«Терпеть не могу!..» — скривилась Алиса и попыталась открыть глаза. Терпеть она не могла, когда приходилось слушать с закрытыми глазами игру на пианино (будто по оголённым нервам) или чьё-то хныканье, а то и жалобное нытьё. Не-ет, слушать такое, именно не видя, — себе дороже… Но глаза почему-то не открывались. Веки будто склеенные, а когда Алиса попробовала поднять руку, то выяснила: с чего-то оцепеневшей, рукой она не владеет, а лежит на чём-то твёрдом, но, кажется, с ворсом. А что ещё хуже — полное впечатление, что её, даму сорок шестого размера, засунули в пиджачок из жёсткой костюмной ткани — тридцать восьмого размера. Дышать в нём оказалось весьма большой проблемой.
Потом дошло, что лежит она на ковре, а значит — на полу. Постаралась расслабиться: если на полу — здесь кислорода больше, а значит — что бы ни случилось (а на подозрении обморок от нехватки воздуха), она вот-вот должна твёрдо прийти в себя.
И пришла. Снова попыталась подтащить к себе руку. Получилось. Ладонь упала именно туда, куда задумывалось, — где стиснуто было сильней. На область сердца.
Рядом кто-то шмыгнул носом. И нытьё прекратилось. А пальцы внезапно нащупали на груди не пуговицы непонятного пиджачка, а… От удивления Алиса сумела поднять от пола голову, а потом и вовсе приподнялась на локтях, чтобы воочию проверить то, что ощутила под пальцами.
— Обалдеть! — изумилась она, созерцая собственное тело, кем-то с неясной, но бессовестной целью всунутое в платье ну очень архаичного вида, да ещё с каменным корсетом, стянутым жёсткой шнуровкой.
А потом подняла глаза и обнаружила сидящих вокруг себя трёх неизвестных девиц, одетых тоже архаично. Все три таращились на неё сквозь слёзы, открыв рты.
Что-то стукнуло за головой — то бишь за спиной. Она с трудом оглянулась — и тоже открыла рот на явление плотного тёмно-рыжего дядечки, в солидных летах и одетого весьма архаично. «Да что ж пристало-то это словечко?!» Дядечка выпучил глаза на лежавшую на полу Алису и возопил, обращаясь к девицам:
— Почему вы не подняли леди?!
Три девицы насморочно залепетали, что они испугались: а вдруг леди померла?
Дядечка, решительно кряхтя, нагнулся над Алисой, и та испугалась: неизвестный всё-таки достаточно преклонных лет, а вдруг сам загнётся, поднимая такую тяжесть, как она? И шустро вскочила, оглядываясь по сторонам. Чуть не упала, потому что наступила на край длинного-предлинного платья — точней, на одну из юбок этого платья. А ещё потому чуть не упала, что тело плохо повиновалось. Будто належалась, да и простыла, пока «помирала». Но по сторонам (сообразилось) лучше потом глазеть. А сейчас неплохо бы выяснить, что происходит.
— Вы кто? — вывернувшись из-под рук дядечки, требовательно спросила Алиса и мотнула головой, показывая на трёх застывших на полу девиц: — Это кто? И где я?!
Дядечка разогнулся и выпялил глаза на неё.
— Леди не помнит? — осторожно спросил он, а потом словно бы спохватился и обошёл Алису, чтобы аккуратно дотронуться до её затылка.
Аккуратно-то аккуратно, но… Она охнула от боли и отшатнулась.
Дядечка немедленно вновь оказался перед её глазами. Заглянул в её глаза, потом опустил взгляд на свою ладонь, покрасневшую от размазанного пятна крови.
Алиса уставилась через его плечо на движение двери и поняла, что у неё кошмары или она просто-напросто сошла с ума. В комнату, которую она так и не успела толком рассмотреть, тихонько вошёл её младший брат, держась так, словно готовился в любой момент сбежать. «И одетый архаично», — глупо додумала она. Хотя надо отдать должное Виктору, выглядел он в этом архаичном чуть ли не изящно — неожиданно стройненький и тонкий. Настоящий вьюнош!.. И уж совсем не мешковатый и неуклюжий, как дома, а очень собранный. И со шпагой, кажется, на боку. В общем, опять-таки — обалдеть!
Кто-то крепко взял её под локоть и медленно, словно остерегаясь, что она на следующем шаге вновь хлопнется в обморок, подвёл её к старому креслу с облезающей лохмами обивкой. Уже под оба локтя он, тот самый дядечка, усадил её и сел сам — в такое же кресло напротив. Кажется, и он собирался с мыслями, чтобы заговорить с ней, а потому Алиса, ошалевшая от причудливой ситуации, всё-таки успела обвести ищущими и изучающими глазами помещение, в котором находилась.
Просторно, но заброшенно — первое, что пришло в голову. Даже на полу — не просто грязь, но много залетевшей откуда-то палой листвы. И… довольно-таки прохладно. И мебель — мало того, что её очень мало, так ещё и такая, какую увидишь только в кино, если собралась на просмотр исторических фильмов. Да что ж такое…
— Итак, леди Алиссия, вы ничего не помните, — всё ещё осторожно начал дядечка. — А кого из присутствующих вы знаете?
Леди Алиссия? Кажется, её недавно так кто-то называл. Но кто… Чувствуя себя рыбой, которую разыгравшаяся морская стихия выбросила на берег, и страшно боясь не попасть в нужный ответ, Алиса нерешительно откликнулась:
— Я не помню вас и этих девушек. А вот там, кажется, стоит мой брат.
— Ну… примерно так я и предполагал, — кивнул дядечка. — У вас частичная потеря памяти. От падения. Вы споткнулись на пороге. Вы не помните недавних событий, но помните прошлое. Прекрасно. Значит, я могу объяснить вам, что происходит. Меня зовут дан Бартлей. Мой дорогой племянник, дан Маркас, используя доверенность, женился на вас — по требованию короля…
— По доверенности — это как?! — поразилась Алиса, в душе ужаснувшись: «Я?! Чья-то жена?!»
— Доверенность вручена мне, — недовольно, что перебили, ответил дан Бартлей и тут же добавил, справедливо рассудив, что непонятливой дамочке придётся объяснять и остальное: — А по требованию короля, потому что у племянника поместье почти разорено, а ваши земли всегда славились тучностью, но мужчин в вашем роду (он скептически покосился на затихарившегося возле входной двери Виктора)… почти не осталось.
— И… что дальше? — помолчав, спросила Алиса. Что-то она начала подозревать, что дядечка дан Бартлей не договорил и что есть кое-что ещё, что ей после его слов, возможно, здорово не понравится.
— Вчера, когда мы тронулись в путь, чтобы довезти вас до замка вашего мужа, в имение вашей матери (точней, на полдороге до него отсюда) примчался гонец от вашего мужа. — Дан Бартлей поморщился. — Мой племянник выяснил, что берёт вас не…
Он споткнулся на слове, и Алиса удивлённо уставилась на него.
— Берёт вас с пятном на репутации, — раздражённо выпалил дядечка.
Алиса медленно начала подниматься кресла. Такого объяснения она не ожидала — и среди всех новостей эта больше всего ударила по… самолюбию. Когда она осознала, о чём подумала, вскинула брови: «У меня есть самолюбие?» Встав полностью и выпрямившись, она сквозь зубы холодно спросила:
— У меня?! Пятно на репутации? Это что ещё за вымыслы?!
— Мой племянник, — не обращая внимания на её возглас, продолжал дан Бартлей, — решил проблему по-своему. Он отдаёт вам свой лесной домик и не желает видеть вас никогда в своём замке. Оставляет вам собранную вашей матерью одежду и те съестные припасы, что она приготовила в дорогу. Этих трёх девиц, которых он выдал вам как личную прислугу, и двух мужчин во главе со мной — как ваше сопровождение, он отзывает в свой замок. И будет присылать продукты со своего стола.
— Звучит оскорбительно, — процедила Алиса, чувствуя, что ещё немного — и взорвётся.
— По вине согрешившей супруги, — напоминающим тоном откликнулся дан Бартлей.
— Удобно! — уже озлясь, рявкнула Алиса. — Обвинить — обвинил, и доказывать ничего не надо?! У вас всегда так? Кто-то придумал на кого-то навет — и тот сразу виноват? А если те слова клеветой были?
Выкричала обиду. И, только хотела упомянуть о презумции невиновности, пока дядечка искал ответ на её рявканье, как вдруг поняла: а ведь это хорошо, что её оставляют здесь, в так называемом лесном домике. Одиночества она не боится. И для начала всё-таки неплохо бы понять или узнать, куда они с братом попали. А, кстати, брат не уедет ли туда, откуда её вывезли? Господи, а ведь дома, в «родовом гнезде», ещё и мать должна быть?! Ой… А отец, интересно, тоже там? Или у него снова… чужая им семья?.. А узнав обо всём, уже потом добиваться справедливости. Да и нужна ли ей эта справедливость — быть замужем за незнакомым мужиком, который ей вроде как… называется муж? Ишь… По доверенности женили. Не глядя на невесту. Не спросясь у неё, хочет ли она в такое замужество… Ну и порядки здесь…
— Ладно, — опережая реплику дана Бартлея, сказала она. — Я останусь здесь. Поживу. Может, мне здесь и понравится.
По его ехидной ухмылке сообразила: «Понравится? Вряд ли…»
«Ничего. Работы я никогда не боялась…»
Дан Бартлей, всё так же ехидно ухмыляясь, свысока попрощался и вышел из помещения. Следом упорхнули неизвестные нюни-девицы. Брат остался. Захотелось хмыкнуть: ну и как тебе здесь без компьютера? Но хмыкать некогда.
В тишине, гулкой из-за громадной пустоты в помещении, отчётливо послышались крики «со двора», ржание лошадей, грохот копыт по явно мощённому двору. А потом все эти звуки медленно уехали далеко-далеко и стихли.
Алиса огляделась. Лесной домик, говорите? А это что за помещение? Зал? Значит, должны быть и спальни? И столовая зала? Неплохо так жили тут, пусть и выглядит всё достаточно убого… С чего начать вселение?
— Алиска… — прошипел Витёк, подбежав и вцепившись в её руку. Глаза — обалделые. — Мы… это… куда попали?
— Думаешь — я знаю? — рассердилась она.
— А как же это ты не знаешь? Это ведь… — брат замолчал, беспомощно оглядываясь. — Тут такой огромный домина! Но нам никого не оставили — объяснить, что тут и как.
— Огромный? — удивилась Алиса. — Ты видел его снаружи? Витёк, а нам правда кое-что из вещей оставили? А продукты? Что-то он такое говорил, что мать нам в дорогу приготовила, но… А где оставили — видел?
— Пойдём, — потянул её за ладонь братишка. — Я запомнил дорогу к выходу. Кажется, там всё бросили, на крыльце. Лиска, а ты правда ничего не помнишь?
— Нет, — рассеянно ответила она. Её пока больше интересовало, успеют ли они сделать всё, что нужно, до полной темноты в доме. И на улице, то бишь в лесу. Оглядка на окна заставила поёжиться. То ли лес подступал близко к дому, то ли что ещё, но ветви, показалось, жёстко давили в оконные стёкла — ого и ух, здесь и стёкла есть!
Странная фраза младшего брата: «Запомнил дорогу к выходу» оказалась оправданной. Едва они вышли из помещения с креслами, как очутились в ещё более просторном помещении. В нём обнаружились два противоположных друг другу коридора, узкая лестница на второй этаж и аж три двери прямо напротив той, из которой они вышли.
— И? Где здесь крыльцо? — с тревогой глядя на быстро темнеющие окна и едва заметные очертания предметов в помещении, спросила Алиса.
— Там не крыльцо, — направляясь к двери справа, отозвался брат. И тут же пожал плечами. — А может, и крыльцо. Фиг знает, какие у них тут… В общем, там такой… постамент — почти во всю длину стены. Несколько колонн на нём, с крышей. А лестница — совсем маленькая. Всего три или четыре ступени.
За описательными словами брата Алиса почему-то увидела чуть ли не парадное крыльцо какого-нибудь городского театра.
Тем временем Витёк открыл дверь, впустив в помещение затхлые запахи старого дерева, из которого были сделаны планки небольшого коридора, еле видные в сумерках («Это сени, что ли?» — удивилась Алиса). Судя по всему, только этот коридор и отделял основное жилое помещение от крыльца.
Следующие несколько минут они потратили, затаскивая в тот же зал с коридорами и множеством дверей всё добро, найденное в паре шагов от входной двери. Причём, затаскивая в дом узлы, мешки и какие-то торбы, Алиса с возрастающей тревогой поглядывала то на чернеющий к ночи лес, то на смутно синеющее небо, на котором начали вылупляться звёзды. Возможно, из-за этой тревоги разбитый при падении затылок разболелся больше, чем чувствовалось до сих пор. Но Алиса решила перетерпеть. Не до затылка. Ночь впереди.
Вместе с Витькой волоча последний мешок через порог, она попросила:
— Вить, когда войдём, осмотри эту дверь. Её на ночь закрыть вообще можно? Я имею в виду — запереть?
— Если только на ощупь, — проворчал брат, оставив мешок и шагая к двери. — Посмотреть то есть. Честно говоря, я уже ничего не вижу.
Через пару минут он из темноты сообщил:
— Тут есть что-то вроде скоб для засова, только очень большие. Они по обе стороны от двери, прямо в косяке. Но что в них положить — не нашёл. А искать сейчас…
— Давай втащим этот мешок, — оживилась Алиса. — В той комнате, где я упала, есть камин. А около него стояли всякие железки — типа перемешивать дрова или уголь. Надо взять парочку этих железок и в эти скобы сунуть. Как думаешь, получится закрыться?
— Лиска… — голос Витьки дрогнул. — Только я сюда с тобой… Ладно?
— А ты думал — я тебя одного отпущу оттуда сюда? — насторожённо спросила девушка. — Да я каждые две минуты умирать от страха буду, останься одна!
На ощупь нашли камин. На ощупь — те самые железки, из которых сумели выбрать необходимую для засова. Пока снова медленно шли к двери, шаркая по невидимому полу, чтобы не споткнуться, Витька пытался раздражённо ворчать, но голос у него срывался, и получалось лишь шептать:
— Даже свечки не оставили. Даже не показали, не объяснили ничего…
А когда выбранная им железяка плотно легла в пазы из скоб и они возвращались к своим мешкам, Алиса вздохнула:
— Понятия не имею, что здесь за мир, но что-то мне кажется, за такую провинность, какую мне приписали, меня хотят… ну, если не убить, то оставить в этом лесу, чтобы я сама… померла. Зато у этого моего мужа будет прекрасная возможность задаром захапать мои земли и жениться по новой.
Брат помолчал немного, а потом тоже вздохнул:
— Эх, жаль, ты мне раньше про выживальщиков не сказала! Я бы хоть подручными средствами научился огонь добывать. А теперь — что?.. Жалко…
— Вить, а ты? За себя не боишься? Ну, что ты из-за меня погибнуть можешь?
— А ты чё?! — внезапно вызверился в темноте младший брат и выдрал из рук Алисы мешок: они снова перетаскивали оставленные им в холле пожитки уже в помещение с креслами. — Уже заранее решила нас похоронить?! Видела бы ты, в каких условиях люди бывали! А у нас тут — целый дом! Жратву оставили! Дверь закрыть можно! Ещё чего-то! Думаешь, не выживем? Ты как хочешь, а я собираюсь выжить!
После того как перенесли все вещи (может, что-то и оставили — в темноте не видно) в нужную комнату, договорились мешки с чем-то мягким (может, одежда?) затолкать справа от камина — там была какая-то ниша. И спать на них до утра. Логично было предположить, что спальни в таком доме находятся на втором этаже, но проверять в кромешной тьме свои догадки, да ещё передвигаясь по пустому и огромному в темноте дому, как-то не хотелось. Но и спать в открытом пространстве, пусть даже за стенами дома, — тоже страшновато. Поэтому мешки оказались именно там, где брат с сестрой задумали устроить ночёвку. После чего подтащили к тому же месту те самые два кресла и закрыли импровизированное спальное место этой мебелью, как баррикадой. Помяли мешки, по самому мягкому определили, в котором из них одежда. Развязали, вытащили какие-то плотные и тяжёлые ткани.
— Это что, как ты думаешь? — изумился братишка. — Если тут одежда, конечно, а не… Не, даже придумать не могу. Но можно использовать как одеяла. Короткие, но ничё.
— Мне кажется… — Алиса ещё раз развернула в темноте эти странные ткани. И кивнула, сообразив: — Витька! Это плащи! Берём по две штуки и укрываемся… Вить…
— Мм? — Тот возился, кутаясь в выданные ему два плаща, а потом что-то глухо звякнуло. Алиса сначала не поняла, а потом её сердце облилось горячей благодарностью к брату: это он взял с собой ещё одну железяку от камина. Для защиты.
— А ты с какого момента понял, что ты в другом мире?
— В карете какой-то ехал.
— А я? Уже тогда знала, что мы в другом мире? Помню-то себя здесь только с того времени, как очнулась после падения.
— Ты была в другой карете. Я тебя там увидел, когда ты вышла, чтобы войти в этот дом. Лиска, а мы на каком языке говорим? На русском?
Попытавшись проговорить несколько слов про себя, Алиса пожала плечами:
— Не знаю. Не получается… уловить.
— Если нас перепутали с кем-то, то где эти, с которыми перепутали? — Витька тут же хмыкнул. — Не отвечай. Чехарда какая-то получается. Лиска, слушай… Если это лесной дом, он может быть домом для охотников? Тогда здесь, наверное, где-то должно быть оружие. Тогда мы проживём. Я буду на охоту ходить, еда у нас будет… Пока лето, надо будет дров запасти на зиму. И тогда… интересно, а топоры здесь есть? Я видел столько кустов рядом с крыльцом и с домом… Всё заросло, так что никто не будет орать, что мы… браконьерствуем, деревья зря рубим. Ага?
— А мне кажется, браконьерством это считаться не будет, — медленно сказала Алиса. — Насколько я понимаю, этот лес — уже владения моего мужа. А раз я ему юридически жена — значит, лес и мой, что тот дядька Бартлей и подтвердил. Что хочу с ним, с лесом, то и делаю. В разумных пределах, конечно.
— Точно! — обрадовался Витька. — Тогда у нас только две проблемы — это огонь и вода. Были бы они — выжить в лесу было бы легко.
— Давай спать, — напомнила Алиса. — Завтра утром начнём с распаковывания вещей… Нет. С похода на второй этаж. Там выберем себе комнаты, туда втащим всё, что нам оставили. Кажется, дан Бартлей говорил, что еду на первое время нам тоже выделили. А после завтрака надо будет убраться в доме. Сделаем веники и выметем пыль.
— Вот блин… — недовольно промычал Витька. — Тебе не кажется, что дом для нас слишком большой? Может, займём одну часть, её и выметем?
— Кто не работает, тот не ест, — железным тоном ответила Алиса, а потом успокоилась и объяснила: — Вить, это тебе сейчас кажется, что убираться придётся каждый день. Нет. Мы выметем основную грязь, а потом будем убираться по мере… загрязнения.
— Лиск… Лиска…
— Что?
— Если мы с тобой тут, нас не от нашей настоящей мамы вывезли?
— Хочешь дойти до неё и проверить? И остаться с ней?
— Неа, не хочу. Просто думаю.
— Думай… Да, Вить, чуть не забыла… Ты был на улице, до темноты. Тут у них что — лето или осень?
— Меня в самый глухой угол посадили, без окошка, — вздохнул младший брат. — А когда вышел, по сторонам не смотрел. Но на деревьях листья есть. А что?
— Прохладно, что… Но это нам на руку. Интересно, вокруг этого лесного дома есть сад? Можно будет на зиму чем-то запастись. Яблок собрать, например… — Сказала и поняла, что сболтнула глупость. На яблоках зиму не перезимуешь.
— Лиск…
— Ммм?
— А ты не боишься?
Она помолчала, прислушиваясь к себе.
— Боюсь.
— Потому что мы одни?
— Всё вместе. И дом такой заброшенный — а вдруг в окна влезут? Легко же. И мир другой: попадись с кем встретиться — о чём говорить можно, а о чём нельзя? И как тут к чужеземцам относятся — тоже неясно.
— В смысле?
— Ну, если с кем-то встретимся, вдруг мы разговариваем не так, как тут привыкли? Впрочем, ладно. Потом подумаем, как быть. Вить, ты не голоден? Может, пошарить вслепую по мешкам — что-то найдём?
— Не хочу. Как только ты сказала про еду, у меня сразу внутри… затошнило.
— Психуешь, да?
— Угу. — Он нашёл её руку и сжал ладонь.
Помолчали немного, и вскоре Алиса услышала сопение. Братишка задремал.
Счастливый… Он опять надеется, что сестра рядом, а значит, ситуация пока ещё не вполне швах. А она прислушивалась к странным для неё, горожанки, звукам: к тишине, полной странных, непривычных уху звуков; к заунывному ветру, который гулял сквозняком по дому, а значит, она, Алиса права — и где-то то ли открылась оконная рама, то ли разбилось оконное стекло; к противному скрежету веток по тому же стеклу — и сердце замирало: а вдруг выбьет? Где найти новое, если у них, кажется, даже денег нет на всё про всё?.. Хуже всего — мысли о том, что она была слишком самоуверенна, когда объясняла брату, что они легко справятся со всем, что неожиданно навалилось на них…
Тесная норка, которую они соорудили для сна, всё же заставила успокоиться и в сны уплыть со сказочной мыслью: «Утро вечера мудреней…»
…Утро влезло даже сюда сияющим солнечным светом. Уставшая от томительных мыслей, спавшая тяжким сном, то и дело просыпаясь, чтобы прислушаться к звуку, внезапно будившему её, сейчас Алиса открыла глаза и удивлённо улыбнулась. Нет, свет — это самое прекрасное, что есть на свете! При нём потенциальные ночные кошмары уже не кажутся страшными… Она осторожно повернула голову и мысленно хмыкнула: когда это Витька успел влезть головой ей под мышку и сладко посапывать там?
А через минуту, даже сообразив, что Витьку, этого засоню, ей не разбудить движением, Алиса первым делом повернула голову, чтобы оглядеться, как можно встать отсюда, не потревожив брата, и чуть не застонала в полный голос. Затылок! И как она про него забыла! А он, подлый такой, взорвался болью, потому как она, кажется, потревожила края рассечения с засохшей на нём кровью!.. Пришлось ещё пару раз покрутить головой, привыкая к уже более туповатой боли. А потом, вцепившись в боковую панель камина, Алиса сумела встать и аккуратно выбраться из нагромождения мешков и мятых плащей. Один, впрочем, она забрала с собой, помня, что по утрам даже летом может быть прохладно. Очутившись перед камином, она не просто закуталась в плащ, а надела его, найдя в нём отверстия для рук.
Неуверенно прошла по помещению к входной двери. Оглянулась на брата. Ничего, не испугается, если проснётся, а её не увидит. А ей надо бы начать осматривать свои новые владения. Затаив дыхание, Алиса открыла дверь в другое помещение. Немного послушав, что здесь происходит, она выскользнула из «каминной», как про себя назвала этот довольно уютный зал. И первым делом сбегала «на двор», спрятавшись в самых густых кустах, которые только нашла. Руки вымыла, проведя ладонями по мокрым от росы травам. Успокоилась и побежала в дом — сразу на второй этаж.
Да, здесь, как и ожидалось, нашлись спальни. Но какие это были спальни! Как будто в лесной дом приезжали великаны! Нет, кровати оказались довольно-таки обычными, но сами помещения…
Алиса пробежалась по первым трём и убедилась, что хозяева строили именно что в расчёте на великанов: огромные площади, высокие потолки — и притом мебели маловато.
— Лиска… — хрипло сказали за спиной и откашлялись.
— Доброе утро, — не оглядываясь, поздоровалась она.
— Ага… Доброе. Ну, с чего начнём?
Она отправила брата в дворовый туалет, а сама принялась за работу — потрошить узлы и мешки с оставленным для них добром. Он вернулся быстро. Услышав стук закрывшейся за ним двери, Алиса закричала:
— Витька! Иди сюда!
— А ты где?!
— Справа от двери — коридор! — Из которого она и высунулась, чтобы засмеяться над его растерянностью. — Я нашла кухню! Иди сюда, здесь столы есть!
— Но ведь пошамать мы в той комнате оставили!
— Нет! Я уже перетаскала всё сюда!
Они ели бутерброды из зачерствевшего хлеба, осторожно проводя надранные ломти по кусищу подтаявшего масла, обнаруженного в одной из торб.
— Здесь коровы есть, — констатировал брат. — А давай сначала поищем воду, а?
— Дожуём и пойдём, — пообещала сестра и похвасталась: — А я нашла плиту! В ней даже дрова приготовлены. Интересно, найдём мы с тобой здесь кремень и кресало?
— Ужас, какие слова ты говоришь! — буркнул Витька, а Алиса рассмеялась.
А что? Поспали без происшествий. Поели сытно, пусть и всухомятку. Настроение потихоньку поднималось. А впереди — целый день приключений с поиском сокровищ!
Она подошла к плите, открыла дверцу печурки и оглянулась на брата.
— Помнишь, к тётке ездили? — И вернулась к нему, чтобы встать рядом. — Помнишь, у них в передней печурка была — круглая такая? И здесь то же самое.
— Ну и что — помню, не помню, — вздохнул Витька. — Если бы вон там, на приступке, ещё и спички найти или зажигалку… Тогда бы.
— Фи! — смешливо сморщилась девушка. — Ты лучше о другом помечтай!
— И о чём?
— А ну-ка… встал вот так. — Она заставила его встать боком, сама скопировала его позу, встав за его спиной. — Руку вытяни вперёд, укажи на печурку с дровами и…
— Понял! — засмеялся брат. — Ну-ка вместе! Три, четыре! Гори, гори ясно! Чтобы не…
И оба ахнули, отшатнувшись от плиты, когда из кончиков указательных пальцев к печурке метнулись стрелы пронзительно-яркого пламени и когда из открытой печурки рвануло огнём!