— Берегись, — закричал Левион. — Я уже раз оторвал тебе одно ухо, я оторву тебе и другое...
— Убирайся отсюда, — отвечал Энох и стал наступать на него.
Левион от ярости скрежетал зубами. Он громко крикнул:
— Помнишь ли ты день на фьордах? Ты лежал и тянул мои сети, тогда я оторвал тебе ухо.
Теперь объяснилось, почему Энох всегда носил повязку, у него было только одно ухо. Оба соседа побывали в когтях друг у друга и имели достаточное основание молчать об этом.
— Ты всё равно, что убийца, — сказал Энох.
Было слышно, как лодка пастора с плеском причаливала к берегу, а с другой стороны треск пожара всё приближался и приближался. Энох хотел избавиться от Левиона, он выхватил свой нож, ведь у него был великолепный нож. Левион повёл глазами и закричал:
— Если ты осмелишься показывать мне нож, то берегись, тут в лодке есть люди, вот они приближаются. Энох опять спрятал нож.
— Зачем ты, собственно, торчишь здесь? Убирайся вон, — сказал он.
— А ты чего собственно ищешь?
— Это тебя не касается. У меня есть здесь дело. Я тут кое-что спрятал, а пламя между тем приближается.
Но Левион из упрямства не хотел отойти ни на один шаг. Пастор приближался и слышал ссору, но Левиону теперь не было никакого дела до пастора. Лодка причалила, все бросились вперёд с топорами и заступами, пастор мимоходом поклонился и сказал:
— Эти костры в Иванов день очень вредный обычай, Энох. Искры разлетаются во все стороны. Откуда нам начинать?
Энох совсем потерял голову, пастор схватил его, оттащил в сторону, так что он не мог больше продолжать своей ссоры с Левионом.
— Откуда ветер? — спросил пастор. — Пойди и покажи, где провести канаву.
Но Энох стоял, как на иголках, он не хотел потерять Левиона из глаз и отвечал пастору, как помешанный.
— Не падай духом, — опять сказал пастор. — Мужайся! Надо потушить огонь.
И он взял Эноха под руку. Часть прибывших подошли к месту пожара и начали рыть канаву. Левион всё ещё стоял, задыхаясь, на том же месте. Он наступил ногой на каменную плиту, лежащую у подножия скалы. «Конечно, он здесь ничего не спрятал, а, наверное, всё лжёт», — подумал он, но приподнял плиту. Порыв немного в земле, он увидал платок, в нём был пакет. Платок принадлежал Эноху, он прежде повязывал им уши.
Левион развязал платок. В нём были деньги, много денег банковыми билетами, а среди них большой белый документ. Левиона разобрало любопытство. «Это, наверное, украденные деньги», — решил он, развёртывая бумагу, и начал разбирать её по складам. В это время, Энох замечает его и хрипло вскрикивает, он отрывается от пастора и спешит к Левиону с ножом в руке.
— Энох, Энох! — кричит пастор и старается догнать его.
— Вот он вор! — кричит им Левион.
«Эноха так поразил пожар, что он теряет рассудок», — думает пастор.
— Спрячь нож, — кричит он ему.
Левион продолжает:
— Вот тот, кто обокрал Макка.
— Что ты говоришь? — воскликнул пастор, не понимая.
Энох бросается на своего противника и хочет завладеть пакетом.
— Я отдам его господину пастору, — восклицает Левион. — Пускай господин пастор узнает, к какому разряду людей принадлежит его помощник.
Энох прислоняется к дереву, лицо его помертвело. Пастор не понимает, что означают банковые билеты, платок и документ.
— Я нашёл всё это вон там, — объясняет Левион и дрожит всем телом. Он спрятал это под каменной плитой. В этой бумаге стоит имя Макка.
Пастор прочёл. Он совсем растерялся, посмотрел на Эноха и сказал:
— Это ведь свидетельство Макка о страховании жизни, которое он потерял.
— А вот и деньги, которые он тоже потерял, — сказал Левион.
Энох собрался с духом.
— В таком случае ты сам положил их сюда, — заметил он.
Треск горящего леса всё приближался, всё круг становилось всё жарче и жарче, но все трое не трогались с места.
— Я ничего об этом не знаю, наверное, мне всё это подстроил Левион.
— Здесь двести талеров, — возразил Левион. — А разве у меня когда-нибудь было двести талеров? И платок этот разве не твой? Разве ты не повязывал им уши?
— Да, в самом деле, разве ты им не повязывался? — спрашивает пастор.
Энох молчит. Пастор перелистал бумаги.
— Здесь нет двухсот талеров, — сказал он.
— Энох, конечно, уже кое-что растратил, — отвечал Левион.
Энох стоял, тяжело дыша, но всё-таки возразил:
— Я ничего не знаю. Но погоди, Левион, я тебе этого никогда не забуду.
У пастора зарябило в глазах. Если Энох вор, то телеграфист Роландсен сыграл только комедию с письмом, в котором пастор увещевал его. Но для чего он сделал это?
Жар усиливался, и все трое направились к морю, пламя преследовало их, они должны были сесть в лодку и отчалить от берега,
— Во всяком случае, это свидетельство Макка, — сказал пастор. — Надо об этом заявить. Греби домой, Левион.
Энох ни к чему не был нужен, он сидел и упорно смотрел перед собой.
— Да, мы заявим об этом, я того же мнения.