой подарок. Я поцеловала её в лобик. Марк сел справа, прижавшись к моему боку. Я приобняла его правой рукой. Так мы и сидели, смотря на костёр. Хорошо-то как.

Притащили небольшой бочонок с вином. Налили и мне небольшую кружку. Я пригубила прохладный напиток и зажмурила глаза. Необычайный букет разных вкусов распространились в моём рту, я перекатывала вино, пытаясь описать ощущения. Вот сладкий вкус перекрывался слегка горьковатым, нежный перекликался с тонким ароматом мяты. Запахи, перемешиваясь, образовали тонкий еле сладкий аромат сотен фруктов и трав. Я сглотнула. Вкуснотища. Осталось приятное послевкусие.

У нас дома, наверное, на вес золота продавали бы такое вино.

Я открыла глаза. По телу разливалась приятная слабость, все мысли растворялись в ночной темноте. Не хотелось ни думать, ни шевелиться.

Постепенно костёр догорал, разговоры потихоньку стихали и народ начал расходиться. Я уложила детей спать. Сама с животными отошла подальше от посторонних глаз, села под дерево, достала коробок спички и сигареты, закурила и закрыла глаза. С наслаждением затянувшись, вдохнула, наполняя легкие горьковатым дымом. Так и сидела в тишине, наслаждаясь одиночеством и ночью. Когда открыла глаза, чуть не заорала. На меня смотрели пять пар глаз. Среди них глаза Чернявого и Петровича. Я судорожно переводила взгляд от одного к другому: «Что опять случилось?

Петрович хлопнул Чернявого по плечу:

— Всё нормально. Курит она.

— Ну курю, кому какое дело?

Петрович сел на землю рядом со мной, вытянув ноги:

— Прибежал патрульный. Орёт, девка там ваша дымится. Мы и подорвались. Здесь такое безобразие не принято, вот и всполошились — смеясь, сказал он.

Чернявый, окинув меня взглядом, отдал короткий приказ, и они ушли.

— Дай и мне сигарку, что ли, раньше-то баловался.

Так и сидели мы с Петровичем, вдвоем дымились в тишине.

— Что там с родственниками детей, Петрович? Узнал где живут?

Он угукнул, пошевелившись на месте:

— Узнал. Это не в моём краю. Там свой староста. Идти по направлению столицы нужно.

— Так что я сижу? Собираться, наверное, с детьми нужно? Но если честно, не хочется никуда идти. Хорошо здесь.

— Вот и не торопись. С отрядом уйдёте. Может, и мы с вами пойдём. Люся слезами просит поехать дочь навестить. Уважить нужно супругу свою.

Я облегченно вздохнула. Во-первых, ещё здесь побудем, во-вторых — не хочется расставаться с земляком. Он, как будто связующее звено между мной и домом и моими воспоминаниями о родине.

***

На следующий день мы с Люсей пошли в лес добывать краску. Переходили от растения к растению, от дерева к дереву, внимательно осматривая и растирая в руках листочки. Обнаружилась желтая, красная и фиолетовая краска. Я потерла руками. Это ж сколько я красивого сделать смогу. Не сидеть ведь сложа руки. Неизвестно, сколько здесь пробуду. Хоть что-то хорошее после себя оставить.

Мы вернулись домой. А тут местные, узнав о моем занятии, потянулись за помощью. Так и прошел мой день: осматривала, шила и красила.

Рубашка получилась знатная, Марк с восторгом надел её, заулыбался, а потом подбежал, обхватил двумя руками и прижался ко мне. Я погладила его по голове. Вот и хорошо. Так приятно стало на душе.

Вечером, когда в очередной раз все собрались у костра, я спросила.

— А кто такие Дикие? И почему у них такой вид?

Чуть помолчав, рассказ начал чернявый начальник:

— Как раз, когда погибла Хранительница, начало что-то происходить с Силой. Спонтанные порталы стали образовываться в самых разных местах. И начали к нам лезть все, кому не лень. А эти, вообще нашли себе лазейку и целыми отрядами пролазят. У себя им тесно стало, вот и хотят нас завоевать. Хотели здесь жить припеваючи, ничего не делая. Живут грабежами. Потому и угоняют женщин и детей, что сами не могут размножаться. Женщин пользуют, детей под себя воспитывают.

Я передёрнулась. Мерзость какая.

Игнат кивнул головой, подтверждая рассказ:

— Была одна девушка, которая смогла вернуться. Истерзанная вся — Игнат замолчал — Повесилась. Не смогла жить дальше.

Повисла гнетущая тишина.

— Тяжелые времена настали для нас. Раньше Хранительница все контролировала. Мы все молимся, чтобы вернулась сила её — продолжил Игнат.

Я заинтересованно повернулась к нему:

— А что случилось с её силой?

Чернявый посмотрел на меня, словно оценивая, стоит ли говорить эту информацию. Игнат приложил руки к груди, глядя на начальника и кивнул.

Начальник продолжил:

— Чтобы хозяйничать здесь и вести все дела, Хранительница оставила здесь свою дочь. Плоть от плоти, как говорится. И дала ей часть своей силы. Род продолжался, и сила переходила от матери к дочери. Так и было много веков подряд. Но несколько десятков лет назад всё изменилось.

За все время существования миров, много нечисти скопилось во всей вселенной, они пробирались в миры и наносили невосполнимый вред. И решено было устроить неформальную встречу правителей разных миров, для объединения против борьбы с этой нечистью.

Решено было организовать встречу в одном их миров. В каком — никто не знал, информация не разглашалась.

И одним их условий приезда на встречу — без армии и оружия. С одной стороны, это правильно. Ежели все с воинами приедут- какой разговор может быть? Да и не нужное внимание врагов привлечёт. Все-таки очень удобная возможность одним махом прикончить правителей и захватить их миры. Так что, чтобы больше доверия было, поехали с семьями.

В общем, последняя из рода со своей семьёй, мужем и крохотной дочерью, отправилась на встречу. С собой никого не взяли, только няню для дочери. Время и место отбытия никто не знал. Сначала приходили сведения, что всё хорошо. Много семей, много детей. Детвора перезнакомилась между собой, носились целыми днями вместе. Взрослые поощряли. Для будущего, говорят, хорошо. Может и по-родственному наши миры соединятся. А потом наступило тревожное затишье — он надолго замолчал.

Никто не посмел нарушить эту тишину. Все смотрели в землю, нахмурив брови.

Наконец он заговорил:

— Сгинула последняя из рода со своей семьёй. Деревья их жизней погибли. Сама Хранительница закрыла все порталы, чтобы угрозы для нашего мира не было. И никаких известий с других миров.

Он опять замолчал.

— Одна надежда, что дочка осталась жива. Только её маленькое деревце осталось после гибели наследницы. Пока Дерево растет и крепнет, а у ваарцев теплится последняя надежда, что когда-нибудь маленькая наследница вернётся в свой родной дом и наведет здесь порядок.

Мне стало так их жалко. Целую семью извели, сволочи. А как там, в другом мире маленький ребёнок? Её прям совсем жалко стало. Так, а при чем здесь сила-то?

— А Сила как же? — не удержалась я от вопроса.

— Если бы наследница погибла здесь, сила сама вернулась бы к Хранительнице. А они погибли за пределами нашего мира. Если её дочь жива, остаётся только надеяться, что силу приняла её дочь. Только пользоваться ей пока не сможет.

— А как вы узнаете, что она вернулась?

Игнат заворочался:

— Что уж ты, Рита. Неужто Хранительница дочь свою не узнает. Глупости прямо говоришь.

Да, действительно, какое мне дело до их начальства. У меня своих забот вон полный рот. Добраться до столицы, там и домой, думала я. Наверное.

***

На следующий день вернулась вторая часть отряда. Стало шумно и тесно. Лязгало оружие, ребята шумно приветствовали друг друга, переговариваясь.

Я смотрела на них. «Все равны как на подбор. С ними дядька Черномор». Это Чернявый значит. Нужно хоть спросить, как его зовут. А то Чернявый, да Чернявый.

Альку бы сюда. Все слюной изошлись бы.

Кстати, мне интересно, почему оружие разное? Позже узнаю. Здесь столько нового для меня — пока есть возможность нужно обо всем расспросить. Кстати, если отряд воссоединился, значит скоро в путь. Нужно свою сумку проинспектировать, а то расслабилась на казённых харчах. Вот этим и займусь- тряхнула я головой.

Сумка лежала в углу. Вытряхнув её содержимое, начала перебирать. Маникюрный набор, влажные салфетки ещё остались. Мыло в мыльнице. Женские штучки для интересных дней, полотенце. Кстати, зубная паста заканчивается, нужно у Люси спросить, чем они пользуются. Это что такое? Я развернула небольшой сверток и в недоумении уставилась на него. Купальник, причем откровенный. Красивый гарнитур цвета морской волны, на бюсте блестками рисунок в виде летящей чайки. Алька, зараза. Когда успела сунуть? Отдохни, говорит, на полную катушку. Забудь о всех проблемах, флиртуй и отвечай на ухаживания. Я, так понимаю, купальник должен этому поспособствовать.

Я грустно улыбнулась. Почему-то у нас у троих не складывалась личная жизнь. Вроде и не дети уже, пора семьями обзаводиться. Ромка с головой окунался в отношения, в радостном предвкушении — вот это точно моя половинка. Через месяц-другой он становился мрачным, и мы понимали, опять мимо. Понять, что же ему нужно, было невозможно. Мы и не пытались. Взрослый человек, уж разберется как-нибудь. Сначала он таскал своих подруг для знакомства с нами, но позже я попросила прекратить данную практику. Их было столько, что голова кругом шла, а имена уже не запоминались. Вот когда найдешь одну единственную, милости прошу. Он угрюмо отмахивался и пытливо смотрел на нас с Алькой.

Я гневно грозила ему кулаком. Даже и не думай. Для меня ты как брат, ближе и роднее вас с Алькой у меня никого нет. Дружба заканчивается ровно тогда, когда начинается секс. Я чистую дружбу, проверенную годами, на кратковременный секс, не меняю. Даже на долговременный.

Алька с осторожностью вступала в отношения, внимательно присматриваясь к потенциальному партнёру. Желающих на такую красоту было много, с деньгами и без них, с властью и без неё, женатые и холостые. Предложения поступали и о замужестве и просто о денежном содержании.

Как говорила Алька:

— Нужно перелопатить кучу навоза, чтобы найти один жемчуг.

Время шло, жемчуг всё не находился. Сколько раз она плакала на моём плече, всхлипывая и размазывая слезы по лицу:

— Козлы! Какие козлы! — стонала она от разочарования. Я молча кивала, прижимая её голову к себе, поглаживая пепельную гриву волос.

Я вообще не хотела вступать в долговременные отношения. Меня они тяготили. С годами, не находя своего единственного, наступало разочарование. Правильно Кирилл сказал, равнодушная дрянь. Я усмехнулась. Претендентов тоже хватало, и я отвечала на ухаживания. Но душе хотелось чего-то большего. Чего-то яркого как вспышка на ночном небе. Чтобы смотреть и не насмотреться. Чтобы в душе всё пело и волновалось. И просто знать, что тебя любят. И любят такой, какая я есть, а не пытаться переделывать и переламывать под себя.

Я вздохнула. Мечтательница. А есть ли она, эта самая любовь? Может её просто придумали?

Аккуратно сложила купальник. Куда это интересно, я его здесь надену? Если только ночью, когда все спят. Возьму животных и сходим.

***

Я вышла во двор. Кутерьма от встречи уже улеглась. Вновь прибывшие заинтересованно смотрели на меня. Ну и смотрите, «смотрелки» только не сломайте.

А дети что-то заскучали. Нужно срочно что-то придумать.

— Игнат, а бумага здесь есть? — спросила я.

— Нет, Рита. Рисовать вздумала? — он задумчиво прищурился.

Я кивнула.

— Возьми ткань что побелее. И всех делов.

Я позвала детей, мы отмотали ткани, нарезали небольшими полотнами. Я развела краски. А где взять кисти?

— Мелкий, Хил, идите ко мне — не подозревающие о моем коварстве животные, неторопливо подошли.

Я ощупывала шерсть, в своем воображении мастеря кисть. Ага, у Мелкого стригану.

Лина принесла сумку с маникюрным набором. Я отстригла возле хвоста. Мелкий обиженно рассматривал свою проплешину, жалобно фыркая.

— Что фыркаешь? — гневно сказала я, поставив руки в боки.

— «Жалко тебе что ли? Я значит его на себе полдороги несла, а ему шерсти жалко. Жмот!»— отчитывала я его.

Мелкий обиженно развернулся ко мне задом и потрусил в сторону леса. Хил укоризненно посмотрев на меня, пошел за ним. Попросила Игната достать деревянные палочки и слегка расщипить их с одного конца.

Игнат бурчал себе под нос:

— Неугомонная. Чего не сидится? — мастеря кисточки.

Дети в радостном предвкушении чего-то нового приплясывали на месте.

— Теперь смотрите — я обмакнула кисть в желтую краску и нарисовала солнце.

Лина замерла в восхищении, прижав к себе ладошки.

Марку доверила рисовать небо синей краской. Лине цветочки. Для первого раза пойдет. Они старательно пыхтели, высунув языки.

Местные начали подходить, заинтересованно поглядывая на рисунок. Начали подтягиваться и столичные.

Когда рисунок был закончен, мы повесили его на заборе для всеобщего обозрения.

Я тем временем достала ткань побольше. Обмакнула обе руки в красную краску и приложила к ткани. Позвала детей, они сделали тоже самое разными красками.

— Когда меня не будет рядом с вами, и вам будет грустно- приложите свои ладони к моим отпечаткам, как будто я рядом и держу ваши руки в своих ладонях.

Дети нахмурились.

— А наши отпечатки?

— Это, когда вырастите, не забывайте, что вы когда-то были детьми.

Один из столичных подошёл ко мне:

— У меня трое детей. Это же можно так и моим детям сделать?

— Конечно — утвердительно махнула я головой — А еще, можно, как только родился ребёнок. И делать в ряд каждый год. Можно рук, а можно ножек. Как будто дорога жизни.

Все загалдели:

— Здорово придумано!

— У меня дитё должно родиться, успеть бы домой вернуться.

Я продолжила:

— Ушли в поход дальний, допустим. Оставьте отпечаток руки. Детям напоминание, а жене если тяжко придётся, тоже приложиться, как если бы вы были рядом.

Все одобрительно зашумели.

— Давай знакомиться, что ли, красавица. Вроде вместе в путь пойдем.

И посыпались имена:

— Зорий, — Ижак, — Милад, — Ольгерд, — Тельнан, — Револьд…

Как все запомнить-то? С ума сойти, что за имена.

— Я Маргарита. Можно Рита.

Прибежали местные дети и мы продолжили рисовать. Когда первый порыв рисования прошел, я подскочила к Марку и мазнула его по щеке. Он удивленно захлопал глазами. Я улыбнулась и демонстративно провела Лине по кончику носа. Она скосила глаза, пытаясь рассмотреть свой кончик носа. Я игриво подняла брови, смотря на Марка. «Ну давай, включайся в игру», смотрела я на него многозначительно. Детство на то и нужно, чтобы дурачиться.

Он понимающе посмотрел на свои испачканные в краске руки, глянул на меня, раздвигая губы в улыбке и двинулся в мою сторону. Я отскочила и замерла. Он продолжил свой путь ко мне. Молодец пацан.

Я опять отскочила. Тогда он рванул ко мне со всех ног. Я с криком понеслась от него. Конечно, пришлось дать ему возможность меня поймать и измазать. Лина включилась в игру, потом и местные детишки. Мы хохотали, догоняя друг друга. Столичные посмеивались. Один попытался меня поймать и придержать для детворы. Я резко развернулась в кольце его рук и намазюкала всё лицо. А нечего лапать своими ручищами. Теперь столичные беззлобно смеялись над недотепой.

Люся всплёскивала руками, глядя на нашу живописную компанию.

— Где же отмыть такую толпу?

— А нигде. На озеро пойдем — ответила я. Собирая детей в кучу и отдавая последние указания, двигалась спиной вперед, лицом к детям:

— Положи кисти. Не переверни краску.

И… Наткнулась на что-то твердое. Обернулась, автоматически выставив грязные руки, и замерла. Чернявый стоял в одних штанах и мокрый, наверное, с озера идёт. Он спокойно смотрел на меня. Я перевела взгляд на его грудь, на которой лежали мои испачканные руки. Неудобно-то каааак. Но я не спешила убирать руки, слегка шевеля ими.

Кончики пальцев ощупывали гладкую мокрую кожу. Ощущения очень приятные, руки не хочется убирать. Я вздохнула и уловила свежий запах воды и легкий мускусный запах его кожи. Я подняла голову, посмотрела на него, быстро окинув его лицо взглядом. Правильные черты лица. Шрам притягивал взгляд, особенно то место, где он заканчивался. Так хотелось протянуть руку и провести по уголку его рта.

Он приподнял одну бровь. Я пришла в себя, убирая руки. На его груди остались отпечатки. Что-то я рассиропилась, рядом детей куча-мала, народ, а я растаяла в несвойственной мне манере.

Я быстро шагала к озеру, дети едва поспевали за мной. Я остановилась, глубоко вздохнула, успокаиваясь. Собрала детей вести на озеро, значит, несу за них ответственность.

Обернулась:

— Не отставай, детвора! Кто последний — будет убирать наш бардак.

Дети с визгом рванули к воде, дураков нет убираться.

Оборачиваясь, поймала взгляд Чернявого. Ой, что-то неспокойно мне.

Я припустила за детьми. Мы плескались в воде до посинения. Единственное неудобство — я купалась в платье. Точно! Ночью возьму купальник и поплаваю как белый человек.

Время перевалило за полдень. Пора возвращаться. Нужно Люсе помочь. Попробуй такую ораву накормить. Мы провозились, готовя обед. А вечером ещё и ужин готовить.

— Вечером что готовить будем?

— На охоту пошли ребята — ответила она, разгибаясь от котла.

Я кивнула и пошла в комнату. Сняла платье и надела костюм. Волосы были еще влажные, я расплела их для просушки. Нужно спросить у Игната, почему очнулась с длинными волосами. Игнат как раз был во дворе.

— Игнат, а почему я с длинными волосами тут оказалась? У меня всегда короткие были, а тут такой сюрприз.

Игнат пожал плечами:

— Не знаю я. Я вон — с новыми зубами оказался — сказал он, стуча по зубам пальцем — И ничего доволен — закончил он, смеясь — Мешают что ль? Красиво же. И вообще, значит так нужно.

Опять это знаменитое «так нужно». То мама Ева, теперь этот. А я уже ударилась в размышления и воспоминания.

Это сколько я тут уже? Я начала мысленно прикидывать в уме. Это что же получается, сегодня у Игоря Семёновича день рождения? Я не сдержала своё слово спеть на его юбилее. У меня испортилось настроение.

Ушла в комнату, легла на кровать. Дети, утомившись после купания, тихонько сопели. Я лежала, закинув руки за голову, думала о Ромке с Алькой, Семёныче и, конечно, маме Еве. Соскучилась ужасно. И так мне стало себя жалко. Я повернулась на бок, а слезы уже текли из глаз. Вспоминала своё последнее дежурство с Игорем Семёновичем, операцию бродяжного пса со сложным переломом. И опять какая-то далекая мысль начала стучаться в мою голову. Не могу понять, что-то я должна вспомнить. Я потёрла висок. Нет, не могу поймать мысль. Так, тихонько лежа и слушая дыхание детей, я задремала.

***

Проснулась, когда вечер захватил в свои владения дневную жару.

Вот это я поспать! Ночью что делать буду? Я вышла на улицу. Дети умчались играть с соседскими детьми. Звери еще не вернулись. Совсем обиделись на меня? Возле костра расселись столичные. На костре жарилась туша. Я присела рядом с Игнатом.

Он глянул на моё хмурое лицо:

— Что хмурная, землячка? — и хотел по старой привычке хлопнуть меня по плечу.

Я зыркнула на него, предупреждая его жест. Он отшатнулся. Ну да. Есть у меня такая особенность. Когда злая, взгляд у меня зверским становится. Научилась кое-чему в своем сиротском детстве.

Я вздохнула, опустив голову:

— Дом вспомнила, вот и накатило что-то.

Он понимающе кивнул.

— Сегодня юбилей у очень хорошего человека. Я обещала спеть и не выполнила своё обещание — грустно сказала я.

Игнат подвинулся ко мне:

— Так и спой, Ритуля, как будто для него поёшь. Исполни своё обещание. И я истосковался по песне русской. Иногда так жмёт в груди, услышать бы ещё разок.

Я обвела всех взглядом, на нас никто внимания не обращал. Я кивнула. Набрала воздух в легкие, закрыла глаза и представила лицо дорогого мне человека, моего учителя и друга и запела его любимую песню:

«Чёрный ворон,

что ж ты вьешься

Над моею головой

Ты добычи не дождешься

Чёрный ворон, я не твой».

Мощный низкий, красивый голос присоединился к моему. Я открыла глаза. Игнат пел, опустив глаза к земле и нахмурив брови. Его голос переплетался с моим высоким чистым голосом, и мы продолжали петь. В вечерней тишине звук усиливался, то взлетая ввысь, то опускался скорбными словами.

«Калена стрела венчала

Среди битвы роковой

Вижу смерть моя приходит-

Чёрный ворон, весь я твой!»

Мы допели в полной тишине. Так и сидели некоторое время. Игнат утер ладонью одинокую слезу, шумно выдохнув:

— Моя любимая! Уважила, землячка. Прямо душа развернулась, как будто дома побывал.

Кто-то из ребят попросил:

— Спой ещё. Душевно у тебя выходит.

Я кивнула. Обещания нужно выполнять. И я пела всё, что знала.

Разошлись задумчивыми. Песня заставляет думать и переживать, страдать и радоваться.

Я ушла в комнату, дети спали. Под платье надела купальник. Пойду на озеро, днем выспалась, а мысли разные все равно не дадут покоя. На пороге брюхом кверху лежали животные. Позвав их, осторожно вышла на улицу. Вроде нет никого. Я вздохнула полной грудью, хорошо-то как!

По дороге мне никто не встретился, животные бесшумно довели меня до воды и убежали в лес. Вода теплая, кайф! Расплела волосы и с наслаждением погрузила своё тело в плен водной стихии. Как хорошо, ну просто счастье. Наплававшись, легла на спину, как морская звезда, раскинув руки, оставив над водой только часть лица.

Тихо, слышно только под водой легкий шепот песка, перекатываемый водой. Шшшш. Шшшш. Я открыла глаза, небо как картинка, нет облаков, многочисленные звезды подмигивали мне со всех сторон. Огромная луна смотрела на меня, проложив на воде большую дорожку. Чуть скосила глаза. Встать бы на нее и пойти по водной глади, окутываемая лунным светом. Я совсем расслабилась. Медленный вдох, медленный выдох. Начала наваливаться сонливость.

Внезапно водная гладь вспенилась, забурлила. Меня кто-то схватил крепкими руками. Вскрикнув от неожиданности, я ушла под воду. Пытаясь принять вертикальное положение, беспомощно крутилась в чьих-то объятьях.

Наконец нащупав дно, со всей силы оттолкнулась ногами и выскочила на поверхность, кашляя.

Судорожно откинула длинные волосы, смахивая воду с глаз и замерла.

Рядом стоял Чернявый, держа меня в крепких объятиях, хмуро смотря на меня. Его глаза были прищурены, а между бровей пролегла глубокая складка. Рот гневно сжат, а шрам слегка приподнимал один его уголок.

Господи, да что опять случилась? С детьми что-то? Я пыталась найти ответ на его лице. Скажи же хоть что-нибудь, зараза.

Тут с берега раздался длительный свист. Я повернула голову. Там стояли четверо столичных и смотрели на нас.

В это время к ним, прихрамывая и запыхавшись, подбежал Игнат. Он, тяжело дыша, согнулся, оперевшись ладонями о колени. Поднял голову и спросил:

— Жива?

Я недоумённо повела плечами, широко открыв глаза. А я что, мертвая должна быть? Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит?

Игнат громко засмеялся:

— Дозорный прибежал вот с такими глазами — говорил он, показывая глаза на пол лица.

— Орёт — девка ваша утопла. Вот и рванули тебя спасать — он плюхнулся на землю, качая головой.

— Я ж, когда тебя увидел, и сам испугался. Лежишь как покойница на воде, а вокруг волосы плавают. Ты чё ночью поперлась плавать?

— Да что ж такое-то?! Нигде покоя нет — я начала злиться — А когда, Игнат? Днем здесь толпы. То дети, то столичные, то местные — мой голос набирал обороты, переходя на крик — Мне одной и места нет побыть! Я в этом платье и хожу и купаюсь — кричала я, переводя взгляд на себя, указывая на своё платье.

И замерла. Я мысленно застонала. Твою ж мать! Я в купальнике, причем очень откровенном. Алька, я убью тебя! Меня прикрывали только мокрые волосы. Медленно окинула взглядом ребят, стоящих на берегу. Они смотрели на меня, не отрывая взгляда. Затем подняла глаза на Чернявого. Его лицо расслабилось. Взгляд то опускался вниз, изучая моё тело, то возвращался на лицо.

Мы стояли и смотрели в глаза друг другу, не моргая. При других обстоятельствах, я, возможно, почувствовала бы влечение к этому привлекательному мужчине. Сейчас же только глухое раздражение клокотало во мне.

Я выскользнула из его объятий. И как мне на берег выходить? А я их не звала. И плавной походкой вышла на берег, грациозно наклонилась, взяла платье и надела его. Обернулась к ребятам. Двое стояли с открытыми ртами, остальные прятали взгляд в земле, отворачивая головы. Чернявый медленно вышел из воды, не отрывая взгляда от меня. Затем медленно перевёл взгляд на ребят, махнул и пошёл в сторону селения. Петрович, сидя на земле, проводил их взглядом. Я села рядом с ним.

— Бедовая ты девка — сказал он, качая головой — Но красивая — подняв указательный палец.

Он подвинулся ко мне и шепотом спросил:

— Это что ж, сейчас купальники такие дома? — он зажмурился — В моё время вот такие труселя были — сказал он, показывая на бедро.

Я двинула его локтём. Напряжение потихоньку отпускало. Я легла на спину, смотря на небо.

— Мне нужно иногда быть одной. Я одиночка. Дома закрылся в квартире и ходи себе хочешь в трусах, хочешь без них. Здесь новая обстановка, народу тьма и много новой информации для переваривания. Моя налаженная монотонная жизнь полетела в тар-та-ра-ра-ры. Иногда кажется, что голова от мыслей «лопнет».

Игнат кивал головой.

— Мне в следующий раз говори, если что. А то начальник погибнет молодым от разрыва сердца, тебя спасая.

Он слегка потряс меня за плечо:

— Слышь, ты присмотрись к нему — мужик-то перспективный и нравишься ты ему, вроде.

Я посмотрела на Петровича:

— Ты считаешь, что сейчас самое время? Вдруг всё закрутится, а меня обратно домой вернут. Нет, Петрович — я покачала головой — Это, если б я салага совсем была, окунулась бы с головой в отношения ни о чем не жалея. Погожу пока что.

Мы зашли в селение, никого не встретив. Я усмехнулась. Зато как я на минуту выхожу по своим делам, целая толпа собирается.

В комнате, переодевшись в сорочку, закрыла дверь и легла спать. Звери ещё не вернулись. Охранники, блин. Меня чуть не утопили в расцвете лет, а им хоть бы хны.

На следующий день объявлено, что выдвигаемся через день. Люся, узнав, что тоже едет в столицу радостно порхала во дворе с улыбкой на лице. Получив от Игната строгий выговор по поводу нашей одежды, она принесла целую кучу на выбор. Я с Линой выбирала платья, что-то подшить, что-то распороть и сшить на детей.

Участники ночного события украдкой бросали на меня взгляды, чистя своё оружие. Марк уже крутился между ними, с удовольствием помогая столичным.

Выловив Игната, я задала волновавший меня вопрос:

— А мы пешком пойдем? Странно просто. Столичный отряд пешим ходом по стране болтается.

Игнат ухмылялся:

— Не, Рита. Имеется у них транспорт. Перед отъездом увидишь. Мы только на другом поедем. У них транспорт боевой — потирая руки, хитро смотря на меня. Я недоумённо смотрела на него, чего это он радуется? Мою реакцию хочет посмотреть? Заинтриговааал.

Мне же нужно один вопрос выяснить. Я двинулась в сторону ребят.

***

Я сидел под деревом и размышлял.

Ну и зачем Мельсин меня сюда послал? Здесь и простой отряд справился бы. Дело обычное — приструнить Диких. Отряд из лучших выслали из столицы. А если там что-то случится? Нам не успеть. Я нахмурил брови, припоминая обстоятельства.

Накануне вечером, над столицей разразилась настоящая буря. Она бешеным вихрем пронеслась по улицам столицы, подхватывая все, что встречала на своём пути и выкорчевывая то, что считала легкой добычей. За бурей начался проливной дождь. Он стучал по крышам непрерывным стуком, просачиваясь в мельчайшие зазоры. Вода грязным бурным потоком проносилась по улицам, смывая следы бури. К утру всё стихло. Утром встревоженные жители осторожно выходили на улицу, оглядываясь и оценивая ущерб. Многие крестились, призывая Хранительницу сохранить от бед. Некоторые шепотом предполагали, что скоро наш мир погибнет, Силы не хватает, чтобы поддерживать баланс. Тут в небе раздался громовой раскат и сверкнула мощная молния, заставившая народ в испуге прижать детей к себе. И на небе разлилась многоцветная радуга. Она сверкала перламутром и приковывала взгляд. Цвета мерцали, меняясь друг с другом местами и вновь вставая на место. От радуги расходились золотистые лучи и эти лучи рассыпались о землю золотистым сиянием.

Народ в восхищении замер, открыв рты. И эта разноцветная радуга вселяла маленькую надежду о грядущих переменах к лучшему.

В спешном порядке Мельсин вызвал меня и сообщил о необходимости отправиться в путь. О его цели он тоже ничего путного сказать не смог. «Так нужно», сказал он.

А я с недоумением рассматривал его. Никогда не видел его в таком нервном состоянии. Он мерил кабинет широкими для его невысокого тела шагами. Туда-сюда, туда-сюда. Иногда он останавливался возле стола, перебирая свитки трясущимися руками. Наконец, он остановился возле окна, сложив руки за спиной, глубоко вздохнул и выдал:

— Реммир. Есть предположение, что наследница должна вернуться.

Ого, вот это новость.

— Точное место и время нам не известно. Указано только направление. Поэтому, чтобы не будоражить народ, информация не будет распространена. Твой отряд едет наводить порядки и точка. А сам осмотрись. Всех переброшенных сюда во дворец. Здесь будем разбираться. Ну и, если проблемы есть, отмечай сразу, что несколько раз кататься — он устало подошёл к креслу, сел на него и откинулся на спинку.

— Скорей бы уже все случилось — он устало потер лицо ладонями.

Поднял голову и посмотрел на меня:

— Могу не дожить до столь знаменательной даты. Мой преемник ещё так молод, ему учиться лет пятьдесят. Опыта у него нет. Да и мне хотелось бы встретить юную наследницу. Ведь столько лет ожидания.

В общем, на следующий день я со своим отрядом двинулся в путь. Вроде всё как обычно. Одна переброшенка есть, только навряд ли она наследница.

Наследница должна быть степенной, разумной и строгой. Всё-таки управление целым миром на её плечи ложится. И Сила начнёт пробуждаться. А эта шебутная какая-то. Я вспомнил первую встречу и усмехнулся. С опухшим лицом и одним глазом, смотрящим на нас. И животные опять же настораживают. Но если учесть, что эта ненормальная спасла их, то можно считать это элементарной благодарностью. И профессия у неё — с животными работать. Как она ловко управилась тогда в амбаре.

Я хмыкнул. И в глаза не боится смотреть. Мужики иногда немеют, а эта поднимет голову и смотрит спокойно.

А вот то, что не побоялась детей спасти, это молодец. Я ведь вначале принял их за её детей. Какая деваха будет с чужими детьми так возиться?

А прошлую ночь вспоминаю с улыбкой.

Я с удовольствием потянулся, ощущая приятное тепло во всем теле. Как она дрожала в моих руках. Наглая она только, спокойно перед всеми вышла на всеобщее обозрение. Наша девка уже в обморок от стыда упала бы, а эта ничего. Смотрит своими красивыми большими глазищами. Спокойно оделась и смотрит, как ни в чем не бывало.

Нет, наследница такой не бывает. Значит, по дороге будем ещё искать. Обычно так и бывает. Когда спонтанный портал открывается, забрасывает сразу несколько человек.

Я вытащил изо рта изжеванную травинку, с намерением отдохнуть, вытянувшись на траве. Резко выпрямился, прислушиваясь к голосам.

Показалось? Я прищурился, вслушиваясь. Женский голос доносился до меня:

— Ну дай потрогать. Жалко тебе что-ли?

Ребята вяло отнекивались, а голос продолжал:

— Ох ты, толстый какой. Рукой обхватить не могу.

У меня от удивления широко открылись глаза.

— А у тебя длиннее. А у тебя короткий. Ну дай потрогать.

Я от злости сжал челюсти со всей силы. До чего же девка бессовестная, качал я головой. Она мне весь отряд перепортит, зараза. Сейчас я ей задам! Я вскочил с места, направился наводить порядок.

Подходя к отряду, остановился, осознавая увиденное.

***

Я решила выяснить не понятный для меня вопрос- об оружии.

Я подошла к тому самому бойцу, у которого трое детей, Револьд вроде, если правильно запомнила. Присела возле него и начала расспрашивать:

— А почему мечи разных размеров?

Он окинул меня взглядом и охотно сказал:

— Оружие делается индивидуально под каждого бойца. Рука то у всех разная. Правильно?

Я кивнула.

— Смотри — он показал мне свой меч, перевернув рукоятку тыльной стороной.

Деревянная рукоятка была разделена вдоль небольшим углублением, поэтому со стороны она казалась обычной. А в этом углублении были отверстия для пальцев. Револьд просунул туда пальцы и обхватил рукоятку. Она уютно легла в его руке.

— Рука должна полностью обхватывать. Если возьмёшь чужой меч, допустим, отверстия для пальцев будут маленькие, а пальцы толстые, то просто они туда не войдут, тогда бойцу конец. В бою ничего не должно отвлекать. Меч — это продолжение руки. От этого зависит наша жизнь. Поэтому они делаются под каждого бойца. Поняла?

Я кивнула и просунула пальцы, они болтались как карандаш в стакане. Это правильно, конечно. И выбить такой меч из рук невозможно, если только с рукой отрезать.

— Почему размеры клинков тоже разные?

— Это просто. По длине руки. Смотри — он встал, глянув на ребят — Ижак, дай-ка своё оружие — он вдел пальцы и размахнулся выкручивая руку — Видишь, он длинный для меня. Пока я буду размахиваться, мне глотку перережут.

Он вернул меч Ижаку, надевая свой и опять размахнулся. Теперь размах меча был короче и удар получился рубящим и коротким.

Я кивнула. Вернусь, Ромке расскажу. Очень полезная вещь, ему пригодится.

— Можно к ребятам подойти посмотреть?

Он кивнул:

— Отчего ж нельзя. Посмотри.

Я подошла к ребятам, с интересом разглядывая. Они снисходительно поглядывали на меня, что, мол, баба может понимать в оружии. Кто-то не желал даже показывать своё детище.

— Ну, дай потрогать. Жалко тебе что ли?

Это понятно, примета говорят такая, чтобы чужая рука даже не прикасалась, поэтому и чистит каждый сам.

У этого бойца были длинные пальцы, поэтому я своей маленькой рукой не смогла даже сомкнуть пальцы на рукоятке.

— Ох ты, толстый какой. Рукой обхватить не могу — такой меч запросто выбьют из моих рук.

Я пошла дальше.

— А у тебя длиннее. А у тебя короткий. Интересно как. Ну дай потрогать — ребята со смехом доверяли мне свои детища. Я села рядом с ними, задавая вопросы.

В это время на поляну влетел разъярённый Чернявый, рыща злым взглядом по нам. Все бойцы вскочили, вытянувшись по струнке, преданно смотря ему в глаза. Он наткнулся взглядом на меня и сжал глаза в узкие щёлочки.

Страшно-то как. У меня побежали мурашки по всему телу. Я недоуменно смотрела на него, пытаясь понять, что опять я не так сделала. Сомнений в том, что он из-за меня такой злой, уже не оставалось. Создавалось впечатление, что передо мной стоит разъяренный огромный бык — еще мгновение и из его ноздрей пойдет дым. Ему бы только кольцо в нос и мне красную тряпку в руки. Торро. Идиотка! Не смей улыбаться, размажет по стеночке.

Он внимательно обвел взглядом нашу компанию, оружие в моих руках, медленно выдохнул и расслабился.

Фу. Пронесло. Ребята тоже начали расслабляться.

Нужно держаться от этого бешеного подальше, на всякий случай. Я окликнула Марка, и мы пошли в дом. Он шёл с мечтательным взглядом, а потом спросил:

— Рита, а можно я ратному делу заниматься буду? Нравится мне очень. Меня отчим за то и бил, хотел меня своему скорняжному делу научить, а у меня не получалось. Он злился. Говорил: «мало того, что приблудыш, еще и руки не из того места растут». Я старался, конечно, чтоб мамка не расстраивалась, но у меня, как назло, не получалось. Однажды всю партию испортил.

Я кивнула. Можно, наверное. Петровича нужно спросить. Или с ребятами поговорить, пошлют, так пошлют.

Наступила преддорожная лихорадка. Люся бегала, доделывая последние дела. Игнат тоже все время отсутствовал дома, передавая своему заместителю заботы. Строго инструктировал, наставляя и подсказывая. Мы с детьми тоже ощущали эту нервную обстановку.

Я выловила Игната, выбегающего из дома:

— На чём поедем-то?

Он хлопнул себе по лбу:

— Точно! Совсем забыл — молча развернулся и побежал в другую сторону.

Я недоумённо проводила его взглядом, вот неугомонный.

Сегодня было не до разговоров, быстро поужинали и разошлись по местам. Я провела со своими животными воспитательную беседу, строго наказывая не уходить на ночь в лес. Завтра утром в дорогу.

***

Рано утром, едва начался рассвет, мы собрались на улице. Столичные сосредоточенные, молчаливые.

У меня была непонятная дрожь во всем теле. Старалась унять ее, сжимая ладони в кулаки.

Мы все вышли за пределы селения. Я недоумённо оглядывалась. Ничего не понимаю, пешком пойдем?

Тут все столичные достали что-то из карманов и дружно дунули. Я смотрела на них. Что они делают? Внезапно земля задрожала, как от чего-то тяжелого. Я посмотрела на ребят, они стояли спокойно, значит и мне не нужно волноваться. Со всех сторон стремглав, начали выбегать животные. Они с радостным фырканьем кружились по поляне и подбегали к ребятам.

Один, сильно прихрамывая, подбежал к чернявому. Тот нахмурился. А я с восхищением разглядывала красивых животных, подходя поближе.

Грациозные животные, ростом вдвое выше наших лошадей, густая длинная шерсть по всему телу. Мощная длинная шея, с длинной гривой до земли. Хвостов нет вообще. А это что? Вместо копыт лапы? А что удобно- подковывать не нужно, и ухаживать за мозолями тоже. Сами лапы толстые и мощные, мышцы перекатывались от малейшего движения. Мне захотелось до судорог в руках потрогать, и я как зачарованная двинулась в их сторону, вытянув руку.

В это время животное Чернявого жалобно заскулило, переставляя лапы. Ему ведь больно, и я, не подумав, сменила траекторию и пошла в его направлении. Никто ничего не успел мне сказать.

Я подошла к передней левой лапе и согнула, чтобы посмотреть.

Так, что тут у нас? Попутно рассматривая строение лапы. Размером в две медвежьи лапы, с большими острыми когтями, посередине подушка с очень плотной твердой поверхностью. Я постучала, раздался глухой звук. Тогда почему хромает? И разглядела, что один коготь у основания был практически вырван и держался на небольшой кожице, а его острие глубоко вогнано в подушечку.

Вот это и причиняет ему боль, а ведь ещё предстоит дальняя дорога.

— Ну что, потерпишь? — спросила я зверя, поворачивая голову.

Он смотрел на меня, открыв пасть и часто хлопая глазами.

— Марк, тащи мою сумку.

Достала маникюрный набор. Что же взять? Щипчики или кусачки? Подняла тяжеленную лапу, удобно перехватив ногами, и принялась за дело. Животное заволновалось, начав переступать оставшимися лапами и неловко подпрыгивая.

— И даже не думай! Мне тяжело твою лапу держать. Взрослое ведь животное, понимать должно, что тебе помогают — тихо говорила я, быстро доставая коготь.

— Вот и всё — перевязывая полоской ткани.

Отпустив лапу, выпрямилась, прошлась вдоль его тела, проводя рукой по гибкому мускулистому телу и подошла к голове.

— Какой ты красивый — с восхищением сказала я, заглядывая в его глаза — Больно, да? Ничего, скоро пройдет — протянула руку и погладила между ушей.

Животное от удовольствия зажмурило глаза. А я все приговаривала:

— Красавец. И глазки у тебя красивые, и сам ты сильный.

Животное положило голову на моё плечо — Покатаешь как-нибудь? Снизив голос до шепота:

— Если хозяин не будет против.

Он открыл один глаз, скося его на своего хозяина. Я в последний раз прошлась руками по его голове и отошла. Вокруг стояла звенящая тишина. Все в каком-то тревожном молчании смотрели на меня.

Ко мне подскочил Игнат и, схватив за руку отвел подальше:

— Ну ты даешь! Я чуть не помер со страху. Ты чего совсем сдурела? Чего прешься куда не следует. Он мог запросто убить тебя. Это ж боевое животное. Шавалов с утробы матери учат убивать чужих и защищать своего хозяина» — тараторил он, вытирая пот со лба.

Шавал, название чудное какое. Чего волнуется? Когда еще представится возможность такую красоту погладить.

— Не убил ведь — пожала я плечами — Он ведь не дурак, понимает, что ему помогли, вот и стоял спокойно.

Я обиженно отошла к детям. Инициатива наказуема, называется.

В это время к нам подвели наше транспортное средство. Они чем-то внешне походили на боевых, но были похилее и меньше ростом.

— Это общественный транспорт, так сказать — подошёл Игнат.

— Смотри — он обратил моё внимание, что тело рядом стоящего животного было сильно вытянуто — Здесь трое умещаются. Вы на этом поедете. У нас с Люсей другой будет.

Интерееесно, как здесь все устроено. Это что же получается, трёхместный шавал? Я подошла, чтобы рассмотреть его. Худощавое жилистое тело, шерсть короткая, лапы очень широкие, ноги мускулистые. Это животное конечно внешним видом очень проигрывает боевым. Я с завистью посмотрела на столичных. Они уже расселись по своим животным. Я подсадила детей. Обернулась на Хила с мелким и со словами:

— Не отставайте — вскочила на животное.

Мы неспешным шагом тронулись в путь. Я ехала и смотрела по сторонам. Игнат сел позади Люси, нежно придерживая её за талию и что-то шепча на ушко. Она заливисто смеялась. Я покачала головой с улыбкой. Это нужно было опуститься на самое дно, чтобы суметь подняться и обрести свое счастье. Чернявый ехал в самом начале нашей процессии, время от времени объезжая её до самого конца, проверяя порядок.

Когда он проезжал мимо, я посмотрела на лапу его животного. Оно практически не хромало. Вот и хорошо. Чернявый демонстративно хмурил брови. Ну и пошёл ты, даже спасибо не сказал. Я отвернулась. От мерного покачивания, детей сморило. Мне пришлось придерживать их, замерев на месте. От долгого сидения все мышцы затекло, свой зад я вообще перестала ощущать. Если мы вскоре не остановимся, я наверно свалюсь на землю.

Из-за нас с детьми разрешили остановку. Я с удовольствием сползла на землю, собирая ноги в кучку. Так я долго не протяну, с непривычки все мышцы ныли. Отряд итак из-за нас медленно едет, так что придётся терпеть, сжав зубы. Мелкий временами нырял в высокую траву и выныривал с довольным видом. Хил трусил по дороге рядом с нами, временами тоже исчезая.

К вечеру мне хотелось проклясть все на свете. Я слезла с животного и легла на траву, давая мышцам хоть немного расслабиться. Сейчас бы в воду, мечтала я. Когда во всем теле боль начала стихать, я встала и огляделась.

На протяжении всего взгляда не виделось ни одного леса. Как костер разводить? Дети тоже были сегодня молчаливыми, боялись, как их встретит новая родня.

Столичные спешились, отпустив своих животных на волю. Раненое животное покружилось среди нас и, найдя меня взглядом, подошел, шумно выдыхая через ноздри, и положил голову на плечо. Я обняла его руками и закрыла глаза. Сразу стало так спокойно. Я гладила его по голове, руки опускались на его шею. Пальцы зарывались в его густую шерсть.

— Ну чего ты? Не хромаешь ведь уже. Иди гуляй, а то хозяин ругаться будет. Ты ведь боевое животное, а жмёшься, словно котёнок домашний.

Я обхватила его морду руками, потерлась о его твердый холодный нос своим носом и отошла. Он развернулся и побежал за остальными. Развернулась и наткнулась на взгляд его хозяина. Он стоял, сложив руки на груди, и покачиваясь с пятки на носок. А я что? Я ничего. Я развела руками в стороны, слегка пожав плечами и пошла к детям.

Окончательно стемнело. Начали готовить еду. Я сидела в сторонке и с недоумением наблюдала. Костра не было. В большой котел набрасывали куски свежего мяса, овощей и зелени. Один из ребят взял свой мешок, засунул туда руку и достал небольшую коробочку. Открыл её и аккуратно достал капсулу среднего размера. Затем поднес руку под котел, раздавил там капсулу, я застыла на месте от увиденного.

Разгорелся синий огонь, который горел ровно, не потрескивая. Вскоре вода в котле закипела и до меня донесся запах готовящейся пищи.

Я тихонько придвинулась к одному из ребят.

— Что это он там сделал, чтобы еда варилась.

Парнишка обернулся ко мне. Молоденький симпатичный мальчик с красивым телом и развитой мускулатурой. Он улыбнулся мне открытой улыбкой и сказал просто:

— Часть силы, заключенная в капсулу.

Я смотрела на него, ожидая продолжения.

— А, ты же не местная, не знаешь ничего. Это делается для боевых отрядов. Ты здесь видишь лес? — обвел он рукой вокруг.

Я отрицательно помотала головой.

— И так может продолжаться неделями, особенно в восточной стороне Ваарии. Но бойцы должны питаться, иначе какой с отряда толк, если обессилят от голода. На сухом пайке долго не протянешь. Бывало останавливались, а кругом лес Хранительницы. Нам туда хода нет, и дров взять негде. Вот и придумали специальные штучки. А что, очень удобно.

Я кивнула головой. Конечно, очень удобно.

— Непривычно только. От костра и свет и тепло.

Он понимающе улыбнулся и снова полез в сумку. Достал еще одну коробку побольше и открыл. Я с интересом заглядывала туда, вытягивая шею. Он зачерпнул оттуда небольшую горсть крупного песка и, подбросив вверх, сказал: «Свет».

И тотчас песчинки разгорелись ярким светом. Я с открытым ртом сидела, смотрела на эту красоту. Они плавно передвигались над нашими головами, не опускаясь на землю. Дети тоже смотрели вверх с открытыми ртами.

Я обернулась на парнишку:

— Это тоже специальная задумка?

Он утвердительно кивнул головой и протянул мне руку:

— Эвальд.

— Рита — просто ответила я.

Мы поужинали и начали устраиваться спать. Игнат выдал нам одеяла. Я отошла немного в сторону, выбрала место с густой травой, расстелила одеяла — там и мы легли. Хил лег с одной стороны, Мелкий с другой. Я лежала и смотрела на небо, пока сон не сморил меня.

Проснулась от громкого рыка, доносившегося со всех сторон. Я вскочила и увидела, что столичные уже готовятся принять бой. Я начала оглядываться. Со всех сторон на нас в полной темноте смотрели десятки светящихся глаз. Как тогда ночью.

Дети проснулись, потирая глаза. Я быстро подняла детей, сдернула одеяла и отвела детей к Люсе с Игнатом. Сама встала на прежнее место, всматриваясь в темноту.

Хил сразу принял боевую стойку. Мелкий лениво покрутился с бока на бок, потянулся, с хрустом вытянув лапы и встал рядом с Хилом. Они переглянулись, Хил рыкнул, и они рванули в траву. Я и слова не успела сказать. От волнения сжала руки в замок, прижав их к груди.

«Их же много. Их убьют», с отчаянием думала я.

Обернулась на отряд. Они стояли, не сдвинувшись с места и всматривались в ночную темноту. Я с надеждой всматривалась в их лица, почему они стоят и ничего не делают.

Тут раздался протяжный визг. Я отшатнулась. На глаза стали наворачиваться слезы отчаяния. Трава вокруг зашумела от движения тел животных. То тут, то там вспыхивали и гасли огни глаз неизвестных мне животных. Раздавался хруст костей и предсмертный хрип. Не знаю сколь прошло времени, прежде чем всё стихло. Мне казалось, что бесконечно.

Я заметила шевеление травы возле меня и отшатнулась. Показался Хил. Облегченный выдох. Он медленно шел ко мне, облизывая морду. Его глаза уже принимали обычный цвет.

— А где Мелкий? — Хил поднял ко мне морду — Что? — я смотрела в его глаза —. Хил. Где Мелкий? — в моем голосе начиналась паника.

Он слегка повел головой в сторону. Я побежала со всех ног в ту сторону. Звала его в полной темноте. Тут над головой зажглись огоньки и рядом я увидела Чернявого. Он шел рядом, всматриваясь в траву. Раздался хрип. Я обернулась и побежала туда. Мелкий лежал на боку, временами пытаясь встать на лапы. Я бросилась к нему. По моему лицу уже текли слёзы.

— Мелкий, тебя ранили. Где? — я судорожно ощупывала его тело и обнаружила рваную рану на шее. Я в страхе замерла, ведь от подобной раны погибла его мать. Его нужно дотащить до места нашей стоянки. Возможно, я смогу что-то сделать. Я посмотрела на Чернявого. Он кивнул и подошёл, просунул руки под тушу животного, с трудом подняв его. Так мы и вышли к народу. Чернявый положил Мелкого возле бывшего костра. Я попросила зажечь ещё огоньков.

Кровь тоненьким ручейком вытекала из его раны. Господи. Что я могу сделать голыми руками? Мелкий открывал глаза и смотрел на меня немигающим взглядом. Я в отчаянии закрыла лицо руками, судорожно рыдая. Дети сидели в сторонке, обнявшись и тихонько плакали.

Ко мне подошли ребята. Эвальд присел рядом, положа руку мне на плечо:

— Оставь его, он все равно умрет. От таких ран не выживают.

Я со злостью посмотрела на него, прищурив глаза и скидывая его руку. Вот хрен вам всем. Быстро утерла слезы и выпотрошила свою сумку. Ничего нет. Что можно сделать голыми руками? Я посмотрела на свои ладони. Делай хоть что-нибудь, чёрт тебя подери.

Я склонилась над раной, рассматривая её. В такой темени много не рассмотришь. Я вскочила, схватила с воздуха несколько огоньков и подтянула к шее. Ага, вот теперь можно хоть что-то разобрать. Артерия была частично повреждена, а не полностью разорвана. Я раздвинула края рваной шкуры, подбираясь к артерии. Зажала её пальцами и закрыла глаза. Не могу смотреть как из его тела, медленно вытекает жизнь.

Я не хочу увидеть его последний смертельный взгляд, он навсегда останется в моей памяти и будет преследовать всю мою жизнь. Насмотрелась, работая в клинике. Они навсегда оставляют маленькие насечки в моем сердце.

И вот перед глазами побежали картинки из моей памяти: вот я увидела его маленьким, попискивающим под боком у его матери, вот я несу его за пазухой, придерживая одной рукой. Его первые шаги, здесь он бежит, свалив Игната с ног. И от отчаяния я молилась с закрытыми глазами. Кого просила, не знаю, просто от всей своей души и открытого сердца молилась.

Сколько я так сидела не знаю. Открыла глаза, когда начало светать. Дети сидели, прижавшись к Игнату, хлопая сонными глазами и стараясь не уснуть. Я вздохнула. Мелкий был жив, его бока мерно вздымались, тоже уснул наверно.

Ну что, нужно осторожно убрать руку и посмотреть на рану. Я попыталась разжать пальцы, но не смогла этого сделать. Рука меня не слушалась. Пальцы свело от напряжения. Свободной рукой начала отжимать сведенные судорогой пальцы.

Тут ко мне протянулась рука Чернявого. Он мягко убрал мою свободную руку и стал аккуратно отжимать пальцы. Я с благодарностью приняла его помощь. Нужно осмотреть рану — я наклонилась. Что такое? Это у меня от стресса галлюцинации? Где рана то? Вот следы запекшейся крови на шкуре. Не могла же она так быстро зажить? А почему, собственно говоря, не могла? Животное какое-то необычное, если его Хранительница создала. Я облегченно вздохнула полной грудью. Посмотрела на детей, одобряюще кивнув и коротко сказала: «Спать».

Я легла возле Мелкого, обняв его руками. Проснулась от того, что кто-то шершавым языком облизывает моё лицо. Мелкий стоял возле меня, слегка пошатываясь от слабости. «Живой?» — погладила я его. Он благодарно лизнул меня слюнявым языком.

Хил сидел рядом. Я прошлась по его шерсти рукой.

— Молодцы, ребятки. Вы самые смелые и сильные животные. Только в следующий раз, Мелкий, будь осторожен. Это Хил взрослый, а ты ещё подросток. У тебя нет опыта в драках.

Я, смотря, как Мелкий идет на слабых лапах, понимала, что отряд не может себе позволить остаться здесь из-за нас. Значит, мне придется остаться. Детьми я так рисковать не могу, эти твари могут вернуться.

Приняв тяжелое решение, подошла к Игнату

— Игнат, я остаюсь. Мелкий ещё очень слаб, ему нужно набраться сил. Прошу тебя, сбереги детей и доведи их к родственникам.

Игнат хмурился и смотрел то на меня, то на животных. Он понимал, что я своего решения не поменяю.

— Тогда мы тоже останемся.

Я отрицательно помахала головой.

— Нет, Игнат. Ты не можешь рисковать Люсей. И от тебя толку на одной ноге мало. Тогда ведь и дети останутся. А я тебя прошу, как человека, сберечь их.

Он обреченно кивнул.

Я была вся в крови, нужно привести себя в порядок. Мой спортивный костюм был полностью измазан в крови. Я достала из сумки платье, но сначала оттерла кровь с рук, Марк поливал из моей пластиковой бутылки, которую я так и не выбросила. Зашла подальше в траву и быстро переоделась.

Я вздохнула, мне придётся сказать детям грустную новость. Лина подошла ко мне и обхватила двумя руками за талию, прижавшись головой к животу. Я погладила её по волосам. Марк стоял рядом, опустив голову.

— Испугались?

Они кивнули головами

— А я как испугалась, жуть просто. Ну ничего, все обошлось.

— Ребята — начала я разговор.

И, только я набрала воздуха в легкие, подошёл Чернявый. Он посмотрел на нас спокойным взглядом:

— Сегодня отдыхайте. Завтра поедем.

Я не верила своим ушам. Они и правда из-за нас останутся? Я облегченно выдохнула.

— Спасибо — с благодарностью смотря ему в глаза.

Он глянул на моих животных, слегка улыбнувшись и кивнул.

Нам пришлось сменить место стоянки. Мы с детьми медленно шли рядом с Мелким и Хилом. Дошли до небольшого лесочка, там и остановились. Развели нормальный костер, от которого тянуло приятным горьковатым дымом. Все расположились вокруг него. Ребята начали готовить еду.

Эвальд подошёл ко мне и сел рядом

Повернув голову, тихо спросила:

— Почему вы не сражались?

Он хмыкнул:

— С кем? С невидимым врагом? Половина отряда полегло бы. Мы ждали, когда они выйдут в зону видимости, подойдут ближе. Эти звери из другого мира, пробрались к нам случайно, когда открылся спонтанный портал. Прижились и размножились — он сложил руки на согнутых коленях.

— Твои-то молодцы. Сами справились. Знать, не врёт молва-то, и вправду опасные животные.

— Да какие они опасные. Мелкий ещё подросток, вот и подставился.

Мелкий как-будто почувствовал, что говорят про него, подошел. Эвальд протянул руку к нему и спросил, повернув ко мне голову:

— Можно?

Я пожала плечами. Не знаю.

— Мелкий, стой спокойно. Он не причинит вреда, только погладит.

Эвальд осторожно прикоснулся к его спине, погружая руку в шерсть. Он гладил с благоговейной улыбкой на лице. Не каждый сможет похвастать, что гладил левира.

— Хил, иди сюда — пусть и его погладит. Вообще тогда герой будет.

Эвальд улыбался открытой улыбкой совсем ещё молоденького паренька.

— Но у меня к тебе просьба. Пока будем ехать, научи Марка мечом управляться. Он хочет обучаться вашему делу, мальчик то смышленый, может, выйдет толк с этого.

Он кивнул.

Меня начало клонить в сон. Сон был поверхностный, я эхом слышала разговоры ребят. Они рассказывали друг другу истории из своих походов, молодежь слушала с интересом.

— Был и такой случай. Шавала повредили. Кость в задней лапе вдребезги раскрошили. Уж как хозяин убивался. Пришлось добить животное — доносилось до меня.

А я сквозь сон думала

— Жалко животное. Дома «петровича» бы поставили и всех делов.

И тут меня подбросило. Я хлопала глазами, судорожно соображая, боясь упустить мысль. Конечно же! Так, спокойно. Я провела ладонями по лицу.

Игнат с Люсей сидели возле костра, тихонько переговариваясь. Он отстегнул свою деревянную культю, давая ноге возможность отдохнуть. Я тихонько села рядом с ними.

— Игнат Петрович. А исследованиями в какой области вы занимались в своём институте?

Он недоумённо посмотрел на меня:

— Ты чего, Ритка, сдурела? Столько лет прошло.

Я молча смотрела на него. Пока не буду ничего говорить, моя мысль ещё не оформилась до конца. Возможно, это только мои догадки или просто одна из версий, которая не имеет под собой никаких оснований. Он помолчал, вспоминая. Начал медленно говорить, окунаясь в своё далёкое прошлое. Я молча слушала, кивая головой. Стоп. А вот это интересно.

— Давай здесь подробнее, Игнат. Над проектом работала группа?

— Это моя последняя разработка. Двое мы работали с Михаилом Владимировичем Кулагиным. Он вскоре погиб в дорожно-транспортном.

Я понимающе кивнула.

— Доводил до ума сам. Только исследования не прошёл, материал ломался. А там и страна начала разваливаться. Я же рассказывал.

Я опять кивнула. Взяла ветку и начала рисовать на ровной поверхности.

— Посмотри, Игнат Петрович, похоже на то, над чем ты работал?

Он придвинулся поближе к рисунку, нахмурив брови. Долго рассматривал, потом растерянно поднял на меня глаза.

— Откуда ты знаешь, как он выглядит, Рита?

Я глубоко вздохнула и начала рассказ:

— Понимаешь, кажется, твоя разработка пригодилась. Только в ветеринарии. Это у аппаратов для людей они называются человеческими фамилиями. Например, аппарат Елизарова. У нас такое название не прижилось. Между собой во время операций мы называем его «Петровичем». У меня мелькала какая-то мысль, а сейчас вспомнила своё последнее дежурство. Игорь Семёнович коротко командует: «Ставим «Петровича». А ведь настоящее его название — «аппарат Залесского»

Я замолчала, смотря на него. Он смотрел на меня, растерянно хлопая глазами, переводя взгляд на рисунок и обратно.

— Это что же получается, Рита. Все не зря — медленно сказал он.

— И…… — он опустил голову.

Затем резко вскочил, забыв, что деревяшку снял и повалился на землю. Вскочил, запрыгав на одной ноге. Люся в тревоге смотрела на Игната, затем перевела взгляд на меня. Ребята тоже в тишине смотрели на меня. Наверно нужно объясниться.

— Понимаете. Для нас для людей очень важно оставить после себя хоть какой-то след, память. Чтобы помнили — я облизала губы, старательно подбирая слова — Кто-то оставляет продолжение в своих детях. Когда человека не будет, дети и его внуки будут помнить его и след человека не потеряется в вечности. Игнат Петрович ученый. И он думал, что его жизнь там, на Земле прошла зря. Когда жизнь проходит зря, это ведь страшно. Оказалось, не зря. Его имя навсегда останется в названии аппарата, придуманного им.

Мы молчали. Я посмотрела на ребят, рассказывавшим историю:

— То животное, про которое вы рассказывали, можно было спасти, если поставить аппарат придуманный Игнатом Петровичем.

Ребята загалдели:

— Ишь ты. И не скажешь про Игната. Думали, что просто рукастый парень. Оказывается, вон оно чего.

Чернявый задумчиво спросил:

— А здесь можно использовать его способности?

Я кивнула головой:

— Конечно. Чтобы придумывать, нужна голова. А вот воплотить это- нужно специальное помещение. Вы сами обговорите с ним. Может и согласится. Да, Люся?

Я повернула голову к ней. Она растеряно смотрела на нас.

— Сама подумай, Люся. Он может ещё много полезного для вашего мира придумать. Сама же говорила, рукастый он у тебя.

Она молча кивнула, взяла деревянную культю и пошла к Игнату. Вскоре они вернулись. Он сел на прежнее место.

— Ты мой добрый ангел, Рита. Ты ворвалась в мою жизнь, принеся добрую весть и вернула смысл моей, как я думал никчемной, жизни. Век тебе буду благодарен.

Он обнял меня, крепко сжав в объятиях, выдохнул и широко улыбнулся. Потом схватил Люсю в охапку и стал кружиться с ней. Она радостно верещала. Напряжение спало. Ребята начали улыбаться. У меня на душе стало спокойно и радостно.

Мы с ним еще сидели возле рисунка. Я рассказывала все что знала. Мы обсуждали, почему тогда аппарат не прошел испытания. Из чего он сделан сейчас и для чего применяется.

***

На следующий день мы тронулись в путь. Мелкий уже твердо стоял на ногах и даже уже смотался на охоту. Два дня прошли более или менее спокойно. Эвальд выполнил обещание. На каждой остановке он занимался с Марком. Мальчик с нетерпением ждал каждого занятия. В один из вечеров Эвальд встал в пару с Марком. Я внимательно смотрела за мальчиком. А ведь неплохо получается. Еще пару лет и мышцы наберут силу от тренировок. И ловкости у него не занимать — вон как уворачивается. К замечаниям прислушивается внимательно, стараясь тут же исправить ошибку. Мы с Линой поддерживали его криками и скандировали его имя. Столичные благодушно посмеивались над нами. А Марк гордо выпячивал грудь и разворачивал плечи. Совсем как Ромка, качала я головой с грустной улыбкой. Наверное, все мальчишки такие.

Игнат подсел ко мне, комментируя:

— Ишь что вытворяет, малец то. Видать отец из бойцов был — и продолжил — Завтра селение будет — он махнул головой на детей.

Я замерла. Уже? Так быстро? Я с ужасом посмотрела на детей. Я не готова так быстро с ними расстаться. Пожалуйста, не сейчас. И одернула себя: «Эгоистка! Прекрати немедленно! Побудьте со мной, пока я не свалю отсюда, а потом идите к родственникам, что ли? Они тебе не игрушки, им и так страшно. Ты сделала для них все что могла, и отпустить должна с чистым сердцем. Но как же тяжело!». Я вздохнула, подняв глаза к небу. Спокойствие! Только спокойствие.

Нужно чем — то нас занять. И дети будут заняты, и я от мыслей отвлекусь. Марк пришел довольный, утирая пот со лба. Так, что придумать? Ага. Я взяла палочку и нарисовала на земле решетку и позвала детей. Объяснила игру в крестики-нолики. Марк кипятился, проигрывая, а я подсмеивалась над ним, стуча пальцем по голове: «Думай, Марк. Думай»

Настала очередь Лины. Она задумчиво приложила руку к губам, чуть склонив голову. На пятый раз она выиграла. У меня глаза от удивления открылись. «Повезло» — подумала я. Но она выиграла и в следующий раз. Девчонка-то умненькая. Молодец! Я вскочила в притворном возмущении, всплескивая руками:

— Люди добрые, что творится? Меня, взрослого человека обыграла маленькая девочка — причитала я, пряча улыбку.

Марк смеялся на до мной в голос.

— Куда мир катится? — причитала я — А ну, давай еще раз, сейчас я тебя точно обыграю — быстро нарисовав решетку.

Лина думала чуть дольше, просчитывая все ходы и … выиграла.

— Ах ты, пигалица — схватила её в охапку, щекоча за бока — Ты оказывается профессор, да? Умненькая-благоразумненькая.

Она визжала, уворачиваясь от моих рук.

Тут к игре подключился Игнат с Люсей. Постепенно и столичные втянулись. Я посмеивалась, видя взрослых мужиков с палочками, ползающими по земле. То тут, то там вспыхивала перебранка. Я предложила играть на желание. Только ничего бессовестного, пожалуйста. С нами дети. Все с энтузиазмом поддержали. Игра началась, постепенно количество игроков сокращалось. Лина играла сама за себя и весьма успешно продвигалась к победе, оставляя за собой ребят. Я только качала головой в восхищении.

Вот осталось четыре человека. Я, Лина, Чернявый и Зорий. Всех охватило радостное возбуждение. Я играла с Зорием. Лина с Чернявым. В финал вышла я с Реммиром. Толпа разделилась на две части. У меня появились свои болельщики. Я смеялась в голос, слушая их выкрики. Давно мне не было так весело. Итак, игра началась, и… я проиграла.

— Нет, ну что за народ. Научи их на свою голову, ещё и в проигравших оставят— вставая на ноги. А вот сама виновата. Нечего было сидеть, рассматривать его прелести. Я тряхнула головой. Улыбаясь, протянула руку победителю:

— Поздравляю. Озвучьте ваше желание.

Он молча пожал руку, слегка прищурившись:

— Можно оставить его на потом?

Я пожала плечами

— Можно.

Его болельщики подходили к нему, хлопая по плечу.

— Молодец, начальник, не подвел нас.

Я повернулась к Петровичу:

— Игнат, нельзя разве сделать шашки и шахматы?

Он секунду смотрел на меня, затем хлопнул себя по лбу.

— Как я раньше не додумался, идиот. Можно, конечно. Займусь, Рита, обязательно займусь.

***

На следующий день, ближе к вечеру мы доехали до небольшого озера. В получасе езды было селение, куда следовало доставить детей. Мы решили эту ночь провести здесь. Мы с детьми сразу отправились к воде. Они плескались, а я сидела и думала, что это последняя ночь вместе и с грустью наблюдала за ними.

Я замочила спортивный костюм отмокать от крови. Животные умчались в лес. Игнат в это время поехал к местному старшему, выяснить подробности родства с детьми.

Он приехал и кивком головы, подтвердил родство.

— Троюродный брат имеется. Своих детей полно, но тем и лучше. Дети быстрее освоятся.

Это была утешающая новость.

К речке приходили и уходили купались и местные, с интересом рассматривая нас. Парни с девушками, семьи, компания парней, пристально рассматривающими меня.

Искупаться невозможно, приду, когда никого не будет. Вечером, когда все улеглись, я тихонько предупредила Игната, взяла сумку и пошла к воде. С купальником решила не рисковать, сняла платье, одела сорочку, расплела волосы и с наслаждением вошла в воду. Плавала тихо, стараясь не шуметь.

Даже вода не смогла смыть мои тревоги по поводу расставания с детьми. Я вышла из воды, отжимая волосы и замерла. С другой стороны озера шёл Чернявый. Его волосы были мокрыми. Вода стекала с них тонкими струями и текла по мокрому торсу, огибая рельефные мышцы. Маленькие капельки воды тускло поблескивали на влажной коже, отраженные лунным светом.

Чёрт, мокрая сорочка плотно облепила моё тело, выставляя на показ изгибы тела. По мере того, как он подходил ближе, я начала мелко дрожать. То ли от холода, то ли от его взгляда. Он подошел совсем близко и остановился. Я подняла голову, смотря ему в глаза. Он медленно обвел глазами моё тело. Меня окатила волна жара. Я посмотрела на его руки, мускулистые и сильные, ладони со слегка шершавой кожей. Так захотелось, чтобы его ладони прошлись по всему телу, слегка царапая кожу, а потом прижали к голому торсу. Внизу стало горячо и влажно.

Совсем сдурела? Я отступила шаг назад, отгоняя наваждение, и опустила глаза вниз. Так и стояла молча, пока он не развернулся и не ушел.

Мне пришлось искупаться еще раз. В таком состоянии ложиться спать негоже, иначе эротические сны замучают. Это у меня просто давно мужчины не было.

***

На следующий день в сильном волнении, мы собрались идти в селение. Я одела детей в новые одежды, сшитые мной, красиво заплела Лину. Они тоже волновались, заглядывая мне в глаза. Спокойно кивала им головой, нельзя чтобы они видели моё волнение.

Пошли Игнат, нас трое, Чернявый с пятью ребятами. Селение было больше Игнатовского. Староста принял нас на улице, мы сели за дубовый стол. Он послал за родственниками детей. Я сидела, приобняв детей с обеих сторон. Тут послышался шум, и во двор ввалилась довольно живописная компания.

Глава семейства щуплый невысокий мужчина с тонкими губами, он недовольно сжимал их. Его жена высокая толстая бабёнка с выпирающими боками в коротком платье до колена, из которого торчали толстые ноги. Глаза-щёлочки, выглядывающие через толстые румяные щеки и жидкие сальные волосы до плеч — вот что сразу бросилось в глаза. Меня передёрнуло. С ними были четверо вертлявых детей, любопытно оглядывающих нашу компанию. Старший селения подошел к ним с Игнатом, проясняя ситуацию. Мужик начал гневно взмахивать руками, нервно подергивая плечами. Мы спокойно стояли за их спинами, ожидая результата. Столичные остались сидеть за столом. Один из детей пробрался сзади к Лине и ущипнул, она вскрикнула и потерла свою попу. Я начала волноваться, не нравилась мне эта колоритная парочка. Да и дети начали жаться ко мне все сильнее.

Мамаша всплеснула руками, узнав причину вызова, она трясла головой. Потом оглядевшись, увидела детей. Её глаза вообще исчезли за пухлыми щеками. Она подошла к нам, хмыкнув, вслед за ней подскочил и её муж. Он схватил Лину за руку и дёрнул на себя, девочка от неожиданности чуть не упала. Она обернулась к нам, недоумённо смотря на Марка.

— Эту возьмём — сказал глава семейства.

— А этого приблудка, девайте куда хотите. Это брат дурак был, подбирал кого ни попадя. А на мне, где сядешь, там и слезешь. Понятно? — он поднес к моему лицу указательный палец.

Спокойно, только спокойно. Но у меня внутри начиналась гневная дрожь, еще чуть-чуть и я взорвусь. Жирная мамаша стала хватать Лину толстыми руками и разворачивать в разные стороны, рассматривая.

В это время столичные ребята, слыша, что назревает скандал, поднялись со своих мест и встали за нашими спинами.

Лина с ужасом смотрела на Марка и из её больших глаз покатились слезы. Она понимала, что их разлучают. Берут только её и возможно, она никогда больше не увидит своего брата. Марк смотрел на Лину сухими глазами, не моргая. На его лице было отчаяние. Но что мог сделать маленький ребёнок, против толпы взрослых.

Я смотрела на эту сволочную парочку и начинала дико их ненавидеть. Разве смогут они полюбить детей, как я об этом мечтала? Не в эти руки я бы хотела отдать детей. Нужно что-то срочно предпринять!

— По новому закону Ваарии, запрещено разлучать кровных братьев и сестёр — как можно спокойнее сказала я.

Мужик подскочил ко мне, скривив рот:

— Это когда это такое придумали? Не слышал о таком! Ублюдка не возьму!»

Я повернулась на Чернявого, посмотрела на него умоляющим взглядом. Ну, пожалуйста, подыграй мне. Он смотрел мне в глаза, затем спокойно отвел их на толпу, кивнул головой и сказал:

— Есть такой закон — и снова посмотрел на меня.

«Спасибо» — прошептала я одними губами.

Тут к мужику подскочила его жена, поставив руки в жирные бока и еще больше прищурив глаза:

— А чего это мы должны всех брать. Он нам не родственник. Ещё эту вырастить надо, пришла голая практически. Где я ей столько добра наберусь? Аааааа?

— Девочку зовут Неолина, все их селение выжгли Дикие. О добре речи не было, дети спаслись чудом — пыталась достучаться я до их разума.

Только такое ощущение, что стучаться там некуда. Мужик подскочил к Марку, схватил его за руку и встряхнул

— Есть наверно родственники у тебя, а? Мать не сказывала что ли? Вот дрянь такая! Влезла в порядочную семью и приблудыша с собой привела. А я теперь воспитывай, да? — орал мужик, продолжая трясти мальчика.

Марк в отупении хлопал глазами, не в силах произнести хоть слово.

Так, пора прекращать этот балаган!

— Убери свои руки, мразь! — я отодрала его потную ладонь от Марка.

— Или берёте двоих или никого! — довольно громко сказала я.

Я уже не сомневалась, что дети там не останутся. Мамашка радостно ухватила за мою фразу:

— Никого не берём. Еще неизвестно, наша ли девчонка, может тоже нагуляла. Чо это мы должны всяких растить. Да? — она повернулась к мужу.

— Да, докажите сначала, что девчонка моего рода. Не похожа она на нас — он схватил Лину за лицо, всматриваясь в её черты. У неё текли слёзы непрерывным потоком.

Спокойно. Я глубоко дышала через нос, сжав зубы. Главное- не сорваться. Они должны прилюдно отказаться от них.

— Все слышали? Эта семья отказалась принимать детей на воспитание — сказала я громко.

— Да ты! — подскочил ко мне мужичонка — Опозорить меня хочешь? Да я уважаемый ваарец. Меня тут все знают. Я законы соблюдаю.

— Да или нет? — повторила я.

— Нет, не берём — громко сказала жирная мамашка.

Тут раздался голос Чернявого:

— Я, Реммир дер Леммин, являясь главой охраны рода Хранительницы и властью, данной мне, принимаю ваш отказ от детей.

Я облегченно выдохнула. Подошла к Лине, села на корточки, вытерла её лицо и прижала к себе.

— Всё хорошо. Мы идем в столицу.

Взяв ее за руку, подошли к Марку. Одной рукой прижала его голову к себе. Мы начали разворачиваться, чтобы уйти. Тут ко мне подбежал несостоявшийся папаша. Он очень сильно сжал мою левую руку, разворачивая к себе. Да что же ты никак не уймешься-то?

Тут моё терпение закончилось. Я быстро освободила правую руку и с разворота ударила его в лицо. Раздался хруст. Он с воем схватился за лицо, сквозь пальцы начала сочиться кровь. А я не смогла удержаться и пнула его со всей дури между ног. Это тебе от меня бонус, чтобы такие как ты больше не размножались. Его жена побежала ко мне с желанием вцепиться в волосы

Я резко выбросила руку вперед со словами

— Замри, скотобаза! — она от неожиданности действительно замерла

А я продолжила:

— Вы недостойны воспитывать этих детей. Таких детей судьба посылает в награду, вы такую награду не заслужили.

Я развернулась и быстро увела детей. Чем ближе мы подходили к нашему лагерю, тем сильнее меня начинало трясти. Игнат шёл рядом, сжав руки в кулаки. Я едва успела дойти, как расплакалась. Закрыв лицо руками, ревела захлёбываясь от соленых слез. Господи, какие они сволочи. Разве так можно? Как вещь — «возьмём не возьмем». Мне было обидно за детей, и своё сиротское детство припомнила.

Лина сидела слева и гладила меня по голове, Марк — справа, схватившись за мой рукав. Вот я дура! Мне их нужно успокаивать, а тут наоборот. Я убрала руки от лица, руками обняв их крепко-крепко. И услышала робкое:

— Рита, а можно ты нас возьмешь? — и замерла. Она озвучила моё самое потаённое желание, которое я с трудом гоню от себя прочь.

— Я с удовольствием взяла бы вас. Правда-правда. А если мне придётся возвращаться назад? Что тогда будет? Вам со мной можно? Я не знаю — решительно встала и пошла в сторону Чернявого.

Почему Чернявого? Реммир, как я узнала недавно

— Скажите, если меня вернут обратно домой, детям со мной можно?

Он поднял на меня внимательный взгляд, пристально разглядывая, и покачал головой:

— Не думаю, что такое возможно. Тебе придётся остаться.

Я устало села рядом, опустив голову, понимая, что мне предстоят муки выбора: вернуться домой одной или остаться здесь с детьми.

— Не торопись принимать решение. Дойди до столицы, все решения принимают там. Время ещё есть.

Я кивнула. А ведь он прав. Чего сейчас волноваться? Дети по-прежнему со мной, солнышко светит, погода замечательная. Живём, братцы.

Я подбежала к детям, крикнула: «Догоняй!». И побежала к озеру. С разбегу окунулась в тёплую воду. За мной бултыхнулся Марк, позже подбежала Лина. Мы догоняли друг друга, визжали и брызгались. Я ныряла и подплывала к детям, хватая за ноги. Чуть позже к нам пришли Игнат с Люсей. Они сидели на берегу, смеясь над нашими проделками. Мы выбрались уставшие и счастливые и разлеглись рядом с ними, раскинув руки.

Люся придвинулась ко мне поближе:

— Игнат рассказал, что случилось — качая головой — Это ж надо — детьми торговаться. Рита, а если мы детей возьмем, а? Игнат не против. Мне страшно, конечно, немножко, что будет больно, но Игнат сказал, что будет рядом. Вместе всё, говорит, переживем. А, Ритуль?

— Реммир сказал не торопиться. В столице всё станет известно. И спасибо, Люся. Вы хорошие люди, если вдруг мне придётся уйти, я буду знать, что детей любят и не обидят.

Я от души обняла её.

На стоянке я переоделась в спортивный костюм. Платье было мокрое.

Столичные начали заниматься в боевом искусстве. Марк умчался к Эвальду. Сегодня мальчик был растерян от предыдущих событий и пропускал удары, горестно ойкая.

— Ну что, Лина, пойдем Марка выручать? — с улыбкой спросила я. Она радостно кивнула головой.

Мы решительным шагом двинулись к ребятам.

Лина воинственно поставила руки в боки и сказала, хмуря брови:

— Это кто тут Марка обижает?

Эвальд с Марком обалдело обернулись на нас. Я, стоя за Линой, подмигнула ребятам, улыбнувшись.

Эвальд понимающе кивнул и выставил одну ногу вперёд

— Ну я. А что? Хочешь сразиться со мной?

Лина, не ожидавшая такого поворота события, в растерянности обернулась на меня.

— Конечно. Вы думаете у него защитников нет? — вышла я вперед, обходя Лину, пряча улыбку.

— Я вызываю тебя на честный бой — и забрала у Марка палку — Не думаете же вы, что мальчонку будут учить на настоящем оружии. Силой мне его не одолеть, а ловкостью можно попробовать.

Эвальд смотрел на меня, широко открыв глаза. Я кивнула. Он, не зная, что дальше со мной делать, сделал короткий выпад. Я легко увернулась. Он сделал ещё один, я с улыбкой обошла и его. Он нахмурился и с каждым последующим выпадом, начинался серьёзный бой. Выпад, прыжок. Я внимательно следила за его лицом, предугадывая его следующий шаг. Чем больше он горячился, тем спокойнее становилась я.

Ромку расцелую прям. Когда он увлекся холодным оружием, ездил тренироваться на другой конец города. Приезжал уставший и злой. Чтобы достичь результатов, нужно было работать как проклятый. Тренер увидел в нем подающего надежды молодого человека. Вот и гонял как «сидорову козу». Он отрывался на нас с Алькой. Сначала просил составить ему компанию в беге по стадиону. Он умоляюще прикладывал руки к груди: «Сестрёнки, не бросайте брата в беде». Потом пробежки стали для нас нормой. Со временем и я втянулась как-то. Для меня это был одним из способов «выпустить пар». Драться на мечах он заставлял нас ожесточенно, говорил пригодится. Алька стучала кулаком по голове: «Ты дурак? На меня вечером нападут, я мечом должна отбиваться? Где я его с собой возьму? В сумочку он не влезет».

Мне удавалось пока что только уворачиваться от нападок Эвальда. Пора и самой поработать чуток, и я стремительно напала. Он от неожиданности пропустил удар.

Вокруг нас начали собираться столичные.

— Эвальд, давай попробуем по серьезному — попросила я его. Он кивнул. Бой продолжался минут десять. Я фиксировала некоторые незнакомые мне удары, которые мне не удалось избежать, и пропустила несколько ударов. Блин, больно то как. Всё — таки, с бойцом спаррингуюсь, но выдержала темп боя.

Я улыбнулась от всей души:

— Спасибо Эвальд. Покажешь мне некоторые приёмы? — он молча кивнул.

***

На следующий день мы тронулись в путь и вышли на основную дорогу в столицу. Часть отряда периодически отделялась от нас, для проверки дальних селений и близлежащих территорий.

Нам начал встречаться народ. Кто-то ехал в столицу, кто-то — обратно. Мы присматривались к ним, они к нам. Я ловила на себе любопытные взгляды.

После обеда остановились дождаться часть отряда. Мои животные улеглись в тенёк. Дети копошились с Люсей. Я села возле дерева, пора наверно заняться и платьем себе. А то хожу как чучундра, стыдно уже перед самой собой. Благо Люся позаботилась и везла с собой ткани и всё для шитья.

Тут к нашему месту стоянки подошла делегация. Я совершенно не обратила внимания, так как обдумывала простенький фасон платья, удобный и функциональный. Несколько карманов пришью, а то носовой платок некуда положить. Тут меня окликнул Игнат:

— Маргарита — официально обратился он ко мне, многозначительно подергивая бровями — Тут к тебе пришли.

Что? Ко мне? Я недоуменно посмотрела на Игната. Какие ко мне могут быть гости? Он кивнул:

— Сваты.

Я широко открыла глаза, с ума сошёл? Какие сваты? Медленно встала и подошла к нему. Он кивнул головой в сторону делегации. Там стоял молодой щупленький паренёк примерно моего роста. За его спиной стояло несколько мужчин, которые рассматривали меня как племенную кобылу. Я обернулась к Игнату, вот это? Жених??? Игнат кивнул, пряча улыбку. Один из сватов, между тем, начал речь:

— Ну как говорится, ваш товар, наш купец. Не гоже девице путешествовать одной в присутствии толпы мужиков. И мы, так сказать, готовы принять тебя, девица, в свой род. Тем более что ты без роду, без племени, без приданого — честь мы тебе оказываем — весьма гордо говорил он.

«Ой-ёй-ёй. Это кто-то сейчас себе смертный приговор подписывает!». Меня от негодования начало потряхивать.

А тот продолжал:

— У нас лучший представитель нашего рода — продолжатель, так сказать. И мы предлагаем тебе вступить с ним в брачный союз.

Я сейчас кому-то вступлю по шее — гневно подумала я. Повернулась к потенциальному жениху, рассматривая его. По земным меркам ему было лет семнадцать-восемнадцать. На его длинной шее сидела маленькая голова с оттопыренными ушами. Тело было худощавым с выпирающими ключицами. Он гордо развернул свои плечики, позволяя рассмотреть себя. Ой, ребята! Вымрет ваш род-то!!! Если этот экземпляр лучший: представляю, что там осталось! Откуда ж ты взялся, замечательный такой? Женилка, что ли выросла? Послать можно его вместе с его свитой, интересно?

Я повернулась к Игнату. Он, видя мои поджатые губы и гневный взгляд, быстро тихонько заговорил:

— Не вздумай. Позор жениху будет. Сделай так, чтобы сами свалили.

А как сделать? Думай, думай. Мысли лихорадочно метались в моей голове. Ага! Есть! Была не была. Я протянула к ним руки, и жалобно пропела, подавшись вперед всем телом:

— Дождалась. Родненький ты мой.

Сваты, не ожидавшие такого поворота событий, нахмурились, а я громко продолжала:

— Дети, дети! Пощадили нас небеса. Бегите сюда. Нашелся-таки настоящий мужчина, что заменит вам папку.

Лина быстро подбежала ко мне, встав под руку, схватившись за неё. Марк подходил медленно, нахмурив брови и смотря на меня. «Давай, Марк, поддержи игру. Ты же умный мальчик, не подведи», думала я, широко открыв глаза, моргая и подергивая бровями.

— Вот, дети. Наконец нашелся добрый человек, что станет для вас новым папкой. Идите, обнимите хоть его, благодетеля.

Марк сначала не понимал, что я от него хотела, хлопал глазами, всматриваясь в моё лицо. Затем понимающе кивнул и кинулся к жениху, пытаясь ухватить его за штанину:

— Папка. Как я долго тебя ждал. Линка, чего стоишь, беги скорее, хватай, а то и этот сбежит.

Девочка не подвела. С радостным визгом она бросилась к жениху, обхватывая его за колени.

— Ура, папка пришёл!

Сваты отшатнулись в ужасе. Жених с красными ушами судорожно пытался отодрать от себя ребятишек, отступая назад. Да куда там, дети своё дело знали. А я продолжала глумиться.

— Хил, Мелкий, а ну бегом сюда. Наконец дом у вас свой будет, кровать просторная, да еды вдоволь. А то намаялись по дороге, бедолаги — радостно объясняла я жениху.

По мере приближения животных он начал судорожно сглатывать, разглядывая их.

— Это животные мои. Они много не кушают, дорогой. Мелкому вот только в день по коровке, а так — мы много не едим.

Хил подошел ко мне, сел и широко зевнул.

Сваты задом отходили все дальше, оставив единственного и лучшего продолжателя рода. А я продолжала:

— Есть, конечно, у левира особенность одна — на кровати он привык спать со мной. Но это ведь ничего, да? Ты же смелый и решительный, я же вижу. Отодвинешь его аккуратненько и исполнишь свой супружеский долг. Правда?

Мой жених все-таки вывернулся из рук детей и рванул прочь, обгоняя сватов. А я протянула руки в их сторону и пропела жалобно:

— Куда же ты, милый?

Вокруг стояла гробовая тишина, и как только жених скрылся из глаз, грохнул всеобщий смех. Я обвела всех взглядом, невольно начала и сама улыбаться, задерживая взгляд на Чернявом. Улыбка преобразила его лицо, черты лица стали мягче, вокруг глаз собрались мелкие морщинки от смеха, а в глазах плясали веселые огоньки. Он потряхивал головой, утирая глаза.

— Молодец Марк. Я боялась, что ты не поймешь что делать — погладив его по голове.

— Игнат. Хватит ржать и объясни, что это сейчас было? — спросила я, кивая головой в сторону сбежавшего жениха.

Он еще долго вздыхал, пытаясь восстановить дыхание:

— Ой, Ритка, ну ты дала. В общем дело такое — каждой семье за честь, если переброшенка в их семью войдет. У неё и образование не чета местному, и новшества всегда с собой приносят. Что-то придумывают вечно, улучшают. А эти недоумки честь тебе решили оказать со своим отпрыском ушастым — со смехом продолжил он, качая головой.

***

Вечером все расселись вокруг костра. Начало темнеть. Я решила уделить внимание животным. Они вальяжно разлеглись возле нас с детьми. Столичные уже привыкли к их присутствию, а после событий той ночью, прониклись уважением. Я гладила Хила за ушами, переходя на шею, тот жмурил глаза и тихонько рычал от удовольствия. Мелкий требовал моего внимания и толкал под руку, требуя почесать и его. Я со смехом положила одну руку ему на его склоненную голову. Склонённую, потому что так просто в сидячем положении до него не дотянешься. Этот паразит вымахал выше пояса. Я гладила, попутно ощупывая его тело. Его мышцы налились силой, постепенно он превращался в сильное мощное животное. Я добралась до его лап, он спокойно стоял, подняв одну конечность.

Шесть острых прямых когтей уходили под самую кожу свободно втягивались при желании их хозяина. На задней лапе когти были изогнутые. Интересно, почему они разные? Я пожала плечами. Значит так нужно. От самих лап до самого тела шерсти не было. Его тело было покрыто черными крупными кожистыми чешуйками, плотно подогнанных друг к другу. Я провела по ним пальцами, и даже попыталась поковырять ногтем. Как будто стену бетонную ковыряю, его невозможно поранить наверно.

Мелкий плюхнулся на землю, переворачиваясь на спину и подставляя моим ласкам своё пузо. На животе тоже начали формироваться плотные чешуйки, прикрывая всю площадь живота и наиболее уязвимых мест. Ну да, у остальных животных живот действительно одно из уязвимых мест. Получается, только шея у него слабое звено? А если придумать что-нибудь ему на шею? Нужно будет спросить у Игната, он же рукастый, как говорит Люся, может, что и придумает.

— Игнат. Не слышал, второй отряд разобрался с Дикими?

Он кивнул:

— Ночью напали на них, кого могли — уничтожили. Пленных освободили, не успели им вреда причинить. Отправили порталом в столицу. Только много этих сволочей живёт, они по всей границе безобразничают. Мы поэтому в обход и идем, отряд должен делать свою работу. Не на прогулке, все же.

— Я вот не совсем понимаю, что это за порталы такие?

— Это сейчас основное движение по дороге. Раньше порталами пользовались. Сила у Хранительницы есть, конечно, пусть даже не сомневаются некоторые, просто некоторые статьи расходов силы значительно сократились. Зачем тратить Силу на порталы, если можно и пешим ходом дойти. Правильно? Сейчас ими пользуются только в крайних случаях и только доверенные люди, как Реммир. Лучше Силу потратить на борьбу с Дикими. Или на сдерживание баланса в нашем мире. Вот, когда наследница вернётся — все встанет на свои места.

— Вернётся ли? Может погибла все же?

Тут в разговор включился Реммир:

— Я же говорил, дерево её жизни растет. Значит и наследница растет.

Тут уж мне стало интересно, что это за дерево такое особенное:

— Увидеть можно будет его, дерево это?

Он кивнул:

— Можно.

***

А ночью сильно похолодало. Столичные смотрели в небо, хмуря брови, тихо переговариваясь между собой. Мы развели большой костёр и легли вокруг него. Естественно, всем места не хватило. Мы легли вместе с детьми, прижавшись друг к другу.

Столичные призвали своих шавалов и я узнала дополнительную функцию этих животных. Когда холодно они способны своим телом согревать хозяина, спасая от замерзания. Их густая длинная шерсть долго сохраняет тепло. Наши шавалы для этих целей не годились, так как шерсть была короткая и самое главное они были обучены только транспортировке. И ночью ненароком могли задавить своего наездника.

А что, мысль то хорошая использовать животных для согрева. Позвала Хила с Мелким, долго пыталась уложить их рядом с детьми. Они сидели и не понимали, что я от них хочу. Я плюнула и легла, обняв детей.

Проснулась от того, что меня трясло от холода. Я приподняла голову, изо рта шел пар. Ни фига ж себе. Костер практически догорел. Все спали. Я осторожно встала, окинув взглядом детей. Мелкий лежал рядом с Линой, закинув на неё лапу. Хил клубочком свернулся у Марка под боком. Вот и хорошо. Своим одеялом я укрыла детей. Лишь бы не заболели, а сама пошла к костру. Натаскала дров, развела новый, надела олимпийку и, обняв себя руками, села возле костра. Дрожь начала потихоньку отступать, я протягивала ладошки к костру, пытаясь впитать в себя как можно больше тепла. Мне бы ночь переждать, днем под солнышком согреюсь, а посплю по дороге.

Я сидела, уставившись на огонь. Он осторожно ощупывал добычу, еще не тронутую им. Протягивал огненные руки, лизал, словно пробуя на вкус, и набрасывался всей своей мощью, растекаясь по сухой деревянной поверхности красным покровом. Довольно потрескивал и урчал, пожирая свою добычу. И множество огненных искорок взлетали, гонимые жаром. Их подхватывал ветер, смешанный с горьковатым черным дымом, и уносил вверх, к звездам. Я подняла голову. Искорки стремились к своим братьям на темном небе, кружа в хороводе, то затухая, то вспыхивая ярче. Но, оставшись без своего могучего хозяина, умирали в черной ночи.

Я глубоко вздохнула, заполняя легкие прохладным воздухом, и закрыла глаза. Хорошо-то как. Вокруг тишина, природа спит. Вот прокричала птица. Её ночной призыв подхватила ночная мгла и понесла по воздуху, перебрасывая с одного конца в другой, помноженной на эхо. И долго ещё её печальный крик отзывался в ночи. Я поёжилась. Появилось ощущение, что я одна на всем свете. Только бездонная бесконечность и я, такая маленькая, как песчинка среди этого огромного мощного пространства. И от этого чего-то неведомого исходила чудовищная мощь и сила, что невольно хотелось склонить голову, покоряясь ей и признавая свою покорность.

Тело налилось тяжестью, не хотелось шевелиться. Только бы не уснуть, а то улягусь прямо в костер. Отойти подальше я не решилась — спасительная теплота от костра не отпускала из своих ласковых рук.

Тут мне на плечо легла рука. Я открыла глаза и обернулась. Рядом стоял Реммир.

— Ложись к моему шавалу, он тебя признал и не тронет.

— А Вы почему не спите?

— Я на дежурстве до утра — он развернулся и ушел в темноту.

Я понимала, что, сидя и без сна мне долго не продержаться.

Животное встретило меня радостным пофыркиванием. Я погладила его по морде, шепотом сказав:

— Мне Реммир сам разрешил. Не обидишь?

Он покрутился на одном месте, выискивая удобное место и лег. А мне как ложиться? Я оглянулась по сторонам. Ижак со своим животным спали неподалёку. Это нужно к его животу пробраться, что ли. Было не до сантиментов, жутко хотелось спать, и я встала на колени, подползя к нему, затем легла, прижавшись спиной к теплому телу животного. Он обхватил меня лапами, подтягивая ближе. Приятное тепло потихоньку распространялось по моему замерзшему телу, и я начала погружаться в сон.

Проснулась, когда только начало светать. Я ещё была во власти сна, глаза не хотелось открывать. Прислушалась — вокруг тишина. Значит ничего серьёзного, можно дальше спать. От лап и рук стало жарко, я поворочалась. Стоп. Каких рук? Я замерла и тихонько открыла глаза. Так, с одной стороны шавал, с другой Реммир. Он спал, обняв меня одной рукой, на другой лежала моя голова. Я лежала тихонько, боясь пошевелиться, и рассматривала его лицо. Красив, чертяка. А чего это он меня обнимает, спрашивается? Вроде я ему ничего такого не позволяла, а моя женская фантазия уже начала строить разные предположения. Ага, размечталась. Во-первых — это его место, мне только разрешили здесь спать. Во-вторых- он после дежурства, и человеку элементарно нужно выспаться. На улице все ещё холодно, не будет же он сидеть ждать, пока у меня совесть проснётся.

Ну и ладно, ну и хорошо. Когда ещё такой красивый мужчина будет обнимать меня в ближайшем будущем? Я же сплю? Сплю. А во сне ведь себя не контролируешь, правда? Я слегка пошевелилась, устраиваясь поудобнее. Уткнулась ему в шею, вдыхая запах его кожи. Приятный, слегка терпкий запах мужчины, смешанный с запахом костра. Обалденный запах- думала я, вдыхая его вновь, словно запоминая и обняла одной рукой. Ну а что? Я же сплю!

Его ровное дыхание слегка шевелило волоски на моем виске. Приятное спокойствие овладела мной, так и спала бы в его объятиях всю жизнь. И уснула.

***

Я сидел в темноте и смотрел на Риту, как она заботливо укутывает детей. Мысленно хмыкнул. Интересная девчонка. Как она отчаянно смотрела на меня, сжимая кулаки, перед несостоявшимися родственниками. От неё исходило такое отчаяние, что мне стало её жаль. Она прикипела душой к этим детям, как же она будет уходить от них? Хотя её вопрос об усыновлении поставил меня в тупик. Неужели ради этих детей она решит остаться здесь? Как она сказала? «Таких детей судьба посылает в награду, вы такую награду не заслужили».

Мне как мужчине, никогда не воспитывавших детей, не понятно это чувство.

Я поменял положение тела, устраиваясь поудобнее.

«Не воспитывающего детей по вине одной дряни». Я сжал зубы, слегка скрипнув ими. Мысленно вернулся к тем дням…

Наш отряд в очередной раз срочно собрали для решения проблемы. В тот раз было довольное дерзкое нападение Диких на юго-западной границе. Погибло много мирного населения, само селение практически полностью уничтожено.

И не побоялась же эта пигалица влезть туда и спасти детей, хмыкнул я, окидывая её маленькую фигуру на фоне большого костра. Уж мне-то не понаслышке известно, на что способны Дикие.

Наш поход занял ровно две недели. Вернувшись домой, я не застал дома ни Донару, ни её вещей. Молодая управляющая Силика, будучи подругой моей невесты, с грустью в голосе сообщила, что Донара убежала с любовником. Я вновь скрипнул зубами.

Как я мог поверить в её любовь? Хотя, как тут не поверить? Она казалась мне искренней в своих чувствах, ласково льнула ко мне, радостно бежала навстречу после походов. Я взлохматил свои волосы.

Я всегда доверяю своим чувствам, она была искренней. А уж когда узнала, что беременна, она с радостной улыбкой кружилась по комнате. Мы должны были совершить свадебный обряд после моего возвращения. Что могло случиться во время моего отсутствия? В том, что ребенок родился, я не сомневался. Кольцо замкнулось.

Кто тот неведомый любовник, который так нагло увёл у меня из-под носа мою женщину? Я ведь не зря мотаюсь по всей стране. Мне бы еще разок посмотреть этой дряни в глаза. И по праву главы своего рода заберу ребенка. Интересно, кто родился? Мальчик или девочка?

Силика с радостью заменила бы Донару в постели, но мне не нужна одноразовая подстилка. Хоть домой не возвращайся, там свои попытки усилит Силика, пытаясь завоевать моё сердце.

Я перевел взгляд на Риту. Она сидела, неотрывно смотря на огонь широко распахнутыми глазами. В её больших голубых глазах плясал огонь. Это сейчас они голубые как весеннее небо в безоблачную погоду. В гневе они темнеют и становятся темно синими, как море перед бурей.

Я внимательно всматривался в ее лицо. Прямой нос, который она смешно морщит, придумывая очередное развлечение для детей. Гладкая светлая кожа слегка покраснела от жара костра. На лоб и виски упрямо падали выбившиеся пряди, она без всякого жеманства приглаживала их ладонью. Пухлые розовые губы притягивали взгляд, будя сильное желание прижаться к ним.

Я с усмешкой вспоминал неудачное сватовство и спину убегающего ушастого жениха. И как сообразила только? Я уже улыбался, вспоминая момент про «На кровати он привык спать со мной. Но это ведь ничего, да? Ты же смелый и решительный, я же вижу. Отодвинешь его аккуратненько и исполнишь свой супружеский долг». Я тихо засмеялся, качая головой, представив эту сцену. Рита закрыла глаза, глубоко вздохнув. На её лице плясали тени от костра. Она зябко поёжилась. Замерзла. Маленькая смелая переброшенка. Я встал и подошел к ней. Она обернулась, сонно открыв глаза.

— Ложись к моему шавалу, он тебя признал и не тронет.

Едва забрезжил рассвет, вернулся дежурный отряд, отдал распоряжения, пошел спать и остановился. Забыл, что Рите уступил своё место. Постоял в задумчивости пару секунд. Если бы мы были в доме, я бы тактично удалился. Но сейчас мы в дороге, на мне целый отряд, за который я отвечаю головой перед их семьями и мне не до сантиментов. Нужно поспать хоть пару часов и решил лечь рядом, слегка подвинув сонную девушку. Мой шавал открыл один глаз, я кивнул головой и лег рядом. Она прижалась ко мне, положив голову на мою руку и уткнувшись в грудь. От неё шло тепло и беззащитность, хотелось прижать её и целовать в висок. Я обнял её одной рукой, пользуясь случаем.

Тут её дыхание сбилось, она проснулась и лежала, прислушиваясь к звукам с закрытыми глазами. Я быстро закрыл глаза, выравнивая дыхание. Как она отреагирует?

Она сонно потянулась и замерла. Я совсем растерялся, когда она уткнулась мне в шею, тихонько вдохнув мой запах. В низу живота сладко заныло, моё тело отозвалось на это осторожное прикосновение. Открыл глаза, улыбнувшись, осторожно уткнулся ей в волосы, вдохнул её запах и заснул.

***

Утром я проснулась уже одна. На небе светило яркое жаркое солнышко, прогрев воздух. Сегодня в путь.

Я ехала, изредка бросая взгляды на Реммира, вспоминая прошедшую ночь. Вроде ничего не было, а где-то глубоко в душе уже плясало маленькое томление и желание ещё хоть раз прижаться к его крепкому мускулистому телу. Каждой женщине хочется, чтобы рядом был настоящий мужчина, которому она ласково покорится. Но не жестокий диктатор, а равноценный партнёр.

В большинстве случаев наши земные женщины взваливают на свои плечи все заботы и тащат неподъемный груз — детей, мужа, зарабатывая глубокое разочарование от семейной жизни.

Мужчина должен завоевать свою женщину, отбить у всего мира, доказать своей половине, что он достоин быть рядом с ней. Что он способен позаботиться о своей семье и впредь возьмет часть забот на свои крепкие мужские плечи и просто любить. Это ведь не трудно, не нужно завоёвывать миры и решать глобальные проблемы. Достаточно букет полевых цветов и утренний ласковый поцелуй, пусть не каждое утро, и эти очень важные для каждой женщины слова «я тебя люблю». И в этих трех словах женщина поймет, что все ещё нужна ему; что, когда будет трудно — он будет рядом, что он рад засыпать и просыпаться только с ней и от этих трех слов вырастают крылья. И она готова горы свернуть ради своего любимого.

Ох, что-то я размечталась. Вроде четвертый десяток пошёл, а все мечтаю, грустно думала я, вздыхая. Посмотрела на детей и усмехнулась. Да уж, я настоящая земная женщина. Взвалила на себя детей, животных и с гордостью пру по дороге разочарований.

Все-таки у меня ещё куча вопросов, на которые я не знаю ответов. Игнат с Люсей полностью поглощены собой, воркуют как два голубка. Ничего, вечером попытаюсь подкатить к нему, хватит уже лобызаться со своей женой.

Теперь дорога переносилась легче. Мышцы уже приспособились к нагрузкам и тело уже не отзывалось ноющей болью от каждого шага лошади.

Я обратила внимание, что среди столичных происходило какое-то волнение. Они тихонько переговаривались между собой, всматриваясь в даль. Часть отряда то уходила куда-то, то появлялось, и его сменял следующий. Мы подъехали к Игнату с Люсей:

— Игнат. Что происходит, не знаешь?

Он помахал головой:

— Наверно что-то всё же происходит, если среди них волнение. Лезть в их дела не буду. Все же, лучший отряд государства.

Его слова немного успокоили меня. Вечером, собравшись возле костра, я уже задумала задать очередной волнующий меня вопрос, как меня опередила Люся:

— Как ты Рита? Тело не болит? Я прямо разогнуться не могу — говорила она, поставив обе руки на поясницу. Раньше-то прыг туда, прыг обратно и всех делов.

Я автоматически ответила:

— Слава Богу, хорошо. Привыкла уже.

И повернулась к народу в полной тишине, по очереди обводя их взглядом, пытаясь найти ответ в их лицах: «Что?»

Игнат покряхтел:

— Значит, мне придётся объяснять. Здесь так не принято говорить, Рита. Это как будто через голову начальства обращаешься.

У меня от удивления открылись глаза.

Он кивнул, продолжая повествование:

— Во-первых, здесь, если говорят, то говорят Бохх. Создательница этого мира Хранительница- его дочь. Плоть от плоти, как говорится. И если обращаешься к самому Бохху, значит, ты как житель Ваарии не доверяешь своей создательнице, и она не справляется. Правильно?

Я недоуменно пожала плечами, вообще не понимаю, о чем он говорит. А Игнат продолжал:

— А это прямое оскорбление для его дочери как его потомка, ну и его самого, следовательно, как отца. Поняла?

Я сидела и смотрела на Игната, хлопала глазами, пытаясь осознать информацию. В голове образовалась каша от вопросов. Она его дочь?? Этого не может быть. Хотя, почему не может? Я и знать не знала, что помимо нашего распрекрасного мира, существуют другие.

Так стоп. И я стала рассуждать вслух:

— Хранительница — дочь Бога, правильно?

Я взяла палочку и нарисовала на земле крест. Все склонились над ним.

— У нас на земле мы, люди, поклоняемся господу Богу и поклоняемся святой троице- ему самому-Отцу, его Сыну и Святому духу. Но на кресте четыре стороны. И крестимся мы на четыре стороны — медленно перекрестилась.

Народ внимательно слушал меня.

— А теперь вопрос. Кто четвертый?

Я задумчиво смотрела на крест. Почему мне никогда раньше не приходил этот вопрос в голову. Да потому, нам с детства вбивали голову про троицу и ни у кого, никогда не возникало сомнений. А теперь все устои моего мировоззрения рушатся прямо на глазах.

Я посмотрела на Игната и медленно сказала:

— Получается, четвёртая сторона принадлежит его дочери, Хранительнице. Только в нашем мире она никогда не упоминалась, почему-то.

Я долго молчала, прежде чем продолжила:

— Возможно, четвертая сторона креста, это нам людям маленькая подсказка, что за пределами нашего привычного мира, существуют что-то ещё нам неведомое. Нельзя исключать возможность, что есть ещё что-то или кто-то, обладающий такой же Силой.

Мы молча сидели, сегодня для нас всех появилась новая информация для обдумывания. И встретились два мира, называется.

— Так. Еще вопрос. Наследница эта ваша. Получается она потомок самого Бога? — меня аж дрожь пробрала от этого осознания. Божественная наследница, что ли?

Тут в разговор включился Реммир:

— Мы Хранительницу никогда в глаза не видели, говорят, ее Сила в чистом виде способна уничтожить. Она приходит только к своим потомкам.

Я понимающе кивнула.

— У нас тоже никто не может похвастаться, что видел самого Бога. Всегда приходят его посланцы.

— Именно поэтому здесь она оставила дочь от ваарца.

Я опять кивнула:

— Это тоже понятно. У нас более двух тысяч лет назад явился Сын его в человеческом обличье. Он был послан для спасения рода человеческого.

— Спас? — спросил Тельнан.

— Если мы ещё живем, значит не все так плохо. Считается, что бог создал нас по образу и подобию своему. Если позволить нам погибнуть, значит дать его образу и подобию, созданное его же руками, умереть. Допустить, что он, такой могущественный, мог допустить ошибку, невозможно. Вот и возится с нами, то прощая, то наказывая — я вздохнула.

Религиозная тема никогда не было моей сильной стороной, и я могу только логически рассуждать, не опираясь на ранее полученные знания.

— А возможно мы его первые создания. Ведь если есть и другие кем-то созданные миры, то нельзя отрицать ту мысль, что этих миров гораздо больше.

Я развернулась и ушла от костра подальше. Закурила. Да уж, тема сегодня поднята серьёзная. Мне, выросшей в техническом и логическом мире, достаточно трудно воспринимать такую информацию. Но и отрицать её в дальнейшем тоже невозможно, так как стала невольным гостем в другом мире и вижу все своими собственными глазами. И ничего здесь страшного нет, даже красиво.

И устройство этого мира мне нравится. Вот что значит, когда хозяйством управляет мужчина и женщина. Женщина держит под контролем свое «хозяйство», время от времени давая по рукам заигравшимся детям. Отец её, получается, создал и отдал все — берите дети мои и делайте что хотите. Сына отправил только тогда, когда совсем каюк что ли наступал?

Я потерла лицо ладошками. Хватит уже рассуждать о том, о чем не понимаю. А то надумаю на свою голову гнев Его или Её. Мне и так несладко приходится.

Я подняла глаза к небу, закрыв глаза. Мне есть о чем подумать, почему я здесь оказалась. Как Игнат говорил? «Сначала подумал, что это наказание для меня, а потом понял, что награда»

А для меня это что? Наказание или награда. Вроде наказывать не за что. Собственно говоря, и награждать тоже не за что. Тогда это роковая случайность, изменившая всю мою жизнь? В таком случае закономерный вопрос — почему со мной?

Возможно, ответ придет гораздо позже, нужно набраться терпения и подождать.

***

Следующий день прошел относительно спокойно. Вечером Игнат сообщил, что по дороге свернем домой к Реммиру, пришло сообщение о срочной необходимости его присутствия для решения вопроса и отдохнем заодно.

— Игнат, а кто он такой — Реммир? — тихонько спросила я.

Он также тихо ответил:

— Начальник войска всего государства и рода Хранительницы непосредственно. Их род воины, способность к боям передается по наследству. Он не раз доказывал своё совершенство в ведении боя, и нужно сказать, что его отряд лучший в государстве. Он лично подбирает свой состав. Ну и первое доверенное лицо первого доверенного лица Хранительницы.

— А Наследницу он когда-нибудь видел, интересно? — задумчиво проговорила я.

Конечно. Его отец в ту пору был начальником и Реммир мальцом бегал во дворце. Говорит, красивая была. Её дочь видел только на руках у матери.

Я подвинулась еще ближе к Игнату:

— Что там с семейным положением?

Игнат многозначительно подвигал бровями и едва улыбнулся:

— Едва не совершил брачный обряд — он оглянулся по сторонам и продолжил — Говорят, когда он уехал с отрядом на задание, невеста от него сбежала с другим.

Что? У меня от удивления широко открылись глаза.

Игнат кивнул:

— Беременная.

Тут я вообще офигела. Это что такого нужно творить с женщиной, если она беременная сбегает от него. Нужно с ним поосторожней быть, а то наступлю на чужие грабли. Если вообще наступлю.

— Ты откуда все знаешь?

— Во-первых, обсуждаемая нами личность известная. И жених он считается знатным. И слухов много разных ходит. Хотя ничего плохого о нем никто сказать не может. Жесткий руководитель — это да. А как иначе? На нём ответственность большая лежит, ошибок быть не может. Во-вторых, меня в столицу давно зовут, с моими-то знаниями, да я все не решаюсь. И Люся у меня здесь, без неё не поеду. Бывал я у Реммира дома-то, кое-что покумекал там по-свойски. Увидишь, когда прибудем.

— А ребёнок? Она же беременная была, когда уходила?

Игнат кивнул:

— Должен быть где-то. Он ведь не зря по всей стране мотается. Поговаривают, её разыскивает, чтобы ребенка забрать. Только столько времени прошло, странно даже что не отыскал до сих пор — он пожал плечами.

Тут к нам подбежали дети, мы уселись под широкой раскидистой шапкой большого дерева. У Лины неудачно сломался ноготь, и я полезла в свою сумку за маникюрным набором.

И тут услышала знакомое:

— Маргарита, к тебе гости.

Я в ужасе подняла на Игната голову. «Опять?», губами спросила я. Он кивнул и развёл руками. Да что ж такое-то? Сколько они ещё бродить будут со своими нелепыми предложениями? Я растерянно обвела всех взглядом. Столичные, радостно переговариваясь, подтягивались к нам поближе.

Я чуть склонила голову и вытянула ее, заглядывая за спину Игната. Там стояли три человека. Сам жених и женщина с девушкой. «Жених-то хорош», подумала я. А это, стало быть, мама и сестра.

Мамаша ощупывала меня взглядом, чуть прищурив глаза. Сестра с девичьей непосредственностью, открыто смотрела на меня и улыбалась. Что там с женихом? Жених среднего роста с приятной внешностью. Его высокое тело среднего телосложения радовало взор обтянутой рубахой. Стройные ноги, на которых он стоял на ширине плеч, чуть покачиваясь с пятки на носок, также притягивали взгляд.

«Ну и что мне с вами делать?», думала я, все также сидя под деревом с маникюрным набором в руках.

Дети примолкли, ожидая развития событий. Я опустила глаза, наткнувшись взглядом на набор и замерла. А что? Можно попробовать. Не посылать ведь в самом деле людей на хутор бабочек ловить, Игнат говорил, позор жениху тогда будет.

Жених начал приветственную речь:

— Девица, окажи мне честь войти в мой дом молодой хозяйкой. Род мой знатный, я — единственный наследник. Так что, в хороший дом попадешь, ни в чем себе отказу знать не будешь — волнуясь, сказал он. Его щеки раскраснелись от сказанной речи.

«Приятно-то как, черт побери», мечтательно подумала я, рассматривая жениха.

— Я согласна.

Обвела взглядом вокруг собравшихся. Ошарашенные лица, круглые глаза. Игнат хлопал глазами от неожиданности. А что? Собрались тут на бесплатное развлечение. Я вам цирковая мартышка, что-ли? Я медленно встала, скромно опустив голову:

— Только, как порядочная девушка должна предупредить вас. Вижу, что вы хорошие люди, обманывать вас нет никакого желания — тихим голосом продолжила я. Дело в том, что я из знатного рода Богомолов и традиции нашего рода впитываем с молоком матери. Так вот. Мужчина взявшего девушку моего рода должен в течение ночи привести ее к финалу пять раз. Если этого не случается, то я, как истинная дочь своего рода должна буду в ту же ночь убить его — и медленно открыла маникюрный набор, предъявляя народу неведомые им доселе инструменты. Медленно достала щипчики, клацая ими, и подняла голову на сватов.

Мамаша смотрела на меня непонимающим взглядом, пытаясь понять, о чем я говорю.

— Пять раз слетать на небеса, фейерверки посмотреть, бабочек увидеть, впасть в нирвану, испытать эйфорию, приговорить друг друга к высшей мере наслаждения — говорила я, упрямо смотря ей в глаза — Слиться в экстазе, оргазм получить — добила я её.

— Те же самые требования и к остальным ночам — поворачивая голову к жениху.

Жених в ужасе открыл глаза, обдумывая перспективу. На его лице играла гамма чувств. Его мать закрыла рот ладонью, в голове уже проносились картины похорон своего любимого чада. Видно, не уверена в силе своего чада.

Я мельком глянула на Игната. Он стоял, сунув кулак в рот, прикусив его зубами и прищурившись. Из его глаз текли слезы, плечи чуть подрагивали от смеха. Молодец. Догадался.

Я перевела взгляд на жениха.

— Вот теперь, когда я сказала о себе правду, я согласна пойти за тебя, добрый молодец.

Мамаша судорожно тискала жениха за плечи, оттаскивая от бессовестной невесты. Сестра, все также радостно смотрела на всех и улыбалась. Дурная что ли? Жених, на всякий случай, отступил шаг назад.

Я протянула к нему одну руку:

— Не отступай перед трудностями. Покажи мне свою силушку богатырскую. Или в себе не уверен? Ты молодой, сил много, может сдюжишь все же?

Жених мотнул головой в сторону детей и просипел:

— А дети?

Я грустно покачала головой:

— Только у двоих и получилось почтить традиции моего рода. И те недолго продержались. Первый — год, второй — полгода.

Дети, не понимая, о чем идет речь, тем не менее, молча кивали с грустными лицами, подтверждая мои слова.

— Но ты не отчаивайся, не отчаивайся. Сходи, гормоны поешь, стероиды там всякие, виагру, наконец, поспи хорошенько, может все получится?

Я с мольбой в голосе смотрела на него, хлопая глазами, в отчаянии сцепив ладони и протягивая их к нему, чуть подавшись к нему всем телом.

Игнат начал похрюкивать, не в силах сдерживать смех. Убью гада! Столичные, не понимая, о чем я говорю, внимательно прислушивались к моим словам. Услышав требования о ночах, начали улыбаться. А видя реакцию Игната, вовсе развеселились.

Жених молча отступал назад, под прикрытием своей родни.

— Ну хоть попробуй! — шагнув в его сторону раскинув руки в разные стороны, как будто хочу обнять.

Они молча отступали. Жениху все же очень хотелось совершить брачный обряд, невеста-то хороша, да и отступать по всему, видимо он не привычен. С задумчивым взором все ещё оценивал своё здоровье- смогёт или не смогёт. Мамаша оттаскивала сыночку от бессовестной невесты, ведя за руку улыбающуюся дочь. Дочь точно с прибабахом.

Тут я закричала:

— Держи его, ребята. А то и этот сбежит — быстро выбросив руку, указывая на жениха.

В руке все ещё был открытый маникюрный набор. От моего резкого жеста из него вылетели ножницы и воткнулись в ногу жениха.

Ой, неудобно-то как получилось.

Он взвизгнул, с ужасом посмотрел на меня, резво развернулся и побежал. От его нервных движений ногами, ножницы отлетели в сторону. На штанине проступило небольшое пятно крови.

Следом за сыном рванула мамаша с улыбающейся дочерью.

Не успели они скрыться с глаз долой, взвыл Игнат. Он ржал так, что все звери повскакивали со своих мест. Его хохот подхватили остальные ребята. Я стояла и смотрела на них с улыбкой, поставив руки в боки.

— Игнат, зараза ты такая. Хватит ржать.

Петрович постанывал, вспоминая сцену женихания.

— Кто такие Богомолы-то? — ребятам было интересно узнать подробности. Может действительно у нас есть такой интересный род.

Игнат утер слёзы, шумно выдохнув:

— Ну, Ритка. Да это насекомые такие маленькие. У них самка, когда всё произойдет, съедает его, если самец не успевает смотаться.

— Слушай, ну нельзя же так. Что я в следующий раз придумывать буду? Нельзя оградить меня от этих посещений?

Он отрицательно покачал головой:

— Не, Ритуль. Они перестанут ходить, только, если ты обещана другому. Потому так и будут ходить до скончания века.

— Придумай же что-нибудь, черт тебя побери! Ну, пожалуйста — взмолилась я.

Он развел руками:

— Что придумать? За кого я тебя засватаю? Может с ребятами поговорить?

— А вот и поговори! Скажи, что это понарошку, на руку и сердце будущего жениха не претендую. Умоляю тебя как человека, придумай что-нибудь — я сложила руки в умоляющем жесте.

— Ведь, действительно безобразие какое-то. Ходють и ходють женихи эти — смеясь, говорил он — Рита. Я когда услышал про богомола, чуть не сдох от смеха — вытирая глаза руками — И как только сообразила? Ладно, землячка — обнимая меня за плечи — Что-нибудь придумаем. Пойду с ребятами поговорю, действительно.

И он, улыбаясь, направился к столичным. Те, все еще радостно переговариваясь от увиденного, с гомоном встретили Игната.

Я устало села под деревом. Мне бы ночь продержаться, да день простоять. Закрыла глаза и задремала.

Очнулась от толчка Игната.

— В общем дело такое. Из свободных только Ольгерд, но у него возраст молодой еще для связи-то. Остальные — или в связи, или засватали уже себе невест.

— А кто узнает то, что засватан? Скажем, что со мной — и всех делов.

Игнат покачал головой:

— Не, Ритуль. Тут маленький нюанс есть. От сватания на запястье появляется рисунок, идентичный друг другу. Поэтому, подделать его нельзя. Вдруг очередной жених попадется упорный и захочет убедиться. Что делать будем? Есть еще один вариант, конечно, но не думаю, что он тебе понравится.

Я смотрела на Игната, слушая продолжение.

— Только Реммир свободен — и многозначительно поднял брови.

Что? Ну уж нет. Опасная эта задумка с таким мужиком. Обязательно вляпаюсь. Да и вряд ли он согласится на этот авантюрный шаг, начальник все же. Я вздохнула. Придется сценарии придумывать на отшив женихов. Может, возле селений прятаться с глаз долой? Ага. А в поле где прятаться? Закапываться? Я вздохнула и обняла детей за плечи. Прорвемся. Скоро столица, там всё и решится. Подняла глаза и наткнулась на пристальный взгляд Реммира. Его глаза гипнотизировали, я хотела отвести взгляд и не смогла. Он усмехнулся и повернул голову в сторону.

И нечего ухмыляться, мне даже обидно стало. Никто на тебя не зарится. Ишь ты, распрекрасный какой. А-а-аа, именно моя кандидатура тебя не устроила? Тебе нужна покорная красавица, чтобы услаждала взор и с гордостью несла славное имя его рода.

Да идите вы все! На душе стало как-то поганенько. Нужно срочно что-нибудь придумать для поднятия настроения.

Уже стемнело. Ребята развели костер для приготовления ужина. Завтра снова в бесконечный путь. Никогда не любила долгую дорогу, она утомляет. Люся присоединилась к нам. Мы с Линой расплели волосы, с удовольствием массирую голову, прищурившись от удовольствия.

Мои животные умотали на охоту, поэтому мы сидели маленькой кучкой, тихо переговариваясь. В игры не поиграть, поэтому я решила рассказать детям сказку про Ивана Царевича и Серого Волка. Упоительно вспоминала и рассказывала сказку из моего детства. Мама Ева часто читала детворе детские книги, с чувством изображая интонации и мимику. Вот и сейчас я повторяла её интонации. Когда закончила, оказалось, что весь народ собрался вокруг нас, с искренним интересом слушая новую интересную для них историю.

Игнат грустно вздохнул. Все-таки, мысли о доме и его детстве навевали грустные и ностальгические мысли. Если я здесь останусь, меня ждет та же история.

Пора наверно укладываться спать. Утро вечера мудренее, не зря народ сказывал.

Сегодня ночь была теплая, и ребята отпустили шавалов попастись на вольные хлеба. Мы устроились неподалёку от костра, и, едва моя голова коснулась земли, я уснула.

***

Под утро на нас напали. Дикие.

Я проснулась от бешеного рёва озверевшей толпы. Ребята вскакивали со своих мест и тут же бросались в бой. Но эффект неожиданности все же сыграл. Вокруг стоял лязг от мечей и стон раненых с обеих сторон. В предрассветной мгле фигуры Диких казались серой тенью. Страх, животный ужас охватил меня. Дети проснулись и судорожно оглядывались. Лина, широко открытыми растерянными глазами, со страхом смотрела на Диких. Марк смотрел на захватчиков и старался прикрыть сестру спиной. Маленький отважный мальчуган. Даже сейчас он думает о сестре. Я судорожно осматривалась по сторонам, прятать детей было некуда. Марк начал оглядываться, в надежде найти хоть какое-нибудь оружие и защитить себя и сестру.

Я подскочила к ним, заглянула ему в глаза и покачала головой:

— Лину сбереги — прошептала я, и быстро накрыла детей одеялом, авось и в этот раз повезет.

Я подняла голову к небу и прошептала:

— Помоги им.

Дикие были повсюду. Они злобно порыкивали, махая мечами налево и направо. А мне деваться было некуда и именно в этот момент, меня заметил один из этих озверевших тварей. Он радостно оскалился своей гнилой улыбкой и двинулся в мою сторону. Страх сковал все моё тело, в груди что-то сжалось, дыхание от спазма гортани стало шумным и прерывистым. Я поняла, что это мой конец. Живой этим тварям лучше не попадаться, Игнат весьма красочно описал последствия. Значит, сегодня я умру.

Закрыла глаза, внутренне соглашаясь со своим решением. Глубоко вдохнула воздух всей грудью, как будто хотела напоследок надышаться. Меня охватило равнодушное спокойствие. Я выдохнула и открыла глаза. Тварина был уже рядом, я почувствовала его смрадное дыхание.

«Одна не уйду», решила я. Этого с собой на тот свет прихвачу. Сделала шаг назад и ногами почувствовала преграду на земле. Опустила глаза. На земле лежал труп одного из захватчиков, возле его открытой окровавленной ладони лежал меч. Быстро схватила его и выпрямилась. Беглым взглядом окинула обстановку вокруг. Бой шел не на шутку, вокруг валялись тела Диких. Столичные давали достойный отпор захватчикам. У меня начала просыпаться маленькая надежда, что сегодня я не умру. Я встряхнула головой, отгоняя эту мысль. Когда принимаешь решение, нельзя давать себе лазейку на надежду. Выживу — хорошо. Если нет, то я сама приняла такое решение. Судьба значит такая. Мои животные именно сегодня ушли в лес. Если бы, да кабы. Так сложились звезды.

Я сжала меч в правой руке, готовясь к схватке. И тут ощутила, что левая ладонь горит огнём. Я раскрыла ладонь, поднеся её к лицу. Мой детский шрам покраснел и причинял боль. Она пульсировала, то ослабевая, то причиняя немилосердную боль, заставляя сжимать зубы. Рассуждать, почему он так себя ведет времени не было. Спасусь — подумаю. И перевела взгляд на Дикого, разглядывая его в упор.

Он совершенно не ожидал от меня сопротивления. Думал, наверно, схватит и потащит как овцу на заклание. Ой, какой ты предсказуемый. У тебя на лице все твои движения написаны. Он начал яростно махать мечом. Отбить, отклониться. И снова ждать следующего движения. С каждым своим выпадом, он делал шаг в мою сторону. Я отступала, так как понимала, что на его стороне мужская сила. Один удар и я свалюсь. Значит, шансов у меня нет. Будет только одна возможность до него добраться, и я должна ей воспользоваться. Тут его взгляд переметнулся за мою спину, он радостно оскалился. Обернуться, значит по-глупому подставиться. Я быстро припадаю на одно колено и делаю на нем разворот, выбрасывая руку с мечом вперед.

Меч входит в мягкое податливое тело, на меня смотрит недоуменный взгляд Дикого. Его занесенный для удара меч выпадает из ослабевших рук. Теперь мой быстрый разворот в обратную сторону и то же самое движение. Тот, отвлёкшись на смерть своего собрата, стоял с открытым ртом, не ожидая от меня удара.

Я вытащила меч, равнодушно смотря на упавшее тело, и обтерла об траву. Обернулась на детей и облегченно вздохнула. С ними пока что все в порядке. Они как мышки затаились, стараясь ничем не выдать своего нахождения. Я повернула голову, оценивая обстановку. Диких было очень много, но ребята держались как могли. Многие из них раненые, но продолжали стоять в строю и встречая вражин лицом к лицу. Мне что теперь? Стоять ждать с моря погоды? Нужно помочь ребятам, чем смогу.

Эх, помирать — так с музыкой. И осторожно начала двигаться к эпицентру.

Время растянулось в бесконечность. В душе полное равнодушие. Подключились какие-то звериные инстинкты замечать каждую мелочь и малейшее движение. В голове пусто, но параллельно шла оценка моих движений. Откуда-то появилась точность и ловкость в моих движениях. Рука с мечом делала обманные движения и решительно рубила Диких. Вот я ловко увернулась от одного. Ощущение, что тело само знает, что делать. Сейчас я не буду об этом думать, мне нельзя отвлекаться. Я подумаю об этом потом.

Краем глаза увидела, что Эвальд упал, отвлеклась на долю секунды и почувствовала на левом предплечье удар. Я скосила глаза, там расплывалось кровавое пятно. Боль я совершенно не почувствовала. Странно. Наверно шок. Вот и хорошо, боль тоже отвлекает.

Многие ребята работали в паре, но после того, как Эвальд упал бездыханным, Ольгерда стали окружать. Я метнулась к нему и встала спиной к его спине. Он глянул на меня через плечо и быстро кивнул.

Мне удалось увидеть Игната с Люсей. Игнат оттаскивал раненых на край поляны, в его руке был меч. Но он так неловко держал его в руке, что он скорей мешал, чем помогал. Его встречала Люся, встрепанная и перемазанная чужой кровью. Она оттаскивала раненых, рвала имеющуюся под руками ткань и хоть как-то перевязывала их. Молодцы.

Вот Игнат в очередной раз стал оттаскивать раненого, на его пути лежало тело Дикого. Внезапно тот открыл глаза и схватил его за ногу. Игнат от неожиданности упал, быстро перевернулся на пятую точку и со всей дури заехал Дикому культей в лицо. Он в исступлении продолжал молотить его своей деревянной ногой до тех пор, пока не превратил лицо дикого в кровавое месиво.

«Вот и правильно», думала я.

И тут поняла, что моя спина больше не чувствует прикосновений своего напарника. Я обернулась. Ольгерд лежал на спине с открытыми глазами и раскинутыми руками. В его животе торчал меч. Я подняла взгляд на его соперника. Он нагло смотрел, ощупывая меня взглядом сверху донизу. Вонючая образина.

Теперь у меня два соперника, один за спиной, второй стоит скалиться мне в лицо. Я подняла меч Ольгерда и постаралась плотно обхватить рукоятку. Попробую двумя. Глубокий вдох, поднимаю голову, ловя взгляд стоящего передо мной и понеслась. И опять в голове пустота, а тело умело уворачивается от двойных атак. Ни фига ж себе, как это я смогла так прогнуться? Глаза фиксировали движения противников, а руки умело отбивали яростные атаки. Одним резким движением с разворота отрубаю голову. Она откатилась от тела как футбольный мяч.

Быстро поворачиваюсь ко второму Дикому. Его лицо начало кривиться от злости, рот оскалился, и он с ревом кинулся на меня. И снова отбить, увернуться.

И тут случилось непредвиденное. Я услышала крик страха Лины. В душе что-то ёкнуло, я судорожно взглядом начала обыскивать территорию, пытаясь найти источник крика.

Одна здоровая образина тащила Лину, закинув её на плечо. Другой рукой он держал бессознательного Марка за руку и волок по земле. Его ноги оставляли на земле еле заметную дорожку. Лина извивалась, пытаясь освободиться и кричала. Увидев меня, она протянула одну руку в мою сторону и закричала:

— Ма-а-а-а-а.

Сердце горестно сжалось, пропустив удар. Я рванула к ним и все вокруг взорвалось болью во всем теле. Проваливаясь в беспросветную мглу, последней мыслью было:

— Вот и всё.

И отключилась.

• «
• 1
• 2
• 3
• »