- Что же я написать должна? - спросила та.
- Напишите-с, что документы и деньги, переданные мне вашим мужем, вы сполна получили, а я напишу, что следующие мне по делу сему деньги вами тоже уплочены!.. - отвечал Грохов и написал, что говорил.
- Ну, не очень я деньги сполна получила, - говорила Домна Осиповна, начиная писать расписку.
- Не знаю-с, по-моему, вы сполна их получили, - сказал Грохов и на лице своем весьма ясно изобразил желание, чтобы клиентка его поскорее убиралась от него; но Домна Осиповна не поднималась с своего места.
- Но каких мне бумаг купить на эти деньги, решительно недоумеваю, проговорила она, кусая свои розовые губки.
Грохов догадался, что этот вопрос был адресован к нему.
- Из бумаг вам лучше всего купить хмуринские акции, - отвечал он.
- Но они очень высоко стоят, - произнесла грустным голосом Домна Осиповна.
- На бирже их нечего и покупать, - там приступу нет, но нельзя ли вам как-нибудь их достать от самого господина Хмурина; дает, говорят, он некоторым знакомым по номинальной даже цене... Нет ли у вас человека, вхожего к нему?
Домна Осиповна некоторое время соображала.
- Янсутского разве попросить; он вчера был у меня, - сказала она, опять как бы больше сама с собой.
- Чего же лучше... Приятели, ни в чем не отказывают друг другу.
- Его попрошу!.. - продолжала Домна Осиповна тем же размышляющим голосом. - Но самые акции верны ли?
При этом вопросе Грохов даже рассмеялся.
- Вот еще!.. Верны ли акции... - произнес он.
Домна Осиповна, наконец, поднялась.
Грохов тоже встал с своего стула.
- До свиданья! - сказала она довольно сухо ему.
- До свиданья-с! - повторил и он ей, склоняя свою голову к столу и начиная внимательно смотреть на лежавшие на нем бумаги.
Домна Осиповна ушла.
Грохов после того опять сейчас же сел.
- Ну, барынька... выжига порядочная! - произнес он, утирая градом катившийся со лба пот; от всех этих объяснений с клиенткою похмелья у него как будто бы и не бывало.
* * *
От Грохова Домна Осиповна проехала в одну из банкирских контор. Там, в первой же со входа комнате, за проволочной решеткой, - точно птица какая, сидел жид с сильными следами на лице и на руках проказы; несмотря на это, Домна Осиповна очень любезно поклонилась ему и даже протянула ему в маленькое отверстие решетки свою руку, которую жид, в свою очередь, с чувством и довольно сильно пожал.
- А я к вам денег еще привезла положить на чек, - сказала она веселым и развязным тоном.
- А и прекрасно, что привезли! - подхватил тоже весело жид.
Домна Осиповна положила перед ним на прилавок деньги и расчетную книжку.
Жид рассмотрел сначала книжку, пересчитал потом деньги и, положив их в ящик, произнес, стараясь приятно улыбнуться:
- К прежним пятидесяти тысячам вы кладете еще тридцать?
- Еще! - отвечала Домна Осиповна с той же веселой улыбкой; эти пятьдесят тысяч она скопила, когда еще жила с мужем и распоряжалась всем его хозяйством, о чем сей последний, конечно, не ведал.
- Но вот еще что... Вероятно, я скоро возьму у вас все свои деньги, прибавила Домна Осиповна жиду.
Тот почтительно склонил перед ней свою голову.
- О, когда только вам угодно будет! - произнес он, придав своим глазам какое-то даже сентиментальное выражение, а затем, написав в книжке, что нужно было, передал ее с некоторою ловкостью Домне Осиповне.
Та, взглянув на написанную в книжке цифру денег, поблагодарила жида наиприятнейшей улыбкой.
- Скажите, - начала она, приближая уже почти к самой решетке свое лицо и весьма негромким голосом, - хмуринские акции верны или нет?
- Как то, что завтра солнце взойдет! - отвечал ей жид.
- Так верны? - переспросила Домна Осиповна.
- Так верны! - повторил жид.
- Mersi*, - сказала на это Домна Осиповна и, пожав еще раз пораженную проказой руку жида, ушла.
______________
* Благодарю (франц.).
Глава VI
Елизавета Николаевна Мерова, в широчайшем утреннем капоте, обшитом кругом кружевами и оборками, сидела на небольшом диванчике, вся утонув в него, так что только и видно было ее маленькое личико и ее маленькие обнаженные ручки, а остальное все как будто бы была кисея. Квартира Елизаветы Николаевны, весьма небольшая, в противоположность дому Домны Осиповны представляла в своем убранстве замечательное изящество и простоту; в ней ничего не было лишнего, а если что и было, так все очень красивое и, вероятно, очень дорогое. Квартира ее таким образом была убрана, конечно, на деньги Янсутского; но собственно вкус, руководствовавший всем этим убранством, принадлежал родителю Елизаветы Николаевны, графу Николаю Владимировичу Хвостикову, некогда блестящему камергеру, а теперь, как он сам даже про себя выражался, - аферисту и прожектеру.
Граф в это время сидел у дочери. Он был уже старик, но совершенно еще стройный, раздушенный, напомаженный, с бородой a la Napoleon III и в безукоризненно модной сюртучной паре.
- Как же, chere amie*, ты это утверждаешь!.. - говорил он (даже в русской речи графа Хвостикова слышалось что-то французское). - Как женщина, ты не можешь даже этого понимать!..
______________
* дорогой друг (франц.).
- Я, может быть, и не понимаю; но Петр Евстигнеич говорит, что все это одна фантазия, вздор!.. - возразила ему Елизавета Николаевна.
- Как, вздор? - спросил граф и от досады переломил даже находящуюся у него в руках бисквиту и кусочки ее положил себе в рот: он только что перед тем пил с дочерью шоколад.