— Что молчите, богатырнички? В глаза смотрите! Если так и дальше продолжится, то зимой будем сосать лапу и закусывать соломой! Вы же у нас главные по всякой бесовщине, так постарайтесь объяснить, что тут в конце концов происходит?!
— Я думаю, что собачий мор разносится ветром…
— Срань какая, собачий мор… — истерично пробурчал Рознег и схватился за голову. — Это что ещё такое?!
— Видел на мертвой скотине язвы, похожие на запеченную кровь?
Старшина утвердительно кивнул.
— Когда животное заражается, то всего за день покрывается такими нарывами. К вечеру оно уже умирает, язвы лопаются и в разные стороны из них летят капли черной жижи, которые тут же по округе растаскивает ветер. Потому, так быстро позаразились.
— И что прикажешь? — усы Рознега угрожающе распушились на Ядвигу. — Теперь всю скотину по погребам попрятать? Ладно овцу или козу, но корову туда уже хрен засунешь! Да и дерьмо потом выскребай… Откуда вообще взялась эта дрянь?
— Дикие собаки принесли. — Яромир налил старшине полкружки ягодной настойки. — Задрали Серогрива, с него мор и пошёл.
— Славный был волкодав… — с лёгкой печалью подметил Рознег и до дна осушил кружку. — Так у нас же этой мерзости отродясь не водилось? Они ж трусливые… Из-за хищного зверья в лес носу не кажут.
— То-то и оно, что нету больше в нашем лесу совсем никакого зверя.
— Как это — совсем никакого?! Соображаешь вообще, что мелишь?!
— Не веришь? Тогда сходи и сам убедись. Все ушли. По всей чаще ни зайчик не проскачет, ни птичка не чирикнет.
Рознег медленно протянул Яромиру кружку трясущимися руками:
— До краёв…
Яромир налил, старшина залпом опрокинул, тучно сдвинул брови и замолчал.
Некоторое время Яромир и Ядвига неловко переглядывались, после чего она все же решилась нарушить молчание:
— Всё конечно плохо, но не сказать, чтобы совсем… Некоторую скотину хворь не трогает. Кони, куры и кошки — их мор не жалует.
— Ты же всё за ворожбу знаешь! Разве не смогла найти от этой напасти никакого чудо-корня, сделать заговорённую припарку из козлиной мочи или как это у вас там делается…?
Ядвига безнадежно покачала головой.
— Беда… А как с людьми?
— Жар, озноб и страшнейший понос.
— Прекрасно… Сядем в круг и дружно обосрёмся… — пробурчал Рознег и задумчиво почесал окончательно облысевший затылок. — Что с собаками?
— Большую часть изловили. Иногда, правда, то тут, то там ещё завывают, но и их скоро выследим. Дело пары дней.
— Хоть так… — Рознег встал и нервно натянул шапку. — Значит, слушайте мой наказ. С утра собираем совет. Нужно решить, как будем спасать оставшуюся скотину. Яромир, тебе — набрать ещё мужиков и повторно прочесать весь лес. Чтоб под каждый кустик, под каждый камушек заглянули! Ни одной драной псины не должно остаться в округе! Уяснил? Ядвига, ты — займёшься жопами. Проследи, чтобы в каждой хате стоял чан с дубовым наваром. Ходи по дворам ежедневно и пусть каждый при тебе выпивает по черпаку. Ежели какой кропотник откажется — тут же мне докладывай. Не хватало, чтобы ещё и люди от этой заразы помирать начали. Съездил, называется, порыбачил…
Старшина вышел, не попрощавшись, и громко захлопнул за собой дверь.
— Лучше, чем мы думали… — с облегчением выдохнула Ядвига и протянула Яромиру кружку старшины.
— Погоди, посмотрим, что будет завтра… — Яромир налил Ядвиге, а сам захлебнул прямиком из горловины.
***
— Я сказал — угомонились!
Старшина размашисто ударил металлическим ребром щита о жертвенный камень. Железо громко зазвенело, гул толпы стих и на капище воцарилась тишина.
— Хватит гоготать, как полоумные!
— А ты сам не ори! Напялил овчину на макушу, пуще прежнего злее сделался! — вперёд вышел старик Веня. — Скокмо энто будет ещё продолжаться? Скотина мрёт, дохлое мясо совсем негодное!
— Ещё и заразное! Не засолишь и не засушишь! — из толпы поддерживающе выкрикнул женский голос.
— Вот, вот, о том и толкуем, старшина, что нужонно что-то да делать, а то страшенный голод придёт, а где голод, там и Морена подстерегает! Давеча, бык мой дорогой копыта откинул. Теперича, туша его посреди сарая валяется, токмо чего с ним делать — ума не приложу!
— И у нас, и у нас! — подхватили голоса с разных сторон.
Старшина сдвинул шапку на затылок и отёр со лба проступивший пот.
Староста Добромил тяжело поднялся со стула:
— Полно вам сокрушаться, люд добрый! Всем было велено разделить скотину, попрятать по по амбарам и законопатить щели…
— Все дырки не заткнёшь, староста!
Люди расступились и на середину капища, опираясь на длинный ветвистый посох, проковылял старый волхв в сопровождении двух учеников.
— Вот вы, люди, — ехидно прохрипел волхв. — живёте по миру, наплюёте на обычаи, не чтите духов, проклинаете богов… Ответьте, давно ли красные углы в ваших домах принимали для них дары? Давно ли окропляли жертвенной кровью это священное место? Боги гневаются… Духи гневаются… За то и страдаете! Невежи, ханжи и скупцы!
Волхв исподлобья оглядел толпу. Каждый, на кого падал его тяжелый взгляд, виновато склонял голову и отводил глаза в сторону.
— Хочешь сказать, — Рознег недовольно разгладил усы. — что, если мы сейчас с ног до головы вымажемся в кровище, заколем пару тройку овец и будем всю ночь скакать вокруг костра — мор тут же остановится?
— Чепуха! — рассмеялся Добромил. — дикие, древние суеверия здесь не помогут.
— Глупцы! — волхв ударил посохом о камень! — Мор — только начало! Боги устали терпеть и милостиво ждать вашей веры! Разве не видите — их любовь иссякла?! И, даже несмотря на это, вы продолжаете испытывать их терпение…! Да, да, я говорю про тебя грязнокровый! Не твои-ли родичи изгнали богов? Не по твоим-ли жилам течет их дурная кровь?
Волхв указал длинным, ссохшимся, крючковатым пальцем на Яромира.
— Смотрите, люди, вот — причина всех ваших бед! Проклятый богами, он — разгневал отца Велеса, безжалостно осквернил дух хозяина леса! За это отец жизни и забрал у нас своих детей! Мор — это только начало…! В шелесте листвы, в журчании воды я услышал их голоса! Впервые за великое множество зим боги говорили со мной и все, как один, шептали лишь одно — смерть! Взамен на наши жизни они требуют преподнести им подобающую жертву…!
Волхв зловеще зыркнул на Яромира, от чего по спине последнего пробежал холодный озноб.
«Что-то с этим стариком не чисто…» — Яромир сохранял видимое спокойствие, но его сердце так и колотилось.