Она сделала шаг ко мне. Её мускусный аромат был таким сильным, что обжёг мне ноздри.
— Малышка, не угрожай мне.
Я сжала пальцы в кулаки. Я вся дрожала. От гнева.
— ОТДАЙ… МНЕ… МОЮ… КНИГУ… ОБРАТНО!
Она ударила меня наотмашь так сильно, что моё лицо отлетело в сторону, а щека загорелась.
— Никогда не смей так со мной разговаривать!
Я подняла ладонь, чтобы погладить горящую щёку. Когда я опустила её, там была кровь. Стелла даже не вздрогнула при виде этого. Она просто осмотрела свою руку и подолом рубашки вытерла кровь с перевёрнутых бриллиантов своего кольца в форме дикобраза.
Мой пульс бешено колотился по венам, заставляя ярость биться во мне.
— Убирайся отсюда, Катори. Это моя семья, а не твоя. Убирайся из этой больницы, пока я действительно не вышла из себя.
— Я никогда не понимала, почему Фейт не хотела, чтобы ты была рядом, но теперь понимаю. Ты ужасная мать, Стелла. Ужасный человек.
Прежде чем я успела среагировать, она подняла ладонь, и из неё посыпалась пыль. Она сверкала, пролетая через небольшую пропасть между нами. Я зажала рот, прижала предплечье к носу и отшатнулась назад.
Но её пыль сумела проникнуть внутрь.
Я почувствовала её вкус на языке, прогорклый и отвратительный. Горечь скользнула у меня по горлу. На вкус она была тёрпкой и горькой, как брызги скунса, как тёплый мусор, как тухлые яйца. Мой язык раздулся у меня во рту, или это её пыль расширилась? С дикими глазами я зашипела, рванулась к стене и врезалась в неё. Я не могла дышать. Я отдёрнула руку от носа и вдохнула, но воздух не прорвался сквозь мои раздувающиеся ноздри.
Я хватала ртом воздух, но это было всё равно что пытаться высосать воздух из воды. Мои веки опустились, но я заставила себя поднять их. Вокруг меня произошло какое-то суматошное движение. Кто-то, одетый в синюю медицинскую форму, несколько человек, одетых в синее. А потом появилась Стелла, присевшая передо мной на корточки.
— Не знаю, что случилось… — говорила она медсёстрам.
В её карих глазах не было беспокойства.
Сопротивляйся, кричал мой разум. Сопротивляйся! Я боролась за какой-то остаток энергии, какую-то нить силы, какой-то кусочек свежего воздуха, но там был только дым. Едкий… гнилостный… дым.
Если бы только я сохранила одну из этих чёртовых стрел.
Я бы пронзила ей чёрное сердце Стеллы.
Если бы только…
Её лицо было так близко к моему. Слишком близко. Я в замедленной съемке вцепилась в воздух, чтобы оттолкнуть её. Должно быть, это сработало, потому что внезапно её лица там больше не было. Больше не передо мной.
Я вяло моргнула, мои веки были словно наждачная бумага на глазах. Когда мне удалось сосредоточиться, я обнаружила, что Касс склонилась надо мной, её опухшие глаза метались за завесой чёлки. Её рот издавал какой-то звук, но я не могла расслышать, что она говорила.
Пыль Стеллы была похожа на петлю. Грубая петля, сделанная из дыма и яда. Мои веки снова опустились, и я снова подняла их. Коридор стал ещё бледнее. Синие халаты, серые. Чёлка Касс, чернота. Мою грудь свело судорогой, и боль, хуже, чем у заявленного гаджои, вспыхнула в моём сердце. Мне казалось, что бешеное животное вырывается из меня, разрывает меня изнутри, разрывает мои органы, вырывает вены.
Мне хотелось кричать. Может быть, я так и сделала. Я понятия не имела. Я перестала слышать настоящий звук. Всё, что я могла слышать, — это вялый стук моего пульсирующего сердца.
Всё закружилось вокруг меня, закружилось. Верх стал низом, а низ стал верхом. Моё тело двигалось. Что-то острое вонзилось мне в горло. В каком-то отдалённом уголке моего сознания доктор во мне понял, что они, должно быть, интубировали меня.
Дурачишь их.
Магия была сильнее любого человеческого инструмента.
Побеждённая, я закрыла глаза и стала ждать, считая секунды в уме.
Сколько времени мозг может функционировать без кислорода? Три, четыре, пять минут?
Сколько времени уже прошло?
Сколько у меня осталось времени?
ГЛАВА 36. ОТРАЖЕНИЕ
Вкус, исчез первым. Подобно росе, испаряющейся с лепестка, прогорклый привкус пыли Стеллы отступил. А потом опухоль уменьшилась. Мои лёгкие больше не казались надувными буями, мой язык больше не казался таким, как будто он завладел моим ртом, мои дёсны больше не чувствовали, что они вот-вот вырвут мои зубы.
Неужели я умерла?
Если да, то почему у меня в горле было такое чувство, будто оно горит?
Что-то запищало.
Я ожидала, что загробная жизнь будет безмолвной пустотой, но либо я ошибалась, либо я туда не попала.
Что-то снова запищало. На этот раз я открыла веки. Надо мной был тёмно-серый потолок. Краска, размазанная по пластиковому корпусу. Внутри корпуса далеко жужжали флуоресцентные лампы.
— Кэт? Кэт? — взволнованно спросил кто-то.
Голос снова пискнул, пронзая мои ошеломлённые барабанные перепонки, эхом отдаваясь вокруг меня, такой же резкий, как удары.
Два лица склонились над моим.
Оба знакомые.
Оба напряжённые.
У обоих были голубые глаза.
— Касс? — от произнесённого шёпотом слова у меня дико заболело горло.
Вернулись воспоминания о произошедшем. Они перерезали мне горло, чтобы вставить дыхательную трубку. Я подняла руку, чтобы дотронуться до горла, ожидая нащупать пластиковую трубку. Я чувствовала только кожу и медленный пульс.
Кардиомонитор, пристёгнутый к моему пальцу, издал громкий, длинный звуковой сигнал. Я опустила руку.
Смог ли человеческий инструмент спасти меня?
Я посмотрела на другое обеспокоенное лицо.