Гущин покосился на него хитрым глазом.
— А ты, что — или порнуху решил снимать? — спросил он.
— Да нет, — немедленно открестился Сундуков. — Приятель у меня…
Гущин хмыкнул и, посчитав тему исчерпанной, опять задремал.
Сундуков же сидел как на иголках и проклинал себя за непоследовательность. Вот Гущин —уверенный, цельный и оттого беззаботно дремлющий человек. В заначке у него даже есть —сам говорил —полторы тысячи долларов на черный день. То есть черный день этот еще далеко. А у Сундукова каждый день —черный, и нет времени делать заначки. Деньги нужны прямо сейчас. Или не нужны. Опять решать ему, Сундукову. И, как всегда в момент выбора, мысли Сундукова устремились в иные пределы, в счастливые миры, где решений не принимают. Ему захотелось уехать куда-нибудь —раз и навсегда. И, если на товарном поезде нельзя, то, может быть, попробовать на скором? Как некое избавление, ему пригрезился зеленый поезд —прокуренные тамбура, мужской гогот и стук колес, анонимность плацкарты и непредсказуемость бытия. В конференц-зале все чаще хлопали стулья, все громче делался кашель и смех, ерзали каблуки —это было похоже на шум пробуждающейся природы. Собрание подходило к счастливому завершению. Но раскрасневшийся кандидат еще долго и сердечно прощался с аудиторией —как дальний родственник из провинции, призанявший приличную сумму. В коридоре Гущина задержал заведующий терапевтическим отделением, и Сундуков вышел из здания один. На лавочке под могучим каштаном скучал Флягин. Увидев приятеля, он махнул рукой и побежал навстречу. Сундуков деликатно увернулся и, не говоря ни слова, направился к моргу.
— Ну, послушай, старик!.. — молящим голосом воззвал Флягин. — Я ведь ради тебя стараюсь! Мне-то что…
Сундуков неумолимо удалялся.
— Ну, старик!.. — простонал Флягин и возвратился на позицию под каштаном.
Рабочий день закончился странно — судьба дважды улыбнулась Сундукову. Сначала Таисия мимоходом сунула ему в руку какой-то узелок, сказав наставительно:
— Ты, Алексеич, все ж таки возьми! Хоть и не доллары, а пригодятся. А то, гляди — отощал совсем!
Сундуков узелок взял почти машинально, даже не поблагодарив, после чего Таисия удовлетворенно закивала головой и сразу ретировалась, улыбаясь от удовольствия. Сундуков в замешательстве помял мешочек, как бы дожидаясь от него японского смеха, но ничего не дождался и просто опустил мешочек в карман. А потом его нашел Гущин и веско сообщил, что предложение обдумал, и, если Сундуков действительно снимет роскошный зажигательный фильм, то, в счет грядущих барышей, он, Гущин, профинансирует этот алюр три креста — в пределах разумного, конечно.
— Тебе сколько, кстати, нужно-то? — сердито глядя в сторону, спросил он.
— Да не мне… — покраснел Сундуков. — Я же говорил, приятель…
— Сколько?!
— Тысячу, — застенчиво признался Сундуков. — Долларов!
—Ладно, —кивнул Гущин. —Малобюджетная постановка, значит… С привлечением родственников и соседей по лестничной клетке… —И, наставив на Сундукова громадный указающий перст, он жестко уточнил: — Но так — сначала стулья, потом деньги! Халтуре -заслон! Ни одного прыща на заднице не приму!
Внезапно разбогатевший Сундуков отвесил дурашливый поклон. Он чувствовал себя как человек, глотнувший веселящего газа.
—Только ты все же поостерегся бы, —посоветовал Гущин. -Что-то тебя в эротику бросает —сначала, понимаешь, на Светку глаз положил, теперь вот —жанр киноискусства… Годы уж не те вроде?
— А, кстати, где Света? — не в силах сдержать дурацкой улыбки, спросил Сундуков.
—На больничный ушла, —сказал Гущин, внимательно разглядывая приятеля. —Все думали — ты, а ушла она. Работнички!
По дороге домой Сундуков заметно поостыл. Мелкий золотой дождик, слегка окативший его, приятно пощекотал нервы и разбудил воображение, но… Он проходил мимо магазинов и заглядывал в витрины. Кроме заманчивых дорогих вещей, в стекле он видел собственное отражение. Прозрачный унылый призрак смотрел на Сундукова настороженно и робко, будто каждую секунду ожидал получить по морде. Сундуков ощущал голод. Ноги налились тяжестью. В последнее время он стал уставать после пеших прогулок —то ли плохо ел, то ли хорошо пил, то ли просто чересчур долго жил в этом неласковом мире. В один из магазинов Сундуков зашел —это был магазин радиоэлектроники. Он часто заглядывал сюда и решал, какой бы телевизор он купил, если бы имел златые горы. Из его старого “Рубина” время от времени, как из долины гейзеров, вырывались тонкие струйки ядовитого дыма. “Рубин” давно хотел умереть, но пока держался, зная, что Сундуковы на
мели. Магазин внутри напоминал центр управления полетами. Всюду мерцали экраны, и множество людей молча и внимательно за ними наблюдали. Иные, сбившись в кучки, надолго устраивались у телевизора и сосредоточенно отслеживали одну программу за другой, а иные кочевали из зала в зал, приникая на несколько мгновений к новому экрану, точно пчелы, собирающие нектар на цветущем лугу. Коротко стриженые, в широких брюках, продавцы невозмутимо глядели поверх голов и оживлялись только, когда ктонибудь, бледный и потный от волнения, решался на покупку. Тогда все приходило в движение, с треском распарывалась гофрированная коробка, со скрипом вынимался пенопласт, и восхищенным взорам являлся новенький, с иголочки, аппарат, лощеный и неприступный, как вельможа. Впрочем, подключенный к сети, он делался совершенно ручным —играл всеми цветами радуги, верещал на разные голоса и выполнял команды. Покупатель, отбросив тревоги и сомнения, медленно розовел, гордо отсчитывал деньги и уходил с приятной тяжестью в руках, уверенно шагая сквозь толпу почтительно расступающихся зевак.
Сундуков побродил вдоль прилавков, поглазел в полуторамиллионный телевизор, где молодой, но уже отяжелевший ведущий, монотонно балагуря, предлагал возбужденным и принаряженным игрокам настрогать из диковинного слова ДАБЫРЛТ как можно больше слов поприличнее. У него был вид человека, из последних сил борющегося со сном. Победителя игры ждал приз — телевизор, заманчиво мерцавший в глубине сцены — и в нем тот же усталый ведущий предлагал публике напрячься и выиграть телевизор, в котором уже совсем маленький, но не менее утомленный ведущий сулил третий телевизор, в котором… и так до бесконечности. Получалась удивительная вещь —люди делали деньги на чем угодно —на дурацких трубках фирмы Брус-Санта-Крус, на простаках, склонных к эротическим фантазиям, на никудышном слове ДАБЫРЛТ. Они жили полной жизнью, скупали недвижимость, давали интервью прессе и загорали на экзотических островах. Надежные ремесла, оттачиваемые веками, сделались никому ненужными. За них просто перестали платить. Сундуков понял, что если не отправится тотчас домой, то непременно напьется, растратив все деньги.
— Сынок! — вдруг взмолились у него за спиной. — Дай я пройду!
До него дошло, что он стоит столбом в дверях магазина, мешая движению, и какая-то старушка безуспешно пытается выбраться на улицу. Сундуков посторонился. —Валяй, бабка! —сказал он и горько добавил: —Только, чур, не в штаны! —С некоторых пор он ненавидел всех старушек на свете.
Уезжая домой в троллейбусе, Сундуков слепо глядел в окно и перебирал в памяти лица -Флягина, Витамина, кандидата с ямочкой, обрюзгшего шоумена и неизвестного Пашкиоператора. Лицо Пашки представлялось ему в виде зловещего силуэта, обрамленного сиянием. Мысленно Сундуков во все эти лица с удовольствием плюнул.
“Перст судьбы, —бормотал он с отвращением. — Дело надо делать! Купите футляр для хвоста, и вы получите десять свистулек бесплатно! Небось, подохнете — к кому придете? К Сундукову придете!”
Эта простая мысль наполнила его сердце мрачным удовлетворением. Кто они все без врачебного свидетельства о смерти? Просто мертвая протоплазма. Озимандия какая-то. В подъезде, медленно поднимаясь по ступеням, Сундуков вспомнил про узелок с деньгами. Хлопнув себя по лбу, он остановился на лестничной площадке, откуда уже был виден блеск медной таблички на буржуйской двери шестидесятой квартиры, и полез в карман, чтобы понадежнее перепрятать деньги. Шестое чувство подсказывало ему, что не обязательно рассказывать о добыче жене. “Человек —это свинья, —успокоительно прошептал он, развязывая узелок и расправляя свернутые в трубочку купюры. И тут у него сам собою открылся рот —не двести, а пятьсот тысяч было в тряпочке! Опомнившись, Сундуков взялся за операцию по перемещению денег в самый далекий, самый потаенный карман, и в тот момент, когда он уже почти проделал это, сверху раздался злорадный, подвывающий от нетерпения голос:
—Во-во! Выгребай заначку, всю выгребай! Х-хлюст! —такую фразу должна была произнести женщина, но голос принадлежал, несомненно, мужчине. Сундуков окаменел. Не меняя неловкой позы, он осторожно поднял голову. Наверху, перегнувшись через перила, стоял Гуренко-старший. Он приплясывал от возбуждения и недобро улыбался.
“Вот влип!” — подумал Сундуков.
На голове Гуренко красовалась форменная фуражка речника, ворот толстого свитера подпирал увесистую челюсть —вылитый капитан сторожевого катера, который с высоты положения чехвостит загнанного в камыши нарушителя. Для полноты картины ему не хватало мегафона на ремешке и винчестера.
—Денег у него нет! —победно вопил капитан Гуренко. —Я тебя сразу понял, хлюст! Сколько, думаю, буду за ним бегать? Все-е-е выгребай!
“Вот это влип, —развил свою мысль Сундуков, с отчаяньем глядя на своего визави. Совершенно не хотелось отдавать деньги. Тем более такому нахалу.
— Ну, что вылупился? — неистовствовал Гуренко. — Мне спуститься? Сейчас спущусь!
Он полагал, что Сундуков все же как-то поддержит разговор, но тот совершенно потерялся и продолжал просто стоять -угрюмо и неподвижно —с нелепой тряпицей в руке. Он не догадывался, что бравому капитану тоже несладко -прокараулив под сундуковской дверью битые три часа, Гуренко к концу этого срока уже смутно представлял себе, чего хочет. Умом он понимал, что Сундуков —голытьба и надеяться выколотить из него хоть какие-то деньги глупо. Но, во-первых, Гуренко придерживался принципа —любое, даже самое глупое дело всегда доводить до конца, а, во-вторых, истомившаяся душа требовала скандала. Сочетание скандальной души, ослиного упорства и тяжелой челюсти обычно действовало безотказно, и Гуренко в большинстве случаев добивался своего или, по крайней мере, того, что считал своим.
Поведение Сундукова не укладывалось в привычную схему. Правда, он испугался, но, испугавшись, не торопился отдавать долг. Отбирать же деньги силой было юридически
неграмотно -как должностное лицо Гуренко хорошо это понимал, поэтому и не входил пока в тесный контакт.
Ситуация чем-то напоминала сюжет древней трагедии, когда узел запутан уже настолько, что требуется вмешательство высших сил. Они и вмешались. Вначале из квартиры Митрохина выкатилась, сверкая хромом и вишневым лаком, дивная колесница, потом к ней добавился сам Митрохин, насупленный и отстраненный. Чужак на лестничной площадке вызвал у него приступ гневного недоумения, какой мог бы вызвать у Зевса турист в оранжевой панаме, весело топчущий склоны Олимпа каким-нибудь глупым “Найком” с воздушным подсосом. Капитан Гуренко периферическим зрением зафиксировал появление у себя за спиной нового лица. Окажется лицо благодарным зрителем или нежелательным свидетелем, было пока неясно, поэтому он приосанился и, несколько завуалировав притязания, строго прикрикнул:
— Ну, так что будем решать, Сундуков? Я жду!
Бедный Сундуков, зациклившийся на крахе своих эфемерных капиталов, страшно удивился появлению Митрохина. В его бедной голове произошел окончательный сбой. Ему почему-то показалось, что сосед тоже потребует сейчас свою долю. Тем временем Митрохин, оценив диспозицию, нахмурил брови и решительно толкнул вперед мотоцикл, наехав передним колесом на Гуренко. От неожиданности капитан совсем по-детски подпрыгнул и с недоумением уставился на грязный след протектора, украсивший его безупречную штанину.
—А поосторожнее можно? —угрожающе зашипел он, оглядывая неуклюжего мотоциклиста с головы до ног. Митрохин легко и бережно прислонил машину к стене, неспешно приблизился и очень тихо сказал:
— Ну, ты, жижа!.. Ты зачем мою “Яву” поцарапал?
Гуренко опешил. Не для того надевал он красивую фуражку и шкиперский свитер, чтобы его называли жижей. И вовсе не затем пришел он сюда, чтобы объясняться по поводу дурацкой “Явы” с абсолютно посторонним психом.
—Какого черта? —надменно спросил Гуренко. И все же в голосе его проскользнула неуверенная нотка, потому что взгляд психа, горевший грозным огнем, был непереносим. Сундуков, получивший передышку, немного опомнился и подальше запихал деньги. Бесполезный теперь мешочек он бросил в угол. Эти движения не ускользнули от внимания капитана и очень огорчили его.
— Сундуков! — крикнул он предостерегающе.
Но тут Митрохин внезапно дал ему обеими руками такого тычка в грудь, что капитан отлетел и ударился в дверь мелкого предпринимателя Бэза, прикусив на секунду язык. Не давая опомниться, Митрохин снова набросился на него и, с холодным бешенством нанося удары руками и ногами, погнал вниз по лестнице. Дергая конечностями с быстротой марионеток, два крупных мужских тела, горячие и страшные, стремительно пронеслись
мимо Сундукова. Стуча каблуками и вскрикивая, они, как лавина, скатились на первый этаж. На лестничной площадке осталась лежать форменная фуражка с золотыми загогулинами. Сундуков с уважением поднял ее —на подкладке химическим карандашом была выведена аккуратная надпись - Гуренко Н. И. Да, подумал Сундуков, Гуренко Н. И. —человек дотошный, и не удивительно, если он расценит это маленькое происшествие как сговор. Тогда полумиллионом не обойдешься. Сундуков вздохнул —пожалуй, с облегчением —судьба сама всем распорядилась. Деньги нужно отдавать. Сундуков надел фуражку, которая тут же сползла ему на самые уши, и вытащил из кармана купюры. Они были нежного розового цвета, и жалко их было как живых. Стыдливо прикрывая деньги чужой фуражкой, Сундуков спустился по лестнице и вышел на улицу. Возле дома на тротуаре собралась небольшая толпа. Люди глазели на “Победу”, только что въехавшую в фонарный столб. Смятый капот ее был щедро усыпан стеклянной крошкой. Возле машины маячил худой бледный старик в стальных очках и монотонно твердил: “Звоню в ГАИ”. Рядом стоял Митрохин и, играя желваками, презрительно говорил в ответ: “Уймись, папаша… Митрохин сказал —кровь из носу!”. Жертв, кажется, не было. Вдруг из толпы боком выбрался капитан Гуренко и, спотыкаясь, пошел в сторону троллейбусной остановки. Сундуков догнал его и молча вручил головной убор. Лицо Гуренко исказилось гримасой. Он выхватил фуражку и водрузил на макушку, горбясь и пряча глаза. Так же молча Сундуков протянул ему деньги. Гуренко на миг замер, потом плотно сжал губы и быстро схватил купюры.
— То-то! — буркнул он покровительственно.
Сундуков повернулся и пошел домой. Толпа вокруг “Победы” увеличивалась. Митрохин с независимым видом обнимал убитого горем старичка за плечи и стрелял у зевак сигареты. Во дворе Сундукова окликнули. Он оглянулся и увидел, что из-за трансформаторной будки осторожно выбирается Флягин. -Гоняюсь за тобой весь день, —сказал он, подходя ближе. -Ну, что —может, передумал? Сундуков, прищурясь, посмотрел на него. Флягин неуверенно улыбнулся. Сундуков с тоской ощупал пустые карманы. —Черт с тобой, согласен! - раздраженно сказал он. — Будь что будет!