- И вы полагаете, что мы и европейцы - одно и то же?
- Полагаю!.. С тою только разницей, что те племена постарше нас, поумней и больше нашего сделали!
- Те?.. - произнесла Татьяна Васильевна и далее говорить не могла: у ней прервался голос.
- Те!.. - повторил Бегушев, и хоть в это время генерал уж толкал его ногой, умоляя не сердить больше Татьяны Васильевны, он, однако, продолжал: Насчет этого существуют довольно меткие афоризмы.
- Какие? - спросила Татьяна Васильевна.
- Такие, что... Где немец, там интрига...
Татьяна Васильевна в знак согласия мотнула головой.
- Где француз, там фраза!
Татьяна Васильевна и на это одобрительно кивнула головой.
- Где поляк, там лесть!
Татьяна Васильевна и это выслушала благосклонно.
- Где англичанин, там лукавство и корысть!
- Так!.. Так!.. - произнесла она с восторгом. - И послушайте, вот что мне рассказывал один священник, - продолжала она с одушевлением. - Раз его призвали к умирающему человеку - очень хорошему, честному, самобытному, но, к несчастью, неверующему!.. - Тут Татьяна Васильевна сделала на груди небольшое крестное знамение. - Священник стал увещевать его и говорить ему: "Причаститесь, иначе вы лишитесь царствия небесного!" - "Царствия небесного нет!" - закричал несчастный. - Татьяна Васильевна снова слегка перекрестилась. - "А если бы оно было, так англичане давно бы туда пробрались и заняли бы все места!" - Не правда ли, что как ни безумны эти слова, но они ярко и верно характеризуют англичан?
- Да, конечно! - отвечал вежливо Бегушев. - Но вы позволите, однако, мне продолжать мои афоризмы?
- Даже прошу вас о том! - разрешила ему Татьяна Васильевна.
- Где итальянец, там le soleil и far niente!*.
______________
* солнце и ничегонеделание! (франц. и итал.).
- Так!.. - согласилась и с этим Татьяна Васильевна.
- Где русский...
- Слушаю!.. Слушаю!.. - произнесла Татьяна Васильевна, навастривая уши.
- Где русский, там либо "терпи", либо "авось"!
Татьяна Васильевна задумалась над ответом Бегушева; главным образом она недоумевала, что это такое: порицание или сожаление?
- Что вы хотели сказать последним афоризмом? - спросила она.
- Право, не знаю, не я автор этих изречений, - отвечал Бегушев.
- Ну, это неправда, - вы автор; во всяком случае я все-таки вижу, что Россия, по-вашему, лучше Европы!
- Нет, хуже! - возразил Бегушев.
- Чем?
- Хоть бы тем, что тот же спиритизм, - это великое открытие последнего времени... (Бегушев прежде еще слышал, что Татьяна Васильевна сильно ударилась на эту сторону), - разве Россия, а не Европа выдумала его?
- Но и не Европа, а Америка! - воскликнула Татьяна Васильевна; к Америке она была еще несколько благосклонна и даже называла американцев, по примеру своих единомышленников: "Наши заатлантические друзья!"
- Но Америка - та же Европа. Это все переселенцы европейские! - заметил Бегушев.
- Да, но какие переселенцы! - произнесла Татьяна Васильевна, прищуривая свои золотушные глаза. - Это все сектанты, не хотевшие, чтобы церковь была подчинена государству, не признававшие ни папы, ни Лютера!
- Я скорее полагаю, что это просто были люди беспорядка антигосударственники.
- А вы думаете, что я за государство? Что я государственница? спросила Татьяна Васильевна каким-то уж торжественным тоном. - Впрочем, об этом не время и не место говорить!
- Кажется! - произнес, грустно усмехаясь, генерал.
- Но зато, вот видите, муж ваш - чистейший государственник! - указал на генерала Бегушев.
- Он, я думаю, ни то, ни другое! - отозвалась с презрительной гримасой Татьяна Васильевна.
- Нет, я - государственник! - возразил генерал, начинавший не на шутку сердиться на Бегушева, что тот болтал всю эту чепуху с его супругой, которую Трахов, в свою очередь, тоже считал дурой, но только ученой и начитанной. В настоящий момент, когда разговор коснулся государства, генерал более всего боялся, чтобы речь как-нибудь не зашла о Петре Великом, - пункт, на котором Татьяна Васильевна была почти помешана и обыкновенно во всеуслышание объявляла, что она с детских лет все, что писалось о Петре Великом, обыкновенно закалывала булавкою и не читала! "Поэтому вы не знаете деяний Петра?" - осмеливались ей замечать некоторые. - "Знаю!" - восклицала Татьяна Васильевна и затем начинала говорить часа два-три... На этот раз она, слава богу, о Петре не вспомнила, может быть потому, что в голове ее вдруг мелькнула мысль, что нельзя ли Бегушева обратить к спиритизму, так как он перед тем только сказал, что это учение есть великое открытие нашего времени!
- А что, скажите, как поживает спиритизм в Париже? - спросила она сначала издалека и как бы в шутку.
- Не знаю, я что-то там с ним не встречался! - отвечал Бегушев. - Не правда ли, кузен, мы не встречались в Париже с спиритизмом! - обратился он к генералу.
Тот обмер.
- Нет, я там бывал на нескольких сеансах спиритов, - пробормотал он.
- Он бывал на сеансах... - повторила за мужем Татьяна Васильевна. Расскажи, что ты там видел?
Генерал поставлен был в отчаянное положение: он, как справедливо говорил Бегушев, нигде не встречался с спиритизмом; но, возвратясь в Россию и желая угодить жене, рассказал ей все, что пробегал в газетах о спиритических опытах, и, разумеется, только то, что говорилось в пользу их.
- Что ты видел, рассказывай! - повторила Татьяна Васильевна.
- Видел я женскую руку и плечи, - начал он.
- Женских рук и плеч мы с вами, кузен, много видели; но, сколько помнится, все это были живые и на земле существующие! - заметил Бегушев.
Генерал чуть не провалился на месте.
- Бегушев, не забывайтесь, - вы знаете, что я терпеть не могу этого! сказала строго Татьяна Васильевна.