1
Жизнь Марка вошла в прежнее русло — подъём в семь утра, работа до шести вечера, время с любимой женой до десяти и сон. Вот только с последним случились перемены. Теперь Марк, словно по предварительной настройке, начинал зевать в 21:50, а в 22:00 похрапывать. Лина отчасти радовалась этому — ведь раньше супруг засыпал за полночь, а перед тем досыта ворочался и до отдышки бегал в сартир. Ей казалось, что организм Марка теперь отыгрывается, восполняя утраченное за годы бессонницы.
И крепкий сон приносил свои плоды. Настроение у супруга с утра и вечером было приподнятое (если вы понимаете, о чём я), подъёмы перестали походить на перекладывание желе из одной тары в другую. Если бы Лина видела Марка на работе, то заметила бы, насколько продуктивнее он стал обслуживать клиентов.
Однако это заметила не Лина а Виктория — менеджер. Заметила и даже похвалила, ведь очередь из «по-быстрому» куда-то исчезла. Исчезла и предварительные записи на время с двух до трёх — Марк принял их заранее и на это время больше никого не записывал. Виктории он попросил не заполнять это время.
— Мне нужен час отдыха в обед, — сказал Марк. — Это позволит мне до вечера работать в таком темпе.
Виктория возражать не стала. Если бы у автомехаников была норма выработки, и она равнялась предыдущим показателям Марка, то он имел бы полное право опустить рулонные ворота в час дня и уйти домой.
При этом самому Марку было совсем не трудно ускорять темпы работы. Он этого практически не замечал. Зато замечал, как кошелёк раздувает от купюр, полученных за сверхурочную работу. И замечал острую необходимость прилечь на засаленный диван во второй половине дня. Вряд ли кто-то мог понять, чем же эта необходимость вызвана на самом деле.
А вызвана она была тем, что в ином мире, куда можно попасть только посредствам сна, его остервенело тряс за плечо товарищ, носивший странное имя Блэкблю.
Вместе с Блэкблю они преодолели больше миллиона шагов, сидя в кабине «Студебекера». Запас топлива подходил к концу, чего нельзя было сказать о бескрайней равнине. Ей не было края и не было предела. И если бы не извивалась лента железнодорожной насыпи, то можно было решить, будто вся оставшаяся впереди Вселенная состоит из бурой травы и россыпи валунов. Но железная дорога внушала уверенность в том, что впереди ещё что-то есть. Не может же она идти вечно в никуда.
— Всё, привал, — сообщил резко Марк, останавливая грузовик. Он услышал в голове мелодию, мягко намекавшую на истечение отведённого часа. Со временем он приспособился отличать мысли от звуков из другого мира.
— Боюсь последний в этом красавце, — с грустью сказал Блэк, пристраиваясь для сна на пассажирском сиденье. Марк коротко глянул на показатель уровня топлива и покивал головой. Без горючего даже автомеханик не заставит машину ехать.
В голове, почему-то, промелькнуло воспоминание о прошлогоднем конфузе. Денег на зимнюю резину не хватало, и автомобиль целый месяц стоял на парковке без дела. В суматохе дней, Марк совсем позабыл, что оставленный на морозе автомобиль нужно время от времени прогревать, даже если ехать никуда не собираешься. А когда вспомнил, то не смог завести. Первая, и вполне резонная мысль, пришла насчёт аккумулятора — как и любой элемент накопления электрического заряда, он разряжается на холоде. Аккумулятор был поднят в тёплую квартиру, отогрет и подзаряжен. Но его возвращение под капот не изменило ничего. Тогда пришла мысль о том, что могли испортиться автомобильные свечи. Но и их замена ничего не решила. Тогда Марк начал грешить на стартер, матеря в сердцах инженеров разработавших коробку автомат, не предусмотревших возможность завести машину, что называется, «с толкача». К счастью его отчаянные попытки реанимировать машину не остались незамеченными. Сосед «случайно» подошёл к парковке, «случайно» предположил, что мог закончиться бензин. Марк, досадуя на инженеров, которые придумали отображение уровня бензина только на заведённой машине, решил идти пешком на заправку, дабы проверить неочевидную теорию. Сквозь сугробы он прошёл половину города, чтобы купит сначала пластиковую канистру, а потом, ещё через полгорода, бензин. А когда вернулся с покупками и открыл бензобак — сразу всё понял. Слили. Или попытались слить бензин. Скорее всего — не смогли, но и крышку на место не прикрутили. А на дверце характерные следы от плоскогубцев или чего-то подобного. На память сразу пришёл сосед, который и «предположил» отсутствие бензина. Кто, как ни он, мог попытаться слить горючее? Всё сложилось как пазл. И мотор завёлся с первой попытки — что странно, ведь бензонасос должен был подтянуть топливо. Но, маленькие чудеса случаются. А с соседом Марк поссорился. По другому поводу, но имея в виду именно этот.
Воспоминание плавно убаюкало Марка. Он опустил голову на руль и закрыл глаза.
2
А проснулся (если так можно сказать), спустя семь часов (три с лишним круга по местному времени). Тело ныло от боли, суставы просили размяться, а нежная, ни разу не бритая в этом мире щека, просила убрать из-под неё острые камни. И тут Марк очнулся окончательно. Он был не в кабине «Студера». Более того, он был не один. Даже если не брать в расчёт Блэкблю. Плотным кольцом его обступили стройные парни в военной форме. Серой, как гравий на котором лежит Марк. И вид у них был отнюдь не дружелюбный.
— Смотри, очухался, — раздался чей-то молодой и звонкий голос. Марк мысленно приготовился получить пинок в живот, но напрасно. Его не собирались бить. Однако и обнимать не спешили. Наверное потому, что Марк не смог бы ответить взаимностью — его руки были туго связанны за спиной.
— Эй, Красвачик, посади ка его ровно, — послышался хрипловатый бас.
— А можно мне встать? Ноги жутко затекли, — твёрдо и уверенно спросил Марк.
— Раз наш чтец хочет произнести речь стоя, мы возражать не будем. Так даже торжественно.
Крепкие руки ухватили Марка за подмышки и рывком поставили на ноги. Он осмотрелся. Вместе с ним в окружении солдат был и Блэк, тоже связанный, но пока в отключке. «Студер» тоже никуда не делся, так и стоял посреди проторенной колеи.
Разглядывать окрестности Марку помешали. Перед ним возник коренастый и невысокий мужик в серой форме, заметно отличавшей его от остальных солдат. Не нужно быть гением, чтобы понять — это командир.
— Когда мы вытащили вас из машины, — начал командир размеренным тоном и неспешно, — то хотели сразу прикончить. Как никак, двое гражданских в военной машине. Но тут нам в глаза стали попадаться интересные детали: два комплекта формы аккуратно сложены, арсенал из табельного оружия офицеров, четверть бака горючего. Последнее удачно подметил мой сержант, и я с ним согласен: будь вы Спящими, далеко бы на этом не уехали. И тогда я пришёл в замешательство, не в силах понять, кто же вы такие. Дезертиры? Разведчики? Диверсанты? Мародёры? Ну-у?!
— Не пытай его, — раздался слабый голос снизу. — Мальчишка ничего не знает. А я всё расскажу.
Командир обернулся, посмотрел на Блэкблю, а затем щёлкнул пальцами. Двое крепких парней тут же подняли спутника Марка и поставили рядом.
— Красавчик, принеси ка степлер, — весело прикрикнул командир.
— Господин ротмистр, так мы же его забы… — не успел закончить высокий белокурый солдатик, столкнувшись со свирепым взглядом командира.
— Так, значит будем проверять трофейное оружие. Сержант!
— Я, господин ротмистр! — отозвался высокий и хорошо откормленный солдатик за спиной командира.
— Принести сюда оружие, что нашли у наших гостей.
— Я, сэр! — ответил откормленный и собрался выйти из строя, как вдруг Блэк снова заговорил.
— Не трать время, я и так всё скажу.
Командир резко поднял вверх согнутую в локте руку, и сержант вернулся на прежнее место.
— Я — Спящий, парнишка — нет. Я подобрал его в деревне, в миллионе шагов отсюда. На Бэк.
Командир немного повернул голову, градусов на тридцать, при том не переставая смотреть прямо в глаза Блэку. Отреагировав на условный знак, сержант выдал краткий рапорт:
— Посёлок типа два, наш аванпост в Бэк направлении.
— Да, был там аванпост. Восемь кругов назад, — с ехидной улыбкой продолжил Блэк. — А потом туда один отряд армии Спящих подъехал. На танке, кажется. Весь аванпост и перебили.
Марк тут же смекнул, о чём говорит Блэк. Если следы гусениц действительно оставила техника армии Спящих, то можно было списать произошедший недавно инцидент на их вмешательство. Особенно в свете того, что двое путников не выглядели серьёзной угрозой для вооружённого отряда серых.
Командир повторил прежний жест, и сержант снова разразился рапортом:
— Согласно сводке от Генштаба, аванпост разбит. Разведка доложила о следах боя, об отсутствии караула и об отсутствии признаков хозяйственной деятельности местного населения. Предположительно — шквальный обстрел, подразумевающий уничтожение, как живой силы нашего гарнизона, так и потенциальных свидетелей.
— Вот значит как, Спящие нам войну объявили. Опрометчиво, опрометчиво… Так этот юноша из той деревни? И как же он выжил?
— Выжил не только я, — подал голос Марк. — Там ещё дед Макар остался. Мы в его подвале отсиделись.
— Вот значит как… Хорошо…
— Я мимо проходил, — продолжил Блэк. — Шёл на Сан по Великой Магистрали. Когда проходил через пепелище дурманящей травы, услышал стрельбу. Естественно подождал, пока всё стихнет и заявился в деревушку. Там вот этот грузовик стоял. Обстрелянный. Прямо в кабине стрелок с водителем лежали — убитые, разумеется. Я их вытащил, да сел за руль. Ну и трофеи с поля боя собрал. Чего бросать то? Там они никому уже не нужны были. Ну, разве что, старику. Парнишке я сразу поехать со мной предложил. Ему приключения, да и от мёртвых родственничков подальше, а мне тот, кто может топливо из воздуха доставать. Всё взаимно.
Командир жестом остановил Блэка и повернул мертвенно холодные глаза к Марку.
— Как тебя зовут, сынок? — спросил он.
— Марк.
— А из какого ты дома?
Марк замялся, подумал несколько секунд и выдал смущённо:
— Из деревянного.
Командир в голос рассмеялся. Лёгкий смешок пролетел и по строю солдат.
— Ладно, с этой деревенщиной всё ясно, — резко оборвав смех, выдал командир. — А что с тобой? В том смысле, есть ли у тебя хоть одно обстоятельство, по которому мы могли бы оставить тебя в живых.
Блэк замялся, оглядел строй солдат, посмотрел тоскливо в сторону «Студебекера» и нехотя выдал.
— Одно есть. Общий враг.
Командир изобразил заинтересованность.
— Я ведь не просто так поехал через эти края, зная, что встречу вас. Вас, имею в виду серых.
— Ближе к делу, — нетерпеливо бросил командир.
— Я хочу убить одного очень влиятельного Спящего.
Командир глубоко вздохнул и молниеносно вынул из набедренной кобуры пистолет.
— Думаешь, мне есть дело до того, чего ты там хочешь? По мне — все вы куски дерьма, что не отличить и под микроскопом. И какая разница — влиятельный кусок, или самый обыкновенный? Всех вас нужно в землю зарыть, чтобы не воняли.
— Ты прав, — сказал взволнованно Блэк. — Всем Спящим место в земле. Я тут не спорю. Но есть одна гадина, которая упорно не хочет туда ложиться. Очень упорно. И я, наверное, один из немногих, кто мог бы её уложить.
Щёлкнул предохранитель пистолета. Командир отложил расправу ещё на какое-то время.
— И что же это за гадина? — спросил он.
— Блэкред.
Лицо командира пережило несколько метаморфоз за секунду. Сначала он удивился, потом захотел рассмеяться, а после нахмурился.
— Ты в своём уме? — спросил Командир.
— Вполне. Меня зовут Блэкблю. Я из дома Блэков. Служил в личной охране Блэка Реда, пока этот мелкий гавнюк не сослал меня на рудники в Бэк-порте.
— И за что сослал?
— Отказался выполнить приказ. Он решил казнить всех детей, с которыми учился. Казнить за то, что они его дразнили. Всех детей, и Спящих и местных. Восемнадцать человек.
— И ты отказался.
— Да. А он заставил двух моих друзей обезоружить меня, скрутить и держать. Держать так, чтобы я видел, как по его приказу казнят детей. По одному. Прямо на моих глазах. Никогда не забуду, что он мне тогда сказал: «Смотри Блю, смотри! Если бы ты не выдрыповался, они бы уже мирно спали в луже собственной крови. Но так как ты возомнил себя героем — они будут умирать в страшных муках. Долго. Мучительно. А мы с тобой будем наслаждаться этим зрелищем. И они тоже. Они будут видеть, как их кишки выпадают из животов. Они будут держать в руках собственные сердца — а некоторые в панике будут пытаться запихнуть их обратно. Другие будут смотреть на это, и писать в штаны. Но никто не уйдёт от той же участи. И в этом виноват ты Блю. Только ты!». Ему тогда было шесть вех. Остальным детям тоже.
— То есть ты служил Блэкреду, когда тот был ещё ребёнком?
— В этом мире — ребёнком. В своём — ему было вех двенадцать.
— Было, — с нажимом сказал командир. — Было! А сейчас всё не так. Блэкред взрослый и очень влиятельный мальчик. Наверное, и в своём мире тоже, потому как он собрал целую армию. Армию из вашего мира. И ты думаешь, что сможешь до него добраться?
— Я один из немногих, кто это может, — уверенно заявил Блэк.
— Возможно… — протянул командир. — Вот только не мне решать, что с вами делать. Вы, видите ли, важные свидетели. Свидетели открытой агрессии со стороны армии Спящих. Судьбу вашу будет решать комендант.
3
В коридоре приёмной было сыро и душно. Вечно заходящее солнце от чего-то так сильно нагрело землю, что открытая настежь дверь ничем не помогала. На лавочках сидели молодые люди в потрёпанных вещах и с потрёпанными лицами. Преимущественно парни. Их всех, в том числе и Марка, остригли налысо. Двух девушек, забившихся в углу, эта участь миновала.
Судя по разговорам, что осуществлялись тихим шёпотом, все молодые люди были местные. Они говорили об урожае, о работе, о перспективе вступить в ряды серых. А некоторые не боясь злословили хозяев приёмной и заявляли свою готовность послать их всех к чертям.
Блэка Марк не видел со вчерашнего (дня? сна?). Тогда его под руки затащили в приёмную коменданта. Что они там обсуждали, Марк не слышал. И вообще ничего не слышал, кроме раскатистого смеха. (А ведь мог услышать выстрел или звуки ударов). Куда делся Блэк после, никто не знал.
— Эй, парень! Ты откуда? — поинтересовался юноша с чёрными бровями.
— Из деревни, — решил держаться прежней легенды Марк. Он всё боялся, что кто-то спросит о чём-то таком, что известно каждому местному жителю, но совсем неизвестно ему. Потому заранее решил выдавать глупые и неоднозначные ответы.
— Да ясное дело, что из деревни. Все мы тут из деревни. Портал и порты ещё не по зубам серым. Так из какой ты?
— Из равнины, — сказал Марк и широко развёл руки, намекая на большие размеры оной.
— А я из деревни Майк-таун. Это в лесу-у, — последнее слово юноша растянул и сопроводил тем же жестом, что и Марк. Тот покивал в знак понимания и отметил, как мигом утратил интерес к своей персоне.
Из кабинета коменданта вышел молодой человек, такой же обритый как все. Он прямо лучился счастьем (или это солнечный свет так отражался от его белоснежных зубов?).
— Да, берут! — Радостно пискнул молодой человек. Очередь зашелестела языками — одни в искренней радости за товарища, другие в желчной зависти, третьи в откровенном презрении. Последние часто употребляли словосочетания, в которых, помимо обсценной лексики, фигурировали синонимы понятия «оккупант».
— Следующий! — раздался протяжный, почти медвежий, рёв. Шёпот тут-же смолк, но никто не поспешил подняться с места.
— Давай, иди! Иди! — С лукавой улыбкой, сосед пытался вытолкнуть вперёд Марка. Тот, с каждой секундой всё убедительнее вживался в роль «деревенского дурачка», поднялся, и неуверенно поплёлся к открытой двери.
— Садись! — комендант жестом указал на стул, что боком стоял у письменного стола. Сам стол был завален кипой пожелтевших бумаг. Прямо перед комендантом, точно тарелка супа, расположилось пятно мерцающего света, что падало от электрической настольной лампы. Рядом с лампой, будто элегантное пресс-папье, располагался большой офисный степлер. Марк как зачарованный уставился на него, когда проделывал свой путь от двери до стула.
— Как тебя зовут? — продолжал басить комендант.
— Марк.
— Полное имя! — недовольно проревел комендант. Марк испуганно посмотрел на него, непонимающе похлопал глазами и, не в силах выдержать суровый взгляд, отвернулся к степлеру.
— Откуда?
— С деревни. На равнине.
— С какой деревни?!
Марк снова изобразил непонимание. И это привело к неожиданному результату. Морщинистое, будто прелая дыня, лицо коменданта разгладилось. Глаза, затуманенные беспричинной злобой, просветлели. Уголки губ широко разошлись, обнажив неполный ряд передних зубов.
— Умственно отсталый, что ли? — добродушно поинтересовался комендант. На что, ожидаемо, не получил ответа.
— И чем ты занимался? Там, в деревне на равнине?
— Торговал, — выдал Марк заранее обдуманный ответ.
— Вот как? И чем торговал?
— Всем. Всё, что делали в деревне, я грузил в телегу и нёс на поезд. Он останавливался за много-много шагов от дома. И я шёл туда. А там перекладывал с телеги в вагон. За это деду Макару давали… — Марк запнулся. Он понял, что может сломать всю легенду одним обычным словом — деньги. Он не видел, чтобы Блэкблю доставал из кармана какие-нибудь банкноты или монеты. Не слышал, чтобы тот говорил о чековой книжке. Словом, он совсем ничего не знал о местной торговле. Вполне могло быть, что она тут вообще осуществлялась без денег. Методом бартера или по принципу коммуны (сдал что сделал, получил что нужно).
— Что давали? — настороженно спросил комендант.
— Всё, — неопределённо махнул рукой Марк, объединив в голове два безденежных способа расчёта. Но такой ответ коменданта не устроил, пришлось уточнять.
— Семена, каких в деревне не было, спички, сахар. Бумагу иногда. Инструменты. Таблетки, иногда.
— Получается, не ты торговал, а дед Макар? — уточнил комендант.
— Ну да. Дед Макар и я. Я и дед Макар. Мы торговали. Много торговали. Много я носил. А приносил мало, но дед Макар говорил, что то мало — больше того, что много. Что мы их даже перехитрили. Он умный. Он хорошо понимает.
— Значит так и запишем — умственно отсталый, работал грузчиком, — пробубнил под нос комендант, положив перед собой разлинованную под бланк бумагу. — Дом свой, ты, разумеется, не знаешь?
— Знаю. Как не знать? Деревянный такой. В деревне самый маленький. Крыша из соломы.
— Запишем как Деревянный, — с добродушным смехом сказал комендант. — Теперь, если кто спросит твоё имя, говори: Марк Деревянный. Понял?
— Марк Деревянный, — тупо пробубнил Марк, который всю жизнь считал себя Вяткиным. Он по-прежнему переводил взгляд с коменданта на степлер, и со степлера на коменданта. Слишком часто, чтобы это осталось незамеченным.
— Ты боишься этой штуки? — установив зрительный контакт, поинтересовался хозяин степлера. Марк энергично покивал.
— Ты знаешь, что она делает?
— Знаю, — изобразил испуг Марк, и для пущей убедительности подпустил поближе слезу. — Она делает больно руке. Оставляет в ней железку. Холодную, но обжигающую.
— Тебе уже делали больно такой штукой?
— Да, солдаты, когда в деревню пришли. Они всем такой штукой делали. А потом стреляли, если с этой штукой случалось то, что им не нравилось.
Марк говорил всё это с такой убедительностью, что был готов поверить во всё сам. И в то, что он слабоумный, и в то, что видел солдат, зачищавших деревню. Готов был поверить даже в то, что работал всю жизнь грузчиком, а не автомехаником.
Но, похоже, не все были так легковерны, как Марк. Комендант схватил степлер резким движением и протянул к руке Марка. Тот отдёрнулся и испуганно вскрикнул. Только тогда его ложь стала убедительной — так степлера бояться только те, кто знает, какую боль он может причинить. Ну или те, кому есть что скрывать. Но эта мысль коменданта не посетила. И не удивительно — как можно подозревать деревенского недотёпу, с местным именем Марк, якобы проверенного на принадлежность к Спящим, в том, что он затеял какую-то игру? Более того, этот парнишка — ценный свидетель, который поможет раздуть пожар из маленькой искры, если того пожелают в Генштабе.
А могли ли в Генштабе не пожелать? Могли, вполне. Если стратегически это было бы не выгодно. Потому что союзу с Бэк-портом не было ни малейшего доверия (половина из них — Спящие, а какое доверие может быть к Спящим?). А без их поддержки — армия Блэкреда раздавит серых как стеклянную лампочку. Впрочем, она уже занесла сапог.
— Ладно, не бойся. Лучше расскажи, что ты там в деревне видел?
— Коров, пшеницу, дома, — продолжил гнуть свою линию Марк.
— Да нет. Я же слышал о тебе. На вас Спящие напали. Разве нет?
— Серые напали, — осторожно сказал Марк.
— Да нет же, потом. Потом что было? Прям перед тем, как ты сел в машину и сюда поехал.
Марк изобразил просветление в разуме и ответил:
— Танк приехал. Сначала много стреляли, и дед Макар велел в подвал спуститься. А потом, когда стрелять перестали, я танк увидел. Большой такой. Железный. Он когда ехал, изба дрожала. Страшно было.
— А тех, кто за танком шёл, ты видел? Или танк один проехал?
— Видел. Ботинок видел. Из окошка в подвале мало что видно. Улицу немного видно. Танк было видно. И ботинок было видно, прямо у самого окошка.
— И что за ботинок? — без особого интереса уточнил комендант.
— Чёрный. Блестящий. На подошве зигзаги такие, — Марк начертил в воздухе проекцию того, что увидел в отпечатке ботинка в колее.
— «Чёрт побери, этого мало, — подумал комендант. — Да с такими показаниями, да ещё от сумасшедшего… Нет, так мы далеко не уедем. Хорошо хоть того Спящего не прихлопнули. Он вроде не отрицает вторжения армии Блэкреда. Да и с самим Редом у него проблемы есть. Хех, ну и выдумал — отпустите меня, я вам голову Блэкреда на подносе принесу, как голову какого-то там Помпея. Тоже мне, великий убийца, вершитель судеб. Вот за свои амбиции путь и расплачивается. Пусть узнает, где его место в пищевой цепи. Пусть насладиться откровением жизни, пока он нам нужен. А там — пусть катится в свой мир».
— Ладно, парень, ступай! На выходе скажешь, что тебя к складам пристроили. В качестве грузчика. Тебя отведут куда положено.
Марк покивал и встал со стула. Он обернулся и увидел, что вся стена за ним залита кровью — и старой, и свежей. Внутренности сразу похолодели, а в памяти всплыли приглушённые хлопки, что раздавались тогда, когда он только проснулся. Это был не просто кабинет коменданта — это была допросная, пыточная и экзекуционная камера. И в ней ему, Марку, приспичило поиграть в опасную игру с самым опасным человеком в этом поселении. Теперь улыбка с неполным рядом зубов перестала казаться такой дружелюбной. Теперь и вся беседа перестала выглядеть такой безобидной.
4
Ребятам на складе Марк понравился. Поначалу над ним подтрунивали, отпускали двусмысленные шутки и пошлые намёки, но лишь раз напоровшись на осмысленный ответ, раскаялись. Парни были не плохие — все местные, обритые наголо, «беженцы» из оккупированных деревень. И не было среди них ни одного крепкого или коренастого — все худенькие да высокие. «А других в ополчение забрали», — объяснили ребята. Они много чего объясняли Марку, сами притом спрашивали мало. И их вопросы были не сложными: «какой возраст?», «умеешь читать?», «откуда такая одежда?». На что получали ответы типа: «считаю плохо», «читать не умею», «дед Макар купил».
И Марк действительно не умел читать. В этом мире. Многочисленные надписи на ящиках оставались для него набором иероглифов. Знакомыми остались только арабские цифры, которые, почему-то, писалась поперёк строки.
Однажды, когда ящики из очередного грузовика были сложены в аккуратную стопку, Марк устало расселся на голом бетоне и стал пристально приглядываться к столбикам иероглифов на сопроводительной бумаге. Она была приклеена к стенке ящика заполненного какими-то гремящими железяками. Закорючки, из которых состояла надпись, очень напоминали символы еврейского алфавита. Но складывались символы в странное сочетание столбиков и строк, сводя с ума любого, кто попытается в них разобраться.
— Так ты, всё-таки, умеешь читать? — спросил Шили. Этот парнишка больше всех проникся симпатией к Марку (наверное, потому, что больше всех над ним издевался). Марк покачал головой и добавил:
— Но всегда хотел.
— Понимаю, — добродушно протянул Шили и подошёл к ящику с сопроводительным листком. — Тут написано: «Во исполнение сказанного вождём. Изъятое оборудование инородное: 50 бытовых приборов; 311 пуль экспортного оружия; серый шар; 3 религиозных символа; 62 тысячи лезвий; конец списка».
— Что это значит?
— Да так, разное барахло, что отнимают у Спящих.
— И что с ним собираются делать?
— Всё собирают, описывают, а потом по складам распихивают и ждут приказ — уничтожить или в дело пустить.
— А ты долго учился читать?
— Да нет. У нас был хороший староста в деревне — всех грамоте обучил. И каждый год в Сан-порт ездил, чтобы книги новые купить. Хороший был мужик. Спящим оказался. Серые его… того… — Шили грустно опустил глаза. Марк сочувственно покивал.
— Да ладно, чего уже, — отмахнулся Шили. Но его глаза успели влажно блеснуть. — Ты мне лучше расскажи, как тебя дед Макар учил!
Марк нехотя улыбнулся и повторил небылицу о том, как его пороли, да без толку. Почему-то она очень сильно нравилась Шили. Может потому, что его тоже пороли, когда обучали чтению. Не исключено, что порол тот самый староста. Возможно, знания ему тоже вбивали через мягкое место, и тогда это казалось жестоким безумием. Но сейчас… Крепкой отцовской рукой, которой так не хватает всем детям.
Шили был не единственным другом Марка на складах. Одновременно с ними на смену заступал Саша — кареглазый коротышка с дистрофичным телосложением. В переноске грузов толку от него было немного, зато всей подготовкой заведовал исключительно он. А это было немало — сходить к коменданту на поклон, дабы получить ключ и разрешение на разгрузку, найти ответственного за склад (обычно проматывающего рабочее время в местном кабаке), подыскать хорошее место в ангаре и выставить там поддоны, сходить за причитающейся похлёбкой и вернуть назад посуду. Всё это требовало времени и сил (моральных), на которые Сашка оказался богат. К тому же он всегда поддерживал разговор и ненавязчиво руководил разгрузкой — что тоже полезно, ведь голова не сильно полезна, когда все мысли заняты одним — как бы не уронить чёртову громадину.
Сашка, ко всему прочему, был тут старожилом — одним из первых, кто попал на склады. И за это время (с прошлой жертвы я тут) успел поднатореть в выживании на новом месте. И навыки его оказались весьма ценными. Он знал, где можно урвать краюху-другую хлеба, у кого задаром попить чистой воды, умел разжиться самогоном и даже знал девок на всё согласных. Без этих знаний тяжело было бы волочить своё существование в необъявленном плену у серых.
Марку же было не до доступных увеселений. Отпахав положенную смену (четыре колокола) он возвращался к своему койко-месту и отключался. Разница во времени давала о себе знать — то приходилось ложиться спать в семь вечера в своём мире (к величайшему изумлению жены), то просыпать половину смены в этом. Благо репутация умственно-отсталого как щитом укрывала от возможных последствий.
Койко-место Марка находилась в бывшем хлеву (запах навоза насквозь пропитал стены). Тут парни со статусом РБОЗ (рабочий беженец освобождённых земель — читай как «раб») сколотили себе двухъярусные кровати из прелых досок. Ряды таких кроватей выстроили вокруг стен, оставив посередине тесный пятачок, на котором врыли в землю небольшой круглый столик. Над ним, прикрытая жестяным плафоном, висела лампочка — единственный источник света в помещении — не считая щелей с солнечной стороны.
Что касается Сашки — Марку очень нравился этот парень. Во-первых, потому, что он всегда занимал позицию второстепенного, маленького человека (даже когда руководил). Во-вторых, потому, что всегда старался прикрыть своих товарищей. Но, по истине, Марк жалел его. Парень оказался сыном двух Спящих, и выяснилось это в самый последний момент. Он с родителями отправился, как говорил отец, в Лэфт-порт — на небольшое приключение. На самом же деле — они поехали в то место, которое спустя веху назовут Базой серых. Небольшой порт (самый маленький, если не брать в расчёт рыбацкие деревни) славился своими прогулочными катерами. Гринблэк (отец Саши) решил порадовать свою семью и арендовать на пару кругов один из катеров, чтобы отплыть в открытое море — так далеко, чтобы не было видно земли, остаться один на один с любимой семьёй и морскими чудищами (благо последние катерам не докучают). Но отдых не задался с первого же шага. Когда семья Гринов спешилась со своих скакунов — их тут же окружили солдаты в серой форме. Тогда она ещё не ассоциировалась с опасностью для тех, кто носит «цветную» фамилию. Узнав о планах посетителей порта, они предложили место в прогулочном катере господина Доннера — новоиспеченного вождя серой идеологии. Указав на то, что иных прогулочных катеров в порту сейчас нет, они обрекли Гринблэка на наивный выбор — согласиться.
Гринблэк со своей женой, миссис Аннабэль Грин, и сыном Александром взошёл на борт катера «Пена». Беду ничего не предвещало — офицеры в серых мундирах шумно произносили тосты, радостно и хором кричали, когда из бутылок вырывалось вспененное игристое вино. Слышались поздравления, много поздравлений — с победой на выборах, с назначением на новую должность, с укреплением производства и экономического влияния. Тостов было много. И много поклонов. Офицеры в серых мундирах кланялись невзрачному мужичку в коричневом костюме-тройке. Тот мирно потягивал игристое, сидя за плетеным столиком. Когда материк укрылся в прибрежной дымке, отец сказал Саше:
— Смотри, это господин Доннер. Он недавно победил на выборах в главы Лэфт-порта.
Саша, которому тогда только исполнилось двенадцать вех, не вполне осознал, кто перед ними сидел. Всего лишь глава маленького порта. Всего лишь невзрачный, лысеющий и тощий мужичок в костюме-тройке.
Саша зачарованно смотрел за борт, наблюдая за тем, как волнами раскидывает в разные стороны тысячи разноцветных медуз. Ими буквально кишели солнечные берега. Иногда среди молочно-белых желеобразных голов можно было заметить длинное и тонкое щупальце подводного однорука — головоногого моллюска, с характерной многометровой конечностью. Как ни странно, основным рационом этого чудища были птицы — чайки, что пытались выискать среди медузных зарослей одинокую рыбёшку. Для их поимки однорук и вытаскивал своё щупальце из воды. И, надо сказать, ловец он ловкий — вот есть щупальце над водой, вот есть птица в десятке метрах от него, секунда — и нет ни того, ни другого, только всплеск и брызги.
Наблюдения Саши оборвала внезапная тишина. Обернувшись, он сразу вычислил её причину — господин Доннер встал из-за своего плетёного столика и вытянулся готовый говорить.
— Друзья! — начал он дрожащим, писклявым, но поставленным голосом. — Благодарю всех вас… Что выбрали меня… На эту почётную должность. Хочу заявить!.. Что не подведу вас… И исполню все обещания!.. Какие давал в своей предвыборной речи. Первым делом — я увеличу производственную мощь наших предприятий. Вторым — начну массовую закупку техники и вооружения, для составления славных авангардов наших войск. Третьим делом — будет укрепление нашего могущества над всем материком, и укрепляться будем мы… На костях!.. Наших врагов! На костях Блэкреда и его армии!
Все офицеры на корабле подняли ор, больше похожий на боевой клич варваров, чем на цивильное «ура!». Саша не уловил ничего из слов невзрачного господина, зато многое понял по виду отцовских глаз. Страх и ужас — вот что в них читалось.
— Это всё хорошо, — вмешался голос из толпы офицеров, такой же писклявый как и у невзрачного господина. — Первое у вас — производство, второе — закупка, третье — укрепление нашего могущества. Простите — а каким по счёту делом у вас идёт то, что вы обещали прежде всего — уничтожение инородной нечисти?
Невзрачный господин подобрался, театрально повёл подбородком и уставился прямо на чету Гринов.
— А уничтожение нечисти, господин фельдфебель, это то, что прежде всех дел.
Как по команде, из толпы офицеров вынырнуло четверо солдат в серых мундирах. В руках каждый держал толстые цепи оканчивающиеся крючьями. Вспоминая события того времени, Саша не раз убеждался в том, что всё было приготовлено заранее — и речь, и контр аргумент, и цепи. Даже жертва была приготовлена заранее — ведь Гринблэк отправлял телеграмму с просьбой забронировать катер, забронировать на его имя (характерное и в узких кругах известное).
Отца схватили первым. Да он и не сопротивлялся, только вытянулся по стойке смирно, натянув на груди свой фрак в чёрно-зелёную шашечку. Таким он и остался в памяти Саши — гордым, подтянутым и смелым (фальшиво смелым). Крики матери, почему-то, не запомнились. Не запомнились и последние слова отца. Только общий их смысл, что-то из разряда: «вы совершаете чудовищную ошибку».
Гринблэка обмотали цепями и скинули за борт. По большому счёту — в цепях необходимости не было — каждая десятая медуза в воде обладала временно парализующим ядом, каждая сотая — смертельным. Стоило выкинуть человека за борт и отплыть на два десятка шагов — и можно было забыть о нём навсегда. Но красота момента требовала реквизит, и они выбрали подходящий.
Выбрали, как и Аннабель Грин своё платье, когда собиралась в плаванье — белое, складчатое и многоярусное. То самое платье, что так хорошо сочеталось с её рыжими кудрями и зелёными глазами. Платье, что так подходило под её бледное, веснушчатое личико. Платье, что до конца дней будет сниться Саше в ночных кошмарах.
Аннабель, в отличие от мужа, яростно сопротивлялась. Но противостоять квартету крепких мужчин не смогла. Цепи крест-накрест легли ей на грудь, сковав руки. Сопротивляться дальше не было смысла, но она всё равно пыталась. Пыталась и кричала то единственное, о чём могла думать: «Мой сын! Он не Спящий! Мой сын! Он местный! Он родился тут! Пощадите его, молю!».
Вряд ли Аннабель Грин разбиралась в тонкостях идеологии серых. Скорее, желала разжалобить кровожадные сердца. Разжалобить простым фактом — если умрут Спящие, то проснутся в своём мире, но если умрёт местный, то участь его туманна. Наивно надеясь на жалость, Аннабель Грин сказало то единственное, что могло спасти её сына. Ведь цепь приготовили и ему.
Из лучших побуждений, Аннабель сказала то, что спасло её сына, но погубило сотни, если не тысячи, других. Ведь до этого дня серые даже не задумывались о способах отличить местных от Спящих. Считали, что наличие «цветной фамилии» — главный и надёжный способ определения. А ведь далеко не все Спящие соблюдали эти нелепые традиции.
Аннабель перекинули через поручень. Саша до сих пор с ужасом вспоминает, как трепались на ветру белые ленты платья, пока его мать летела к водной глади. Всплеска о воду он вспомнить не мог, зато живо перед глазами стоял подол платья, что растёкся по водной глади. Аннабель была ужасающе красива в свой последний миг. Она выглядела как королева медуз в окружении своих верно подданных. Ленты трепыхались, уходя в водную толщу, точно щупальца. Рыжие волосы блестели огнём, предвещая погибель врагам. Подол дрожал и перекатывался складками, точно грибовидная голова медузы. Она уходила под воду медленно, спокойно, будто оставила на палубе всю свою бойкость. Возможно, ядовитое щупальце встретило её у самой поверхности. А может Аннабель просто проснулась в своём мире, оставив тело в бездонному морю.
Что было после, Саша помнит плохо. Вроде бы не били, хотя полной уверенности в том нет. Но и не приняли в объятия. Сбитые с толку низким ростом и худобой, серые отправили мальчика в интернат (по сути, тюрьму с двухразовой кормёжкой и клопами в кроватях). Первый пострадавший от рук серых, первый житель и первый выпускник интерната, и один из первых, кого направили таскать ящики во славу серой идеологии.
Но Саша, несмотря на все пережитые неурядицы, по-прежнему сохранял способность улыбаться. Причём всегда. Почти всегда.
5
Таскать ящики — дело не хлопотное. Если бы межпозвоночные диски развивались так же, как и мускулатура — даже лёгкое. Руки практически перестали чувствовать вес содержимого — приноровились. А вот спина давала о себе знать часто и больно.
Марк провёл здесь уже три недели (если считать привычным календарём). За это время он сблизился с Сашей и Шили так сильно, что их взаимоотношения можно было назвать дружбой. В перерывах между очередными перемещениями тяжёлых грузов, они часто болтали, вспоминая прежнюю жизнь. Марк, по-большей части, молчал и слушал, лишь изредка подавал голос, чтобы что-то уточнить. Между тем он понемногу учился понимать местную письменность — благо местный язык (волею необъяснимых причин) вытеснил из разума родной — русский. Всё оказалось куда проще, чем на первый взгляд: каждый отдельный столбик являлся отдельным словом или устойчивым словосочетанием, отдельный символ означал слог. Слогов, на поверку, оказалось не так уж и много. Столбики складывались в строки. Каждая строка — отдельное предложение. Строки разбивались между собой пропусками, которые читать следовало слева на право. Главной трудностью в восприятии текста оказалось полное отсутствие знаков препинания и средств выразительности. Сплошной набор слов разбавленных цифрами.
Однако об успехах Марка не знали даже его новоиспеченные друзья. Им он только показывал, что запомнил тот или иной слог в виде символа, да уточнял значение ранее не встречавшихся.
Дни (круги) проходили однообразно. Ящики, похлёбка, задушевные разговоры. Марк стал воспринимать происходящее как зациклившийся сон. Не самый приятный, но спокойный. Страх быть разоблачённым исчез, а понимание местной жизни улучшалось. Марк стал замечать, что не одинок в подобных переменах. Шили тоже перестал испуганно клонить голову при виде офицеров в сером. Он почувствовал себя чуть ли равным простому гражданину. А таких было в поселении много — в основном местные жители, плюс — дельцы, приехавшие сюда в поисках наживы.
С Блэкблю Марк столкнулся лишь однажды. Как-то раз, проснувшись, он поинтересовался: «который колокол сейчас?». Сосед по кровати нехотя буркнул в ответ: «кажись, второй. Извини, не считал, не моя смена! Но точно не третий. Нет».
Этого было достаточно. Марк должен был заступить на смену при четвёртом звоне колокола. Благо серые организовали доступное оповещение о времени — устроили нечто вроде колокольни, переоборудовав одну из сторожевых башен. И самое рациональное, за что стоило благодарить администрацию — количество ударов соответствовало текущему по счёту колоколу. То есть, если наступал третий колокол — звонили в три удара. Марк не мог по достоинству оценить это местное «ноу-хау», так как понятия не имел о том, что многие поколения люди просто считали одинокие удары и старались упомнить накопившееся число.
Времени было ещё много — даже если колокол зазвонил бы прямо сейчас, у Марка оставалось ещё два с небольшим часа на личную жизнь. На что их потратить — он не знал. Впервые у него выдалась такая возможность. Потому, не придумав ничего лучше, он покинул барак и принялся бесцельно бродить по улицам.
Воздух в тот круг был необычайно прозрачным. Грузовики, уезжающие по прокатанной колеи, оставались на виду до тех пор, пока не исчезали за горизонтом. Солнце, в такую погоду, теряло свои алые очертания и грело землю с неистовой силой, невольно заставляя думать, будто оно поднялось в зенит. Наступала жара сильно подкреплённая испаряющейся сыростью.
Марк потел и тяжело дышал, но всё равно продолжал свой бесцельный обход поселения. Не обладай он репутацией «деревенского дурачка», местные стражи порядка заподозрили бы в нём шпиона. И в особенности тогда, когда он, наплевав на все предупреждающие таблички, направился к казармам.
Казармы были расположены в нескольких ангарах, наподобие тех, что отдали под склады. Но в тот момент они пустовали. Марк спал, когда всех бойцов по тревоге подняли, вооружили и вывели из посёлка. Куда и зачем их повели — не знал никто, но Марк и не спрашивал. Хотя было у кого — двое караульных стояли у КПП и курили самокрутки. В воздухе витал знакомый запах нестиранных носков.
— Ты куда идешь? — спросил один из караульных, сверкая покрасневшими глазами.
— Да никуда, просто хожу, — ответил Марк и уверенно приблизился к шлагбауму.
— Ну так хожди! — выдал караульный и брызнул смехом. Второй тут же подхватил, и оба закатились в безудержном хохоте.
— «Вот тебе и ЗОЖники», — подумал Марк и, как ни в чём не бывало, прошёл на охраняемую территорию.
Фривольное поведение солдат легко объяснялось — внутри не было ни души. Пустые ангары так и стояли с распахнутыми дверями. Кровати, на которых спали солдаты, так и остались не заправленными. Полевая кухня оставила о себе на память горстку пепла и баки с мусором. То тут, то там валялись серые пилотки, платки, носки из грубой ткани, даже сапоги. Всё это говорило о том, что солдат подняли внезапно и вынудили поспешно выдвигаться. Но куда?
Думать об этом Марку не хотелось. Как и о том, что будет с двумя весельчаками на КПП, если кто-то из начальства вернётся.
Однако Марка не покидало чувство, что рядом есть ещё кто-то живой, что на него смотрят, его шаги слышат и с удивлением наблюдают. Вскоре он и сам начал что-то слышать. Какие-то звуки, очень похожие на натужное кряхтение. Ускорив шаг, он прошёл вдоль ангара и выглянул во внутренний двор.
То, что он увидел, едва ли могло заставить забыть то, что он почувствовал. Увидел он Блэкблю, красного от напряжения и мокрого от пота. Блэк стоял в паре шагов от широкой ямы и интенсивно работал лопатой — засыпал землёй бездонную дыру. А запах из дыры шёл самый характерный — так должны пахнуть испражнения двух сотен человек, собранные за месяц. Собственно — в яме и были испражнения двух сотен человек, собранные за месяц. Цельный рядок туалетных кабинок валялся поодаль, демонстрируя миру ржавые крепления усиленного дна (и характерные прорези в полу).
— Что ты тут делаешь? — удивлённо спросил Марк. Его обуяло чувство, будто он застал товарища за непристойным занятием, вроде излюбленного подростками уединения с журналами. Но Блэк и не думал смущаться. Он с той же интенсивностью налегал на лопату — наваливался на неё и правой рукой, и правой ступнёй — кидал комья земли в зловонную могилу.
— Я думал, тебя расстреляли уже, — сказал Марк, всё острее ощущая неуместность своего присутствия.
— Для достижения поставленной цели, иногда приходится идти на уступки, — невпопад выдал Блэк, притом не отрываясь от занятия.
— Я не понимаю, какого чёрта ты творишь?!
— А разве не видно? Сортир закапываю. Вчера яму под новый рыл. Сегодня старую засыпаю.
— Это я вижу. Но понять не могу! Какого рожна ты этим занялся? Почему ещё не удрал? Почему всех серых тут не перебил?
— Времена меняются и требуют перемен в наших поступках. Я пошёл на небольшое соглашение, чтобы выжить. Главное — выжить. Остальное шелуха.
После Марк не смог объяснить себе, почему он молча развернулся и ушёл. Нечто надломилось в его восприятии. Блэк, в его воображении, представал неким Роландом Дискейном, гонящимся за Блэкредом, как за Человеком в чёрном. Но стал бы Роланд Дискейн рыть сортиры, чтобы спасти свою жалкую шкуру? Вряд ли.
Увиденное стало потрясением для Марка. Потрясением, от которого он бы так и не оправился, если бы спустя пару ночей не завыли сирены.