«Бобы, пули и пластырь» — вот что, по словам дедушки, будет ценным, если мир погрузится во тьму. Он как всегда оказался прав.
Бекки Грисоун, владелица парикмахерской «Тресс», разложила на нескольких столах ножницы, расчески и флаконы с аэрозолями. Она притащила одно из кресел из салона и стригла волосы женщины, укорачивая их до подбородка.
Позади нее стояла очередь людей, которые держали пластиковые пакеты с несколькими банками или коробками с едой, чтобы обменять их на хорошую стрижку.
Короткая стрижка — это разумно. Меньше волос — меньше шампуня и мыла; к тому же, когда следить за гигиеной становилось все труднее и труднее, вши снова становились проблемой.
Возможно, Квинн стоит подумать о собственной стрижке, хотя она сама подстригала челку бабушкиными ножницами. Синий ирокез мог бы стать крутым, хотя большая часть синих волос уже выцвела до черного цвета.
Несколькими павильонами ниже Джамал Дункан и Тина Ганди, чей отец владел автомобильной мастерской, разложили на нескольких столах механический хлам, засунутый в картонные коробки и разбросанный по полу — автомобильные аккумуляторы, катушки проводов, зарядные устройства и двигатели газонокосилок.
Джамал помогал Фолл-Крик устанавливать ретрансляторы, чтобы расширить диапазон связи. Инженер по специальности, он был настоящим гением в области электроники, и его старания привели в рабочее состояние несколько радиостанций и несколько генераторов.
До людей дошли слухи, и они стали приносить Тине и Джамалу автомобильные аккумуляторы, портативные радиоприемники, портативные генераторы и солнечные зарядные устройства в обмен на туалетные принадлежности и еду.
Квинн остановилась у стенда мистера Аткинсона, чтобы купить немного его домашнего меда, который он обменял на бабушкины персики. Его жена готовила потрясающий персиковый коблер и различные пироги.
Джулия Верн-Смит сделала мыло ручной работы из золы и свиного жира. У Коринны Маршалл нашлось несколько драгоценных семян, которые она обменяла на пару цыплят миссис Дорсон.
Призрак принюхивался ко всему, его блестящие карие глаза ничего не упускали. Он был таким высоким, что его виляющий хвост смахивал тюбики с неоспорином и коробки с пластырями.
В следующем киоске он сбил со стола маленькие горшочки с рассадой розмарина и базилика.
Никто на него не кричал. Он вызывал усталые улыбки у взрослых и возгласы восхищения у детей, которые сбегались со всех сторон, чтобы погладить его по голове, потрепать за уши и почесать под подбородком.
Призрак потакал их обожанию с безмятежной терпимостью принца.
Квинн удивлялась его невероятному терпению по отношению к тем, кого он считал своими подопечными. К самым маленьким он относился с предельной нежностью, даже когда они ненароком наступали ему на лапы или дергали за хвост, а старших детей игриво подталкивал или толкал, побуждая их бежать за ним или наоборот.
— Отличная у вас собака, — похвалила женщина средних лет в киоске, торгующем самодельными свечами и яйцами. На ее табличке говорилось, что она принимает на обмен отбеливатель, мыло и зубную пасту.
Майло сиял от гордости. После смерти Ноа Квинн видел его таким счастливым впервые.
— Спасибо, леди.
— Если вы когда-нибудь захотите продать этого пса, я обменяю на него все, что вы попросите. Я бы отдала своих лучших кур-несушек за этого красавца. Всех.
Майло нахмурился.
— Он не продается.
Женщина пожала плечами, но бросила на Призрака еще один тоскливый взгляд.
— Просто предложение.
Они продолжали двигаться, Квинн составляла список товаров, за которыми они с бабушкой вернутся с прицепом, чтобы все увезти. Через несколько киосков Майло наклонился и изучил керосиновый фонарь. Судя по вывеске, владельцу требовались бета-блокаторы для лечения сердечных заболеваний.
Майло закусил нижнюю губу.
— Тебе стоит поставить свою лавку, Квинн.
— И чем бы я торговала? Людям еще долго не понадобятся самодельные грелки для рук.
— Твои рисунки.
— Никому не нужны рисунки монстров, Майло.
Он бросил на нее робкий взгляд сквозь темные кудри, падающие на глаза.
— В старые времена все богатые короли и королевы заказывали художникам свои портреты. Чтобы их семья не забывала о них. — В его голосе слышались потерянность и тоска.
Ее сердце сжалось. Она понимала, о чем он просит, даже если Майло не мог сказать об этом прямо. Он хотел портрет своего отца.
Квинн моргнула, внезапно почувствовав давление за глазами, и сжала руки в кулаки. Все в ней вздрогнуло от этой мысли, гнев смешался с чем-то темным и болезненным.
И все же тоскливый взгляд Майло пронзил ее до глубины души.
— Я подумаю об этом, — выдавила она, преодолевая комок в горле.
Она чувствовала, как он изучает ее, его большие серьезные глаза смотрят на ее лицо. Он умолял ее, просил. Умолял о том, чего она не могла ему дать.
— Хочешь послушать музыку позже? — спросил он, так тихо, что она почти не услышала его.
Квинн занялась изучением свечи, взяла ее и взвесила в руках, проверила длину фитиля, делая вид, что ей глубоко наплевать на все это.
Может быть, он больше не спросит, и она сможет притвориться, что не отказала ему. Она чувствовала его разбитое сердце как цепь на своей шее, но сама уже едва ступала по воде, уже почти тонула. Она не могла выдержать и его веса.
Разочарование омрачило лицо Майло. Квинн отвернулась, ненавидя себя.
Позже, пообещала она себе. В следующий раз. Может быть, завтра.
Ее нервы сдали, тревога закралась под кожу. Ей хотелось убежать, скрыться, исчезнуть.
Внезапно все оказались слишком близко, шум разговоров звучал чересчур громко, как сердитые пчелы в ее голове.
Призрак низко зарычал.
Квинн испуганно посмотрела на него. Она стояла здесь уже несколько минут, в голове пусто.
— В чем дело, мальчик?
Он снова залаял, его тело напряглось, когда пес наклонил голову, нюхая воздух. Осторожно отпихивая пару детей, гладивших его, он бросился к открытому дверному проему в задней части здания, его плюмажевый хвост развевался за ним.
— Призрак! Подожди! — С учащенным сердцебиением Квинн обернулась в поисках Майло.
Он больше не стоял рядом с ней. Его не было ни у стендов по обе стороны, ни где-либо в толпе.