- Папа, ты меня любишь?
- Не-ет.
- Любишь.
- Ну, как тебе угодно!
- Папа, а ты любишь меня больше, чем своих друзей?
- Еще бы!
- Тогда подари мне трубку.
- Трубку?
- Если ты меня любишь!
- А зачем тебе трубка?
- Просто так... для красоты.
- Хорошо, Ольгуца... Вот, смотри... Выбирай себе трубку по своему вкусу.
Он выдвинул ящик, до отказа набитый всякими принадлежностями для курения.
- Вот, Ольгуца, красивая и маленькая трубка из морской пены. Как раз для тебя. Нравится тебе?
- Нравится, папа. Но я хочу большую.
- Тогда выбери себе большую!
- Можно эту, папа? - спросила Ольгуца, кладя руку на самую большую трубку.
- Конечно, можно! Мне подарил ее один француз, который занимался в Яссах настройкой роялей... Он умер, бедняга! Прекрасный был человек!.. Замечательная трубка.
- Тогда я возьму эту. Merci, папа. Я буду помнить!
- Какие глупости! Они все твои. Ты ведь знаешь, папа отдаст тебе все на свете!
Ольгуца погладила ему лоб и волосы.
- Какие у тебя красивые волосы, папа! Прямо как шелк!.. Ну, я пойду.
- Послушай, Ольгуца, поедешь вместе с папой в лес? Возьмем и Дэнуца; может быть, и мама согласится поехать с нами. Мы поедем в шарабане.
Ольгуца потерла лоб.
- В другой раз, папа. Сегодня я иду в гости к деду Георге вместе с Моникой... Знаешь, он нас пригласил, - потупилась она.
Господин Деляну пригладил усы... окинул взглядом Ольгуцу... и снова выдвинул ящик с трубками.
- Ольгуца, возьми еще одну трубку: пусть у тебя тоже будет.
Ольгуца с улыбкой взглянула на его лоб.
- Папа, ты умница! Merci. Мне не нужна трубка.
После ухода Ольгуцы господин Деляну обхватил руками лоб и долго, со стесненным сердцем, думал о своей дочери, мысленно следуя за нею во времени...
"Как подумаешь, что когда-нибудь Ольгуца станет взрослой... Бедная Ольгуца".
* * *
Моника, одетая в черное свое платье, тихо вышла из гостиной и последовала за госпожой Деляну в ее спальню. Она едва сдерживала радость.
Из спальни она вышла первая, и на ней было синее платье. Та Моника, которая вошла в спальню, и та, которая оттуда вышла, были совершенно разными существами. Прежняя Моника, вместе со своим черным платьем, осталась в шкафу на вешалке. Моника сменила не платье, а время года. Даже глаза и волосы блестели у нее по-иному.
Когда небо синее, все прозрачные озера тоже непременно должны быть синими. Солнце мешает этому: солнце со своими косматыми лучами.
Волосы Моники, заплетенные в косы, лежали у нее на спине. Моника была одета в синее полотняное платье с открытой шеей - открытой ровно настолько, чтобы оставаться ребенком и в то же время быть привлекательной барышней.
Платье не доходило до колен, - госпожа Деляну не любила шить на вырост, она всегда стремилась к тому, чтобы одежда соответствовала возрасту, - ведь колени у детей столь же искренни, что и их лицо, и всегда бывают красивыми и живыми.
Точно так же был одет и Дэнуц... Он рос быстро. Поэтому госпоже Деляну всегда хватало работы, но зато у ее детей была одежда, соответствующая не только их возрасту, но и каждому времени года. Несмотря на это, в шкафах никогда не было ни тесных курточек, ни ставших короткими платьев. Курточки и платья, из которых вырастали ее дети, носили другие мальчики и девочки.
Моника не принадлежала к числу других детей. Моника пользовалась теми же правами, что и Ольгуца. Поэтому синее платье впервые появилось в той же роще, в которой в начале каникул промелькнула тень черного платья.
- Моника, посмотри на себя в зеркало, - сказала госпожа Деляну на вернисаже синего платья, поднимая штору в окне гостиной.
Полуденное солнце позолотило отражение весеннего утра в зеркале. Моника опустила глаза.
- Tante Алис, а это не грешно? - Внезапный страх омрачил ее радость.
- Не грешно, моя девочка! А если и было бы грешно, все взяла бы на себя tante Алис.
- Как вы добры, tante Алис!
Щелкнула дверная ручка.
- Я пришла!
- Не хлопай дверью...
- ...не стучи, не шуми! Мамочка, как я тебя люблю!
- Ольгуца!