- Маранды я сын, здравия желаю! - по-военному отчеканил мальчик.
- А как звать тебя по имени? - ласково спросила госпожа Деляну, выходя из коляски.
- Георгицэ, барыня, целую руку!
- А ты собак не боишься?
- Не-а!..
- Ты, Георгицэ, стой здесь и не двигайся с места! - приказал Дэнуц.
- Ecoutes, mon petit, il faut lui parler gentiment, pas de cette maniere; tiens, donnes-lui des bonbons*.
______________
* Вот что, дружок, разговаривать следует вежливо, не так, как ты; угости мальчика конфетами (фр.).
- На... пожалуйста, - поправился Дэнуц под пристальным взглядом госпожи Деляну.
И на городской лад протянул ему коробочку с лиловатыми конфетами. Георгицэ колебался, но приветливость барыни придала ему решительности. Он взял коробку. Дэнуц остался стоять с крышкой в руках, растерянный и возмущенный до глубины души. Госпожа Деляну рассмеялась.
- Ничего, Дэнуц, отдай ему и крышку... А тебе вот на водку, спасибо!
- Дай Бог здоровья барину, пусть растет большим да умным! - поклонился крестьянин.
Коляска тронулась.
Стоя на коленях и упираясь подбородком в опущенный верх коляски, Дэнуц с нескрываемой завистью смотрел на Георгицэ, который делался все меньше и меньше. И точно так же смотрела на маленького стража у дуба со змеем усеявшая ворота ребятня.
Оказавшись полновластным хозяином змея, Георгицэ, сын Маранды, осторожно потрогал туго натянутую веревку, загудевшую, как струна... и, не вспомнив про зажатые в кулаке конфеты, опустился на землю, прислонился к стволу, сложил руки на груди и стал глядеть в небо, точно влюбленный.
* * *
- Не стоит беспокоиться, господин Штефля!
- Простите великодушно! Жара, знаете ли...
В низкой душной комнате полно мух.
Начальник станции в накинутом на спину сюртуке тщетно пытался всунуть заведенную назад руку в рукав... В конце концов, продравшись через туннель на синей подкладке, рука начальника станции устремилась к затянутой в перчатку руке госпожи Деляну. С героическим для толстого человека усилием он склонился над перчаткой. Вспомнив о носовом платке, смущенно сдернул его с головы.
Дэнуц испытывал радостное волнение, словно попал на склад, полный загадочных игрушек. Он не сводил глаз с медленно движущейся бумажной ленты, скользившей по телеграфному колесику... Он знал: эта лента - таинственный фуникулер, который перемещает по воздуху слова... и отказывался верить этому.
- А поезд не опаздывает, господин Штефля?
- Боже праведный, сударыня, да вот он! - задыхаясь отвечал начальник станции.
- Пойдем на перрон, Дэнуц!
На перроне, между двумя каштанами, ожидали прихода поезда связанные гуси, полосатая сума и светлое летнее утро.
- Ну-ка, покажись, Дэнуц... Господи! На кого ты похож!
Хорошенькая матроска, впервые надетая сегодня поутру, немало пострадала от катастрофы на дороге. Из сандалий на каждом шагу сыпалась пыль, носки спускались гармошкой, так что были видны белые, в сравнении с загорелыми икрами, щиколотки.
Госпожа Деляну села на скамейку, поставив перед собой Дэнуца, словно задачу по архитектуре. Она подняла вуаль, сняла перчатки и приступила к реконструкции.
Белая бескозырка с дерзкой кокетливостью сдвинулась на затылок и немного набок, полностью открыв лоб и короткий нос; ленты бескозырки развевались по ветру; синий с якорем галстук вернулся на свое место - туда, где соединялись кончики воротника...
- Теперь только невесты недостает! - восхитился начальник станции, появляясь на перроне с блокнотом под мышкой и в красной фуражке поверх носового платка.
- Идет?
- Идет.
- Дэнуц! Дэнуц!
С радостной покорностью спасаемого от смертельной опасности Дэнуц отошел от края. В отдалении, там, откуда бежали рельсы, чернела точка, чужая и враждебная, словно дуло заряженного пистолета.
И они напряженно всматривались в эти туго натянутые, как нервы, рельсы... Угрожающе сопя, появился паровоз и сердито проследовал мимо них...
- Багажный... багажный... багажный; третий класс... третий... третий... - вслух считал Дэнуц, моргая и крепко сжимая руку госпожи Деляну.
- А вот и папа! Видишь?! Папа! Папа!
Из окна купе высовывалась рука господина Деляну, машущая встречавшим зажатыми перчатками... В дверях вагона мелькнули черные кудри Ольгуцы. Поезд еще не успел остановиться, а Ольгуца уже соскочила с подножки, веселая и приветливая. Так по утрам она спрыгивала с кровати на коврик.
- Боже, Ольгуца! Ты хочешь, чтобы я заболела? - воскликнула госпожа Деляну, подбегая к ней.
Ольгуца наспех поцеловала ей руку и помчалась к кучеру.
- Дед Георге! Дед Георге! Я приехала!
Следом за Ольгуцей появились вещи, переданные в окно Иону, потом господин Деляну, благодушный, шутливо настроенный, в чесучовом костюме и в сдвинутой на затылок шляпе; а за ним - большеглазая, спокойная, олицетворяющая собой каникулы - Моника.
- Ты рада, что приехала к нам, Моника? - встретила ее госпожа Деляну, снимая с последней ступеньки и целуя.
- Да.
Соломенная шляпа с круглыми полями, черной лентой и резинкой под подбородком соскользнула ей на спину и повисла на шее.
Госпожа Деляну улыбнулась, глядя на ее волосы - солнечные, точь-в-точь блик солнца, который вместо желанной бабочки дети находят в траве под шляпой.
- Дети, мы ничего не забыли в поезде?.. Отлично... Все в порядке! Прекрасно! Я в превосходном настроении! - весь сиял господин Деляну, потирая руки, словно после удачного процесса.
Радовался, досадовал и мыл руки господин Деляну одинаково.