- C'est impossible!..* - воскликнул было он сначала.
______________
* Это невозможно!.. (франц.).
- Иначе она не поедет! - повторил граф настойчиво.
- Но когда же ехать? - спросил генерал.
- Сейчас!.. Я хоть и враг Офонькина, но с вами поеду! - отвечал граф.
Генерал вопросительно взглянул на Бегушева.
- Как вы, cousin, думаете: можно? - сказал он тому.
- Это дело вашего вкуса, - отвечал ему Бегушев.
- Mon Dieu, какой тут мой вкус!.. Я только жертва и мученик моей жены! - воскликнул генерал плачевным голосом.
- Но подобное приглашение, полагаю, не понравится и Татьяне Васильевне... Она так щепетильна и строга в этом отношении! - проговорил Бегушев.
- Для драмы своей она готова идти на все... человека, кажется, убить способна! - заметил генерал.
- Ничего, поедемте! - ободрил его Хвостиков.
Генерал пожал плечами и согласился.
Когда они приехали к Офонькину, то застали его сбирающимся уехать из дому и отправиться именно к Чуйкиной; он был уже в передней и держал в руках завернутый в бумагу толстый кусок шелковой материи, которую и вез ей в подарок.
Увидев знакомую ему фигуру графа Хвостикова, Офонькин сделал недовольную мину; но, взглянув на его сопутника в генеральских погонах, он вдруг почувствовал страх. Офонькин подумал, что Трахов - какой-нибудь жандарм и приехал брать его за то, что он на днях очень развольнодумничался в клубе и высказал пропасть либеральных мыслей.
- Прошу покорнейше сюда, - сказал он, сразу попятясь назад и сбрасывая проворно свое пальто, а затем пригласил гостей садиться; ему продолжало мниться, что генерал приехал к нему по доносу Хвостикова, от которого Офонькин всякой гадости ожидал.
- Чем могу служить? - спросил он.
- Очень многим и очень малым, - отвечал развязнейшим тоном граф. - Вы хороший знакомый madame Чуйкиной, а супруга генерала написала превосходную пьесу, которую и просит madame Чуйкину, со свойственным ей искусством, прочесть у ней на вечере, имеющемся быть в воскресенье; генерал вместе с тем приглашает и вас посетить их дом.
Генерал, бывший сначала очень смущен и не могший равнодушно видеть толстого и черномазого шиворотка Офонькина, наконец, приосанился немного и проговорил:
- Вы нас очень обяжете вашим посещением.
Офонькин думал было отказаться; но, заметив на Трахове генеральский погон, счел за лучшее не сказать ничего решительного.
- Я передам ваше желание madame Чуйкиной и какой получу от нее ответ, вас уведомлю, - проговорил он.
- Нет, уж вы категорически скажите нам, можете ли вы и madame Чуйкина приехать читать, - настаивал граф.
- И я вас прошу об этом, - повторил за ним генерал.
- Вы знаете, какой огромный талант у madame Чуйкиной, ей стыдно закапывать его; пьеса скоро будет поставлена на сцену, автору она доставит славу, а madame Чуйкиной прибавит еще новую ветвь к ее лавровому венку!.. расписывал Хвостиков.
- Madame Чуйкина, вероятно, согласится и приедет! - изъяснил, наконец, Офонькин, видимо, подкупленный похвалами графа.
- Мы будем очень рады ее посещению, - произнес генерал; у него уже пот со лба выступил от всех этих объяснений и хлопот.
- Приедет! - повторил еще раз Офонькин и при прощанье уже с важностью, и то слегка только, мотнул головой своим гостям.
Трахов во всю жизнь не бывал в таком унизительном положении, в каком очутился в настоящий вечер по милости супруги!
Глава IX
Независимо от присылки мужа, Татьяна Васильевна написала Бегушеву письмо, в котором умоляла его приехать к ней и, чтобы заманить "гурмана" кузена, прибавляла в постскриптуме, что именно для него будет приготовлен ужин самого изысканного свойства. Бегушев понимал, что не ехать к Траховым значило рассориться с ними на всю жизнь, а ему этого не хотелось, так как, при всем отвращении к Татьяне Васильевне, генерала он, по старой привычке, искренне любил. Приняв это в соображение, он велел им сказать через присланного к нему с письмом лакея, что "будет непременно!"
Вечером, часов в девять, граф вошел к дочери, что весьма редко с ним случалось. У Елизаветы Николаевны в это время сидел Бегушев.
- Вы поедете к Траховым? - спросил он его.
- Поеду! - отвечал ему тот с досадой.
- Пора! - сказал граф. - Я распорядился, чтобы карета была готова.
- Куда вы едете? - проговорила Елизавета Николаевна недовольным голосом: Бегушев обыкновенно просиживал у ней целые дни.
- На один родственный вечер, - объяснил он ей.
- Это вас папа все подговаривает: ему всегда куда-нибудь - только да из дому уехать! - продолжала с тем же недовольством Мерова.
- Почему же я?.. Нельзя же Александру Ивановичу не выезжать никуда! возразил граф.
- Я скажу сестре, чтобы она без нас посидела с вами, - проговорил Бегушев.
- Хорошо!.. Аделаида Ивановна такая добрая... Мы с ней гранпасьянс будем раскладывать!
- Отлично это! - одобрил Бегушев и зашел к сестре, которой сказав, что он едет к Траховым, просил ее, чтобы она провела вечер с Елизаветой Николаевной.
- Непременно!.. Очень рада тому! - полувоскликнула Аделаида Ивановна, сама до одурения скучавшая в своей комнате.
Бегушев, выйдя от сестры, прямо отправился садиться в экипаж. Граф Хвостиков последовал за ним и, видя, что Бегушев был в пальто, не удержался и спросил:
- Александр Иванович, вы не во фраке разве поедете?
- Вот еще что выдумали... Поеду я на дурацкое священнодействие Татьяны Васильевны во фраке!
- Но ловко ли это будет? - осмелился заметить граф.
- Отвяжитесь, пожалуйста! - обрезал его Бегушев.