Джованни еще пару раз заводил со своими нерадивыми канониками разговор о необходимости епископских визитаций. Но в конце концов ему пришлось махнуть на них рукой. Просить у капитула денег оказалось бесполезным занятием — все равно что пытаться остановить воду в реке. Джованни размышлял, можно ли обойтись вовсе без средств? Только вот как жить, совершенно не неся никаких расходов? Взять, к примеру, выезд из города. Для этого требовалось хотя бы Логику подковать. И так к чему бы не обратись, все разладилось. Джованни пересчитал оставшиеся у него деньги, а на следующее утро объявил каноникам, что у него нет иного выхода, кроме как просить помощи, коли уж они не способны ее оказать, у того, кто имеет возможность помочь, — а именно, у графа Честерского. Каноники всполошились и запротестовали столь энергично, что Джованни тут же решил при случае вновь использовать имя графа, ежели ему понадобиться чего-либо добиться от капитула. Каноники быстро переговорили между собой и обещали придумать как быть.
Скоро декан Брендан по простоте душевной намекнул Джованни, что, даст Бог, у них у всех появится возможность кутнуть. Декан имел при этом весьма довольный вид, улыбался, демонстрируя сломанный зуб, и трогал время от времени саднящую рассеченную бровь, а бывший тут же архидьякон Фольмар не мог не обратить на себя внимания огромным разбухшим синяком под левым глазом.
Джованни заподозрил не просто нечто неладное, но даже преступное, и послал на разведку старого Хильдебранда. В результате Хильдебранд пропал, боясь показываться Джованни на глаза и, следовательно, не желая объяснять, что происходит. Вместо Хильдебранда в епископский дом пожаловал аббат Бернард.
Дородный и румяный дом Бернард с достоинством поприветствовал Джованни на французском, весьма светским манером, и сразу бестактно объявил, что наслышан о его «подвигах».
— О каких подвигах? — не понял Джованни.
— Как же, как же, — с высокомерной туманностью изрек дом Бернард. — Хотя, сир епископ, в вашем возрасте только эдакого чего-нибудь и можно ожидать. Вы уж простите, но я, право, в замешательстве. Вы оказались еще моложе, чем я представлял. Ах, вы не думайте, я могу понять ошибки молодости, — дом Бернард покачал головой с недоброй усмешкой на толстом лице.
— Я вас не понимаю, господин аббат, — обиделся Джованни, — я, видите ли, не силен в иносказаниях.
— Не кипятитесь, Ваше Преосвященство, я вовсе не для того сюда приехал, — лицо дома Бернарда застыло, сделалось словно каменное. — Я требую вернуть моих монахов!
Джованни нахмурился. Вот и оправдались его дурные предчувствия.
— Как? Вы хотите уверить меня, что вам ничего не известно? — вскричал аббат, хотя Джованни не сказал еще ни слова. — Бросьте, разве это не по вашему приказу, мессир епископ, похитили двух моих братьев, прямо, можно сказать, из обители, как бедненьких овечек из овчарни?
— Подождите, — остановил аббата Джованни, — что бы ни случилось, это произошло не по моему приказу, — Джованни сделал ударение на частице «не». — У вас из обители пропали монахи?
— Из обители? — протянул дом Бернард, возведя очи горе. — Не совсем… И не пропали… Я точно знаю, что мои несчастные чада Христовы были вероломно похищены вашими людьми.
— Моими людьми? Должен вас разочаровать, господин аббат. Если вы имеете в виду каноников Святой Марии, то они кто угодно, но только не «мои люди».
— Ага! — вскричал аббат, — а тогда откуда вам известно, что это каноники?
— Сложно было догадаться, — пытаясь сохранять спокойствие, ответил Джованни. — Легки на помине.
Действительно, виновников не пришлось разыскивать: оба, декан и архидьякон, а с ними еще полдюжины людей явились сами, едва проведали о приезде аббата Бернарда. Замыкал шествие Хильдебранд, единственный в целости и сохранности из всей боевой компании. Джованни оглядел нахохлившихся каноников.
— Сколько, говорите, у вас монахов пропало, двое? — спросил он аббата, не скрывая сарказма.
Архидьякон выступил вперед и решительно обратился к дому Бернарду. Аббат побагровел.
— Что он сказал? — спросил у него Джованни.
— А? — не сразу сообразил аббат, — вы не…
— Да, — кивнул Джованни, — я их не понимаю.
— Он требует выкупа! — дом Бернард чуть не взвизгнул от возмущения.
— Сейчас разберемся, — Джованни подошел вплотную к архидьякону и скрестил руки на груди. — L'argent? — Он не сдержался и фыркнул, ничего не мог с собой поделать, ему одновременно было и грустно, ничего ж хорошего не произошло, право слово, но и смешно до невозможности глядеть на своих драчливых каноников.
Архидьякон согласно закивал и с нажимом заговорил что-то на своем языке, указывая на аббата.
— О чем он говорит? — обернулся Джованни к разгневанному дому Бернарду.
— Говорит, что мои братья напали на этих проходимцев, избили их до полусмерти и убили бы, если б не подоспела помощь, — раздраженно перевел аббат. — А потом моих несчастных овечек скрутили, и теперь держат под замком, требуя восстановления справедливости и возмещения ущерба за побои. Подлые твари! — дом Бернард погрозил каноникам кулаком.
Джованни нисколько не удивился, когда в ответ архидьякон показал аббату кукиш.
— Двое монахов чуть не убили восемь человек? Переведите им, будьте любезны, господин аббат!
Джованни наблюдал за реакцией архидьякона на свои слова. Тот не сразу нашелся, что ответить. В дело вступил декан Брендан.
— Он говорит, что мои монахи гневливы, жадны до чужого, и… я вообще отказываюсь это переводить, это все подлая клевета! — возмутился дом Бернард. — И наглое вранье, что моих бедных братьев застали на вашем поле. Чего бы им понадобилось на вашем поле, интересно мне знать?!
— Может, мы у них самих спросим? — предложил Джованни.
Аббат передал каноникам, что епископ желает видеть захваченных монахов. Каноники сначала вопросительно уставились на Джованни, а потом, видно, решили, что ему, как и им, слишком нужны деньги, чтобы он вдруг ни с того ни с сего встал на сторону аббата, и всей толпой отправились за монахами.
— Нет, ну каково! — аббат развел руками. — И что вы собираетесь делать, сир епископ?
— Прикажу освободить ваших овечек, что еще? С вами много людей?
— Да уж, тут по-другому нельзя.
— Надеюсь, в этот раз обойдется без побоев, — Джованни удивлялся, как это аббат не замечает всей комичности ситуации. — Жаль, конечно, братьев, но и каноникам досталось, нельзя отрицать.
— Сволочи ваши каноники! — буркнул в ответ дом Бернард, — я хотел сказать — пропащие души. Нелюди какие-то, про таких говорят, что у них сердца каменные, знаете ли, — аббат так и раздувался от сознания собственной значительности.
Когда привели захваченных монахов, двух дюжих молодцов, явилось раза в два больше народу, а вслед за канониками в зал пробрались и братья, приехавшие с аббатом.
— Развяжите их, — приказал Джованни каноникам, показав знаками, что от них требуется.
Они не поняли слов и не поверили своим глазам, ибо никак не могли ожидать от своего епископа такого предательского поведения.
— Вам придется их отпустить, — продолжал Джованни, — и возмещения вам, разумеется, не полагается. Странно было бы искать правосудия, будучи виновными. Думаю, вы и сами это прекрасно понимаете. Переведите им, господин аббат.
— Ничего они не понимают! И понимать не хотят! — вскричал аббат, но перевел все, что сказал Джованни.
Каноники возроптали. Джованни поднял руки, призывая к тишине.
— Если вы считаете себя правыми и моему суду не доверяете, давайте обратимся к третьим лицам. Кого вы почитаете достойным большего уважения? — Джованни подождал, давая аббату возможность перевести, чтобы последняя фраза прозвучала весомее.
Каноники молчали, потупившись, и Джованни знал, что им нечего ответить.
— Полагаю, мы могли бы положиться на справедливость графа Честерского, — произнес он.
Вновь имя графа возымело действие. Не успел аббат перевести, как каноники уже повиновались и освободили монахов.
— Хорошо. Теперь, я думаю, инцидент можно считать исчерпанным. Не так ли, господин аббат? спросил Джованни.
— Да, конечно, сир епископ, — ответил дом Бернард, искоса бросив ненавидящий взгляд в сторону обиженных каноников.
— Ступайте, — Джованни было неловко обращаться к каноникам «дети мои», а как их по-другому назвать, он не знал, поэтому получилось пренебрежительно, хотя он этого и не желал.
Каноники удалились, недовольно бурча.
Аббат тоже отослал своих монахов, и когда они остались с Джованни наедине, доверительно приблизился к нему:
— Тяжело вам с ними?
— Не то слово, — согласился Джованни.
Аббату такая откровенность пришлась по душе.
— Спасибо вам за моих братьев, — растаял он. Джованни кивнул, принимая благодарность:
— Не мог же я поступить иначе.
— Вы благородный человек, сир епископ, — высокопарно изрек дом Бернард, уже позабыв, что совсем недавно думал совершенно обратное. Потом немного помолчал, собираясь с мыслями, и вдруг сказал то, чего Джованни никак не ожидал от него услышать, — вы, как я вижу, попали в беду?
Джованни лишь пожал плечами. Он понятия не имел, куда может завести подобный разговор, и ему приходилось соблюдать осторожность.
— Если вам нужна моя помощь, — продолжал дом Бернард, — то есть, я хотел сказать, если я со своими скромными силами в состоянии оказать вам поддержку в каком-нибудь вашем начинании, я готов содействовать.
Джованни боялся превратно понять слова аббата, но дом Бернард, кажется, предлагал именно то, в чем Джованни нуждался, причем делал это из добрых побуждений, в благодарность за освобождение своих братьев. Джованни колебался, прилично ли ему жаловаться аббату, но решился наконец рассказать все, без околичностей: каноники его не слушают, денег ему совсем не дают, и он никак не может убедить их в том, что его епископский долг — объезд епархии. Джованни тяжко вздохнул.
Пока он рассказывал, дом Бернард сочувственно кивал: «Какой кошмар, какой ужас!» А потом предложил:
— Не взять ли вам с собой моих братьев? Они и места эти знают, и в переводчики годятся.
— И защитники хорошие, — улыбнулся Джованни, — сердечно вас благодарю, господин аббат, и, конечно же, принимаю вашу помощь. Вы не представляете, как она своевременна! Если немного перефразировать латинскую поговорку: bis dat, qui in tempore dat.[3] Так что спасибо вам вдвойне.
Дом Бернард, видно, не любил, когда выражались по-латыни, Джованни заметил тень неудовольствия, пробежавшую по его лицу, но аббат поторопился отогнать ее.
— О, я в вас, кажется, не ошибся, — дом Бернард сделался совершенно масляным, — вы так просто приняли мою помощь. Это свидетельство чистой души, сир епископ, у вас прекрасные задатки.
Джованни было неприятно слышать, как аббат дает ему оценку, но дом Бернард понял его неудовольствие по-своему.
— Не смущайтесь, — аббат растрогался чуть ли не до слез, — если уж я кого хвалю, так это от души, не просто так, из любезности. Правда, правда! Ведь принимать помощь так сложно, это под силу только праведникам.
Кажется, аббат нарочно старался, чтобы Джованни почувствовал себя неловко, и наконец добился своего.
— Хорошо, хорошо, — дом Бернард просто цвел и благоухал от своей благости, — я прямо сейчас оставлю вам человек пять, идет?
— Да, конечно, как вам будет угодно, — согласился Джованни, желая только одного, чтобы весь этот разговор поскорее кончился.
— А как завершите визитацию, милости просим в нашу скромную обитель. Вы должны мне обещать! — сказал на прощание дом Бернард.
Джованни согласился. Когда аббат уехал, Джованни вздохнул свободнее.
1 (В книге текста сноски нет.)bis dat, qui in tempore dat — лат. пословица: вдвое дает, кто быстро дает (сокращение 32 ой сентенции Публия Сируса: Inopi beneficium bis dat qui dat celeriter (“Бедняку оказывает двойное благодеяние тот, кто скоро дает”)) … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. ЕфронаДобавлено верстальщиком.