Я со злобой смотрел на белого слона, сволочь, всю кровь мне выпил, взять бы да застрелить стервица, передернул бы затвор, прицелился, да нажал спусковой крючок. Бах, и нет гада. Я тяжело вздохнул, потер лицо ладонями, так и не сделав хода.
— Что вздыхаешь, ходи, — дедок, напротив меня, ухмыльнулся в бороду и пробарабанил пальцами по столику.
В эту деревню, с поручениями, мы ездим чуть ли не каждый день, пока старшие заседали, я ходил по округи, оглядывался, тренировался с оружием, но все приедается. Первых два раза еще нормально, но потом хоть вой, смотреть на унылый сельский пейзаж да хмурые рожи сельчан — это то еще удовольствие. А местные, понятное дело, не спешили меня развлекать. Прогуливаясь, в очередной раз меня окликнул дедок, попросил спичек прикурить. Кстати, после Писца заметил, многие потянулись к табаку, курят повсеместно и почти все. Я подарил ему зажигалку, мы перекинулись парой слов, потом он внезапно предложил сыграть в шахматы. Играть я не умею,
знаю, как фигуру ходят, не больше. О чем и сообщил. На что он махнул рукой, сказав — расставляй. Вот с тех пор и играем, как приезжаю, выиграть ни разу не получилось, но тут, как на олимпиаде, главное участие. Ко всему прочему, играли не молча, а беседовали.
— Да тут, куда не пойди, все едино — смерть, — не весело констатировал я факт.
— Сам же виноват, что ситуацию усугубил.
— А помирать, так с музыкой, — я конем убил слона, после чего, его ферзь прорвался в тыл и аккуратно методично выел мою защиту, все потуги что-либо сделать не привели к весомому результату, снова проиграл.
— Все, я больше с тобой не играю, — расставляя фигуры, пробурчал я.
— Да ладно тебе ныть. Скоро выиграешь, еще недели три упорных тренировок и победа.
Я посмотрел в морщинистое лицо Ивана, пытаясь отыскать оттенки издевательства, нет, только старческая ухмылка. Он расстегнул потертую фуфайку, к середине дня солнышко стало пригревать, первые весенние лучи — они всегда жаркие, тело изголодалась по теплу. Правда опасно вот так распахиваться, продует на раз, потом замучаешься лечиться. Хоть и сидели мы между домом и крыльцом, но ветерок нет, да дунет холодком из-за угла. Нет, я, пожалуй, лучше в куртке попарюсь. Расставить фигуры я не успел, возле машины появился Михалыч, облокотился на капот, подставляя лицо солнышку.
— Ладно, пора мне, — я встал, подхватил дробовик левой рукой, правую протянул, чтобы попрощаться.
Иван приподнялся, пожал руку, несмотря на отсутствие ноги, он всегда приподнимался, в знак уважения. Прошел по раскисшей тропинке, ногой открыл подгнившую дверцу забора, быстром шагом направился к машине.
— Что там? — поравнявшись с Михалычем, спросил я.
— А, — он махнул рукой, — лясы точат попусту. Петька тут надолго застрял, докурю да поедем.
— Вдвоем? — кататься по окрестностям и втроем-то, страшно.
— Не паникуй, тут близко, в город заезжать не придётся, селитру заберем и ходу.
— А без нас забрать не могут?
— А ты что, переломишься? — вопросом на вопрос проворчал старший.
— Поехали, — не хватало еще переругаться из-за пустяка.
Ехать, в самом деле, оказалось не далеко: километров двадцать, по просёлочной дороге, вырулили к не большой деревушке, проехали ее на сквозь, остановившись возле амбара, где суетились несколько хмурых мужиков. Стоило нам выбраться, как подошла представительного вида женщина. Не здороваясь, сказала:
— Ваш ЗиЛ? — указала тонким пальцем на синею машину, одиноко стоящую возле угла амбара.
Михалыч крякнул, направился к транспортному средству.
— Куда пошел, бланк возьми, — я прям как в кино про советские времена попал: голоса, типажи, техника в конце концов.
Михалыч, с кислой миной, взял листок, буркнул "спасибо" и отправился к машине. ЗиЛ громко затарахтел, бодро рванул с места, я пристроился следом. До деревни мы добрались просёлочными дорогами, причем, это громкое название для двух, еле видных колей, меж лесом и полями, встрется нам кто на пути, точно не разъехались бы, разве что по полю. Пока разглядывал тыл грузовика, в голове вертелась мысли, что вся страна расчерчена вот такими дорогами, и если знать хоть половину из них, то можно незаметно добраться куда угодно. Правда, знать все это не реально, максимум что известно отдельному человеку, так это свой край. И то, тем, кто годы провел за рулет. Эх было бы не плохо, если кто-то позаботился составить карты именно мелких дорог. Но, это все праздные мечты.
Груз мы доставили к складам, что находились за гаражами и не большой лесопилкой, что местные зовут Гатером. Михалыч остановил машину возле пандуса, бодро выскочил и удалился за проржавевшую дверь к своей вдовушке, она тут была зам-склада. Я припарковал нашу "лягуху" прямо около рампы, салон машины настолько достал за последние дни, что я при первой же возможности выбрался наружу. Погода испортилась, серые тучи стелились по небу, явно раздумывали, стоит ли вредничать, выплескивая влагу. От греха подальше ушел под навес, благо там стояли автомобильные синения, явно грузчики установили для большего удобства во время перекуров. С облегчением развалился на сидении, вот вроде ни фига не сделал за день, а устал, от постоянного напряжения, даже в деревне не чувствовал себя спокойно. Эх, надо было дробовик взять. Эу, парень, пора тормозить, а то паранойя совсем мозг выест, я на защищённой территории, да и ПМ при мне. Все, расслабуха. Скрестив руки на груди, по удобнее расположил голову — кайф, только холодно. Нечего мне мешать романтическим отношениям более старых товарищей. Наш бородач последнее время, всеми правдами и не правдами, рвался на склад к вдовушке (этот статус прилип к ней еще до Писца). При посторонних они стеснялись проявлять чувства, прям как подростки, вот и приходилось…
Сильный удар по подошве выбил меня из дремы. Я разлепил глаза и, со смешанными чувствами, уставился на парня, недоумения и злясь от хамства. Высокий, широкоплечий, крашеный блондин, майка без рукавов. Не холодно же. Или он из каптерки выскочил? Смотрит набычившись, словно браток из девяностых на стрелке.
— Чего расселся, бегом разгружать! — Бог ты мой, что за наигранная злость?
— Не моя обязанность.
— А мне плевать, метнулся, — отдал приказ, развернулся и пошел к ЗиЛу.
Даже отвечать не буду, прикрыл глаза, стараясь затушить разгорающуюся злость. Вообще народ оборзел, быкуют на ровном месте.
— Эй, щенок, ты вообще страх потерял? — вот это уже не игра, я на самом деле разозлился, ведать давно ему никто не перечил.
Когда снова раскрыл глаза он стоял вплотную, прежде чем я успел сказать, что-либо, он схватил меня за ворот куртки, дернул вырывая из сидения, толкнул вперед. Здоровый лось. Я чудом устоял на ногах, скользя по грязи.
— Ты что, совсем охренел, — зарычал я.
Стоило мне посмотреть на быка, как стало ясно — он меня уработает, с наслаждением и попутным глумлением. Мать честная, во попал. Внутри шелохнулась трусливая мысль: прогнуться и пойти работать. Что я, переломлю что ли? Мысль так и осталась в зачаточном состоянии, злость не дала ей ни шанса на развитие.
— БЕГОООМ, — морда раскраснелась, глаза навыкат, сам чуть ли не задыхается от ярости.
Он сделал шаг, выпячивая грудь, заводя руку для удара и все так медленно и самоуверенно, полностью веря, что жертва не будет сопротивляться. Ну-ну. Бить в челюсть не стал, пальцы поломаю, да и не вырублю, а вот в грудную клетку сам бог велел. Кулак вошел точно в солнечное сплетение, будь это нормальная драка, никогда бы не удалось пробить здоровяка. А так. У амбала округлились глаза, он, хрипя, осел на землю, прижимая руки в груди. Я отступил на шаг, адреналин разносился по венам туманя мозг, но я сдержался, не добил поверженного. Я просто растерялся, за озирался, сам не знаю, что ища: то ли поддержки, то ли новых врагов.
— Урою… сууку…у, — захрипел бычара, пытаясь подняться с четверенек.
Э, не, более не стесняясь, приложился ботинком, со стальным носов, по ребрам злыдня. Вроде ничего у него там не хрустнуло, он упал мордой в раскисшую землю, оттопыривая вверх зад. Из-за ЗИЛа вырулили троя. А вот и подмога, так — не паниковать, мужики в телогрейках, в вязаных шапках, морды — скорее удивление, чем озлобленные. Что, скоты, не ждали.
— Суу…у сс, — не членораздельно сипел у ног агрессор. Может еще дать по морде? Вроде нет желания бить поверженного, вот поднимется — тогда да.
Я снова глянул на троих работяг, так и стоят возле машины, ждут чего-то. Дьявол, и что дальше? На жизненный опыт полагаться нефиг, не было у меня таких ситуаций в прошлом.
— Еще сочтемся, — тяжело дыша, прохрипел бугай, — я тебя найду.
— А что искать, вот он я, — на удивление холодно рыкнул я, в этот раз пробил в голову с ноги, думается, что в следующий раз мы поменяемся местами, так что нечего стесняться.
Тело обмякло, завалилось набок, ну все, успокоился наконец-то. Пока я занимался экзекуцией, трое подошли вплотную, я развернулся. Убегать не буду: во-первых, гордость не позволяет. Раньше, может и свалил бы по шустрому, но, после всех этих мертвяков, во мне что-то изменилось и, как мне думается, в лучшую сторону. А во-вторых, один хрен, догонят, так что чего пыхтеть зазря. Мужики переминали с ноги на ногу, в глаза мне не смотрели, уже хорошо.
— Мы это… заберем его, — тот, что выглядел постарше, не уверено обратился ко мне.
Я пожал плечами, развернулся и медленно пошел к сидению, стискивая зубы, в ожидании удара по затылку. Обошлось. Плюхнувшись на сидение, только тогда слегка расслабился, смотря как под руки тащат белобрысого. Руки потряхивало, а грудь ходила ходуном, словно только что марафон маханул, да и ноги ватные. Вот и враг у вас образовался, товарищ Игорь Борисович. Скрипнула стальная дверь, оттуда высунулся Михалыч. "Очень вовремя", — вполне уместно выползла саркастическая мысль.
— Что, Игорек, поехали? — я вылез из сидения, быстро подошел к "гольфу", внутри все еще клокотала злость. Я с трудом сдерживал нахлынувшую бравату. Усевшись на пассажирское сидение, зло хлопнул дверью, ожидая от Михалыча фразы, типа: "Холодильником дома хлопай", но он смолчал. Я скосился на старшого: лицо хмурое, рука нервно дергает ручку передач, опа кобура с ПМ расстёгнута. Это что же получается, он меня за дверь страховал, Михалыч разгильдяем не был, так что расстёгнутая кобура — это не случайность.
Только когда машина выехала за пределы поселка, Михалыч заговорил.
— Это, ты молодец, что за ствол не схватился, а все кулаками уладил.
— А.
— Б, — по-детски передразнил меня старик, — если бы за ствол схватился, они бы все скопом накинулись, или же где в другом месте подстерегли. Ствол, в твоей ситуации, — это слабость, а шакалы, только слабых и давят. А сейчас, если полезут, то прежде подумают крепко.
Помолчали.
— А чего они вообще на меня кинулись?
— Не понял разве?
— Понял бы, не спрашивал, — раздражено буркнул я.
— Не ерепенься. Сломать тебя хотели и подмять под себя. Видишь ли, в последние время мы трое очень быстро пошли в гору, не только из-за мародерки: Петр в конторе пашет, как проклятый. Вот ушлые ребят и захотели полеглому рубанут деньжат, пресанув тебя.
Я коротко ругнулся матом, только разборок мне и не хватало.
— Видишь ли, эти орлы посчитали тебя самым слабым звеном среди нас, — одной рукой ловко вытащил из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой, подкурил, крутанул ручку, чтобы приоткрыть окно, в салон ворвался холодный ветер и шум, — Петра в младшие партнеры брали, мне взятку давали, ну а тебя решили сломать, раз первые варианты прогорели.
— Все равно, не понимаю. Допустим, избили бы они меня или заставили работать, что я сразу шестерить стал бы.
— Не сразу, главное прочувствовать слабину, а уже потом, по-тиху давить. Даже, если и рассказал нам, это не сильно изменило бы ситуацию. Если человек слаб духом, тут уже никто не поможет.
— Хм, — после недолгого обдумывания, заговорил я, — ну подмяли бы они меня и что в итоге получили? Стукача, я выложил бы все наши нычки, да и сливал инфу. Надо бы сделать ответный реверанс этим… — и тут только я сообразил, а кому "этим"? Не шестеркам же, что пытались меня пресануть. А нарываться на более серьезных ребят, чревато серьезными последствиями. Вляпались.
Михалыч, покосившись на меня, тихо что-то буркнул и, насупив брови, спросил.
— Ты что, совсем не разбираешься, что к чему и кто правит в верхних слоях атмосферы? — увидев на моем лице признаки недоумения, прояснил, — ну тех, кто стоит у руля?
— Ну, Главный, — сказал я очевидную вещь.
— И он тоже. И как ты только живешь, — я пожал плечами, а что тут скажешь, — помимо Главного, поселком так же управляет Константин Сергеевич Рожин. Если Главный занимается внешними делами: мародерка, защита поселения, налаживание контактов и так далее; то Константин Сергеевич плотно сидит на внутренней политике: торговля, расселение и все тому подобное. И если на глазах они соратники, то за кулисами чуть глотки друг другу не грызут.
Блин, долбаная пассивная гражданская позиция, ничего не знаю и знать не хочу, один хрен — власть вся коррумпирована. Надо из себя эту фигню выживать. Тем временем Михалыч продолжал.
— В первые недели Беды Главный все на себя взвалил: спасение и размещение людей, да чернуху тоже, усмирения бунта, погром сект, карательные рейды против бандюг. Думаешь это все поднимает престиж в глазах электората? А вот и фиг, это поначалу все такие смирные, а как все узаконится, народ ему все припомнит. Найдут недовольные хотя бы тех, которых в периметр жить не пустили. К чему это я все, когда жизнь наладить понадобится новый чистый лидер, тут Константин Сергеевич и вылезет из тени. Тем более, непонятные смерти в поселении по престижу Главного бьет в первую очередь, что Тайсон в челюсть, и народу плевать, что эта не его прерогатива. Ну и Сергеич, само собой, подливает масло в огонь.
— Ага, так и я поверил, чтобы Главный место насиженное уступит, — перебил я старшего, чтобы высказать свой скепсис.
— О, в корень зришь, а один черт, ничего не видишь.
Ох, да чтоб меня, получается, у нас скоро намечается революция, со всеми последующими действиями: казнью сатрапа и его приближенных, дележкой постов и обещания светлого будущего. У меня аж дыхание сбилось.
— Что кряхтишь, осознал всю степень угрозы? Пока не паникуй, пару месяцев у нас есть, пока они друг под друга капают. Вот такие пироги со сметаной скоро кушать придётся.
— Это что же нас в политические дрязги втягивают, — не уверено проговорил я.
— Нууу, не совсем, Петенькины шевеления, конечно, конкурентам интересны, плюс мародерка. Сложно, в общем.
Блин, вот не было печали, за периметром ходишь, оглядываешься, чтобы зомби не сожрали в периметре, чтобы не прирезали или, того хуже, не утащили в подвал, да не расспросили с пристрастием. Жили, не тужили, и тут писец пришел. Как-то не ощущаю я постапаколептической романтики: ни тебе кибер-имплантов, ни сверх способностей, ни мутаций. Хотя нет, вру, мутанты есть: голодные злые и живучие.
— Ты не печалься — выкрутимся, главное в месте держаться.
Я только кивнул, поглощённый своими мыслями, и, чтобы не впасть в черную меланхолию, решил расширить кругозор.
— Я вот что хотел спросить, может, ты знаешь, откуда у Главного столько соляры? — Петр как-то умудрялся выбивать нам топливо. А про то, сколько жрет строй-техника, вообще молчу.
— Да понятно откуда, украл со стоянки тепловоз с соляркой, что в Россию шел, спрятал где-то. Теперь возит по-тиху, — Михалыч подкурил от окурка новую сигарету и как он при таком интенсивном курение еще не скопытился от рака легких, — сейчас соляра считай главная валюта, поважнее патронов будет. И знаешь, в Даугавпилсе есть железнодорожное Депо, соответственно, и заправка для поездов. Но это лишь предположения, все кто подъезжал к Депо уже не возвращался. Так что, и нам там делать нечего. А так, поди угадай, кому оно принадлежит.
— И что, Константин Сергеевич не пытался захватить солярку? — я догадывался, что он мне ответит, но хотелось подтверждения своих мыслей.
— У него силенок не хватит. Пока Сарги на стороне Главного, ему ничего не светит. Ну а подписать кого, сам понимаешь. Соляра сейчас защищается лучше, чем золотой фонд в США.
Я на всю открыл окно, старикан накурил так, что глаза слезятся, лучше рискнуть и простыть, а то сил никаких больше нет.
— Михалыч, хорош курить, дышать нечем.
— А ты и не дыши, — нагло отозвался Михалыч.
— У тебя совесть есть?
— Угу чистая, я ею не пользуюсь.
— Очень смешно, — проворчал я.
— Да сейчас докурю, успокойся.
Тем временем мы выскочили с проселочной дороги на более-менее большую, по крайней мере, теперь можно будет разъехаться со встречной. Я с унынием рассматривал пейзаж, пытаясь переварить информацию, что поведал Михалыч. После всего сказанного, как вывод, образовалась мысль: "Чего ждут сильные, мира сего? Зачем копать друг под друга?" Если с Константином Сергеевичем еще как-то понятно, грубая сила на стороне Главного. То, чего опасаться Виктора Андреевича, мне было не совсем ясно, верить в человеколюбие Главного все равно, что в честные намерения зомбака, тянущего к вам ручонки.
Михалыч свернул с дороги на просеку, машину тряхнуло, снизу раздался скрежет. Горе водитель шумно втянул воздух.
— Ты куда это?
— А надо проверить, тут хутор был не далеко.
Хутора мы стали выискивать по одной простой причине — генераторы. Когда пару дней назад Главный распродал три штуки нужным людям, мы только и могли, что головы под шапками чесать. Не додумались. А ведь вещь в хозяйстве незаменимая. Пусть Главный и обещал, что свет проведут, как только достроят стену. Но свое электричество как-то приятнее. По магазинам шерстить нет смысла, все что было, вынесли до нас самые ушлые, Михалыч немного подумал и предложил попробовать поискать по хуторам. Когда мы гордо вступили в Евросоюз, то к нам потекли деньги на финансирование сельского хозяйства, можно сказать, все кому не лень заделались фермерами. Деньги дали, но условия быта скотины и хранения продукта должно быть на должном уровне. От того, фермерам пришлось строить хранилища для молока, с генераторами. Вот на это мы уповаем. Пока у нас два один не в нашу пользу.
Двигаться по просёлочной дороге пришлось с черепашьей скоростью, в итоге, плюнули на дорогу, поехали по полю. Остановились в десяти метрах от главных строений, я вышел, внимательно рассмотрел все через бинокль. Тишь да гладь, со всеми признаками запустения. Так, в дом нам не надо, мы так: сарайчики да пристройки проверим и на выход. Два больших сарая проверим последнюю очередь, начнем, пожалуй, с хранилища для молока, потом к гаражу и дровянику, затем уже к непонятному строению с железной крышей.
Я достал Братана с заднего сидения, не церемониться понес, усатого напарника, к строениям. Сегодня он ленился, предпочитая спать в теплом салоне машины, я его понимаю, но, как говорится — все пашут на равных условиях. Михалыч двигался следом, прикрывая нас. Не дойдя пары метров, кинул кота вперед, сам же приставил ружье к плечу. Кошак не хорошо посмотрел на меня, понюхал воздух и, по широкой дуге, оббежал нас, направился к лежанке. Вот же скотина. Ладно, будь тут что-то мертвое, он себя иначе повел бы. Дверь пришлось выбивать, благо топор при мне всегда, я скорей без трусов за периметр выйду, чем без топора. Фонарь выхватил: бидоны, холодильник, какие-то ящики, так, кабеля выходят на другую сторону. Обошли здание. Ага, вот еще пристройка, одним ударом сбил навесной замок, опытный, блин. Ну вот, он, родимый, синий промасленный, но на колесиках.
— Ладно, вытаскиваем и ныкам в кустах, — распорядился я, — а то, еще кто приедет по нашим следам, да экспроприирует.
Вытащить находку дело трех минут, спрятать — минут десять, мы провозились полчаса, осторожность отнимает чуть ли не больше времени, чем работа. Потом, с прицепом приедем, да заберем ближе к ночи. Когда проходил на обратном пути мимо окна, шарахнулся в сторону, возле самого стекла стояла старушка, в белом платке с оплывшим лицом мертвяка.
— Твою мать, — зло выругался я.
— Ты чего? — тут же отозвался Михалыч.
Я лишь махнул рукой, на напугавшего меня зомби напарник глянул и что-то пробурчал в бороду. Успокаивали старушку еще полчаса, пока зашли в дом, осторожно просматривая каждый угол, мало ли где дед мертвый спрятался. Просто уйти, оставить ее смотреть мертвыми глазами, в окно мы не могли. Зарубил топором, машинально перекрестился, вышел на улицу. Настроение было мерзкое.
Когда мрачные заползли в салон автомобиля, Михалыч громко выдохнул, засовывая очередную сигарету в рот.
— И сколько вот таких старушек по всему краю, а? — вопрос скорей был риторический, но я все же ответил.
— Много.
— Знаешь, Игорек, я ведь тоже мог окончить жизнь вот так, глядя в окно мертвыми глазами. А все из-за алкоголя, и как только соскочил из объятий зеленого змея, не понимаю, — он завел машину, дал двигателю немного прогреться, с тронулся, одновременно продолжая разговор, — а ведь когда-то, я был вполне себе респектабельным человеком. Имел бизнес, не слишком большой, так, средней руки. Поднял, как и многие, в девяностые. И напарник, ведь был отличный мужик, до последнего меня тащил. А знаешь, как все началось? С рюмочки по субботам, потом начал пить уже в пятницу и заканчивал в воскресение. Леха еще шутил, что я алкоголик выходного дня. А потом… потом стал пить каждый день, оправдывая себя тем, что пью же с партнерами, так лучше для бизнеса. И знаешь, кто-то нашептал мне, уже и не помню кто, что компаньон меня пытаться выставить из дела. Ну и понесло меня, потребовал раздела бизнеса. А он честно выкупил мою долю, еще и помог в начале. Прогорел я через год, да оно и понятно, какой бизнесмен из пьяницы. И пошло все по наклонной. Жена ушла, дочь перестала общаться, так я и скатился в сторожа в зачахлом колхозе. Так что, Игорек, у меня после Беды началась новая жизнь и прохерить ее я никак не могу.
Пока Михалыч изливал мне душу, я молчал, боясь спугнуть, не то, чтобы мне сильно хотелось знать печальную судьбу напарника, просто в такие моменты надо внимательно слушать. В молчании мы и въехали в поселок, где оставили Петра.
Михалыч, с хмурой рожей, пошел разузнать, что там да как с командиром, я с облегчением выполз из прокуренной машины. Театрально вдохнул влажный воздух, с закатыванием глаз и поднятием подбородка. И уже привычно, подпер крыло машины, в ожидании. Ждать пришлось не долго, минут там пять, не больше, напарники неспешно вышли, следом за ними семенил полноватый мужик, с большими усами, в выцветшей болоньевой куртке.
— Знакомься Игорь, это Виктор, — представил спутника Петр.
Рукопожатие было вялым, не люблю, когда люди просто выставляют руку, даже не пытаясь ответить на пожатие.
— Вить, садись в машину, мы сейчас, — толстяк, не поднимая взгляда, выполнил указание.
— В общем, мужики, тут такое дело, — Петр потер ладони, обвел нас взглядом, — Витька я знаю давно, работали вмести. Во время Беды вся семья погибла. Вот думаю, надо его к нам взять, мужик он хороший, надежный. Люди нам нужны, а он не подведет. Что думаете?
— Раз ты ручаешься, то я не против.
Мужики глянули на меня.
— Я только за, — а что тут еще скажешь, люди нам нужны.
Проблема пополнения команды была остра. Кого попало не возьмёшь, а знакомых не осталось. Как он там себя дальше покажет видно будет, а пока пригляжу за ним.
В поселок мы вернулись ближе к вечеру.
В этот раз Яну пришлось ждать очень долго, не договорись мы заранее, ушел бы домой. Пытался найти по месту работы, но дальше первого этажа не пустили, все раздолбайство закончилось окончательно, теперь в места по важней без пропуска не пройдешь. Ну а бегать, по моей просьбе, уже точно никто не будет.
Сидел на скамейки — мёрз, особо ни о чем не думаю, так скакал мыслями по событиям дня, пытаясь разобраться в себе, да и в сложившейся ситуации. Пришел к парадоксальной мысли — жалею, что не курю, с сигаретами время явно тянулось бы быстрее.
Когда из темноты, на свет лампы, вышла моя красавицы, я радовался ее появлению больше обычного.
— Заждался? — после мягкого поцелуя, спросила она.
— Есть такое дело. Но ждать тебя приятно, ведь ты всегда придешь и вознаградишь поцелуем, — я вручил шоколадку.
— Раз так, постараюсь всегда задерживаться, — она улыбнулась, взяв меня под руку, — а вознаграждение, пожалуй, да.
Гуляли не долго, ветер уж больно злой, да и поздно. Поцелуй возле дверей затянулся, когда я оторвался от ее губ, тихо прошептал.
— Может, в тепле продолжим?
Вместо ответа, она опустила дверную ручку и за шею утянула в тепло. Но приятное продолжение сразу не последовало, прежде пришлось помыться в прохладном душе. Зато после, быстро отогрелся в кровати в объятиях Яны.
— Подъем, соня, — меня сильно тыкнули пальцем под ребро, от неожиданности, я чуть было не свалился с кровати.
— Ты чего, больно же, — недовольно пробурчал я, пытаясь перехватить ее руку под одеялом, чтобы избежать очередного тычка.
— Давай-давай, хочешь, чтобы дома с ума сошли от волнения, ушел и не вернулся, — она изловчилась, снова ударил пальцем по ребрам, — давай, эгоист, бегом домой.
Вот права, на все сто, но от этого желание одеваться не прибавилось. Пока облачился, она лежала на кровати, светя фонариком на меня для удобства. Момент, когда она перетекла из-под одеяла в халат, я проморгал. А поглядеть на ее стройное тело очень уж хотелось. Как-то до конца не верилось, что она моя. Я зашнуровал ботинки и, как только выпрямился, получил поцелуй в губы, затем меня вытолкали на улицу. Мда, вот и тебе и вся романтика.
Блин, как же холодно и не уютно, после теплой постели возвращаться на промозглую природу.
Дома меня встретила женская делегация: мать и бабка. Убедившись, что я жив здоров и невредим, ушли спать. Ужина, как я понял, меня лишили, вроде как наказание. Не велика потеря.