— Ты знаешь, я практиковал свои извинения на Готтва.
— Ты говоришь на Готтве?
— Вот так всё и началось с Ишту… Я встречался с ней ради уроков. Она научила меня Готтве. Джекоби также выучил язык охотников. Это был способ показать наше уважение к племени, — его глаза остекленели. — Через несколько месяцев я начал учить её фаэли.
Я уставилась на листок бумаги, прижатый к моему всё ещё пылающему мобильному телефону. Я размышляла всего десять секунд, прежде чем спросить:
— Не мог бы ты перевести это для меня?
В ящике для носков у меня был словарь Готтва, но я не хотела покидать дом Холли, пока не приедет Каджика, и я хотела знать, что говорится в письме, прежде чем встретиться с ним лицом к лицу.
— Конечно.
Нерешительно я подошла ближе к Борго.
— Катори, я не причиню тебе вреда. Кроме того, здесь сожгли рябиновое дерево, так что я не могу войти.
В воздухе пахло органическим разложением, а не холодным огнём.
— Ты чувствуешь его запах?
— Нет.
— Тогда откуда ты знаешь?
— Я попытался войти, но у меня начала чесаться рука. У фейри аллергия на рябину, но ты уже знаешь это, не так ли?
— Я знаю, — я начинала многое понимать. — Я слышала, что охотники сильно пахнут для фейри. Тебя это никогда не беспокоило с Ишту?
— Я ничего не чувствую. С самого рождения у меня иммунитет к запахам.
Мои глаза расширились.
— Ой. У тебя врождённая аносмия? Это действительно редкость.
— Врожденная аносмия? — он улыбнулся. — Триста сорок лет, а я так и не узнал названия того, что меня мучило. Спасибо тебе за то, что научила меня этому.
— Не за что, я думаю.
— Ты умная девочка. Ишту тоже была очень способной.
— Пожалуйста, не сравнивай меня с ней.
— Это был комплимент, — его лицо сияло от нетерпения вытащить из груди двухсотлетнюю тайну.
— Я знаю, но в последнее время меня часто сравнивают с Ишту, и это немного странно.
— Очень хорошо, — после минутного молчания он спросил. — Итак, ты хочешь, чтобы я расшифровал твою бумагу?
— Я была бы признательна, — я протянула обугленное письмо.
Когда его пальцы соприкоснулись с ним, он зашипел. Бумага упала на пол. Подушечки его пальцев распухли и покрылись пузырями, а на коже появились сильные красные волдыри.
— Зола рябины, — сказал он, тяжело дыша. Он крепко зажмурился, стиснул зубы. — Дай мне секунду.
— Мне так жаль, Борго. Я не знала, что это была рябиновая зола.
Капли пота покрыли его лоб и верхнюю губу.
— Всё в порядке, — наконец сказал он, открывая глаза. — Сыпь пройдёт.
— Я действительно не хотела причинить тебе боль.
— Спасибо.
— За что ты меня благодаришь?
— За то, что не хотела причинять мне боль, — он выдавил улыбку.
Его благодарность ошеломила меня… тронула.
— Ты можешь поднять бумагу повыше? — спросил он.
Бумага. Верно. Я присела на корточки и схватила её. А потом я поднесла её к его лицу. Я проследила за движением его глаз, когда они перескакивали через слова и скользили по строчкам. Когда он снова поднял их на меня, они значительно потускнели.
— Что? — спросила я. — Что там написано?
— Не хватает многих слов, так что, возможно, моя интерпретация будет неверной.
— Что там написано? — повторила я.
— Холли беспокоит, что фейри… — он сделал вдох, — требуют прочитать книгу, — ещё один вдох, — убей её дымом.
Мурашки пробежали по каждой моей конечности. Если бы это не было научно невозможно, я бы сказала, что они покрыли и мои органы тоже.
— Для тебя это имеет смысл?
— Да, имеет, — прошептала я. Холли была убита дымом рябины, а это означало, что я была права, полагая, что её убили, но ошибалась насчёт преступника.
— Кто такая Холли? — спросил он.
— Фейри, которая жила здесь.
— Я не знал её, с другой стороны, я не общаюсь ни с кем в Неверре. И я не возвращался на Землю уже два столетия.
Так как я стала очень тихой, он добавил: