- Не сошлись характерами, как говорят... Кутил он очень и других женщин любил, - проговорила она и вздохнула.
- Поди ты, какое дело! - произнес как бы с участием Хмурин. - Значит, ради сиротчества вашего надобно вам сделать уступочку эту! - присовокупил он, усмехаясь.
- Ради сиротчества моего мне уступите, - повторила Домна Осиповна тоже с улыбкою.
Хмурин еще раз усмехнулся.
- Только дело такое, сударыня, по номинальной цене я не могу вам продать, прямо выходит двадцать тысяч убытку; значит, разобьемте грех пополам: вы мне накиньте десяточек тысяч, и я вам уступлю десяток.
- Ни за что, ни за что! - полувоскликнула Домна Осиповна. - Я так решилась, чтобы непременно по номинальной цене!
- Что ж решились? - возразил опять усмехаясь и с некоторым даже удивлением Хмурин. - Мало ли на что человек решится, что ему выгодно.
- Нет, кроме того, серьезно, меня обстоятельства вынуждают к тому. Ваши бумаги сколько дают дивиденту?
- Прошлый год дали по пятнадцати рублей на акцию.
- Поэтому я всего буду получать двенадцать тысяч, а мне из них по крайней мере тысяч семь надобно отправить к мужу в Петербург...
- Разве у него своего ничего уж нет? - спросил Хмурин.
- Ни рубля!.. Ну, пожалуйста, добрый, почтенный Сильвестр Кузьмич, продайте! - упрашивала Домна Осиповна.
- Да дайте, по крайней мере, за восемьдесят-то - восемьдесят пять, отвечал ей тот, продолжая усмехаться.
- Но у меня и денег таких нет - понимаете?
- Это что же, рассчитаем: не хитро.
- Нет, пожалуйста, умоляю вас, - перебила Хмурина Домна Осиповна.
Тот покачал головой.
- Делать нечего-с! - сказал он не совсем, кажется, довольным голосом. Приезжайте завтра в контору.
- Можно? - спросила с нескрываемым восторгом Домна Осиповна.
- Приезжайте-с, - повторил еще раз Хмурин.
- Merci! Я за это пью здоровье ваше! - продолжала Домна Осиповна и, чокнувшись с Хмуриным, выпила все до дна.
В продолжение всего этого разговора Бегушев глаз не спускал с Домны Осиповны. Он понять не мог, о чем она могла вести такую одушевленную и длинную беседу с этим жирным боровом.
Вскоре подали блюдо, наглухо закрытое салфеткой.
Янсутский сейчас же при этом встал с своего места.
- Это трюфели a la serviette*, - сказал он, подходя к Бегушеву, с которого лакей начал обносить блюдо.
______________
* в салфетке (франц.).
Бегушев на это кивнул головой.
- Благодарю вас, я трюфели ем только как приправу, - проговорил он.
- Но в этом виде они в тысячу раз сильнее действуют... Понимаете?.. воскликнул Янсутский.
Бегушев и на это отрицательно покачал головой.
Янсутский наклонился и шепнул ему на ухо:
- Насчет любви они очень помогают!.. Пожалуйста, возьмите!
- Нет-с, я решительно не могу их в этом виде есть! - сказал Бегушев.
Янсутский, делать нечего, перешел к Тюменеву.
- Надеюсь, ваше превосходительство, что вы по крайней мере скушаете, проговорил он. - Насчет любви они помогают! - присовокупил он и тому на ухо.
- Будто? - произнес Тюменев.
- Отлично помогают! - повторил Янсутский.
Тюменев взял две-три штучки.
- Et vous, madame?* - обратился он к Меровой.
______________
* А вы, сударыня? (франц.).
- Елизавете Николаевне мы сейчас положим, - подхватил Янсутский и положил ей несколько трюфелей на тарелку.
- Но я не хочу столько, куда же мне?.. - воскликнула та.
- Извольте все скушать! - почти приказал ей Янсутский.
- Трюфели, говорит господин Янсутский, возбуждают желание любви, сказал m-me Меровой Тюменев, устремляя на нее масленый взгляд.
- Каким же это образом? - спросила она равнодушно.
- То есть - вероятно действуют на нашу кровь, на наше воображение, старался ей растолковать Тюменев.
- А, вот что! - произнесла Мерова.