Суббота, 8 апреля. День
«Бета»
Центрально-Восточная Атлантика
Ночью задувал ветер, студил голую шею, но спасательный жилет не давал озябнуть, хорошо прикрывая тело, а парная водичка согревала. Океан колыхался вокруг — зеркальная копия той хляби, что я оставил за гранью миров. Чернота внизу, чернота вверху…
Тусклый звездный свет позволял отделить небо от вод, но и под волнами разгорались туманные огни — играли мелкие кальмарчики, фосфоресцировал планктон… А я неторопливо, экономя силы, плыл на север. Да и куда еще? И как?
Рекорды побивать, выдыхаясь — и яростно желая пить? На фиг мне это надо! Одолею метров двадцать-тридцать, и релаксирую, как тюлень…
Хотя вряд ли это можно назвать купанием или даже движением к цели. Я просто отвлекался от ситуации, занимал себя, чтобы не думать о бездне подо мной или о недостижимости берегов.
Страшно было. Очень страшно.
Болтаю ногами, придавая себе ускорения — и высматриваю акульи плавники, режущие воду… Эти хищные рыбины, какие-нибудь мако или «тигровки», не оттяпают мои нижние конечности — к чему им зубы ломать о твердые кости? Они выкусят мышцу бедра или бок…
Ну, и все на этом… Тут даже бригада целителей не поможет — чудовищные раны не залечить. Потрепыхаюсь в ласковой водичке, истекая кровью, и плавно пойду ко дну, слабое звено пищевой цепочки — на глубине хватает желающих отведать свежей человечинки…
Не меньше пугала моя оторванность, воистину космическая затерянность. Даже если из-за горизонта покажется корабль, как с палубы разглядеть крошечную особь вида хомо сапиенс сапиенс? А слабому голосу утопающего не одолеть кабельтовы.
Ясный день тоже страшил — солнце высушит меня, высосет всю влагу, а океан хуже пустыни — воды много, а пить нечего.
Под утро зарядил дождь, и я сёрбал влагу с ладоней, как из блюдца…
Часам к девяти стало припекать. Я забеспокоился, и стихия будто бы откликнулась на не высказанную мольбу — нагнала гороподобных облаков. Они застили солнце, накидывая спасительную тень, лишь на считанные минуты уступая лучам.
Снова загуляли волны, и вот, когда очередной гребень вознес меня чуть ближе к небесам, мне удалось разглядеть впереди ярко-красное пятнышко. Подстегнутое надеждой сердце забилось чаще, и я рванул саженками.
Ну, рванул — это, конечно, перебор. Жилет здорово стеснял движения, так что пловец из меня был никудышный. И все же далекий ориентир приближался, рывок за рывком. Что там такое краснело, я понятия не имел. Может, поплавок. Или надувной матрац, унесенный с канарских пляжей. Мне все сгодится!
Ветер насвистывал, чуток подгоняя, на южных горизонтах набухали синие тучи. Изредка блистали зарницы и даже погромыхивало.
Отплевываясь, раздраженно смахивая со щеки пену, я перевалил очередную волну, и заскользил вниз, рассмотрев, наконец, предмет моих стремлений.
В какой-то полусотне метров от меня дрейфовал спасательный плот, прикрытый от солнца и осадков надувным тентом, колеблемым ветром. И, похоже, на плотике кто-то уже спасся — круглый борт продавливал, навалясь, полураздетый мужчина. Не понять, живой он или мертвый.
«Сейчас узнаем!» — заулыбался я, убыстряясь.
Вымотался, но доплыл — ладонь мазнула по тугому боку «спасательного средства». Покосившись на безвольно обвисшую руку с татушкой «САША», синевшей на пальцах, я ухватился за леер.
— Эй! Пособи! Help me, do you hear?
Реакция последовала весьма квёлая — пальцы с наколкой подобрались, словно решив побарабанить по надутой резине.
Я подтянулся, охватывая толстый и скользкий борт, и завалился на хлипкую «палубу», что продавливалась под коленями.
Мужик, сидевший рядом, был жив, но смотрел будто сквозь меня. Его опухший язык облизывал растрескавшиеся губы, тронутые черной запекшейся корочкой, вот только слюна вся вышла. Зато волосатые ноги сжимали квадратную бутылку виски «Джим Бим».
— Чего не помог? — пробурчал я
Мой заросший, тронутый солнцем попутчик безразлично чиркнул по мне глазами. Ухватился за горлышко сосуда, сделал хороший глоток, смачно крякнул, и выразился:
— А на хрена? Все одно сдохнешь.
«Ну, хоть русский», — мелькнуло в мыслях.
Я занял противоположный угол, как боксер на ринге.
— Дети есть?
— Может, и есть, — глумливо усмехнулся «Шурик». — Откуда мне знать? Да и на хрена мне та семья сдалась? Чтоб налог на бездетность не платить? — утробно хрюкнув, он снова приложился к бутылке.
— Лучше не налегать на спиртное, хуже будет, — рекомендовал я.
И дождался любезного ответа:
— Да пошел ты…
— Экий ты невежливый.
Косясь на меня, помаргивая рыжеватыми ресницами, Саша закрутил пробку на бутылке, и безвольно откинулся на упругий борт, раскинул по нему руки, мускулистые, хоть и заплывшие жирком.
— Я труп, — скорбно проинформировал меня попутчик, — я еще вчера помер, — он болезненно сморщился, выдавив мутную слезу, и заскулил: — М-м… Будь другом, похорони по-нашему, по-моряцки! Я уже и поминки справил… Черти-то душонку мою сволокли, а тушку, — Шурик гулко шлепнул себя по брюшку, — оставили. Завонялась уже…
Волна глухого раздражения вскипела во мне. Всю жизнь мечтал об увеселительной прогулке по морю на пару с безумцем! Страшно хотелось спать, тело ныло от усталости, а тут еще этот… призрак во плоти! Или не черти ему явились, а белочка? В образе delirium tremens?
— Ты живой, Саня, — сухо вытолкнул я.
«Покойник» отреагировал не адекватно — замычал, словно пытаясь выматериться пересохшим горлом, засучил босыми ногами, скрипя пятками по резине — и полез в море.
— Эй, ты куда? Сдурел, что ли?
Я пробовал ухватить «живой труп» за щиколотку, и чуть не нарвался на удар кулака.
— Пш… м-м… Мля-я… — исторгал фонемы «товарищ по несчастью».
— Да стой ты, придурок!
Но мужик, извиваясь и дергая ногами, сполз в море. Стал с жадностью хлебать соленую воду, визгливо хохотать, игриво брызгая в меня, а затем нырнул.
Я отчетливо видел его красный живот и белую спину. Вот гроздь крупных пузырей засеребрилась снизу, и тело, вяло пошевеливаясь, стало погружаться всё глубже и глубже.
— Идиот! — выдохнул я, уже понимая, что вынес диагноз.
Бранясь, на коленках подполз к груде мокрой одежды, что кисла в углу квадратного плота, и как следует порылся.
Полбутылки виски. Штаны, задубевшие от соли. Мятая тельняшка. Куртка-спецовка с шевроном «Нахичевань». Ага… Вот кого искали в океане!
Пошарив по карманам, я выудил ключ с полустертым брелком, мятую зеленую трешку, очень похожую на те, что имели хождение в «Альфе», крутую зажигалку «Ронсон», пачку размякших сигарет «Стюардесса» и пластиковый чехольчик с документами. А вот это уже ценно!
Я разжился мореходной книжкой на имя Александра Томина. В краснокожую паспортину был вложен обычный — зеленый — паспорт, плюс диплом судового радиооператора второго класса и две пластиковых карточки, «VISA» и «Унион». На последней значилось статусное «Госбанк СССР».
— Саша умер… — пробормотал я. — Да здравствует Саша!
Тот же день, позже
«Бета»
Атлантика, борт д/э «Бриз»
Гирин нервно мерял шагами палубу. С самого утра, как только стало известно, что Михаил исчез, «Бриз» круто развернулся к югу и пошел, пошел зигзагом. Весь экипаж высматривал пропажу, понимая прекрасно, что поиски бессмысленны. Сухогруз успел отмахать миль двести, и где теперь искать начальника экспедиции?
Но надежда всё еще подавала признаки жизни…
Иван задрал голову — Рустам с Умаром дежурили на самом верху, оглядывая водный простор в бинокли. Словно уловив его взгляд, Рахимов опустил свою оптику, и покачал головой — никого.
— Иван! — голос Вайткуса звучал глухо, на нерве.
Каплей молча подошел, и хмурый Ромуальдыч повел его за собой. Остановившись в коридоре, он оглянулся и тихо сказал:
— В Мишиной каюте кто-то рылся.
— Уверены? — Гирин так резко повернул голову, что фуражка села набекрень.
— Заходи, — боцман отворил дверь гаринской каюты кончиками пальцев, не притрагиваясь к ручке.
Невеликое пространство, открывшееся за порогом, носило противоположный порядку знак. Одеяло, свернутая простыня и подушка валялись на полу. Книги, записи, тетради разбросаны повсюду — похоже, неведомый посетитель выгреб всё из шкафчиков и опустошил багаж.
— Та-ак… — выговорил Иван, утишая голос. — Арсений Ромуальдович… А вам не кажется, что этот шмон и случившееся с Михаилом как-то связаны?
— Не кажется, — буркнул Вайткус. — Уверен! И не мог Миша выпасть за борт, как пьяный матрос! Столкнули его.
Он уставился в глаза Гирина, недобро усмехаясь.
— На кого сразу подумал? На Браилова?
Капитан-лейтенант закряхтел.
— У нас тут, как в хорошем детективе — преступление совершил кто-то из своих. Только этот кто-то явно чужой!
— Будем искать… — проворчал Ромуальдыч, сжимая огромные кулаки. — Пошли!
— Думаете на Браилова? — Иван вышел, осторожно переступая побросанные вещи.
— Разберемся!
Мишиного «двойника» они обнаружили в кают-компании. Браилов в гордом одиночестве доедал кашу с гуляшом, уныло возя ложкой, да с таким выражением, будто черпал гадостных жирных личинок, а не разваристую гречку.
— Приятного аппетита, — тяжело сказал Вайткус, подсаживаясь. — Как чувствуете себя в родном пространстве?
— Фигово, — буркнул Михаил. С отвращением отодвинув тарелку, он поднял взгляд на своего визави. — Чего это вы так заинтересовались?
Гирин прислонился к звякнувшему буфету, и молвил ровным голосом:
— Кто-то взломал замок Мишиной каюты, и устроил там обыск.
Браилов понятливо кивнул.
— И вы решили, что все следы ведут ко мне, коварному иномирцу… А ничего умнее придумать не могли⁈ — вспылил он.
— А мы не думаем! — поднял голос Ромуальдыч. — Мы собираем информацию!
— Да, — хмуро сказал Иван, — мы сразу выделили самих себя в заведомо невиновные, а как еще-то? И «Царевичей» я заподозрить не могу, и Умара с Рустамом — они не раз Мишу спасали, а Миша спасал их. На кого мне тогда думать? На тетю Валю? Так она уже десять лет кормит и Мишу, и весь институт. Ну, не похожа она на Мату Хари! И на кого грешить тогда?
— Слушайте, — разнервничался Михаил, — уж не знаю, кто из вас Холмс, а кто — Ватсон, но с дедукцией у вас явные проблемы!
Вайткус свирепо засопел.
— Не скажу, что Миша мне как сын родной, скорее, как внук… — заворчал он с угрозой.
— Стоп! — Браилов шлепнул ладонями по столу. — Стоп… — он дернул губами. — Сейчас… Отведу от себя подозрения! Алиби у меня нет, но… Когда обыскивали Мишину каюту? Ну, примерно!
Ромуальдыч потер щеку, размышляя.
— Та-ак… Миша не явился на вахту в четыре утра. Я пошел его искать… Каюта была не заперта, и всё лежало на своих местах. Одежды Мишиной не было, и спасательного жилета, да и койка застелена… Ну, я и решил, что он опять за свой «чек-ап» взялся. И ключи на месте… Я дверь закрыл, пошел Мишу искать, но… — он развел руками. — Его нигде не было! Поднял «Царевичей», мы все обыскали, и я по новой наведался в Мишину каюту… А замок уже взломан! И было етто в начале шестого.
— Сходится! — энергично кивнул «иномирец», и его губы потянуло в кривую усмешку. — Не совсем алиби, но… Моя каюта с другого борта, я делю ее с Бубликовым. Так вот, он меня разбудил в половине пятого утра… Виктор одевался очень тихо, а обувался и вовсе за дверью, но утренний сон у меня очень чуткий. Я сначала подумал, что ему на вахту, и заснул, а ровно в шесть, когда мне самому вставать, Бубликов снова устроил побудку — вернулся и прилег…
— Раньше ты его по-свойски звал — «Бубликом»! — усмехнулся Гирин.
Браилов болезненно переморщился.
— С Виктором я познакомился еще в Новосибирске, — сдержанно заговорил он. — Признаюсь, мне он тогда… м-м… не пришелся по душе. Уж слишком разболтанный, шумный, а его жизнерадостность просто била через край. «Бублик» любил дурачиться, смешить народ, но и в электронике соображал — он просто чуял неисправности! А вот зимой, сразу после Нового года, Виктор резко изменился. Сперва мне казалось, что эта его серьезность — просто очередная игра, этакая маска, но нет: былая бесшабашность в нем уступила расчетливости, а жизнелюбие — хладнокровию. Девчонки мигом определили, что виной всему несчастная любовь, а вот у меня сложилось иное мнение…
Михаил смолк, и Гирин, заинтересовавшись недоговоренностью, быстро спросил:
— Какое?
Браилов, медленно потирая ладони, поднял голову.
— Я не знаю, — промямлил он, — но мне кажется… Мне кажется, что это другой Бубликов. Отсюда, из «Беты».
Пораженные, Вайткус и Гирин переглянулись.
— Можно считать доказанным, что в «Бете» проживает точная реплика рода людского, — заговорил Михаил немного лекторским тоном — это его успокаивало. — Мы и вы, как человечества-близнецы! Разумеется, плюс-минус несколько миллионов тех, кто не имеет двойников в сопредельном пространстве. Ну, это, так сказать, во-первых. А во-вторых… Бета-СССР, как известно, хорошо защищен от тех, кого Миша зовет «попаданцами». Но вот альфа-СССР для них — проходной двор! И я вполне допускаю, что по приказу Семичастного, председателя здешнего КГБ, вполне могли подменить «нашего» Бубликова на его бета-версию. Инженера-электронщика на шпиона-диверсанта.
Вайткус угрюмо молчал, бессильно повесив руки.
— Тайная экспедиция… — выцедил он. — Как мы блюли секретность! Сколько ухищрений напридумывали! А «засланный казачок» хихикал в кулачок!
— В рифму вышло, — рассеянно заметил Иван.
— Что? — не понял Ромуальдыч, и страдальчески скривился, отмахиваясь: — А-а!..
— Да подождите вы! — слабо воспротивился Браилов. — Это всего лишь мое допущение, и весьма вольное! Нужны доказательства…
Вайткус страшно осклабился:
— Будем искать!
Воскресенье, 9 апреля. Лунная ночь[14]
Море Дождей, ДЛБ «Звезда»
Ночь на Луне куда светлее, чем где-нибудь под Москвой — когда в бархатно-темном небе круглится яркая Земля в спиральных разводах облаков, можно реально газету читать. Но лучше не портить глаза, а любоваться родной планетой.
Она висит в черноте космоса, как идеальный шар, выточенный из синего мрамора с белыми прожилками. Красота!
Правда, яркое сияние Земли не доносит тепла — грунт остывает до минус ста семидесяти.
Пренебрежительно фыркнув, Почтарь мягко опустил ковш и вдавил педаль — «Муравей»[15] загреб пару кубометров реголита. Через трубчатый каркас корпуса «лундозера» передались дрожь и низкий гул. Задрав ковш, машина двинулась к «Звезде».
Базу было не узнать — половину цилиндрических блоков засыпали метровым слоем грунта, одни тамбуры выглядывают, да световые колодцы. Ну, не так красиво, как раньше, зато тепло, и радиация не доберется.
— Паша! — проскрипел в наушниках голос Леонова. — Хватит на сегодня. Сейчас мы конференцию затеваем! Подходи, давай…
— Иду, Алексей Архипыч!
Покачиваясь на грейдированном объезде, «Муравей» остановился у крайнего блока, укрытого реголитом наполовину, и опустил ковш.
— «Стада в хлевах, — бодро продекламировал Паха, — свободны мы до утренней зари!»
Отшлюзовавшись, он избавился от скафандра, и зашагал в столовую. Подкрепиться бы не мешало, но там соберутся селенологи — спокойно не поешь…
«О духовном думай, жрун!» — раскритиковал себя техник, и скромно присел в уголку.
На экранах мониторов пока что висели радужные таблицы — земные светила планетологии рассаживались в Центре Дальней Космической Связи, что под Евпаторией, а лунный мэтр ввалился в столовую живьем — Ксанфомалити так и не приучился к местной гравитации.
— Здравствуйте, Леонид Васильевич!
Селенолог с улыбкой пожал руку Почтарю, и присел за стол-пульт.
— Вы уже поели? — громким шепотом спросил он.
— Да потом, — отмахнулся Павел.
— Никаких потом! — сурово отрезал Ксанфомалити. — Режим — прежде всего! Будете нарушать — сдам Ясе для опытов.
— Сдавайте! — ухмыльнулся Почтарь. — Я согласен.
Ученый рассмеялся, и тут все экраны расцветились картинками.
— Начинаем? — спросили в ЦДКС.
— Начинаем! — с готовностью кивнул Леонид Васильевич, клонясь к микрофону. — Товарищи! Коллеги! Не знаю, право, стоит ли всерьез относится к информации о том, будто американцы нашли в Море Дождей что-то такое… — он покрутил пальцами. — Необыкновенное! Чуть ли не инопланетное! Я предлагаю рассмотреть вопрос более приземленный… Вернее, прилуненный: как нам исследовать здешний маскон?
Три секунды спустя радиоволны донесли ворчливый ответ с Земли:
— Не думаю, что концентрация массы в Море Дождей так уж поражает воображение… На экваторе обратной стороны Луны расположен маскон, впятеро превышающий массу «вашего», Леонид Васильевич, и с поперечником в тысячу километров. Достаточно сказать, что тамошняя гравитационная аномалия отклоняет пролетающий спутник на километр! Что же касается маскона под Морем Дождей… Есть все основания считать, что само это лунное море образовалось после удара астероида диаметром около трехсот километров. Да, можно назвать его и протопланетой, согласен. Беда в том, что знаем мы о нем очень и очень мало… Леонид Васильевич?
— Да, — развел руками Ксанфомалити, — объем наших знаний не впечатляет! Протопланета при ударе раскололась на несколько частей. Основная масса погрузилась в лунную мантию и как бы зависла на глубине двести километров. Поэтому судить о ее составе можно лишь умозрительно, но наверняка она сложена из плотных, тяжелых элементов — железа, никеля, платиноидов… Позволительно допустить присутствие трансурановых включений — это подтверждает тепловой поток из лунных недр, втрое превышающий расчетный. Подобное можно объяснить лишь высоким содержанием радиоактивных изотопов…
В столовую вошел Леонов и прокрался к Павлу, умостившись рядом.
— Интересное кино? — шепнул он.
— Захватывающее! — ухмыльнулся техник.
— Но я бы хотел акцентировать ваше внимание на ином, — голос Леонида Васильевича окреп. — На селенологических изысканиях! Конечно, пробиться на сотни километров в мантию нереально, однако, почему бы не предположить, что отдельные обломки протопланеты ушли не столь глубоко? Вполне возможно, что они находятся гораздо ближе к поверхности, залитые лавой три миллиарда восемьсот лет тому назад, а это слой всего лишь четырехсот пятидесяти метров толщиной!
После трехсекундной паузы динамики донесли шумство из зала ЦДКС:
— Нужна нормальная буровая! Пробить толщу базальтов… Пф-ф!
— Товарищи, не забывайте — на лунную базу уже угрохали восемь миллиардов долларов! А доставить буровую вышку, пусть даже из современных легких материалов, бурильные штанги, коронки, мощный мотор-редуктор… Да и самих бурильщиков, хотя бы парочку. В копеечку влетит!
— А если добуримся до золота, платины, редких земель? И будем их черпать десятками тонн⁈
Ученые схлестнулись с прикладниками, и в столовой стало жарко. Ксанфомалити с азартом отбивался от критиков, беззаветно бросаясь на защиту бурильных работ.
— Это надолго! — со смешком заключил начальник базы. — Пойдемте отсюда, Паша. Я тоже еще не обедал! Анечка обещала подогреть борщ…
— М-м-м! — мечтательно застонал Почтарь. — Пойдемте скорей!
— Только тихо!
И они удалились, ступая на носочках, в камбуз, где восхитительно пахло сдобой. Аня заулыбалась гостям.
— Вот, где настоящий маскон! — рассмеялась она. — Всех сюда тянет! Борщику?
Начальник с техником закивали одинаково энергично.
— Пампушки есть… — заворковала инженер-гастроном, соблазняя. — С чесночком. Будете?
— Будем! — выдохнули оба.
И тут появился третий, Рома Почкин собственной персоной.
— А мне? — заныл он.
— Рука в… в этом самом, — ворчливо отверг Почтарь наглые притязания. — Анечка, не наливайте этому жруну! Яся и так уже его раскормила — вон, аж лоснится!
— Завидовать дурно! — ухмыльнулся Почкин, подхватывая миску с красно-янтарным борщом, как ценный приз. — Алексей Архипович, есть новости.
— Выкладывай, — велел Леонов, прихлебывая.
— Значит, так… — Рома вооружился ложкой. — Пятого числа УМП зафиксировал перемещение большой массы — тысячи тонн! — от нас в «Бету». Я сразу связался с Москвой, но меня успокоили: всё, говорят, нормально, это наша спецоперация! И без комментариев.
— Интере-есно… — сощурился начальник базы. — А где это было?
— В Атлантике, южнее островов Зеленого Мыса, — деловито доложил Почкин. — Приблизительно на широте Конакри. Но это не все. Помните, вы просили проследить за «Атлантисом»?
— Ага… — Алексей Архипович зачерпнул гущи. — Я слушаю, слушаю!
— В общем… Они долго крутились в пространстве «Гамма»…
— Ни фига их занесло! — подивился Павел.
— Да вообще не понятно, как они туда попали! — охотно поддержал Почкин. — Ни у амеров, ни у нас гамма-ретранслятор пока не получается, полный затык! А эти… Короче, шестого они пошли на спуск в южной части Тихого океана… В «Гамме» этой.
— Катастрофа? — задержал ложку Леонов.
— Не похоже, — мотнул головой Роман. — Спускались штатно, грамотно тормозили. И курс выдерживали… Ну, точность уловителя пока небольшая… Я проследил за «Атлантисом» до высоты трех с лишним километров, в районе Туамоту.
— Понятно… — Алексей Архипович подумал, и умял пахучий объедок пампушки. — То есть, в принципе, экипаж мог спастись?
— Вполне! Садиться там некуда, приводниться… Ну, это вообще бред. Однако высота и скорость позволяли выпрыгнуть с парашютами… А островов там, как фасоли в этом божественном борщике!
Аня смешливо погрозила Роме пальцем: не подлизывайся!
— Делаем вывод, — Павел ревниво глянул на Почкина. — Или Америка в этой «Гамме» не совсем Америка… Или… Хм. Или экипаж «Атлантиса» решил похоронить шаттл, вместе со всеми его секретами, на дне Великого или Тихого.
— И поробинзонить вволю! — потянулся Рома, жмурясь, а Паша переглянулся с девушкой — ее глаза смеялись.
«Неисправим!» — неслышно изобразили Анины губы.
Для него одного.
Напомним, что ночь на Луне длится 14 земных суток и 18 часов.
Многофункциональная машина, которую разрабатывали для работы на Луне специалисты ВНИИТрансМаш.