— Объяснись, — сказал Мерсье.
— Учитывая, в каком состоянии ты находился, — сказал Камье, — требовалось ехать, но в то же время и не ехать.
— Ты низок, — сказал Мерсье.
— Мы выйдем на следующей станции, — сказал Камье, — а там решим, как нам поступить. Если мы сочтем, что стоит ехать дальше, мы поедем дальше. Мы потеряем два часа. Что такое два часа?
— Мне не хотелось бы говорить, — сказал Мерсье.
— Если же, с другой стороны, — сказал Камье, — мы сочтем, что предпочтительнее вернуться в город.
— В город! — закричал Мерсье.
— В город, — сказал Камье, — то мы и вернемся в город.
— Но мы только что из города, — сказал Мерсье, — а ты уже говоришь о возвращении туда.
— Когда мы уезжали из города, — сказал Камье, — было необходимо уехать из города. Так что мы уехали совершенно правильно. Но мы не дети, а у необходимости свои причуды. Если, решив прежде вести нас вперед, теперь она решает вести нас обратно, должны мы артачиться? Я полагаю, нет.
— Я знаю только одну необходимость, — сказал Мерсье, — бежать из этого адища как можно быстрее и как можно дальше.
— Это как посмотреть еще, — сказал Камье. — Не стоит доверять ветру, который дует сейчас в твои паруса, он уже устарел.
Мерсье сохранял самообладание.
— Третья и последняя возможность, — сказал Камье, — поскольку ничем не должно пренебрегать, такова, что мы принимаем героическое решение остаться там, где мы есть. На сей случай все, что нужно, у меня имеется.
— Деревня — просто одна длинная улица, все выстроено в ряд, дома, магазины, бары, две станции, железнодорожная и заправочная, две церкви, кладбище и так далее. Положеньице.
— Возьми плащ, — сказал Камье.
— Ладно, не растаю, — сказал Мерсье.
Они зашли в гостиницу.
— Не туда, — сказал человек, — это «Триппер и Сыновья. Оптовые поставки фруктов и овощей»[21].
— И что заставляет вас предположить, — сказал Мерсье, — что мы не имеем дел с папашей Триппером или каким-нибудь из его гнилых продуктов?
Снова улица была в их распоряжении.
— Это гостиница? — сказал Камье. — Или рыбный рынок?
Здесь человек их впустил. Он был очень взволнован.
— Прошу вас, джентльмены, — сказал он, — заходите, заходите. У нас не «Савой», но здесь… Как бы это сказать? Он бросил на них украдкой быстрый оценивающий взгляд. Как бы это сказать? — сказал он.
— Скажите это, — сказал Камье, — и положите конец нашим страданиям.
— Здесь… уютно, — сказал человек, — другого слова и не найдешь. Патрик! — закричал он. Однако другое слово нашлось, ибо он добавил, тоном пробного соучастия, чему бы подобно это ни звучало, — gemuetlich[22].
— Он принимает нас за туристов, — сказал Мерсье.
— Ах, — сказал человек, потирая руки. — Физиогыномистика, — он гыкал уверенно, не сомневаясь, что так и надо, — мое слабое место. Не каждый день мне выпадает сучий… Он поколебался. Мне выпадает случай, — сказал он. — Патрик!
— Со своей стороны, — сказал Мерсье, — я счастлив наконец-то встретить вас, ведь вы являетесь мне уже давным-давно.
— А, — сказал человек.
— Да, сэр, — сказал Мерсье, — чаще всего вы возникаете передо мною, когда я переступаю порог, или в окне. Позади вас ливень света и радости, на фоне которого чертам вашего лица полагалось бы стушеваться, однако этого не происходит. Вы улыбаетесь. Вероятно, вы и не видите меня с той стороны улицы, оттуда, где вы стоите и погрузились в глубочайшую тень. Я улыбаюсь тоже — и иду дальше. Видите вы меня в моих снах, м-р Голл[23]?
— Позвольте мне вам помочь, — сказал человек.
— Так или иначе это счастье встретить вас опять, — сказал Мерсье, — при таких, еще более счастливых, обстоятельствах.
— Что значит помочь? — сказал Камье.
— Ну, — сказал человек, — ваши пальто, ваши шляпы, как бы это сказать? Патрик!
— Но взгляните на нас, — сказал Камье. — Разве похоже, что мы в шляпах? Может, мы и перчатки носим, и сами того не замечаем? А, сэр?!
— Носильщика для наших чемоданов, — сказал Мерсье. — Чего вы ждете?
— Патрик! — закричал человек.
— Отмщение! — закричал Мерсье, делая шаг вперед.
Был день ярмарки. В зале толпились фермеры, торговцы скотом и тому подобное. Животные в собственном смысле слова были уже далеко, тянулись вразброд по грязным дорогам захолустья на крики пастухов. Одни ночью вернутся в прежние, знакомые хлева, иные в иные, о которых еще не знают. Замыкая шествие, позади промокших вялых овец, вереница грохочущих телег. Пастухи держатся за свои концы через подкладку карманов.
Мерсье облокотился о стойку. Камье наоборот, прислонился к стойке спиной.
— Жрут прямо в шляпах, — сказал он.
— Где он сейчас? — сказал Мерсье.
— У дверей, — сказал Камье, — наблюдает за нами, но не показывает виду.
— Можно видеть его зубы? — сказал Мерсье.
— У него рот прикрыт рукой, — сказал Камье.
— Я не спрашиваю, прикрыт ли у него рот, — сказал Мерсье. — Я спрашиваю, можно ли видеть его зубы.
— Нельзя отсюда увидеть его зубы, — сказал Камье, — из-за руки, которая их прикрывает.
— Прежде всего едим, — сказал Камье. — Бармен, какие у нас лакомства на сегодня?