— Тебе это нужно или нет?
— Определенно, да.
Он подошел к рюкзаку, что притулился у ближайшего дерева, и достал предмет, развернул ткань, затем протянул его на ладонях.
Изогнутое лезвие ножа-карамбита Десото сверкало в лучах холодного весеннего солнца. Нож напоминал когти велоцираптора — оружие, созданное для того, чтобы разделывать и обезглавливать врагов.
Квинн судорожно вдохнула. Она не видела карамбит с той ночи в сарае, когда на нее напал Десото. Тогда она почувствовала, как карамбит прижимается к ее мягкому уязвимому животу.
— Следовало давно тебе его отдать. Он больше твой, чем мой.
Квинн взяла нож почти благоговейно. Тяжесть оружия ощущалась в ее руках. Она взмахнула, и увидела, как лезвие рассекает воздух, разрезая молекулы кислорода, разделяя лучи солнечного света. Оно настолько острое, что могло разрезать человеческий волос.
— Ты должна держать его наточенным.
— Буду.
— Обращайся с ним осторожно. Это не игрушка.
Квинн посмотрела на Лиам из-под своей отросшей челки.
— Не планирую использовать его как игрушку.
Слабая ухмылка тронула его губы.
— Заботься о своем оружии, и оно позаботится о тебе.
Она кивнула, восхищаясь красотой ножа, и без раздумий поднесла руку к горлу. Синяки от драки с Десото исчезли несколько недель назад. А вот воспоминания, кошмары — они оставались гораздо дольше.
Тем не менее в обладании ножом человека, который пытался и не смог убить ее, чувствовалось определенное удовлетворение, поэзия.
Лиам потянулся в карман и достал небольшой жесткий футляр для солнцезащитных очков. Он открыл его, достал пару таблеток аспирина и проглотил их без воды.
Квинн ткнула карамбитом на футляр.
— Что это?
— Мой повседневный набор. Он повсюду со мной. — Лиам похлопал себя по бедру. — Как и мое оружие. Я никогда никуда не хожу без своего «Гербера».
Он протянул футляр, чтобы она могла заглянуть внутрь. Вместо пары солнцезащитных очков в нем лежали мультитул, тактическая ручка из нержавеющей стали, маленький светодиодный фонарик, две зажигалки, складной нож, носовой платок с паракордом и набор отмычек.
Квинн подняла брови.
— Отмычки? В прошлой жизни ты был вором?
— Никогда не знаешь, когда тебе понадобится попасть в здание или выйти из него. Лучше быть готовым ко всему.
Она впитывала слова Лиама, запоминая все, что хранилось в футляре. Большинство предметов она могла собрать сама, за исключением набора для отмычек, но у нее имелись шпильки для волос и скрепки. Квинн жестом указала на мультитул.
— У дедушки в мастерской, в одном из ящиков, лежал такой же.
Ее сердце сжалось при воспоминании о том, как она в пять или шесть лет сидела в мастерской на табуретке, пока дедушка показывал ей все свои инструменты и как ими пользоваться. Над ними светила единственная лампочка, воздух наполняли запахи масла, смазки и пыли.
Дедушка проводил там большую часть своего свободного времени, работая над всякими мелочами, ремонтируя кондиционер, строя курятник или устраняя утечку масла в грузовике.
Как только она перешла в среднюю школу, то потеряла интерес и редко присоединялась к нему. Ей стоило проводить с ним каждую свободную секунду.
Квинн отогнала воспоминания. Как только она вернется к себе домой, сразу же соберет свой собственный повседневный футляр. У них с бабушкой уже имелись тревожные чемоданы — Дед всегда держал один в «Оранж Джулиусе», — но он рассчитывал на день-два, проведенные в метели, а не на длительное выживание или самооборону.
Лиам захлопнул футляр и сунул его в карман. Он повернулся к ней, и с нечитаемым выражением лица спросил.
— Итак. Ты готова или нет?
Квинн подумала, что он имеет в виду строительство еще одной ракетной печи. Или колку бесконечных дров. Или, может быть, еще больше трудодней за рытьем туалетов для людей в городе, у которых нет септических систем.
— Для чего?
Он уставился на нее.
— Для чего, по-твоему, ты здесь?
Она сложила руки на груди, собираясь защищаться.
— Ты привел меня сюда, чтобы еще раз поговорить?
Как будто слова могли ее исправить. Все спрашивали Квинн, все ли в порядке — Ханна, бабушка, Бишоп. Даже директор. Они спрашивали ее о Ноа, о Розамонд.
Они смотрели на нее с жалостью, беспокойством и немного настороженно, как будто внутри нее что-то сломалось.
Проблема в том, что они не ошиблись.
Чем больше ее спрашивали, тем больше Квинн замыкалась в себе. Она чувствовала их заботу, их доброту, их любовь, но не могла впустить их в свою душу, загоняя свою боль еще глубже.
Она не хотела говорить о том, что она чувствует, убив Розамонд, или о том, как Ноа предал ее, о том, каково это — наблюдать, как друг в один момент оборачивается против тебя, а в следующий умирает.
Или о том, что она больше не узнает лицо, которое видит в зеркале.
Лиам наблюдал за ней.
— Я привел тебя сюда, чтобы научить сражаться. Ты согласна или нет?
Глава 37
Квинн
День девяносто пятый