Пораскидав одеяния
Тыкаясь носом в глаза
Вот подошли к процессу слияния
И на тебе — вдруг голоса
Группа Потомучто — Нам живых пугать нельзя
1
Сон Марка оборвала Лина совсем не нужным телефонным звонком. За что психика новоиспеченного Спящего похлопала в ладоши. Случившееся в том мире, куда теперь его заносит во сне, Марк хотел бы забыть. Но не получалось. Словно это был не сон. Словно всё произошло здесь и сейчас, в третьей комнате (к слову в квартире было всего две — спальная и гостиная). Как будто за стенкой до сих пор лежит три трупа и заливают деревянные полы своей кровью.
Болтовня с супругой ни о чём, готовка ужина, мелкие хлопоты — немного развеяли голову. Однако не выветрили всё без остатка.
Всё и без остатка не выветрил и ужин при свечах, и две бутылки красного вина, и рюмка коньяка «на посошок». Даже исполненный страсти и нежности супружеский долг не справился с дурными грёзами. Зато в купе всё это помогло крепко заснуть.
2
Марк очнулся в деревянной избушке. Окна, выходящие на улицу со всех четырёх стен, немногословно объяснили её размер. Прямо посередине стояла глиняная печь, широкое отверстие которой прикрывала металлическая решётка. За решёткой сочно скворчало мясо. Запах жареной курицы заполнил помещение, а потолок заволокло сизой дымкой.
Женщина, одетая как горничная девятнадцатого столетия, хлопотала над чем-то в углу. Судя по звону железной посуды, там располагался кухонный стол.
Марк приподнялся и услышал, как скрипнула сетка кровати под ним. «Горничная» тут же отреагировала на звук.
— Уже проснулся?
Марк на секунду замешкался с ответом. Обаятельная улыбка на миловидном личике немного сбила его с толку. Внешность «горничной» буквально кричала о кокетливой натуре. Сильный слой пудры на щеках скрывал её истинный возраст. Который, впрочем, легко могли выдать морщинки в уголках озорных глаз.
— Вроде бы, — сказал Марк и глубоко вдохнул. Внутренности напомнили о недавнем инциденте тупой болью и икотой. Голова тут же закружилась, умоляя тело принять горизонтальное положение. Но получила отказ.
— Там мы баньку затопили. Твой товарищ вовсю парится. Не хочешь присоединиться?
Пожалуй, нет, — буркнул Марк и поднялся с кровати. Его уложили прямо в одежде, на которой виднелись бурые брызги крови, зеленоватые пятна от травы и кляксы оставленные (лепёшкой бурёнки?) сырой землёй.
— Зря, — холодно выдала женщина. — Тебе бы не помешало.
Марк, не успев обидеться, посмотрел на «горничную». Та, воздержавшись от комментариев, приоткрыла дверцу буфета. Вместо классического стекла в дверцу было вставлено зеркало. В нём Марк увидел совсем не то, что ожидал.
Нет, там был действительно он. Вот только совсем не тот, каким привык себя видеть. Отражение показывало не парня, почти мужчину, с грубой щетиной и лбом в мимических морщинах, а юнца с девственным пушком под носом и клочками щетины на скулах. Гладенького юнца, со впалыми от недоедания щеками. Юнца, каким он был лет в семнадцать. То есть, восемь лет назад.
Да, лицо было в крапинку перепачкано чем-то коричневым (наверняка дурно пахнущим). Но это не мешало разглядеть разительные перемены во внешности.
Марк решил, что нужно срочно идти в баню и умыться, как следует. Мало ли, может так спросонья разум шутит.
— А где тут банька? — поинтересовался он извиняющимся тоном.
— Во дворе. Увидишь, — вновь доброжелательно сообщила «горничная». Марк быстро направился к выходу, как вдруг услышал из-за спины возмущённый возглас.
— Стой! Одежду сними. Мне постирать её нужно.
Марк остановился и нерешительно обернулся. На лице у него проступил румянец, а нижняя губа слегка отвисла.
— Чего застыл? Раздевайся давай!
Марк без стеснений скинул чёрную, джинсовую куртку, стянул с себя футболку с принтом, снял кроссовки. Но стоило только оттянуть пояс джинсов, как в памяти тут же всплыло одно неловкое обстоятельство. На нём не было трусов. Те, что прибыли с Марком в новый мир, с треском разорвались, когда Блэк вытаскивал его из-под пуль.
— Ну и? — с ещё большей игривостью спросила «горничная». — Думаешь, я за твоими штанишками в баню побегу? Нет уж, увольте. Знаю я ваши уловочки. Зайду я, дверь закроете и начнёте мёдом уши заливать.
Марк отметил, что на самом деле «горничная» совсем не против того варианта развития событий, что только что описала. Да и вообще было видно, что мужским вниманием она не обделена. Это всегда бросается в глаза. Забитая и нелюдимая женщина — наверняка одинока и лишена поклонников. А вот весёлая и открытая к общению с мужчинами (даже с юнцами) — спроваживает толпы от своих ворот. А как иначе раскрепостить женщину, не дав ей полную свободу выбора?
Марк нерешительно стянул с пояса ремень. «Горничная» осознала, чего именно стесняется парнишка и отвернулась. Джинсы упали на пол, оголив волосатые бёдра и голени.
Поспешно стягивая носки, Марк бросил нечаянный взгляд в сторону «горничной». Из-под длинной и пышной юбки «невзначай» выглянули мускулистые икры. Бёдра, тоже «невзначай», раскачивались из стороны в сторону при каждом движении. Руки двигались плавно и воздушно, как не должны двигаться при готовке (если только повар не желает произвести впечатление).
Марк немного засмотрелся на «процесс готовки» и до последнего не замечал, что на него тоже засмотрелись. Дверца буфета, снабжённая зеркалом, была повёрнута как раз так, как требовалось «горничной», чтобы рассмотреть юношу во всей красе. Встретившись с Марком взглядом, она беззастенчиво подмигнула.
Тот вылетел из избушки как ошпаренный. Зажав обеими руками промежность, он пересёк двор со скоростью гепарда и на всём ходу влетел в предбанник.
Блэк встретил его удивлённым взглядом.
— Ты чего это?
— Да так, в неловкую ситуацию угодил, — запыхавшись, ответил Марк. В предбаннике стоял плотный туман, состоявший из смеси пара и дыма. Дыма приятного, чистого — видимо вырвавшегося из дровяной печи.
— Садись, — не-то предложил, не-то приказал Блэк, указывая на лавочку подле себя.
— Мне бы сполоснуться.
— Успеешь. Хлебни кваску местного! Ржаного! Али ты к Марусе торопишься?
— К какой Марусе? — удивлённо спросил Марк усаживаясь.
— Як к какой? От которой ты в чём мать родила вылетел.
— Так её Марусей зовут. Мы как-то познакомиться не успели.
— О молодёжь! Познакомиться не успели, а штаны уже на люстре. Завидую-завидую!
— Блэк, в самом деле, — раздражённо фыркнул Марк, взявшись за деревянную кружку с квасом. — Она моё шмотьё постирать обещала.
Блэк молча покивал, довольно улыбнулся и поднял свою кружку.
— Ну, будем, — сухо выдал он и стукнулся деревом об дерево. Квас солидно зашипел и вскоре направился в рот. Оба крякнули от удовольствия.
— Ты не думай, Маруська хоть и в годах, но баба хоть куда. И погуляет с тобой, и делу научит.
— Блэк, я женат. Мне не до Марусек.
— Это ты там женат, — нервно бросил Блэк. — А тут холост как ветер. К тому же я не детей тебе предлагаю тут строгать, а просто пообщаться. Нет у нас времени на детей. Сегодня тут переночуем, бельё посушим и в дорогу.
— Блэк, — оборвал Марк, — вопросы скопились.
— Это мы сейчас решим. От коровьего аромата тебя отмоем и решим. Бегом в парилку!
3
После водных процедур Марк и Блэк расслабились на лавочках в предбаннике. Маруся принесла им ещё кваса и целый тазик запеченных окорочков. Смачно жуя жирное мясо, Марк принялся задавать свои вопросы. И начал с последнего.
— Мне показалось, что я в зеркале выгляжу лет на шесть моложе.
— На восемь, — безэмоционально уточнил Блэк.
— На восемь?
— Примерно. Местные учёные, «Гильдия книжников, считают, что всех спящих откатывает лет на восемь назад. Они это как-то по детям вычислили. Как именно — не спрашивай! Что-то связанное с интеллектуальным развитием и физическими пропорциями. Типа: по росту — детский сад, средняя группа, по интеллекту — шестой класс общеобразовательной школы.
— Так сюда и дети попадают?
— И дети, и старики, и женщины. Даже трансгендеры. Насчёт животных не уверен. Хотя поговаривают, что кто-то с кошкой своей прибыл.
Марк отхлебнул кваса, подумал и спросил:
— А попадают сюда как?
Блэк закатил глаза и неохотно выдал:
— По-разному: героин, кокаин, белая горячка, чёрная магия, психические отклонения и прочая лабуда в этом роде. Я тебе уже говорил.
— Говорил, помню. Но не понимаю. Не понимаю и другого. При встрече ты выстрелил мне в ногу. Зачем?
— Ох, ты подошёл к самой сути проблемы. Видишь ли, Спящие попадают в этот мир не с пустыми руками. Нас сюда забрасывает вместе с тем, что находилось рядом. Со всеми движимыми предметами в некотором радиусе. Каком именно? ХЗ. Всегда по-разному. Но это и не важно. Важны сами по себе те вещи, которые заносит сюда вместе с нами. Они имеют совершенно иную физику, нежели местные. Они не подвержены никакому влиянию, пока не окажутся в руках Спящего.
— В каком смысле?
— Если ты попал сюда с пистолетом, то можешь стрелять из него, сколько душе угодно, патроны не кончатся. При условии, что ты не попадёшь в себя или другого Спящего. Стоит пуле оставить на тебе хоть маленький след, и всё — в обойме на один патрон меньше. То же самое со скобами в степлере. Можешь сколько угодно ими пользоваться, хоть всю бумагу местную изведи, хоть всем местным в пальцы скобы засовывай — ни на одну не убавится. И даже если ты их просто вытащишь. Всё равно — вернутся в исходное состояние. Этим парадоксом и пользуются серые, когда Спящих выискивают. Степлерят всех, а на ком скобы не досчитаются — оп, пуля в лоб!
— Такая радость только с патронами и скобами?
— Да нет, со всем, что с нами попадает. С одеждой, например — отдай свою майку местным, и она станет семейной реликвией. Из поколения в поколение будет передаваться и ни на йоту не изменится. Испачкаться может, но после стирки вернёт прежний облик. А вот на тебе износится как обычно, год-другой и половая тряпка.
— Это от чего же?
— А кто знает? Загадка. Или магия. Или парадокс пересечения вселенных. Не знаю что это, зато знаю, как его применять. За дорого продавать то, без чего можешь обойтись. И ни за какие пряники не терять то, без чего не можешь.
— А что с бензином? Да и вообще, с горючим? Я видел, что у нас бак пустел, пока мы ехали.
— Да, с топливом всё грустно. У местных нет нефтяных вышек. И вообще, с добычей полезных ископаемых всё туго. Используют только то, что прилетает со Спящими. И местным, по большому счёту, хватает. А чего? Они же это истратить не могут. Будут на половине бака ехать до тех пор, пока геморрой из кресла не выдавит. Будут сливать с половины бака цистерны бензина, и края не увидят. Правда, сломать чего-нибудь могут, к примеру, бензонасос, и тут уж ничего не поделаешь, само не починится. Зато при эксплуатации техники по назначению не возникнет никаких проблем. Только мой от грязи и не врезайся в стены.
— А если Спящий оказался в машине?
— Думаю, ты понял. Топливо будет уходить по стандартам знакомый нам физики.
— А почему с пулями не так? С патронами, имею в виду.
— А почему солнце тут в одной точке висит? Ответишь? И я нет.
Марк понимающе покивал и после небольшой паузы спросил:
— Ты меня не просто так подобрал, верно?
Блэк хотел воспользоваться возникшей паузой и глотнул кваса. Но слова спутника заставили его поперхнулся. Багровея и откашливаясь, он пытался спросить что-то вроде: «О чём это ты?».
— Да ясное дело, о чём. Ты дал мне оружие, нарочно заехал в деревушку, чтобы устроить кровавое побоище, закинул меня в ситуацию, где я должен был пройти крещение боем. И хочешь сказать, что я для тебя случайный попутчик? Я, конечно, наивен, как влюблённый в одноклассницу подросток, но не настолько же!
Вечно весёлые глаза Блэка посуровели. Он тяжело вдохнул, выпил ещё глоток кваса и кивнул головой.
— Верно. Пусть попутчик ты и случайный, но на тебя у меня есть планы. Появились. Сегодня. Когда ты троих замочил, а с одного клятву взял.
— Хочешь сказать, до этого ты на меня не рассчитывал?
Блэк усмехнулся и ответил:
— Не больше чем на огородное пугало. Прости за откровенность. Я собираюсь пройти через опасные места и вляпаться в опасные истории. И мне не помешает рядом рука способная стрелять. Но до сегодняшних событий я не был уверен, что ты вообще сможешь нажать на спуск.
Марк потупил взгляд, уставившись на тазик с печёными окорочками. Ему хотелось сказать что-нибудь резкое и обидное. Но нужные слова разбежались, оставив место кровавым картинкам из недалёкого прошлого. Блэк, очевидно учуял перемену в настроении товарища и похлопал его по плечу.
— Ты сделал всё правильно, парнишка. Бедную девочку бы до смерти загоняли эти уроды. Ты спас ей жизнь. Гордись этим! И избавил мир от потенциальных маньяков. Гордись и тем! При том нашёл в себе мужество взять клятву. Знаешь, как много юнцов гибло потому, что другому юнцу было страшно сделать два движения ножом? Ты настоящий солдат. И ты настоящий человек. Только псих может убить человека и спокойно жить дальше.
Марк поднял на Блэка взгляд полный боли и недоумения. Между двумя карими глазами, так же, как между чёрными строками, можно было прочесть один простой вопрос: «а ты?». И Блэк его прочёл.
— А я? Я уже своё отплакал. На моём счету столько, сколько тебе не увидеть за всю жизнь. Меня, брат, крепко в этих местах приложило. Тридцать лет хожу по бурой траве, щурюсь от вечного заката. Даже больше, чем тридцать. И первые мои годы здесь были куда более жестокими. Сейчас все кричат: «Серые! Серые нас всех в могилу сведут!». А тогда и кричать было не о ком. Феодальные порядки, каждый сам себе господин. И каждый господин других господ прахом по ветру рассеять хочет. Стреляли все и во всех. А там ещё и рабы смуту подняли. Кровь лилась не литрами — цистернами. И кровь любая — и местная, и спящая. Некому было разбираться. Да и незачем. Все в одном котле варились.
Марк покивал. А как ещё на это следовало отреагировать? Разве что новым вопросом.
— И что ты сейчас намерен делать? Куда идёшь? Зачем? Вернее, за кем?
Блэк аж съёжился от слов Марка: «За кем? — да этот парень не так-то прост; видит всё издалека; хороший напарник, если только не утка подсадная».
— За кем? Хороший вопрос. Правильный. Но я тебе пока не скажу. Пока.
Марк невесело усмехнулся и демонстративно ухватился за жирный окорочок. Он не хотел есть, так как желудок неистово сопротивлялся. Но и продолжать беседу — тоже.
4
Маруся раздобыла для гостей одежду: брюки и косоворотки из мешковины цвета линялых джинсов. Не Версаче конечно, но ходить можно. Даже не стыдно.
К слову о стыде. Марку досталась пара трусов из тонкого льна. С непривычки длинные «семейники» показались ежом за ширинкой (ещё бы, кроме хлопка вперемешку с полиэстером, этих частей тела прежде ничего не касалось).
Поле битвы расчистили местные жители. Трупы солдат частично раздели и побросали в кузов «Студебекера», (того самого, на котором приехали Блэк и Марк). Трофеи же аккуратно сложили во дворе у деда Макара, местного старейшины. Тот хорошо знал, кто вызвался в освободители их небольшой деревни, и знал, что те могли потребовать взамен. Потому рядом с грудой пулемётов, «Шмайсеров» и пистолетов, стояли две здоровенные канистры, до отказа заполненные горючим из бензобака «Студера». Канистры вмещали по сорок литров каждая. К слову, изначально в баке плескалась половина этого объёма.
Ещё местные жители позаботились о скромном провианте на дорожку. В узелок собрали сушёные фрукты, сухари и копчёную курицу. Не пожалели кинуть и пару бурдюков с ржаным квасом.
По деревне разносился запах костра и жареного мяса. Ценители наверняка узнали бы в нём нотки говядины. Притом, букет пряностей свёл бы с ума, и не в хорошем смысле — казалось, в готовку пустили всё, что только смогли найти на запыленных полках. Но дело обстояло несколько иначе. Убитую бурёнку, за чьей трёхцентнеровой тушей укрывался Блэк в перестрелке, разделили по всем дворам. (Не благородства ради; хзяин скотины был Спящим, и его, по понятным причинам, уже не было в живых). Вот и готовил каждый двор — кто во что горазд. Кто-то пытался коптить, кто-то варить, кто-то печь на углях. Отчаянные пытались изобразить подобие шашлыка — очевидно забыв, насколько жёстким он может получиться, если использовать говядину.
Со стороны могло показаться, что в деревне собираются закатить пир по случаю победы. Но на деле всё обстояло не так. Происходящие хлопоты были всего лишь попыткой отдышаться после того, как сдавливающие горло руки на секунду ослабли. Никто не сомневался в том, что серые ещё вернутся. И вернутся скоро.
Да, у большинства жителей хватит ума и смелости удрать отсюда. В основном это будут женщины. Но кое-кто останется. К примеру, дед Макар. Ему самому, и всем приближенным к его годам, проще умереть по прихоти оккупантов, чем пройти сотни тысяч шагов по безводной равнине.
Блэк склонился над расстеленным брезентом. На нём неровной горкой громоздилось всё трофейное оружие, что собрали по домам и дворам. В изобилие были «Пыпышки» и «Шмайсеры». В дефиците — пистолеты и «УЗИ». «Калашников» — только один. Но, что характерно, это был не образец сорок седьмого года, а его более поздний собрат — «АКС-74У». Его-то Блэк взял в первую очередь.
— Я возьму только оружие Спящих, — сказал он, отстегнув магазин.
— Да бери все, что мне с них? — махнул рукой дед Макар.
Блэк пересчитал вслух патроны.
— … Двадцать восемь, двадцать девять. Тридцатый в стволе. Похоже, с «ГАИшником» сюда попал. Хотя, кто их знает… В смысле: «что с них»? Ты думаешь — война закончилась? Отсчитай двенадцать колоколов — и они явятся.
Дед Макар вздохнул, прочистил горло и тяжело произнёс:
— Явятся. А что делать? Кому воевать то? Бабам я не дам. Ишь чего! Вас спровадим, да в путь их соберу. Хай на Райт топают. Неча им здесь…
— Верно мыслишь, старик. Да только голышом девчат не отправляй. Дай каждой в зубы по стволу. И стрелять научи! Сам то умеешь?
— А кто не умеет? У нас всякий, кто волос седой имеет, стрелял. Сам вон в зеркало глянь. Седой как пепел. Значит, знаешь наше время.
— Знаю, старик. Значит их научишь.
Прогремел выстрел. Эхо отразилось от железнодорожной насыпи и исчезло. В насупившей тишине звон в ушах стал громче тревожного набата.
— Так и думал, — удовлетворённо улыбнулся Блэк, вновь пересчитывая патроны. — Это то, что надо. Марк, проверь «УЗИ»!
Марк подошёл к брезенту, поднял сразу два маленьких пистолета-пулемёта. Магазины у этих малышек оказались куда удобнее, чем на «Калаше» — их не пришлось отстёгивать, чтобы узнать оставшееся количество патронов. С торца имелись круглые отверстия, закрытые прозрачным пластиком, сквозь которые виднелись непробитые капсюли. Через каждые пять отверстий стояла цифра, облегчающая подсчёт — «30, 25, 20, 15, 10, 5». В одном магазине пустовало только одно отверстие. В другом, ниже отметки «15» было ещё два капсюля.
Марк поднял обе руки вверх и выстрелил. Треск заполонил уши. Затяжной и противный. Когда он смолк, все почувствовали облегчение.
Марк вновь заглянул в отверстия на магазине.
— Все на месте.
— Отлично! Нам этого хватит, — с азартом сказал Блэк.
— Может одну «Пыпышку» возьмём? — предложил Марк, чувствуя, как заныло плечо отбитое отдачей.
Блэк с удивлением на него посмотрел. Он хотел съязвить что-то на тему: «Тебе понравилось видеть кишки своих врагов?» или «Так привязался к той, что лишила тебя девственности?». Но промолчал. А Марк добавил:
— Эта штука неудобная, зато мощная. Может нам понадобится грузовик обстрелять?
Блэк посмотрел с ещё большим удивлением, но теперь прибавил к нему нечто похожее на уважение.
— Ну что же, давай одну возьмём! Только их проверять не надо. Во-первых, как? Во-вторых, они почти все местные. Оригиналы все на заводах стоят, патронами безлимитными армии снабжают.
Марк попытался пристроить громоздкие «УЗИ» за поясом мешковатых брюк. Это не получилось настолько, что штанишки чуть было не слезли с бёдер. Осознав, что так с оружием поступить не получится, просто вернул его на брезент и принялся выбирать «Пыпышку». Блэк, по собственной инициативе, решил помочь.
— На, возьми этот, — протянул он Марку выбранный агрегат. — Ты с ним уже знаком.
Марк взял оружие, отметил некоторое его отличие от остальных и поднял стволом в воздух. Нажал на спуск. И ничего не произошло. Попытался передёрнуть затвор, но почувствовал, что механизм не поддаётся.
— Заклинило, — сквозь зубы сказал Марк.
— Не может быть, — возмущённо ответил Блэк и вырвал оружие из рук спутника. Он покрутил пулемёт, рассмотрел со всех сторон. А через мгновение выдал с радостной улыбкой:
— А, так он твой спаситель! Смотри-ка — пуля в диск попала. Вот только не нужно мне байки про рикошеты рассказывать. Стреляли прямо!
Марк, который и не собирался рассказывать байки про рикошеты, начал припоминать недавнюю перестрелку. Действительно, в него стреляли из пистолета. Действительно, пуля звякнула о металл. И действительно, после этого он остался жив, а пулемёт заклинило. Вспомнил и то, как швырнул оружие в коридор, опасаясь фатальных последствий перегрева ствола.
— Да, теперь ты обязан взять его с собой. Талисман, как ни крути. Вот только обойму придётся поменять. Эту долго чинить.
5
Заправить топливом решили второй «Студебекер», тот, у которого остались целыми все стёкла. И так, как заправкой занимался Спящий — стрелка указывающая уровень топлива в баке отклонилась вправо до упора.
Пока Марк заправлял и загружал машину, Блэк отправился с дедом Макаром и двумя седыми мужичками на равнину. Отправились на первом «Студере». И отправились не просто покататься.
Далеко за «золотым морем» они устроили погребальный костёр — сложили в кучу трупы солдат и солидно обдали напалмом из огнемётов. Тошнотворный, сладковатый аромат от пожарища разнёсся по всей округе, наплевав на направление ветра. Марк учуял его, несмотря на окружение бензиновых испарений.
Когда Блэк вернулся, у Марка всё было готово. Оружие уже лежало в походных сумках. Кроме «Пыпышки». Его пристроили за пассажирское сиденье. Рядом с ним лежали запасы провизии и комплект сменной одежды.
Очень интересный комплект — униформа серых солдат, собранная из не залитых кровью элементов. Трудно сказать, скольким солдатам эти вещи принадлежали раньше. Ещё труднее сказать — как они будут сидеть на новых владельцах. Да и будут ли когда-нибудь сидеть.
Всё было готово, но Блэк не спешил с отъездом. Бельё, развешанное в остывающей бане, ещё сохло. А он, очевидно, ни за что не согласился бы оставить свою шляпу. Дурацкую, совершенно не подходящую под джинсовый костюм и берцы, но горячо любимую.
Дед Макар тоже смекнул, что гости не уедут без своих порток, и потому пригласил к себе.
Избушка у старосты деревни была маленькая, да к тому же завалена разным хламом. Но места для четверых хватило. Вместе с Блэком и Марком в гости к деду Макару заглянула Маруся. Её, разумеется, никто не приглашал. Но и выгонять не стали.
Мужчины расселись вокруг маленького и низкого стола. Маруся, по просьбе хозяина дома, хлопотала насчёт угощения, выгребая из запасов деда Макара всё съестное. Так на столе очутились три банки варенья, орехи залитые мёдом, нарезанная буженина и то, что хозяин дома назвал чесночной колбасой. Не обошлось и без алкоголя — в прозрачном графине плескалась мутная жижа, до которой гости добрались лишь в самом конце.
А пока все аппетитно ели, Маруся непрерывно улыбалась Марку, то и дело демонстрировала глубокое декольте. Поворачиваясь за очередным угощением, она ни разу не преминула возможностью покачать бёдрами. А о возможности прикоснуться к юноше, лучше вообще промолчать.
Марк всё это замечал, но старался не реагировать. Он думал о том, что в деревне совсем нет молодых мужчин. Думал о том, что совсем недавно Марусю могли обижать солдаты. Думал, что сильно обидит ее, если резко оборвёт попытки соблазнения.
Впрочем, что-то не клеилось в поведении женщины в свете последних событий. И у Марка стали назревать вопросы.
— Дед Макар, а где все мужики ваши? — собравшись с мыслями, спросил он. — Такие поля, такое хозяйство! Неужто всё на трёх стариках держится?
Дед Макар подумал и ответил грустно:
— Известно где… Кто за бабу свою заступился, кто за корову. Серые с этим быстро. Чуть что не по-ихнему… И всё! Кого не убили, тех в грузовик и к себе на базу.
— На базу? Концлагерь у них там что ли?
— Своего рода, — вмешался Блэк. — Это и их порт, и их база, и концлагерь, и столица, и промышленный центр. Всё в купе. Колыбель серой заразы.
— Да, колыбель, — грустно согласился дед Макар. — Там эта нечисть собирается. Там плодиться.
— А кто они такие? Откуда взялись? Я знаю, что они Спящих выискивают. Но что ещё они хотят? Весь ваш мир захватить?
— А что ещё? — ухмыльнулся дед Макар. — Захватить и вычистить от Спящих. И не только. И ведьм они всех сжечь хотят. И оборотней лесных. И Белые Вершины вычистить.
— Оборотней? — с сарказмом уточнил Марк.
— Оборотней, — кивнул Блэк. — Только это не совсем те ребята, о которых ты подумал. Это не люди что в полнолуние превращаются в зверей. Это монстры, которые превращаются в ещё более страшных монстров. Это гигантские звери, способные трансформироваться в спрутов пожирающих всё, что только движется. Одни похожи на медведей, другие на птиц, третьи на динозавров. И все они способны в секунду потерять свой облик, превратившись в нечто бесформенное, склизкое и ужасающее. Нечто с тысячью щупалец и сотней ртов. Ни на что не похожее. Но незабываемое!
— Люди среди них тоже есть, — заметил дед Макар.
— Это не люди, — возразил Блэк. — Это твари напоминающие людей. Но они не живут как люди, не общаются с людьми и не понимают ценности человеческой жизни. Для них мы обед на блюдечке, за которым даже гоняться не нужно. Нарисуй для человека указательный знак в лесу, протопчи дорожку, и он сам на обед пожалует. Это твари, которые обладают человеческим интеллектом, но используют его по-звериному.
— Да-да, — мрачно подтвердил Макар. — И серые хотят их всех истребить. Это смысл жизни серых — уничтожить всё инородное на материке. Всё, что не укладывается в их понимание о бытии — уничтожить. Нечисть — уничтожить. Спящих — уничтожить. Ведьм — уничтожить. Порталы — уничтожить. Оставить только зверьё в лесах, скот на пастбищах да людей из местных.
— А с чего такой расизм, позвольте узнать?
— А шут знает. Идея. Идеология! Тфу! Чёрт бы их в пучину утащил. Нужно же народ вокруг чего-то сколотить. Не скажешь же народу прямо: «Надоел нам Блэкред, давайте сожжём его со всею свитой!».
Повисло молчание. Блэк впился напряжённым взглядом в Марка. Марк заметил это краем глаза, но предпочёл проигнорировать. Он хорошо помнил недавние бредни Блэка, что пробивались сквозь заснувшее сознание. И хорошо помнил, как тот произносил имя Блэкреда.
— Кто такой Блэкред? — заговорщическим тоном спросил Марк у деда Макара.
Тот прищурился и ответил вопросом на вопрос.
— Ты, видимо, новенький. Совсем ничего не знаешь. Даже Блэкреда не знаешь. Его-то всякий знать должен. Чай не купец из Бэк-порта.
— Да, новенький, — честно сознался Марк. — Но имя Блэкреда уже слышал. Правда, не помню от кого и почему.
— Чёрно-красный кардинал, — внезапно выдал Блэкблю. — Негласный лидер всех домов и главнокомандующий армии Спящих. Ферзь на чёрно-красной доске материка. Единственный ферзь в этой партии. Тиран и диктатор. Инициатор кровавых расправ и вершитель судеб. Плач матерей и ужас отцов.
— Это ваш король? — с нескрываемым сарказмом уточнил Марк.
— Нет-нет, — перебивая всех, затараторила Маруся. — У нас нет королей. Нет царей. И президентов нет. Каждый хозяин своей земли и своей судьбы.
— Да, почти, — улыбнулся Блэк. — Царя и правда — нет. Зато царьков — прорва. Каждый, у кого денег чуть больше, царьком становится, загребает и земли, и души. Этакая смесь капитализма с феодальным строем. И всё под эгидой свободы личности. Вот только появляются ребята с мозгами поумнее и находят точки давления на таких царьков. Блэкред по наследству владеет совсем небольшим уделом. Но плетёт интриги, набирает средства и силы и подчиняет себе тысячи, если не стони тысяч, царьков. Графов, как мы их называем. Они формально независимы. Но реально… Реально — мочатся в штаны от одного имени своего патрона. И, как ты понимаешь, не всем такой патрон угоден. Против Блэкреда собираются коалиции. Причём, самого разного толка. А он, по сей день, успешно их разобщает. А кого не может разобщить — ставит на колени армией Спящих. В этом смысле серые — всего лишь очередная коалиция, собранная против диктатуры кардинала. На сегодняшний день — самая сильная. И неудивительно, что серые выбрали своим идеологическим врагом Спящих: Блэкред — из Спящих, большинство графов — из Спящих, верхушка «Гильдии книжников» — из Спящих. Про армию Спящих и говорить нечего. Из названия всё понятно.
— А серые, — перебил Марк, — почему вы их так называете? Из-за формы солдат?
— Нет, это они сами себя так назвали, — с раздражением оставил прежнюю тему Блэк. — В противовес Спящим. Мы же носим имена по английскому названию цветов. Первая часть имени, своего рода, фамилия. Немного шире, на самом деле, но не об этом сейчас. Вторая часть, второй цвет, личное имя. Блэкблю — Блю из дома Блэков, если сказать иначе. А серые, в свою очередь, назвались так в утверждение превосходства местного языка. Причём они делают особый акцент на том, чтобы их название всегда писали с маленькой буквы — как определение цвета, а не имя собственное. Снова в противовес Спящим. И цвет выбран не случайно — дома «Грей» не существует. Был когда-то. Возможно, был. Но не оставил о себе никакой памяти. И в качестве имени собственного — «Грей» даётся редко. Это своего рода клеймо, а не имя. Спящие так называют предателей, отщепенцев, отшельников и перебежчиков. Серый — как цвет неопределённости, пограничное состояние между чёрным и белым. Для самих серых — это символ отделённости от системы. Прямой укол в глаза, говорящий о чуждости взглядов.
Марк покивал, давая понять, что это усвоил и тут же спросил:
— Блэк, Блэкред, Блэкблю — ты как-то связан с этим кардиналом?
Блэк вмиг побагровел. Глаза зло сверкнули, лицо перекосила недружелюбная гримаса. Воздержавшись от комментариев, он взял со стола графин с мутной жижей, открыл и плеснул добрую порцию в деревянную кружку. Раздалось деловитое шипение. Очевидно, в кружке ещё оставался квас. Блэк в один присест заглотил получившийся «Ёрш».
Марк впился в товарища взглядом, желая выудить ответ. Но ничего, кроме звучной отрыжки, не услышал.
Маруся заметила невесёлую ситуацию и защебетала по птичьи:
— Мальчики-мальчики, а не пора ли нам всем выпить? По рюмке, не больше. На сон грядущий. Я так понимаю, вы скоро на боковую. Так давайте же, для крепкого сна!
— И бодрого пробуждения, — с натянутой улыбкой вставил Блэк, подтягивая к себе кружки собеседников. Маруся тоже не захотела оставаться в стороне. Она вынула из-под верстака гранёный стакан и пристроила рядом с кружками. Блэк разлил всем понемногу. Всем, кроме себя. Себе не налил ни капли. Но и графин, заполненный на треть, из рук не выпускал.
— За успех в наших путях! — громко крикнул Блэк. Все разобрали свои ёмкости и занесли для столкновения. Блэк без стеснения чокнулся графином и жадно приложился к его горлышку. Все бросили на него короткий взгляд, полный осуждения. Но ничего не сказали.
Марк заглотил то, что было в кружке. Одним глотком, как водку. И очень сильно пожалел об этом. Жижа, хоть и ударила в нос крепким градусом, оказалась на удивление вкусной и приятной. Она пахла пшеницей и имела привкус молодой кукурузы (той самой, белой, что можно сорвать с куста и тут же съесть, совсем без варки). И была приятно сладковатой. Такой алкоголь совершенно не хотелось закусывать. Да и не хотелось пить большими глотками. Вкусовые рецепторы прямо требовали смаковать этот нектар, как смакуют хороший коньяк. Или пить залпом, заглатывая за раз по пятьдесят грамм, как это делал Блэкблю.
Крепкий градус сразу дал о себе знать. Губы онемели, в голове зашумело, а взгляд потерял способность фокусироваться. Но не всем теперь требовалась фокусировка. Блэк опустил голову на грудь и мешком повалился на бок. Благо рядом с ним, накрытая брезентом, покоилась куча тряпья (по-видимому, трофейного). Блэк повалился на эту кучу, откинул расслабленную челюсть и через минуту захрапел.
— Марк, голубчик, пойдём ко мне! У меня поспи, — ожидаемо предложила Маруся. Марк огляделся, посмотрел на груды хлама в узкой избушке и понял, что тут ему негде приклонить голову. С другой стороны, идти спать к той, что весь день трясёт перед тобой бёдрами, идея так себе, если ты женат и хочешь сохранить верность.
Новоиспеченный Спящий взглянул на деда Макара, ожидая от того какой-либо поддержки. И получил её. Старик одобрительно кивнул. В этот момент вкусная жидкость подействовала с новой силой. Моральный барьер разбился вдребезги. Этот барьер, словно калёное стекло, выдержало все атаки в лоб. Натиски, тараны, катапульты и молоты. Но алкоголь, точно так же, как Эфиальт при Фермопильском сражении, указал обходной путь. Это калёное стекло нельзя пробить в лоб, как нельзя пробить в лоб Спартанскую фалангу. Зато один маленький удар в торец (не надо даже молотом, достаточно кольца на пальце), и стекло покроется сеткой трещин. А треснутое оно не выдержит и удара кулаком.
Так и случилось. Хмельной и глупо улыбающийся Марк не смог отказать Марусе. Ни тогда, когда она приподняла его из-за стола. Ни тогда, когда под руку отвела к себе в избу. Ни тогда, когда раздела его догола. Ни тогда, когда добилась своего.
6
После того, как всё уже случилось, Марк начал приходить в себя. Совершенно голая Маруся прижалась обвисшими грудями к его животу и тяжело дышала. Совесть дикой болью сдавила сердце, напоминая о той, кто также прижимается к нему в реальном мире.
Да, технически он не изменил. Это всего лишь сон, астральная реальность. Что происходит тут, остаётся тут. Но с другой стороны — он чувствовал всё как наяву. И удовольствие получил как наяву.
— «Ну что ты несешь? — спорил Марк с собственным разумом. — Какая же это измена? Просто приснилось, как я осчастливил милфу. Тоже мне. В первый раз, что ли? Когда Лина болела целый месяц, мне кто и что только не снилось! Да и, по большому счёту, не такой я уж праведник: нет-нет да засмотрюсь на чью-нибудь юбку. А бывает, и представлю, как задираю эту самую юбку. Так что изменилось то теперь?»
Но совесть эти аргументы совсем не утешали. Тогда Марк решил отвлечься. И сделать это он решил единственным известным способом — начать задавать вопросы.
— Ты замужем? — спросил он, будто невпопад.
— Была когда-то. Давно. А что?
— Да так, хочу узнать, не обидели ли тебя серые.
— Ах, вон ты о чём? А я-то думала, захочешь узнать, где я таким штучкам научилась. Так то́ точно не от мужа. От него кроме пьянок да драк ничего не получала.
— Развелась?
— Ушёл. В Сан-порт, кажется. Не знаю точно. Тринадцать вех его не видела. Может убили уже. Он из Спящих был. Браунгрин звали. А серые — нет. Не обижали. Я их офицеру приглянулась. Вот и получила покровительство. Правда — это всё, что я получила.
— В каком смысле?
— Да импотент он был. Старый импотент. Что с него взять? Только то и делал, что мои пироги трескал. Боров жирный.
Марк слегка улыбнулся. Конечно, он был рад, что Марусю не обидели. Её он ни в чём не винил, а потому и радовался как за друга. В том, что они лежат голые в обнимку, виноватым он считал только себя (а мог бы предположить влияние третьей силы).
— Уезжайте завтра! — С грустью приказал Марк.
— Завтра? Ох уж этот ваш жаргон. Через круг — ты, наверное, имел в виду.
Марк вспомнил, что солнце здесь стоит на одном месте, постоянно. Стало быть, дни могли считать совсем по-другому. Да и днями не называть. Как день отличить от ночи, если из поколение в поколение солнце не садиться?
— Через круг, — согласился он. — А как вы тут время считаете? Часы, дни, месяцы, годы?
Маруся напряглась и приподнялась на локтях. Это доставило боль Марку, так как один из локтей упёрся в его рёбра.
— Ты серьёзно? — удивилась она.
— Вполне. Я тут пару дней… Кругов… Короче, не знаю ничего.
— И про то, чем Спящие отличаются от местных, тоже не знаешь?
— Нет, ничего не знаю. Знаю только, что Спящих тут много, и что они костью в горле встали у серых. Ну и то, что солнце тут никогда не заходит. В общем — всё.
— Да, и, наверное, знаешь, что ваше оружие здесь бесконечно стреляет.
— Да, это знаю.
— А про время не знаешь…
— Нет, — уже с некоторым раздражением ответил Марк.
— Ладно, это просто. Самая маленькая единица измерения — капля. У нас вместо ваших часов, — Маруся указала на запястье Марка, — устройство, откуда вода капает по капле. Дорогое устройство, у нас на деревне одно, у старейшины. Потому как изготавливают и настраивают его мастера только в Сан-порте. И больше нигде. Капля примерно равна скорости одного шага давно идущего человека. Это примерно. Точно каплю только по другой капле настраивают. Так вот — двенадцать тысяч капель — это один колокол. Шесть колоколов — это круг. Двенадцать кругов — поклон, шесть поклонов — жертва, двенадцать жертв — веха. Всё очень просто — двенадцать — шесть, двенадцать — шесть, двенадцать.
— Думаю, это надо записать. Я так не запомню.
— Зачем записывать? Ты оборотник купи. У старейшины наверняка лишний будет. У нас за временем только он и следит. Он команды на подъём и на отбой даёт. Он нам о кругах отдыха сообщает. Он же и на поклон собирает.
— А кому поклоняетесь?
— Да кто кому. Кто во что верит, тому и поклоняется. Кто верит в Вечную, кланяется вечной. Кто верит в духов — те духам. Спящие тоже кланяются — кто Богу, кто Аллаху. Но не все. Некоторые собираются для приличия и стоят, смотрят. Наверное в Тьму верят. У нас многие Тьме верят. А как не верить, если из всех божеств она громче всех говорит. И поклонов не просит. И вообще ничего не просит, только дает.
Марк понял, что ему это рано слышать. Инстинктивный, суеверный страх стал терзать его, наводя на нехорошие рассуждения. Он приблизился к тонкой грани того, чего не понимает и пока не желает понять. Осознав это, Марк предпочёл сменить тему.
— А большой он, Материк?
— Очень. Из конца в конец, наверное, три вехи идти. Не знаю точно. Знаю только, что длина Великой Магистрали одиннадцать миллионов шагов.
— А что такое Великая Магистраль?
Маруся зевнула и ответила слабым голосом:
— Железная дорога. На Лэфт от нас. Проснёмся — покажу.
Марк подумал, что не стоит. Вид этой железнодорожной насыпи ему уже осточертел.
Вскоре дыхание Маруси стало мерным и глубоким. Марк понял, что она уснула. Алкоголь уже перестал действовать и сон всё не шёл. С каждой секундой (или как там у них, каплей?) лежать не двигаясь становилось всё тяжелее. Затекала придавленная рука, зачесалось под лопаткой, стало жарко ступням. Пошевелиться — означало разбудить Марусю. А этого Марку совсем не хотелось. Да, они только познакомились и скоро расстанутся. Да, они не были близки по духу, а без алкоголя не приблизились бы телами. Но Марка всё равно заполнял благоговейный трепет от прикосновения этой немолодой женщине. Не молодой, но очень хорошей собой.
Марк уставился в потолок и прислушался к своим ощущениям. Сердце замедлило стук. Лёгкие с жадностью втягивали в себя прохладу. Бедро чувствовало прикосновение твёрдой и гладкой коленки. Живот ощущал тяжесть женской головки и теплоту дыхания. Грудь приятно щекотал шёлк длинных волос.
Это было чертовски приятно. От наслаждения Марк прикрыл глаза. Лишь на мгновение. И сразу открыл.
Ничего, вроде бы, не изменилось. Лёгкие по-прежнему втягивали в себя прохладу. Бедро, по-прежнему, чувствовало прикосновение твёрдой и гладкой коленки. Живот, по-прежнему, ощущал тяжесть женской головки и теплоту дыхания. Грудь, по-прежнему, приятно щекотал шёлк длинных волос. Вот только над головой теперь был глянцевый натяжной потолок, а не деревянные балки. И солнце заливало комнату ярким, жёлтым светом, а не тусклым багрянцем.