Когда они прибыли на место, Фабиан с Орвелом принялись выгружать чемоданы. Шеф остался в машине. Его беседе с таксистом, казалось, не будет конца.
Фабиан снова встревожился. До вылета самолета оставалось двадцать минут.
Затем Рудольфо и таксист долго пожимали друг другу руки и шеф дал ему на прощание свою визитную карточку. Потом он сделал движение, будто ищет деньги. Но таксист махнул рукой и сказал “maZana”, Рудольфо вылез из машины.
“О чем вы с ним так долго говорили?” — спросил Андерсон.
“Я ему объяснял, что значит на эстонском языке „болван“”, — невозмутимо ответил шеф.
“Я и не знал, что вы и по-испански говорите!” — восхитился Орвел.
“Да, я был в Испании во время гражданской войны”, — ответил Рудольфо как бы между прочим.
Орвел онемел. Затем покачал головой.
“Это невозможно. Годы не сходятся. Мы знаем, что вы от нас в свое время многое скрывали, мы знаем также, что у вас за плечами немало годков, но таким старым вы не можете быть, не стоит нас настолько недооценивать, господин Рудольфо, это оскорбительно для бывалого разведчика”.
“Я и не утверждаю, что я стрелял на этой войне, — ответил Рудольфо. — Но моя мачеха, то есть вторая жена моего отца, была дочерью начальника кассы ордена Святого Иакова. Мы часто попадали в круговорот войны. Эта доблестная женщина умерла всего шесть лет назад в Санкт-Петербурге. Она была из тех, кого русские после гражданской войны в Испании позвали в Москву, наобещав золотые горы, а на самом деле превратили их жизнь в ад. Обратно их, разумеется, не пустили. Они здесь были, по существу, пленниками. Даже после Сибири”.
“Нам пора на самолет”, — заерзал Орвел.
“Конечно, вы же проверяете, не отстал ли кто от группы, — любезно улыбнулся Рудольфо. — Как в старое доброе время. MaZana”, — махнул он кому-то рукой. И, танцуя тарантеллу, направился к трапу самолета.
Фабиан смотрел на убегающую стартовую полосу. Самолет взмыл, и за окном потянулась дымка облаков.
Ему хотелось увидеть Эйфелеву башню и Берлинскую стену, Храм Сегуна и пирамиды — все, все, все.
Прибытие домой
Через три часа они были в Хельсинки.
“Считайте, мы дома”, — усмехнулся Рудольфо.
Их встретил референт по финско-эстонским культурным связям, и они нырнули в его машину.
“Скорее в порт, — сказал Рудольфо после слов приветствия. — У нас очень мало времени. Паром отходит через полчаса”.
Референт недоуменно спросил, какой паром он имеет в виду. Выяснилось, что за это время расписание изменилось и они не успевали на часовой паром. Это означало, что пресс-конференция, назначенная на шесть часов вечера на Певческом поле, отменяется, потому что следующий паром отходил в восемь часов. Но Рудольфо даже слушать не хотел об отмене пресс-конференции. Он попросил отвезти их в общество культуры и начал звонить в Таллинн.
Застав Коэрапуу, он отдал распоряжение, чтобы за ними прислали “Водяного”. Выяснилось, что катера нет.
“Где катер? — возмутился Рудольфо. — Мы завершили „Миссию“ и хотим скорее воссоединиться со своими семьями”.
“Пакс уплыл с шлюхами в залив”, — ответил Коэрапуу.
“Я уволю вас”, — отрезал Рудольфо и положил трубку.
Он позвонил в аэропорт, но самолет на Таллинн только что вылетел.
Затем позвонил Коэрапуу и сообщил, что ему удалось арендовать частный катер одной фирмы, у которого мощный мотор, и что он сам за ними прибудет. Настроение у Рудольфо снова поднялось. И он принялся читать эстонские газеты.
“Видишь, — бросил он Фабиану и указал на название „Блестящая победа внешней политики“. — Это о нас”, — сказал он.
И финские газеты трубили в том же духе.
В три часа они отправились в порт.
“Почему на носу нет эстонского флага?” — рассердился Рудольфо и отказался садиться на катер.
“Флаг на носу того катера, на котором Пакс со своими шлюхами катается, — объяснил Коэрапуу. — Я решил, что надо торопиться, и не стал искать по городу подходящий флаг”.
Через два с половиной часа они были в Таллиннском порту. Их встречала только одна машина.
“Я могу и пешком пойти”, — сказал Коэрапуу.
“А где вторая машина?” — удивился шеф.
“Антс чинит фары, — ответил шофер Пеэтер. — Уже второй день”.
“Немедленно на Певческое поле”, — скомандовал шеф.
Фабиан не поехал с ними, его энергия была на исходе.
Произошедшие перемены
Уже поворачивая ключ в двери своей квартиры, он понял, что предчувствие его не обмануло: Миранды нет. На столике перед зеркалом лежала записка, в которой она сообщала, что уезжает с цирком, дававшим в Таллинне представления, потому что “хочет увидеть мир”. Эту новость Фабиан воспринял со странным облегчением, ибо неопределенное положение кончилось. Следующий шаг он должен был сделать сам.
Когда Фабиан на следующий день пришел на работу, Муська ему сообщила, что шеф велел сразу к нему зайти. Конечно, это было в духе шефа — даже в такое утро, как сегодня, когда “Миссия” по большому счету была выполнена, они не могли долго отсыпаться. От секретарши шефа Мийли он узнал, что Рудольфо явился на работу раньше него и два часа разговаривал с Америкой. Коэрапуу якобы побледнел с лица.
“Шеф звонит уже в счет 2001 года”, — вздохнул он.
Фабиан зашел в кабинет. Шеф, продолжая говорить по телефону, жестом пригласил его сесть.
“Ну? — улыбнулся он ослепительно и положил трубку. — Почему такой невеселый? Ведь мы теперь знамениты, как кинозвезды, из нас делают национальных героев. Глядишь, получим на грудь орден Якоба Хурта второй степени”. И шеф весело рассмеялся.
“Это ведь все большой блеф”, — ответил ему Фабиан.
“Ну-ну, полно, — упрекнул его Рудольфо. — Это такой же блеф, как все остальное в нашей жизни, да и во всем мире. Такова жизнь”.
“От меня жена ушла, — сказал Фабиан понуро. — Пока мы занимались государственными делами и возвращали Эстонию в мир, она туда и сбежала, уехала вместе с цирком „Барселона“, дававшим здесь представления”.