- Потому что она моя мама, Герр Директор.
Дэнуц шел впереди всех, опустив ружье дулом вниз - как полагается настоящему охотнику. Он вел в бой стотысячное войско. Начиналось оно там, где восходит солнце, и шло по горам и долам, по полям и лесам, во главе его - храбрый император, а за ним - послушные воины.
Войско Дэнуца состояло из Герр Директора, Ольгуцы и Моники. Ради этой охотничьей вылазки дети были избавлены от ритуального дневного сна, а Герр Директор облачился в легкий костюм из тюсора* и обновил тропический шлем. Не были забыты и перчатки, застегнутые на все пуговицы. Герр Директор ухаживал за своими руками, словно "какая-нибудь...", как говаривала госпожа Деляну.
______________
* Легкая шелковая ткань.
- Как какая-нибудь кто, мама?
- Как какая-нибудь почтенная дама. Мама именно это и хотела сказать, но не смогла найти подходящее слово.
- Merci, Григоре. Это слово ты найдешь с большей, чем я, легкостью.
- Оно меня найдет! - скромно улыбнулся Герр Директор.
- Григоре, ты просто смешон! Посмотри: у меня руки темнее твоих. Ведь солнце это здоровье. Столько кокетства у мужчины?!
- Милая Алис, мне нравятся руки цыганок, потому что они тонкие и сухие, а не потому, что они смуглые. А ваше солнце меня мало интересует! Я достаточно загораю над конторскими книгами!
Моника шла рядом с Ольгуцей. В душе у нее на цветущей ветке раскачивались райские птицы, надежно укрытые от ружей и глаз охотников.
...Воображаемое войско Дэнуца с императором во главе шло вперед, чтобы поразить змея, охраняемого драконами. Опасности подстерегали их на каждом шагу. Змей мог похитить солнце и опустить черную, как глухой лес, ночь на пути у войска. Но император ничего не боялся! Он готов был поджечь лес и идти дальше сквозь огонь. Бросаются же прямо в огненное пламя пожарные!.. Впереди Дэнуца бежал Али с гордо поднятым хвостом, похожим на лихо закрученный ус.
...У императора был чудесный пес. Он мог вырасти до размеров быка, превратиться в крылатого коня, до которого никто бы не посмел дотронуться... Но императору он повиновался беспрекословно.
Вход во дворец змея стерегли драконы, тут же висела богатырская палица... Ну и что? У императора есть ружье... Пусть только сунется змей!.. У императора в патронташе сидит смерть для сотни змеев и стольких же драконов... Патроны хранились у Герр Директора, но змей не мог знать того, что было известно Дэнуцу.
Войско Дэнуца - пожалуй, за исключением Моники - шло вперед, чтобы положить конец одной старой легенде и выиграть пари по случаю боевого крещения охотничьего ружья.
Вот как возникла эта легенда. В доме у Костаке Думши долгое время властвовала надо всеми и надо всем Фица Эленку, старшая сестра хозяина дома.
В семье, где все без исключения были красивы, одна только Фица Эленку отличалась такой безобразной внешностью, что ее уродства с избытком хватило бы на весь ее большой и старинный род. Однако никто в доме не смел и думать об этом, потому что зеленые глаза Фицы Эленку обладали способностью проникать в самые тайные глубины человеческой души. Она была столь же умна, сколь и безобразна, а ее коварство и жестокость превосходили даже ее ум и уродливость.
Когда она в своей двухместной карете уезжала в Меделень, где проводила время в обществе привезенных из-за границы книг на разных языках, патриархальные Яссы испытывали явное облегчение. Зато в Меделень наступали смутные времена. Через детство и юность госпожи Деляну и молодость ее матери Фица пронеслась, как саранча через цветущие поля. Один из помещиков прозвал ее "свекровью радости", многочисленные невестки не могли ужиться с ней под одной крышей. А в доме господина Костаке Фица жила и после его смерти.
Вместе с молодостью Фицы Эленку канула в Лету некая тайна, которую передавали друг другу шепотом, а потом и совсем позабыли. Любовь... Неужто?.. Молодой человек, влюбленный в Фицу Эленку... мыслимо ли это? Его измена с дородной цыганкой из Меделень. Прогулка в лодке на пруду и перевернутая лодка, из которой Фица Эленку вышла... овдовевшей; цыганка, битая арапниками...
Старые крестьяне говорили, что над прудом тяготеет проклятье.
Одна никому не ведомая слабость была у Фицы Эленку: Ольгуца. Черные глаза пятилетней девочки никогда не опускались перед зеленым взором Фицы. Не тронутые старостью зеленые глаза пристально следили за черными кудрями и низким дерзким лбом, словно пытались разгадать еще не расшифрованную надпись. Но вдруг произошло невиданное в долгой жизни Фицы событие, которое на многое открыло ей глаза.
Старость лишила Фицу ее естественных зубов. Она носила искусственные. Во время обеда и ужина на виду у всех присутствующих мальчик-слуга приносил в голубом бокале с водой белые и крепкие, словно оскал оборотня, зубы.
- Naturalia non turpia*.
______________
* Что естественно, то прекрасно (лат.).
Никто ей не прекословил. Аппетит пропадал, равно как и все другие чувства.
И вот в один прекрасный день Фица Эленку начала поститься, и этот пост продолжался больше двух месяцев и ускорил ее конец, - потому что вставные зубы вдруг очутились в пруду.
Мальчик-слуга вошел в столовую с пустым бокалом, он был бледен как мел: можно было подумать, что сердце его оказалось в бокале на месте зубов.
- Я их бросила в пруд, - прозвучал голос Ольгуцы среди полнейшей тишины, - словно все вокруг было погребено под лавой.
- Пусть мне в комнату принесут стакан молока. А ты, девочка, приходи ко мне, когда встанешь из-за стола.
Ольгуца не только не утратила аппетит - он возвратился к ней вместе с исчезновением злополучных зубов. После обеда она вошла в комнату Фицы, вызывающе хлопнув дверью.
- Я пришла!
Фица очень долго смотрела на нее; судя по всему, она употребила всю зоркость своих глаз и проницательность ума, чтобы представить себе Ольгуцу в будущем, - так факир заставляет растения с невиданной быстротой произрастать из семян.
И впервые в жизни ее беззубый рот с суровой нежностью поцеловал вспыхнувшие румянцем щеки Ольгуцы. В этот миг у Фицы Эленку зародилась надежда, что в ее семье среди "тюфяков и растяп" появится еще одна Фица Эленку. Она завещала Ольгуце все свое состояние.
В благодарность за это, после ее долгожданной кончины, Ольгуца назвала именем покойной одну странную лягушку.
От отца к сыну жители Меделень передавали друг другу, что пруд проклят богом и что Фица Эленку... После смерти Фицы - рассказывали крестьяне - в пруду появилась необыкновенно крупная и смелая лягушка. И царила она над всеми лягушками, как зеленоглазая Фица над людьми. У деда Георге как-то вырвалось необдуманное слово, - он хотел предостеречь Ольгуцу. И тогда Ольгуца принялась охотиться за водяной Фицей в пруду, на дне которого лежали, ухмыляясь, вставные зубы реальной Фицы. Стрельба из рогатки ни к чему не привела, усилия случайных охотников - тем более.
Теперь уже всей деревне было известно, что Фица Эленку обратилась в чудесную лягушку. И лягушки, охраняемые легендой, непрерывно умножали свой род, оскорбляя все большим числом голосов божий мир, а гигантская лягушка возвышалась над ними, словно неиссякаемый дьявольский кубок с зеленым ядом...
* * *
...Они приближались к заветной цели. Пустынный, словно при луне, пруд искрился в лучах заходящего солнца, от него пахло тиной, гнилью и прохладой.
...Император вновь превратился в Дэнуца, потому что Дэнуц прекрасно знал легенду и ему не хотелось в полном одиночестве оказаться у пруда, который все избегали. Он поднял ружье и долго целился в небо, пока не подошли остальные, затем опустил ружье и вместе со всеми отправился дальше, твердо решив не портить отношения с Фицей Эленку! Гораздо лучше быть простым зрителем. Ведь и дяде Пуйу все это безразлично.
...Из камыша донеслось кваканье лягушек. Казалось, множество людей вытряхивает одновременно тысячи мешков. Шум нарастал. Кваканье становилось все более страстным, его прерывали стенания, стоны и жалобы - ни дать ни взять псалмопение в синагоге.
Лягушки сидели на берегу, разинув рты и уставившись огромными глазами в беззвездное небо... Тявканье Али заставило их встрепенуться, но они остались сидеть на месте, не в силах преодолеть лень и выбраться из тины.
- Подождем, Герр Директор. Ты ее скоро увидишь.
- А ты ее знаешь, Ольгуца?
- Конечно. Терпеть ее не могу! Такая дерзкая!
- Ничего, Ольгуца, я ее приструню.
Монокль Герр Директора подстерегал Фицу Эленку. Ружье было заряжено. Рогатка Ольгуцы находилась в боевой готовности.
На близком расстоянии лягушки выглядели настоящими хористками. Квакающие звуки вырывались из их мягкого, вздутого брюшка.