- О ком это вы, товарищ Кямилов?
- Разве я по-арабски спрашиваю, что ли ты меня не понимаешь? Недогадливый какой. - О ней говорю... вон она крутится во дворе. Уф-ф, что может быть лучше полной женщины? Это же сахарная гора, а не женщина... Эх, Муртуз, Муртуз, устраиваешь там с ними пиры, а нас не приглашаешь.
Муртузов чуть не подпрыгнул от радости.
- Значит, миритесь с нами? Значит, не имеете больше на нас зла?
- Какое там зло? Ступай забери лошадь обратно. Она твоя. Твоя вместе с седлом, с подпругой, с уздечкой.
Муртузов все еще не верил.
- А "саламатовская" история? А "основание"? А непримиримая вражда между вами и прокуратурой?
- Эх ты, чудак, какая может быть вражда там, где речь идет о родственных отношениях? Мне эта женщина нравится... Да тут не только вражда угаснет, но и пламя...
- Я знаю, тут и кровь остановится, - сказал Муртузов и, близко наклонившись, спросил про Зарринтач: - Которая же из двух ханум лучше?
- Дурак, каждый фрукт имеет свой вкус.
Один лишь миг они постояли плечом к плечу и посмеялись, как люди, обладающие равными правами. Потом Муртузов, опомнившись, поднес руку к глазам.
- Только придется вам немного потерпеть, - оказал он. - Терпение, терпение. Задача сложная. Но я постараюсь найти средство против вашей неизлечимой болезни, товарищ Кямилов...
- Таким путем мы сбросим этого надменного Мехмана с коня, из седла вышибем...
- Именно для этого, товарищ Кямилов. мы и трудимся, клянусь вашей головой! Влезть руками внутрь, пошарить в его кишках, распороть, разорвать все его нутро...
- Легкие его вырвать, вытащить из груди? - ухмыльнулся Кямилов. Благодушное выражение лица его сменилось свирепым. Он сжал кулаки. - Все разговоры идут из-за этого "основания". Подожди, Мехман Мурад оглы Атамогланов узнает, что значит пугать верблюда поклажей...
27
Зулейха рассказала матери историю с золотыми часами. Та настояла, чтобы она достала спрятанные часы и надела их. Когда Мехман вернулся с работы, Зулейха спросила, показывая руку:
- Как, по-твоему, Мехман, сколько стоят эти часики?
- Эти часики? - недоуменно спросил Мехман. - Не знаю. Я ведь не часовой мастер. А откуда они у тебя?
- Подарили.
- Кто подарил?
- Я не подсудимая, Мехман, пожалуйста, не допрашивай меня...
- Нет, серьезно, Зулейха. Откуда эти часы?
- Я хочу купить их...
Мехман показал рукой на дверь.
- Зулейха, мне кажется, что эти часы должны вернуться обратно тем же путем, которым они сюда пришли.
- О, разве часы имеют ноги? - пыталась сохранить шутливый тон Зулейха.
- Верни их, - серьезно, не принимая шутки, сказал Мехман.
- Мама, мама, - воскликнула Зулейха, - ты видишь, что это за изверг!
- Что ты говоришь, доченька, - откликнулась Шехла-ханум, - кто это изверг? Это она про тебя, Мехман?
- Видишь, мама, как он обижает меня.
- За что, сынок мой, ты обижаешь ее?
- Я говорю, что она должна вернуть обратно эту вещь...
- Какую?
Мехман молча указал на руку Зулейхи, и Шехла-ханум воззрилась на часы. Зулейха рассмеялась.
- Ты что, постарела или плохо видишь? Не узнаешь собственный подарок?
- Ах да, да. - деланно рассмеялась Шехла-ханум. - Ну что же, сынок, разве ты против того, чтобы твоя жена наряжалась, носила украшения? Разве тебе это не нравится?
- Мне Зулейха и так нравится, без всяких украшений...
- Нет, так нельзя. Женщина должна носить украшения. В мое время говорили, что женщина без золота, без алмазов - просто кусок мяса.
- Я не против украшений. Но я говорю об этих, именно об этих часах. Они какого-то сомнительного происхождения.
Но Шехла-ханум нелегко было смутить.
- Чем эти часы хуже других? Золотая браслетка очень изящная. Зеленый куст тоже красив, но он вдвое красивее, когда на нем цветы. Так и женщина. Кольца, браслеты, ожерелья - это ее цветы... Они как лепестки розы, распустившейся на кусте...
- Все это внешнее, показное. - перебил Мехман излияния Шехла-ханум. - А для человека важно здоровое нутро, честное сердце. Если совесть нечиста, то любые украшения - это сверкающая змеиная кожа. Она тоже очень красива.
- К сожалению, сынок, внешность ценится больше, чем внутренние качества. Наряди падишаха в нищие лохмотья, на что он будет похож? Кто согнется перед ним, кто станет преклоняться?
- Забудьте о падишахах, Шехла-ханум. Все это давно ушло в прошлое... Мы советские люди и говорим о советских людях...
- О падишахе я сказала только для примера. Ты, конечно, прав, Мехман, но не все думают так, как ты... Кто может проникнуть другому в глубину сердца? Многие судят по наружности, по одежде...
- И все-таки мне эти часы не нравятся. Не хотел бы я их видеть на твоей руке, Зулейха! - сказал, обращаясь к жене, Мехман.
Зулейха покраснела и пыталась, судя по ее виду, резко возразить Мехману, но Шехла-ханум, зная вспыльчивый характер своей дочери, решила переменить тему разговора. То, чего не сумеет добиться дочь, сумеет добиться она сама. С ее умом, с ее опытом... Она сможет постоять за свою дочь. Но только не надо ссориться. К чему? Особенно здесь, в чужом городе, среди незнакомых людей... Она начала исподволь.
- Знаешь, Мехман, - главное в семье это доверие. Нужно верить, доверять...