— Праматерь Иорита!.. Но… почему ты не сказала?! Нифь! Я бы ни за что не ушёл, если бы знал…
— Потому и не сказала, — ответила Нифь. — Я не хотела… чтобы так…
Разговор прервал громкий испуганный зов с улицы, тут же сменившийся отчаянным стуком в дверь.
Энир рванулся ко входу. Едва он отворил дверь, внутрь дома юркнула девочка-подросток, пролетев мимо Энира и метнувшись к Нифи.
— Мама, жрецы! Они знают, что ты здесь! Бежим!..
— Дочь?.. — остолбенело глядя на беловолосую девочку, как две капли воды похожую на Нифь, выдохнул Энир.
***
Только здесь, пройдя на вершину холма и вглядевшись вдаль, Нунна задумался, как ему искать Энеату. Над башней порта, как и над заставой, развевались тёмные знамёна Идшара. Тишина заставляла Нунну чувствовать беспокойство. Просто идти вперёд и спрашивать всех встречных, не видели ли они худую девушку с глазами цвета неба, казалось затеей не вполне разумной — скорее всего, идшарцы просто пристрелят путника издалека, не вникая, кто он и куда идёт. Впрочем, выбора Нунна не видел, и обещание не бросать Энеату при каких бы то ни было обстоятельствах, данное Хурсану и Рамзашу, перевесило страх.
Надеясь, что широкий плащ скрывает ножны меча на поясе — к своему глубокому разочарованию, дома у Энеаты Нунна не нашёл своего оружия, и взял с собой новое, купленное в Эрисуме — Нунна зашагал по пыльной дороге, надеясь дойти живым до первого человека и попытаться победить того силой слова.
Вопреки всем опасениям и сомнениям, лучники, которых Нунна ясно видел на верхней площадке башни порта, проводили его взглядами, но даже не подняли луков. Похоже, одинокий путник не казался портовому гарнизону угрозой. Лишь когда Нунна подошёл к первому дому на десяток шагов, к нему вышли воины Идшара, держа наготове мечи.
— Куда прёшься? — совсем недоброжелательно спросил один из них.
— Милости Эллашира, воины, — сдерживаясь и не отвечая на грубость, приветствовал Нунна и слегка склонил голову. — Я иду с миром. Моя невеста пропала в этих краях, и я ищу её.
— И что?
— Я… — подбирая слова, медленно произнёс Нунна. — Я хотел спросить… не видели ли вы её. Она маленькая, на голову ниже меня, очень худая…
— Ты сам-то кто и откуда? Из Арка?
— Я? Я… Исен из Эрисума. Моя невеста из Арка… она ушла из города несколько дней назад… она лекарь. Но её повозку нашли пустой. На аркской заставе, здесь, на этой дороге. Её зовут асу Энеата. У неё голубые глаза…
— Голубоглазая асу? Слушай, — как-то сочувственно и даже немного смущённо сказал один из воинов. — Тут один из наших говорил про неё… Она жива. Но её забрал себе байру Асахир. Домой иди, парень.
Нунне казалось, будто он чувствует, как бледнеет.
— Домой иди, — повторил идшарец, разворачиваясь и направляясь назад.
— Подожди, — вслед уже уходящему воину вдруг решительно произнёс Нунна. — Я соврал… Я Нунна из Энарана, сын верховного судьи Арнунны. Байру Асахир… хотел видеть меня, под Халетом, в Закатных скалах, но я бежал. Теперь я хочу его видеть.
— Парень, — повернулся к нему воин. — Да ты полный дурак, что ли?..
***
Дорога, ведущая в город, поля вокруг него и прежде шумные предместья были совершенно пусты. Вид разбитых ворот, которые никто не собирался чинить, вызывал в душе худшие терзания; Нунна ждал, что в пределах городских стен всё изменится, но и там улицы были пустынны, разве что новая стража из идшарских воинов иногда нарушала покой. Все ставни в домах были плотно закрыты, несмотря на прохладное ясное утро; как бы Нунна ни пытался присмотреться и увидеть хотя бы одного жителя, он не мог.
Идшарский воин, за которым вышагивал Нунна, уже привёл юношу к основанию главного святилища в самом сердце города, а Нунна всё не решался хотя бы спросить, что же его ждёт. Однако, когда они свернули в сторону родной улицы Нунны, юноша не удержался и задал вопрос:
— Так это… Куда идём?
— Байру велел отвести тебя к твоим.
Нунна растерянно замер, остановившись на пару мгновений и чуть отстав от торопливо идущего идшарца. Тот обернулся и сказал шагать быстрее; Нунна тут же набрал скорость и догнал его, задав ещё один вопрос:
— А моя невеста?
— Шагай!..
Калитка двора была закрыта, но не заперта; идшарец толкнул её, жестом велел Нунне зайти и ушёл прочь. Переступить порог дома после разлуки и стольких треволнений было и сладостно, и страшно; Нунна помедлил, прежде чем решился наконец постучать и тут же войти.
— Нунна! — воскликнула Энеата, вскочила с места и, метнувшись, замерла, желая броситься вошедшему на шею, но отчаянно стыдясь этого порыва.
Нунна разрешил её сомнения, сам протянув руки и заключив подругу в объятия. Энеата хотела, чтобы это мгновение длилось хотя бы вечность, но Нунна сразу же отодвинулся, озабоченный какими-то своими мыслями и не замечая восторга в глазах Эне.
Путешествие отметило Нунну пылью на спутавшихся тёмно-каштановых кудрях, растрепавшихся вокруг смуглого лица пушистым покрывалом; ещё более загорелой, чем прежде, казалась кожа, и по-прежнему тёплый и лучистый взгляд теперь казался странно серьёзным. Таким Нунна виделся Энеате старше и ещё красивее; теперь он казался героем из сказок о путешественниках, прошедших половину земли.
Энеата обожала слушать эти истории с детства. Девушка всегда представляла, что однажды и она сорвётся с места и уйдёт из родного дома, взяв с собой лишь кинжал да бурдюк с водой. Как-то раз она рассказала о своём желании Хурсану. Тот рассмеялся, заметив, что девочке нужно мечтать не о путешествии, а вошедшем в её дом красавце-путнике. И теперь Энеате думалось, что Хурсан был прав, а Нунна казался тем самым забредшим из дальних краёв странником.
— Эне, ты здесь? — удивлённо и обрадованно произнёс Нунна. — Мне сказали, что… не важно. А… а где родители?..
Штору, скрывающю проход в одну из комнат, чуть не сорвала влетевшая сюда Таман, прибежавшая на громкий возглас Энеаты.
— Нунна!.. Боги!.. Живой!.. — она бросилась в объятия сына, не сдержав потока счастливых слёз. — Сынок! Живой!..
— Ма-ам, — неловко протянул Нунна, безуспешно пытаясь вырваться. — Ты что!.. Мам! Успокойся! Отец и Харат… Как они?
— Все живы и почти здоровы, — счастливо улыбаясь сквозь слёзы и разглядывая вернувшегося путника блаженным взглядом, ответила Таман.
— О… — только и сказал Нунна.
Энеата смущённо стояла в стороне, не зная, удалиться и оставить их одних или остаться; спустя ещё пару мгновений в комнате появился Арнунна, и, бросив на него короткий взгляд, Энеата решила на всякий случай остаться.
В глазах верховного энаранского судьи не было и подобия того счастья, которым сияла Таман. Его взор утопал в боли и сомнениях. Нунна, метнувшийся было к нему, замер.
— Отец?.. — как-то виновато и робко произнёс Нунна.
Слишком долго висела совершенная тишина, пока Арнунна наконец не попросил тихо и грустно:
— Таман, выйди. Энеата… как хочешь.
Нунна стоял изваянием, не понимая, что с отцом. Глава семейства смотрел на вернувшегося сына так, будто вовсе и не желал его видеть. Таман ушла, оставив его без поддержки; не выдержав вопрошающего взгляда Нунны, судья отвернулся, уставившись в окно.
— Это правда, что ты оставил Энеату одну и бежал? — поджав губы, с трудом, словно слова причиняли ему нестерпимую боль, произнёс Арнунна.
— Я… — Нунна не нашёлся, что ответить. — Но…
— Значит, это правда… — горестно сказал судья. — Мой сын — трус…