— Воду взяли? — Хава ждала их обоих на конюшне с самого утра, как и было уговорено.
Ждала и держала под седламитрех коней. Саша чуть улыбнулась, прикасаясь к теплому боку Бака.
— Да, — лаконично отвечает Миклош.
— Если перекусить с собой есть — хорошо, все равно останавливаться придется. Нет — ничего страшного, Бешеная вас накормит.
— Ты говорила с ней?
— Разумеется, — Хава усмехается, — иначе бы мы с вами набрели на пустой дом, скорее всего. Алена не любит гостей, живетуединенно, охотиться и иногда выбирается в Терскол, кажется, едва ли чаще раза в год. Да и в любом случае приходить в гости без предупреждения попросту некультурно. По крайней мере я так не воспитана. Ну что, готовы к поездке? Учтите, что самое сложное будет не сидеть на лошади, а потом с нее слезть и понять, что у вас есть еще мышцы, о которыхвы даже и не знали, и они болят.
— Меньше слов — больше дела, — отрезает Миклош.
— А ты суров, чародей, — Хава усмехается и запрыгивает на свою лошадь. — Бегать сегодня не будем, путь неблизкий и особой спешки нет. Это только в кино галопом часами скачут, мне прокатных лошадей загонять не с руки. Так что вперед. Только потом не жалуйтесь на боль во всем теле, особенно кто к езде непривычен, — колдунья подмигнула Саше, — хотя, с другой стороны, стройности точно прибавится.
Если учесть, что сложению самой Хавы можно было только позавидовать, такой рекомендации можно было верить.
Путешествие Саше понравилось. Без всяких бы, даже постоянная тревога, подстегивающая внимательно следить за происходящим вокруг, своими и Миклоша щитами отступила меньше чем через полчаса от начала пути. Стоило только удалиться от поселения, направившись куда-то дальше в горы узкими тропками, как львиная доля переживаний вообще исчезли из разума. Расследования, убийства, Паук с ее, или его, как правильнее называть Саша так и не решила, планами, темнота и грусть от увиденного в шахтах, воспоминания и тревоги — все медленно растворилось в настоящем. В размеренном шаге коня, в мягком, ровном присутствии леса и гор вокруг без всяких ярких цветных пятен и эмоциональных следов. Одна природа, древняя и первозданная, которой нет дела до людских тревог и для которой все эти переживания словно рябь на воде, — смотришь через пару мгновений, а уже ничего и нет.
Нечто похожее Саша уже испытывала — в тот далекий, хотя и не слишком, на самом деле, день, когда впервые прикоснулась к менгиру. Не во время самого прикосновения, а позже, ночью в странном сне-видении, где тот менгир был центром силы, недвижимым и спокойным. Сейчас вокруг было то же ощущение. Что быни происходило — горы остаются горами, а леса — лесами.
А лошади и вовсе живут своей жизнью без тревог о будущем. Просто живут и счастливы здесь.
— Хава, можно узнать у тебя что-то довольно бестактное?
После короткой остановки на лесной поляне для небольшого отдыха, легкого перекуса и наслаждения холодной водой, благо магия, наложенная на бутылки для сохранения температуры содержимого работала безотказно, они продолжили путь. И Саша решилась спросить то, о чем хотела на самом деле еще вчера. Довольно бестактно, но слова жгли язык. Ну не убьют ее же за вопрос в самом деле.
— Когда я слышу эту фразу, тоэто значит, что сам вопрос мне не понравится, волшебница, — шедшая впереди Хава чуть повернулась, рассматривая Сашу оценивающе, — но в целом — спрашивай. Я вольна и не отвечать.
— Да, я понимаю. Просто… Ты — колдунья.
— Проницательное наблюдение.
— И хорошо ладишь с лошадьми.
— И это тоже проницательное наблюдение.
Саша замялась, не сразу сообразив, что Хава откровенно посмеивается над ее неловкостью.
— А ты ведь молода, волшебница, верно? Не думаю, что сильно старше меня, а в мире Затронутых и того меньше. Ладно, так и быть, приоткрою тайну. Они, — Хава потрепала своего коня по шее, — чувствуют не только кто ты, но и какой ты. И второе для них куда важнее первого. Поначалу, разумеется, сложно, но они быстро привыкают. А я привыкаю к ним, — колдунья чуть улыбнулась, — лошади, да и звери вообще, намного более искренняя и благодарная публика, чем люди. Все люди, и Затронутые, и нет.
Несколько минут они едут в тишине. Потом Саша решается продолжить разговор.
— А ты где-то училась ездить? Ну на ипподроме там…
— Где зверей гробят? Нет, разумеется. В самом детстве жила в небольшом городе с матерью, там конюшня была недалеко, вот и пропадала там все время, а когда сюда перебралась — продолжала около лошадей вертеться.
— И там звери… Не были против?
— Я была знакома с лошадьми еще человеком. Ребенком пропадала на конюшне соседей, — с некоторой грустью отвечает Хава, — и знала, как найти к кому подход. Так что не сразу, но лошади приняли меня и такой, какой я являюсь сейчас. Хотя иногда бывают сложности, ничего не сказать. Новички как видят меня — и свечку, и задки, и ржут как ненормальные. Потом только привыкают. Хозяин в шутку меня ведьмой зовет, но что тут поделать.
— А ты никогда не хотела… Все изменить?
Хава усмехается, оборачиваясь. Смотрит долго, сначала с раздражением, потом с явной тоской.
— Ты ведь правда молодая очень. Наивная — с такой силой… Вам разве не рассказывали, что Преломление необратимо? Все Обращенные — ходячие мертвецы. А мертвецов воскресить нельзя. По дурацкой прихоти судьбы такие как я, в детстве измененные, растут, как обычные люди. Кроме инкубов, те что женщины, что мужчины так навсегда детьми и остаются. А остальные — как люди. Разве что детей не имеем, кроме как оборотницы, и те — одного ребенка обычно и привязаны к нему всю жизнь, сколько бы отпущено не было. Увы, родителей не выбирают. Мать была против конечно, хотя и не все понимала, но отец, распаленный перспективами, все сделала по-своему, как-только сам со своими силами разобрался. Видать думал, что с дочерью-колдуньей у него в своемкружке оккультистов больше шансов перед главаремвыслужиться будет. Больше я его и не видела — мать меня забрала да увезла через полстраны, не вникая ни во что, как только увидела алтарь. Видать решила, что у отца крыша отправилась в полет. Хотя оно и понятно — куда людям в нас верить. Они даже если чудо около носа увидят все равно не поверят.
Видно, что Хава была не прочь побеседовать. Саше колдунья казалась разом сильной, полной какого-то природного жара, и при том с сожалением отстраненной от всего человеческого. Одинокой.
— То, о чем ты говоришь. Наверное, это тяжело вынести.
Хава усмехается.
— Я не помню иной жизни. Когда была младше, разумеется, пыталась всеми командовать. Плела интриги, хотела, чтобы мне завидовали, мальчиков в классе стравливала. Пыталась. Хотела власти — против природы-то не попрешь. Стала старше — пыталась и привороты делать, впечатлить всех. Хотела чтобы меня, дочь поварихи, любили и на руках носили, — усмехается колдунья, — но только лошади с псами и обожали за ласку и лакомство. А люди… Сколько не виться веревке, все равно кончик будет. Захотела в университет поступить, ветеринаром стать. И там решила впечатлить парня, показать, что умею, простенький ритуал провела, настолько слабый, что он сам и распасться должен был. Так, чтобы просто понравиться. Говорили мол, люди причем, что так уже кто-то до меня делал, рассказывали о ведьминых ритуалах в леске рядом. Ну мне любопытно стало. Нашла старую сеть, подпитала — так, ради баловства. Поймали меня быстро местные. Очень быстро, на пару зашли среди бела дня — и все, бежать-то некуда. В итоге пришлось документы забрать и вернуться сюда, благо знакомства были, и жить тут спокойно. Повезло, на самом деле, что меня не осудили ни за что. Местный орденец, имени не помню, но вроде как большая шишка, важный такой, спокойный, говорил со мной уже после того, как задержали. Объяснил, кто я, книг пару дал, контакты такой же общины колдунов, и в обмен на обещание, что я больше ничего подобного делать не буду, отпустил. Сказал только, что если я хочу обуздать свою природу, то нужно делать то, чтомненравится и на людей внимания не обращать. Искать силу и мощь там, где я их уже нашла. Наверное, и правда так.
Саша задумалась, склонив голову.
Миклош вон говорил, что она все может. Но, действительно, Обращенные — живые мертвецы. Можно ли вновь вернуть их к жизни? Понятно, что никто не пробовал. Но ее сила… Есть ли от нее толк?
Ты можешь сделать многое, Знахарь. Выбирай осторожно желания, которые хочешь исполнить.
Было ли это правда послание Музы — или играее собственного воображения?
— Спасибо, что рассказала.
Хава кривовато усмехается.
— Люди не верят в нас. Чародеи смотрят с презрением, а другим Обращенным только дай повод впиться в глотку. Так что рассказать хоть кому-то, кроме лошадей, возможность выпадает редко. Не к психологу же идти, в самом деле. Хотя я как-то наткнулась на сериал, где сбежавший из ада Сатана к терапевту ходил и рассказывал про себя, а психолог все про символы и про образы. Но, увы, такое только в кино и есть. А то как-то был клиент, на Косы с ним ходила, все рассказывал о себе, своей профессии, по интернету, говорит, беседует, и людям помогает. Видать клиентов искал. Я и посмеялась про себя, представив, что будет, если правду расскажу. Не все о других знать надо.
— Пожалуй, — Саша кивает.
— Я у тебя ничего взамен спрашивать не буду, а то, чувствую, друг твой скоро меня за врага считать будет, решившего, что в доверие втираюсь.
Саша уловила короткое возмущение Миклоша. Не самим предположением, а тем, что колдунья с легкостью разгадала его намеренья.
— Я два года людей по разным маршрутам вожу, с тех пор, как из аграрного университета и вылетела, так что хоть немного, но в их чувствах понимаю. Да и раньше не сказать, что совсем для меня человек терра инкогнито был, просто с животными проще. Сил у меня немного, но все-таки вместе с опытом неплохо помогает. Клиенты разные бывают. И убеждать, что я друг, смысла не вижу — каждый все равно при своем мнении останется. Тем более что идти осталось нам не так и далеко. Я вас около коновязи подожду — если решите обратно верхом ехать. А если нет — скажите, и сами уже отсюда выбирайтесь. Только из аномалии выйти надо будет, а там уже идите куда хотите, вам, чародеям, пути Глубины открыты всегда.
— Да, а вам, колдунам, убить для этого кого-то надо, — откликается Миклош.
— Не обязательно убивать. Из того, что я знаю. Сама не пробовала, уж извините. Но то, что для вас обыденность, для нас — часы подготовки к ритуалам, десятки компонентов и заемная сила, без которой мало что получается. Вот такая вот власть над всеми вокруг.
Саша вздрогнула, чувствуя, как Отражение вокруг неожиданно уплотнилось, давя со всех сторон, словно промышленный пресс на малой мощности.
— Что это?
— Аномалия, — просто откликается Хава, — мы довольно близко к цели.
Миклош поморщился. Саша ощущала, как воздух стал густым. Все вокруг давило, словно она вдруг оказалась на морском дне. Ныли зубы. Даже до того смирная, и, казалось, уже уставшая лошадь начала беспокоится.
— А на вас, я смотрю, это сильно действует, — Хава констатирует факт, — видать в бытие чародеем есть свои минусы. Ладно, мы на месте. Вон направо тропинка, там дом. А явас здесь подожду, — она кивает на коновязь на краю появившейся из-за поворота дороги поляны, — мне чужие секреты не нужны.
Саша с трудом спешивается. Тело и правда болит в самых неожиданных местах.
Несколько секунд она ловит ртом воздух, согнувшись, потом поднимается.
— Саша, ты как? — Миклош кажется бледноватым, но хотя бы ровно стоит на ногах.
Саша тоже разгибается, но не без усилий.
— Жить буду. Наверное.
— Может, уйдем?
— Мы сюда долго добирались. Пошли, аномалии смертельными не бывают. Вроде как.
— Никто их не изучал.
— Ладно, давай думать о хорошем, — Саша не очень шустро, но все же направилась по указанной дорожке, в конце которой и правда был виден небольшой охотничий домик. — Надеюсь, хозяйка дома.
Хозяйка оказывается дома. Точнее, сидит на пороге в окружении двух здоровенных волков и с двустволкой на коленях. Обычная русская женщина с черными короткими волосами, худощавой фигурой и удивительно подходящим ей камуфляжем.
И с цепью, обвивающей шею.
Саша, когда понимает то, что видит в Отражении, сбивается с шага, смотря во все глаза. Мир вокруг давит, ее мутит, но то, что открывается взору, вызывает большее омерзение. Саша прислушивается к своим чувствам.
Мир давит. Давит. А где-то тут, недалеко, она чувствует боль. Не свою боль, боль камня-менгира, боль словно живого существа, проткнутого насквозь отравленной стрелой, из которой истекает яд, травя все вокруг «аномалией». И эта стрела каким-то отвратительным способом связывает живое существо, оборотня, эту женщину, с этим местом. С камнем, отойти от которого она может крайне редко и с огромной болью.
— Я договорилась встретиться с вами по просьбе Хавы. Говорите в чем дело, маги, и проваливайте, — голос женщины жесток.
— Мы хотим…
— Избавить вас от цепи. А взамен вы поможете нам найти свою сестру, — выпаливает Саша.
На секунду на поляне устанавливается оглушающая тишина. Потом оборотница неожиданно начинает хлопать в ладоши.
Выглядит это настолько нелепо, что Саша замирает, борясь с тошнотой. Женщина, закончив аплодисменты, поднимается на ноги.
— Вы заходите с козырей, нежеланные гости. Что ж. Коротко — и по делу. Силенок-то хватит?
Саша кивает. Отражение давит на разум, но все же она уверена — это возможно. Это нужно. Менгир отравлен, и ему больно так же, как было бы больно любому, в чьей крови бродит яд.
— Мне нужно будет прикоснуться к камню, к которому привязана цепь. Но я справлюсь.
— Что ж. Не каждый раз ко мне приходят маги с такими заявлениями. Нечасто вообще приходят маги. В прошлый раз ублюдок Андрей и вовсе накинул на меняэту дрянь, узнав, что я не собираюсь гнуть перед ним спину и идти в вассалы. И вы утверждаете, что можете ее снять.
— Могу. Андрей — Боготов?
— Да. Ублюдок, — оборотница словно бы прорычала последнее слово, — гордец и тварь.
— Он мертв.
— Да? А я еще здесь.
Саша качает головой.
— Цепь запитана на камень и поддерживается его силами.
— Тебе-то почем знать?
— Знаю. Могу пообещать, что помогу и не причиню вреда.
Аленасмериваетее взглядом.
— Обещай. И за себя и за спутника. Тогда проведу обоих.
Саша переглядывается с напряженным Миклошем.
— Если вы нас не тронете и расскажете, как найти Светлану.
— Обещаю. Если снимите цепь.
— Тогда и я обещаю, что ни я, ни мой спутник не причиним вам вреда намеренно.
Отражение взволновалось, принимая клятву. По голове пронеслась короткая боль.
Оборотницаеще раз смерила их взглядом.
— Вы оба или хитрецы, или глупцы, и я не знаю, что хуже. Но к камню отведу, коль забрались сюда и разбрасываетесь обещаниями, — она вскинула ружье на плечо, — не отставать.