Стена - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1

Часть I

«Templars of steel — we came here to win

Never will kneel — we never give in

This is our deal — the future and past

Built to last»

Hammerfall

— Барон…

— Виконт…

— Я всё-таки надеялся встретиться с тобой при куда более благоприятных обстоятельствах. Но, как видишь, имеем, что имеем.

— Барон, вас, — виконт особенно выделил это слово, — я рад видеть в любом случае.

— Грегор, прекрати этот формализм, — махнул рукой жилистый немолодой мужчина, одетый по слегка устаревшей моде прошлого десятилетия. Плотная белая рубашка с красными рукавами была небрежно расстёгнута на груди, демонстрируя всем окружающим, коих, кроме виконта, в помещении не было, курчавую растительность. — Для тебя не барон, а просто Гильем, этого вполне достаточно. Я отца твоего знал с двенадцати лет, а тебе самого ещё в пелёнках на руках держал. Как, кстати, прошли похороны?

Виконт, стоящий посреди кабинета, слегка наклонил голову в знак признательности, в очередной раз подчеркнув свой ястребиный профиль. В отличие от барона, что довольно небрежно отнёсся к своему вечернему гардеробу, состоящему из потёртых кальсонов и неопрятной рубахи, расстёгнутой на груди, одет Грегор был с иголочки. Лёгкий тёмно-синий кафтан с вышитым на груди гербом сидел идеально, будто бы и не было бешеной недельной скачки от Вороньего перевала. Даже дорожная пыль и разводы грязи на подвёрнутых краях ботфортов казались не досадным упущением, но ещё одним благородным штрихом, способным привести пару-тройку придворных дамочек в настоящий экстаз.

— Не так хорошо, как хотелось бы, — ответил Грегор. — Особенно учитывая тот факт, что на следующий день мне необходимо было отбывать к войскам.

Барон понимающе кивнул и вразвалочку, широко переставляя ноги, направился к своему массивному креслу на другом конце кабинета.

— Что не может не огорчать, — прокряхтел он, грузно опускаясь в кресло. — Твой отец был прекрасным человеком, настоящей драгоценностью среди знати восточных земель. Ха! Большинство из этих надутых болванов и оружия-то в руках никогда не держали. Я вообще удивлён, почему предки нашего монарха, долгого ему здравия, так долго с ними цацкались. Учитывая то, как Гарольд Второй быстро прищучил восток, стоило начать экспансию лет на сто пораньше. Зато сейчас, ох и ах! Цвет нации, золото аристократии, чуть не лопаются от натуги. Не прими на свой счёт.

Грегор, потомственный наследник не последнего по величине графства восточных земель вновь согласно склонил голову. Не то чтобы слова о почти что кровных родственниках не задели виконта, но всё же он не стал обижаться. Во-первых, из банального чувства такта, а во-вторых, барон, не смотря на всю его импульсивность, действительно с отеческой теплотой относился к нему и к его семье. Скорее, его откровенность можно было посчитать за комплимент.

— Твой отец действительно заслуживал куда лучших похорон… — задумчиво продолжил барон, но вдруг резко переменил тему. — Ладно, теперь действительно долой расшаркивания. Грегор, что у вас произошло? Гонец опередил тебя чуть меньше, чем на сутки, так что полной картины у меня нет. Что случилось под Гетенборгом? Мы проиграли?..

— Да, — согласился виконт, аккуратно присаживаясь на небольшое креслице прямо напротив барона. — Мы проиграли, Гильем.

— Чёрт тебя, Грегор, в подробностях! — нетерпеливо потребовал барон. — Как это вообще могло случиться, по первым донесениям у имперцев было всего тысяч двадцать? В западных провинциях у нас одних гарнизонов как минимум столько же, если не больше. Это не считая королевских сил. По всем прикидкам нас должно было быть втрое больше. Кто командовал, как это смогли допустить? Нужно же быть полным ничтожеством, чтобы проиграть с таким соотношением сторон.

Виконт печально улыбнулся, взглянув барону прямо в глаза. И в очередной раз поразился переменой в его внешности. Лицо барона, не старого по сути, тридцатилетнего мужчины, представляло собой горный пейзаж, покрытый бесконечными изломами морщин и пропастями оспинок, напоминанием о болезни, перенесённой в детстве. Уже не говоря о многочисленных шрамах, в мечтах рафинированных дамочек украшающих мужчину, но на деле — лишь уродующих его. Но едва только речь заходила о его единственной страсти, о его, наверное, подлинно настоящей любви, о военной науке, барона невозможно было узнать. Лицо его разглаживалось, глубоко посаженные глаза, вечно глядящие исподлобья, чуть подавались вперёд, стараясь не упустить ни одной детали, а сжатые в тонкую недовольную ниточку губы, расплывались в весёлой улыбке, представить которую можно было у какого-нибудь щеголеватого молодого дворянчика, но никак не у закалённого в бесконечных боях вояки. Барон становился похожим на какого-то сказочного принца, которых обычно изображают на качественных гравюрах к древним балладам, но никак не на того человека, которым его знал весь высший свет.

Наверное, именно поэтому успеха у женщин барон не имел. Точнее, не мог им похвастаться. Грегор доподлинно знал только об одной представительнице прекрасного пола, рискнувшей связать свою жизнь и честь с таким неприятным на вид типом.

К общему сожалению барона и виконта, лично знать её Грегор удовольствия не имел.

— Скажем так, — после короткой, даже незамеченной бароном паузы, решил продолжил виконт. — Донесения оказались ошибочными.

— Насколько?

— Фатально, — отрезал, словно ударил клинком, Грегор.

На этот раз барон не стал отвечать. Лишь поудобнее вжался в кресло, закинул ногу на ногу и расплылся в довольной улыбке.

— Если говорить коротко, то имперцы решили не повторять ошибок десятилетней давности. В этот раз они решили не форсировать Буру в трёх местах одновременно, как в прошлый раз. Если помните, тогда мы смогли нанести поражение всём трём армиям последовательно, не дав Империи сконцентрировать силы…

— Ты кажется забыл, с кем разговариваешь, — счастливо усмехнулся барон. — Я был там, Грегор. И очень результативно был, стоит сказать.

Грегор лишь кивнул на это замечание. Чёрный барон, Ужас Гетенборга, кто не слышал этого титула?

— И позволь, я угадаю, — продолжил барон. — В этот раз имперцы решили сконцентрировать все силы в одном месте? А пограничные заставы, заметив один лишь только авангард, удрали, роняя кал?..

— Примерно так, — согласился Виконт. — Как нам удалось установить, к тому времени, как мы прибыли на запад, Империя успела взять Крыдош и Гдожу.

— Гдожа… — растерянно пробормотал барон. — Боги, это же не просто какие-то деревянные городища. Это настоящие твердыни, выстроенные по всем правилам науки. Это западные провинции, чёрт бы их побрал! Не расхлябанный восток, не купеческий юг. Запад! Империя постоянно молотом нависала над нашей тамошней границей, мы всегда с момента прошлой войны были наготове, я лично был в гарнизонах с проверкой полгода тому назад. И хочешь сказать, Крыдош и Гдожу взяты буквально с марша? Сколько же там тогда было имперцев?

— Не могу сказать точно, — развёл руками виконт. — Но по данным разведки около сотни тысяч.

— Сколько?! — воскликнул барон, приподнимаясь на локтях. — Сто тысяч? Это же вся имперская армия!

— Насколько мне известно, далеко не вся. Гильем, мы до сих пор не имеем точного понятия о настоящей величине Империи. Наши послы сумели добраться только до столицы, и это было ещё при деде нынешнего короля. Напомнить, сколько им для этого потребовалось времени?

— Вот только лекций по географии и истории мне читать не надо, — недовольно фыркнул барон. — Лучше расскажи, как само сражение прошло. Кто командовал?

— Герцог Арнульский.

— О Боги… — барон прикрыл глаза раскрытой ладонью. — Теперь понятно. У короля что, совсем не осталось способных полководцев? Я понимаю, что его величество достаточно молод, но в конце-то концов, не Арнульский же! Этот… эта жопа с ручкой даже с собственными крестьянами справиться не может, куда ему армию? Да и вообще, король прекрасно показал себя в кампании против северных племён, почему он лично не принял командование?

— В Сребролесье сезонные оползни, Гильем, — пояснил Грегор. — Треть армии вместе с гвардией и королём отстала. Герцогу было поручено маршем дойти до Гетенборга и занять плацдарм…

— Но этот придурок не послушался, — кивнул барон, словно для него всё произошедшее было очевидным. — Арнульскому очень хотелось выслужиться, аж в заднице свербило. Дай угадаю, идиот попёрся в лобовую атаку, не слушая ни советов, ни соображений, всё так же думая, что сражается против двадцатитысячного корпуса? У вас хоть разведка была?

— Была, — подтвердил Георг. — Герцог приказал высечь командира разведчика, что принёс ему сведения о настоящей численности имперцев. Сказал, что за подобное пораженчество и трусость надо вешать. А затем ночью велел построиться в боевой порядок и наступать на Гетенборг.

— Гетенборг к тому времени был уже за Империей?

— Так точно. Судя по тому, что крепостные укрепления оказались нетронуты, сопротивления не было.

— Имперцы действуют быстро, и мне это не нравится, — задумчиво пробормотал барон. — Раньше они были куда медлительнее. Обстоятельнее, да, но медлительнее. Но чёрт с ним…

— Дальше была бойня, Гильем, — не дал барону закончить Георг. — Натуральная бойня. Ты лучше меня знаешь тамошний ландшафт: одни равнины, ни лесочка, ни бугорочка. Из естественных преград только речка, та самая. Тяжёлая кавалерия имперцев без труда взяла разгон и ударила по нашему левому флангу. Сражение, по сути, на этом и закончилось, началась резня. Целые подразделения, хорошие, регулярные подразделения моментально оказывались в окружении и умирали все до единого. У меня до сих пор перед глазами стоит эта картина: бескрайнее поле перед городскими стенами, и всё в каких-то цветных тряпках. Наши флаги, Гильем. Огромная равнина, усеянная трупами и нашими флагами…

— Какие потери? — деловито, не давая молодому человеку сбиться на лирические переживания, спросил барон.

— Колоссальные. Отступали в спешке, так что точно не знаю. Но из того, что мне удалось узнать — тысяч тридцать или около того. Из сорока. Почти вся кавалерия, очень много магов, пехоты видимо-невидимо…

— А у тебя что?

— Немного, — виконт печально покачал головой. — Мы сумели прорваться через перевал, отделившись от основного косяка армии, но всё же — немного. Два эскадрона лёгкой кавалерии, это сто двадцать всадников. Сводная потрёпанная рота регулярных войск, ещё человек сто шестьдесят. И полторы тысячи ополченцев. Но это мясо, Гильем, сам понимаешь. На него рассчитывать не приходится. Может быть они и смогли бы показать чудеса стойкости, обороняя свои дома, но западные провинции, откуда они почти все и были родом, теперь в глубоком тылу противника. Раненых почти нет, всех, кто не смог идти, пришлось бросить на Вороньем перевале. Метели начались как всегда неожиданно, сбросив правда, слава Богам, с нашего следа и имперцев.

— А остальные? — спросил барон.

— Из того, что я сам лично видел, большая часть выживших отступала на восток, к Сребролесью. Как я понял, Арнульский либо погиб, либо пропал без вести. Во главе колонны был стяг де Летта.

— Наверняка попытаются выйти к Белой Крепости и соединиться с королём, — разговаривая будто сам с собой, произнёс барон. — Но это тоже не панацея. Королю, если он не дурак, а он не дурак, за крепость держаться резона нет, сомнут. Придётся отступать дальше, сквозь грязь и оползни. И тут наша малочисленность сыграет нам на руку, имперцы просто не смогут протащить через такую слякоть свою громадную армию. Мы выиграем время.

— Да, но остаётся ещё наше, южное направление, — возразил виконт. — Я уверен, что скоро имперцы заявятся и сюда. Попытаются обойти Сребролесье по дуге, выйти прямиком к столице.

— А сил у нас негусто, — подтвердил барон. — У меня три моих полка, это три с половиной тысячи человек. Плюс местное ополчение, ещё с тысчонки полторы. Прибавим твоих, и получим около семи тысяч. И это все силы, на которые славный град Дарммол, в котором мы имеем удовольствие сейчас пребывать, может рассчитывать. Подкрепления не будет.

— Мне бы очень хотелось знать, сколько на нас кинут имперцы.

— Тысяч двадцать, не меньше, — уверенно ответил барон, хлопнув рукой по гладкой тёмно-дубовой поверхности стола. — И это как минимум.

Барон встал быстро, резко, в полной готовности к действию.

— Значит, начинаем готовиться, — продолжил он, с удовольствием потягиваясь, — Расположи своих людей, Грегор, пусть отдыхают. Я пока повыдёргиваю из тёплых постелей городской магистрат, пусть раскошеливаются и дают людей и денег на оборону. Всадникам твоим завтра выдай двойное жалование и отправь по шлюхам. Пусть отдохнут, потому что в ближайшие дни они мне очень понадобятся. Метели на перевале идут от двух недель до месяца, но я никогда не доверял ни погоде, ни имперцами. Я совсем не удивлюсь, если эти сумасшедшие наплюют на шторма и попробуют прорваться. Твои всадники должны будут нести постоянное наблюдение за горами, ежедневно, слышишь, ежедневно докладывая о положении дел. Мы сейчас права на ошибку не имеем.

— Понял, — согласно кивнул виконт, тоже поднимаясь со своего места.

Барон, задумчиво сложив руки за спиной на уровне поясницы, дал медленный и широкий круг по кабинету. Босые ноги его утопали в мягком и шерстяном южном ковре, стоящем, наверное, целое состояние. Но герой битвы при Гетенборге мог себе позволить такую роскошь.

Вот только помогут ли прошлые заслуги в новой войне?

Барон подошёл к окну. Сейчас он казался виконту куда более собранным и подтянутым, нежели в самом начале встречи. От вальяжной походки и широких неаккуратных шагов не осталось и следа. Больше всего барон сейчас напоминал поджарого и активного молодого лейтенанта в походном строю, что ждёт не дождётся момента показать себя. Даже чёрная траурная лента, которую он уже вот десять лет как носил на манер аксельбанта, казалась не символом вечной скорби, но эмблемой ярости и гнева, медленно и неумолимо закипающих где-то глубоко внутри мужчины.

— Скажи мне, Грегор, — обратился барон к виконту половиной лица, слабоосвещённой светом городских фонарей главной площади Дарммола, куда и выходило окно кабинета, — как ты думаешь, какие у нас шансы?

Сделав пару широких шагов, виконт тоже приблизился к окну и замер на другом его краю, так же, как и барон, задумчиво глядя на пустынную площадь.

— Мы в полной заднице, Гильем. Мы в полной заднице…

***

Куриный гвалт оглушал.

Крепостная стена на рассвете выглядела хищно. Больше всего она была похожа на обнажённую в злобном и хитром оскале победителя пасть. Зубцы её походили на широко расставленные зубы, между которыми, словно какие-то червеобразные паразиты, сновали немногочисленные дозорные.

Всё это было привычно и понятно. Гильем Рейкландский видел подобную картину не раз и не два за свою жизнь. Открытые настежь ставни крепостных ворот, бесстыдно задранная, словно юбка у проститутки, решётка. Сереющий камень стен, почти чёрный от рассветной росы. Слишком оптимистично развевающиеся штандарты на воротных гурдициях. Всё это было, и не раз. Бесконечно длинная колонна входящих в город солдат, все с понурыми, небритыми лицами, ядрёный мат, выбивающийся из общего монотонного гвалта, вопли, крики, мост, слегка, почти невидимо прогибающийся под тяжестью сотен ног. И шеренга сержантов, лейтенантов и прочих командиров всех сортов и мастей, угрюмо застывшая возле распределительного стола, переминающаяся с ноги на ногу, и жаждущая поскорее отметиться, получить баронское предписание для своего подразделения и свалить куда подальше. Хотя бы на ближайшую конюшню, зарыться в сено и сладко продрыхнуть часа два-три.

Барон всё это уже видел. Особенно командирскую шеренгу, стоящую прямо перед его столом. Но кудахтанье, так злившее его, никак не прекращалось.

— Откуда курица? — спросил он, у двух стоящих по бокам бородатых солдат, своей личной охраны.

Солдаты, как и барон, были одеты в свободный кафтан, вышитый мелкими ромбами двух цветов: чёрного и красного. На головах у обоих были широкополые тюрбаны во всю ту же, чёрно-красную полоску. В левой руке каждый держал древко длинной алебарды, по уставу приложенное к плечу.

Ответа от них, правда, барон так и не дождался. Сверкнув красными от недосыпа глазами на своих подопечных, барон вновь повторил свой вопрос, на этот раз куда более злобно:

— Я ещё раз спрашиваю, откуда курица?!

— Не могу знать, ваше благородие! — хорошо поставленным голосом ответил боец по правую руку. По одной только манере его речи было понятно, что солдат этот уже не первый год тянул лямку военной службы. По крайней мере «ваше благородие» он выговорил чётко, не пытаясь на крестьянский манер слить два слова в бесящее барона идиотское «вашбродь».

— Если окажется, что идиоты ополченцы успевали ещё и мародёрствовать во время отступления, они у меня все будут за стенами города спать. Тупое, необразованное быдло. Даже убегая от имперцев не могут удержаться от того, чтобы не прибрать к своим загребущим рукам чужое добро, — начал, все более распаляясь, злобно ворчать барон.

Двое солдат, которых, судя по вполне конкретной мордатости, сложно было заподозрить в благородном происхождении, никак на эту реплику не отреагировали. Нет, у одного из бойцов всё же пробежала по густым чёрным усам презрительная улыбка, но направлена она была явно не на язвительного командира, а на беспорядочно мечущихся в узком пространстве городских ворот ополченцев, некоторые из которых так до сих пор и не выучили за какую сторону копья нужно держаться.

Что уж тут говорить, солдаты баронских Чёрных полков, которых он отбирал из всё тех же вчерашних крестьян, не любили своих бывших товарищей по сохе и плугу едва ли не меньше, чем вся знать королевства вместе взятая. И, если говорить начистоту, причины у них для этого были.

А тем временем прямо перед столом, за которым сидел заваленный бумагами барон и сверял фактическую численность поступивших в его распоряжение сил с заявленной виконтом (Грегор, не смотря на дикое желание спать, половину ночи просидел именно за этими документами), разворачивалась комичная картина. Надрывно кудахча и хлопая почти бесполезными крыльями, мимо крепостной стены неслась когда-то белая, а теперь почти полностью коричнево-болотная курица, изредка подлетая на небольшую высоту. За ней по пятам, утопая по щиколотку в городской грязи, несся одетый в какое-то рванье, в котором с трудом различалась ржавая кольчуга и накидка с гербовой нашивкой, небритый ополченец. Солдат, без сомнения, был вылитым представителем того самого слоя населения, о котором только что презрительно упоминал барон.

Гильем, сложив руки в замок и опустив на них подбородок, молча наблюдал за этим спектаклем.

Солдату всё-таки удалось нагнать непослушное животное. Одним прыжком, больше подходящим акробату бродячего цирка, чем вчерашнему землепашцу, солдат преодолел те несколько роковых для курицы шагов, изловив несчастную в самом начале её очередного полёта. Клубок из перьев и грязного обмундирования всё с тем же отчаянным кудахтаньем и победным рычанием плюхнулся в грязь.

Небольшая капля неприятного месива упала на край стола.

— Солдат! — зычным голосом окликнул незадачливого куровода Гильем.

Тот, чумазый до ужаса, удивлённо оглянулся в его сторону и, с кряхтением поднявшись, понуро пошлёпал в сторону командующего. Курицу он при этом держал за лапы в вытянутой руке.

— Да, вашбродь… — отрапортовал ополченец, понуро шмыгая носом.

От этого «вашбродь» барон в очередной раз скривился.

— Полк какой? — спросил у чумазого Гильем.

— Ась, вашбродь? — непонимающе переспросил солдат.

— Придурок… — пробормотал барон, скосив подбородок чуть в сторону. — Командир кто?

Ополченец, в очередной раз шмыгнув носом, тупо уставился на шеренгу возле баронского стола.

— А вона он, — и ткнул в какого сержанта, уже почти дождавшегося своей очереди. — Сержант наш, значица…

— Сержант, — подозвал барон указанного солдата. — Ко мне.

— Да, господин Гильем.

Сержант материализовался перед бароном в одно мгновение. Вот он ещё выглядывает из шеренги, а вот уже стоит навытяжку по стойке смирно. Плечи арбалета торчат из-за спины, пятки сомкнуты, а на груди отчётливо виднеется личный герб короля. Не простой крестьянин-то, из собственного домена его величества. Видимо, король действительно собирал все возможные силы, раз погнал в армию своих персональных налогоплательщиков.

Барон нахмурился. Большой и указательный пальцы легонько ущипнули небритый подбородок. Так всегда происходило, когда Гильем о чём-то задумывался. Этот жест, небольшой и чаще всего совсем незаметный для окружающих, был единственной эмоцией, которую барон за всю свою жизнь так и не научился контролировать.

— Ты меня знаешь? — спросил он у сержанта.

— Конечно, господин Гильем, — согласно кивнул арбалетчик, немолодой уже, около сорока лет на первый взгляд, мужчина. — Я был с вами под Гетенборгом. Десять лет назад.

— Как твоё имя, сержант?

— Брок, господин Гильем. Тогда я служил в регулярной армии. Я был в том отряде, что вы взяли под своё командование после развала левого фланга.

— Левый фланг… — задумался на секунду барон. — Нет, не помню, хоть убей. Тогда столько всего перемешалось…

— Это точно, господин Гильем.

— В любом случае, — барон хлопнул раскрытой ладонью по столу, прижимая какую-то готовящуюся улететь бумажку. — Это дела прошедших дней. К какому подразделению ты приписан, сержант?

— Четырнадцатый пехотный Его величества, господин Гильем. Вторая рота.

— И сколько в роте человек?

— Столько же, сколько и в полку. Тридцать два. Все рядовые, господин Гильем, мне пришлось принять командование.

— Твою-то… — барон раздражённо вдавил тыльную сторону ладони в лоб. — Хорошо. Значит, вот как мы поступим. Собери своих людей, передай их Давиду. Это он, — барон указал на личного телохранителя. — Давид, слышишь меня?

— Так точно, ваше благородие, — отозвался бородач.

— Возьми людей у сержанта, отведи их к Южным воротам. Пусть вольются во второй полк регуляров. А ты, Брок, как со своими разберёшься, мигом ко мне. Мне чертовски не хватает шустрого адъютанта, а с проверенными людьми сейчас туго. Всё понятно?

— Так точно, господин Гильем! — отозвался сержант и взял под козырёк.

Сержант уже готовился было отправиться собирать своих людей, однако барон вдруг остановил его окриком:

— Брок!

— Да, господин Гильем.

— Это твой солдат? — и указал на чумазого, всё так же держащего возмущённо кудахчущую курицу.

— Так точно, господин Гильем.

— Курицу сдать интенданту, обмундирование вычистить до блеска и назначить два наряда вне очереди. Пока не обеспечишь экзекуцию — ко мне не возвращайся. Всё ясно?

На морщинистом лице сержанта, покрытом рубцами старых шрамов, расцвела улыбка.

— Будет исполнено, ваше благородие!..

***

Несмотря на то, что барона трудно было назвать бюрократом, со своими обязанностями он справился.

Если на рассвете колонна отступающих, заходящая в город, казалась неистребимой и бесконечно длинной вереницей из неизвестных никому имён, перемешавшихся подразделений, ненужного скарба и повозок, то уже к середине дня посреди этого хаотичного движения забрезжила тень порядка. Отставшие от основного хода движения всё так же продолжали прибывать, но теперь их встречал не затор у самых городских ворот, а чётко организованный плац, с вывешенными штандартами уцелевших полков. Для полуграмотных рекрутов даже обеспечили особый караул, состоящий из солдат Чёрных полков. Четверо бородачей с аккуратно, строго по традиции баронских войск, уложенной растительностью на лице, несли свою вахту даже несмотря на полуденную жару, и как могли объясняли полуграмотным крестьянам и ремесленникам, куда именно им следует пройти.

Даже вереница сержантов и офицеров возле баронского стола, ещё пару часов назад казавшаяся нескончаемой, наконец иссякла. Люди устроены, оружие чистится, приказы выполняются… По крайней мере барону хотелось так думать.

И всё же его густые чёрные брови были насуплены. Что-то не сходилось.

— Давай ещё раз, — обратился он к виконту, успевшему проспаться, отобедать и едва-едва прибыть на импровизированный командный пункт. — По числам у меня к тебе претензий нет, полторы тысячи ополченцев, тут плюс-минус сотня, никто точно не подсчитает. С королевскими регулярами тоже всё в порядке, трое окочурились по дороге, но это ничего. Это бывает. За твоих всадников я тоже спокоен, уверен, что их там ровно сто двадцать, как ты и подсчитал. А вот сюда глянь, — барон протянул виконту желтоватый смятый листок. — Вот здесь у тебя что?

— «Особ. 6 человек», — прочитал виконт. — А, понял. Не сумел их найти, да?

— Не сумел, — согласился барон. — Это кто вообще?

Виконт посмотрел барону в глаза. Во взгляде молодого офицера Гильем читал какое-то совершенно неуместное в нынешней ситуации веселье, которому ястребиный профиль Грегора добавлял особый, даже слегка зловещий оттенок.

— Это маги, Гильем, — спокойно, однако с вполне отчётливой насмешкой, ответил виконт. — Это маги…

— Грегор… — обратился к нему барон, шумно выдыхая через нос.

Барон редко выходил из себя в привычном понимании слова. Нет, он был не чужд той брани, что по древнему армейскому обычаю является единственным доступным вариантом коммуникации между начальством и подчинённым. Он вполне мог отвесить пощёчину даже офицеру, если на то был весомый повод, не говоря уже о рядовых. Однако барон никогда не впадал в бешенство. Никогда не стучал ногами, не колотил мебель, не наливался пунцовым цветом.

Он просто шумно выдыхал через нос.

— Виконт, если вы не знаете, то довожу до вашего сведения, что магические искусства — это единственная сфера, в которой мы доподлинно превосходим Империю. Даже шестеро человек, обладающих соответствующими способностями, способны переломить ход боя. В военное время скрывать информацию о магах — суть преступление, за которое я вполне могу отдать вас под трибунал. И буду полностью в своём праве.

От него так и веяло холодом.

Виконт на это лишь усмехнулся.

— Гильем, успокойся. Я и не собирался скрывать от тебя то, что магам удалось спастись. Ночью просто засиделся за документами и забыл приписать уточнения. Я, собственно, как только разобрался со срочными делами, сразу направился к тебе. Как раз для того, чтобы прояснить. Не думал, что ты так быстро разберёшься с обычными солдатами…

— Где они, Грегор? — неумолимо спросил барон. — Где они?

— Со мной, — моментально посерьезнев, ответил виконт. — В расположении кавалеристов. Я решил, что лучше держать их при себе.

— Грегор… — тихо проговорил барон. — Грегор, ты не понимаешь. Шестеро магов. Не один, не два, целых шестеро. Я даже не знал, что Орден направил королю помощь. Боги всемогущие, что творилось в голове у Арнульского, если он умудрился проиграть даже с такой силой?

— Гильем, я думаю, что тебе не стоит делать поспешных выводов, — успокаивающе, с какой-то неожиданно печальной ноткой в голосе сказал виконт. — Эта шестёрка…

— Ты не понимаешь, — неумолимо перебил его барон. — Я видел, на что способны маги. Во время Северной войны. Огромная орда варваров, от которых, казалось, не спасут ни пики, ни кавалерия. Они шли сплошной волной, разукрашенной что твои демоны, гремя оружием и изрыгая ругательства. И вдруг — первый ряд просто смело. Он испарился, Грегор. Но даже это лучше, чем то, что постигло две последующие линии. Люди вопили, падали в снег и катались по нему, словно дикие израненные звери, стараясь хоть как-то приглушить боль от страшных ожогов. Я до сих пор помню тяжёлых дух горелого мяса, витавший над полем боя. Две тысячи королевских регуляров выстояли против тридцати тысяч северян. Это казалось невозможным, но мы победили. Победили, не сделав ни одного удара, не сблизившись с врагом даже на расстояние копья.

Барон ненадолго замолчал, стараясь справиться со сбитым торопливым дыханием.

— Тот бой для нас выиграли маги, Грегор. Они и только они обратили в тот день северян в бегство. Сколько их было, с десяток может быть? Я не помню. Но точно не сильно больше шести.

— Да, но… — попытался было возразить виконт.

Тщетно. Барон его уже не слушал. Командующего, как и прошлым вечером в ночном кабинете, вновь захватила извечная страсть, одна-единственная всемогущая воля, которой он по-настоящему служил. Посреди отчаяния, неразберихи отступления и предстоящей безнадёжной обороне, способной только выиграть время для королевского войска, но никак не повернуть вспять ход самой войны, забрезжила надежда.

И барон не мог её упустить.

— Веди меня к ним, Грегор, — попросил он у виконта. — Веди прямо сейчас, немедля.

Молодой офицер открыл было рот, чтобы вновь что-то возразить, но тут же понял, что это бесполезно. Барону было необходимо увидеть всё самому. Сейчас, когда весь он был подчинён только одному желанию, одной лишь несгибаемой воле к победе, старый вояка не воспринимал никаких, даже самых разумных аргументов. И поэтому виконту ничего не оставалось делать, кроме как отодвинуться от стола, всё так же заваленного бесконечными бумагами, и коротко кивнуть, призывая Гильема следовать за ним.

Ни барон, задумчиво мерящий городские улицы широкими шагами, ни виконт, уверенно ведущий его к расположению кавалеристов, не заметили следовавшего за ними по пятам, юркого сержанта Брока, совсем недавно ставшего личным адъютантом Гильема Рейкландского.

***

Линд, сидя на борту телеги, болтал ногами.

Полы длинной кожаной мантии, коричневой, как и положено ученику, с каждым новым движением тихонько били по коленям. Юный маг, правда, почти не замечал этого. Скорее даже наоборот, отрешившись от всего происходящего и почти полностью уйдя в собственный мысли, он находил в этих лёгких похлопываниях своеобразное успокоение, позволяющее отыскать хоть какой-то порядок в суматохе последних недель.

Некоторые грызут ногти. А Линду воспитание не позволяло. И поэтому он болтал ногами.

Где-то там, на периферии зрения, Хольк чистил свой небольшой топорик, с которым его не заставили расстаться даже самые уважаемые профессора их факультета. Для северян, к воинственному племени которых принадлежал однокашник Линда, это грубое оружие имело какое-то сакральное значение. И даже тот факт, что Хольк теперь был не свирепым воином, а всего лишь учеником, которому бы следовало отказаться от всякого «приземлённого» оружия, положения дел не менял.

Ни один из тех седовласых стариков, правда, не ушёл живым из-под Гетенборга. А Хольк ушёл. И во многом благодаря тому самому одноручному топорику, который сейчас с таким упорством очищал с помощью пучка сена.

Чуть раздражающе звучали щелчки пальцев над левым ухом. Это Пьер, скользкий и пронырливый тип из нижайших слоёв общества. По слухам, его подобрал сам декан, у которого тогда ещё совсем малолетний Пьер умудрился свистнуть серебряную монету из кошелька. Тот же самый декан, схватив воришку за руку, неожиданно для самого себя и рассмотрел в мальчишке магический потенциал.

Вся наружность Пьера говорила о его бывшем роде занятий. Плавные и длинные конечности, типичное серое лицо городского обывателя, с которого, правда, почти никогда не сходила ехидная улыбочка бывшего висельника, беспорядочная причёска, которую к порядку гребня и ножниц не смогли приучить даже суровые правила академии. Абсолютный контраст с небритой угрюмостью Холька и выразительными аристократическими чертами Линда.

Пьер щёлкал пальцами. Магия огня была его слабым местом. Пробелы в этом знании он, тем не менее, постоянно старался ликвидировать. Стремление к совершенству подогревали и вполне прозаичные причины, в левой руке Пьер держал забитую почти доверху длинную курительную трубку. Оставалось лишь её поджечь, чтобы наконец, после утомительного многодневного марша, утолить-таки нестерпимое желание курильщика.

Искра на пальцах всё никак не хотела зажигаться. Щёлк, щёлк…

— Пьер, прекрати, пожалуйста, — спокойным тоном попросил Марк. — Дай сюда трубку, я её тебе зажгу.

Бывший вор лишь отмахнулся. Помимо удовольствия от горького дыма он рассчитывал получить и удовлетворение от ученической победы над непослушной стихией. И ни один заучка, высохший до костей в академической библиотеке, не смог бы ему помешать.

Марк и правда был самым прилежным учеником из их разношёрстой компании. Линд не особо погружался в слухи, но кое-что доходило и до его ушей. Громкий скандал в семье потомственного королевского чиновника, нежелание идти по отцовской стезе, неожиданные магические способности, и вот Марк здесь. Круглые очки, наследственное слабое зрение, жидкие волосы, зачёсанные назад по непонятно какой моде, тощее и длинное туловище. И невероятная жажда знаний, помноженная на горящие остовы всех мостов. У Марка просто не было выбора. Хольк всегда мог вернуться обратно на север, Линда с радостью примут в отцовском поместье, а Пьер в случае чего без проблем устроился бы на улицах любого города королевства, промышляя кражами и разбоем.

Но не Марк. У Марка другого варианта, кроме как вступление в Орден магов, больше не было.

Печально вздохнула Луиза, неприкаянно ходя мимо однокашников в поисках чистого места, куда можно было бы устало опуститься. В отличие от Линда, Луиза так и не смогла перебороть в себе то самую наследственное аристократическое чистоплюйство, заставляющее её даже посреди паники и отступления искать чистые, правильно взбитые перины. И если потомок герцога достаточно быстро смирился с травяным супом из крапивы и ночлегом под открытым небом, то для Луизы походные условия были источником нестерпимых страданий.

Стоило ли говорить, что посреди ржущих и воняющих потом кавалерийских коней, матерящихся солдат, изредка с чувством почёсывающих причинное место, и лагерной неразберихи найти чистый уголок было большой проблемой?

Линд помнил её ещё по той, старой жизни, состоящей в основном из светских приёмов, подковёрных интриг и четырнадцати сортов вина на частых пирушках. Дочка какого-то графа, полный титул которого он никак не мог вспомнить, всегда чистенькая и смазливая. Одно время настойчиво ходил слушок о браке между ним и Луизой, о котором неистово хлопотал её расторопный батюшка, но отец Линда, с презрением относящийся к самой идее мезальянса, зарубил идею на корню. К тому же герцога в то время заботили куда более важные проблемы, связанные в основном с пробуждающимися магическими способностями сына.

Брака не вышло. И слава Богам, так думал Линд. От одной мысли, что ему пришлось бы заботиться в этом походе ещё и о собственной капризной жене, повергала его в пучины уныния, отдающего зубной болью.

Слава Богам, что вторая женщина в их компании была полной противоположностью графской дочки. Марта, обладательница крепкой крестьянской фигуры, такой, которая лишь подчёркивает силу женского естества, но не переходит в неприятную полноту, в жизни не знала перин и корсетов. Точнее, впервые услышала он них только в академии. И всегда мучилась с тем самым корсетом, обязательном атрибуте магического одеяния для женской части Ордена.

Её можно было бы назвать симпатичной. Луизиной бледности она противопоставляла живую, почти тёплую розоватость кожи и мощный каскад вьющихся каштановых волос, которые никогда, по крестьянской моде, не собирались в хвост или вычурную причёску. В бою, когда Марта была поглощена метанием по врага фиолетовых стрел арканы, это выглядело особенно эффектно. Как будто на древних гравюрах.

Стоило ли говорить, что проблем с посадкой у Марты не было? Подоткнув под мягкое место полы мантии, она расположилась прямо на земле, совершенно не смущаясь грязи.

Вот и вся их компания. Вот всё, что осталось от Гетенборгской академии. Шестеро учеников второго курса, что едва только начали переходить от теоретических занятий к практике. И никому из них ещё не сравнялось даже семнадцати.

Линд продолжал болтать ногами.

Неожиданно посреди мерного, почти усыпляющего солдатского гвалта и ругани интендантов раздался звук, выбивающийся из фонового гудения, своей непререкаемой резкостью и чёткостью. Так обычно воспринимаются роковые приказы посреди жаркого боя, когда одно командирское слово вдруг выплывает на поверхность из бесконечного водоворота металлического лязга и криков боли.

Хотя про «обычно» Линд, побывавший за свою недолгую жизнь лишь в одном сражении, знать не мог.

Подняв глаза, всё это время прикованные к болтающимся коленям, он увидел двоих человек, ощущающихся совсем иначе, чем остальная толпа, постоянно снующая туда-сюда. От них исходило спокойное и уверенное чувство собственного превосходства, не унижающее подчинённого, но твёрдой и нетерпящей возражений рукой направляющее его. И дело было даже не в родовых гербах, отчётливо вышитых на их одежде, нет. Такое не купишь ни за какую наследственность, ни за какие деньги.

Такое приходит только с опытом. Кровавым опытом.

Двое были полной противоположностью друг друга. Первый, стоящий чуть ближе к ученикам, был немолодой мужчина, разодетый в красно-чёрный богатый кафтан. Широкополый тюрбан на его голове был сдвинут чуть на затылок, обнажая короткостриженые, чуть отливающие сединой прямые волосы. С левого бока, едва не касаясь мостовой, в простых кожаных ножнах висел двуручный меч. Рукоять оружия, блестящая от неисчислимого количества прикосновений, была выполнена просто, в виде двух спиралевидных прутов стали, чтобы не скользили руки. На лице незнакомца не было живого места от шрамов, оспин и морщин. Левое ухо неприятно и жилисто бугрилось, указывая на какую-то давнюю травму, полученную от удара чем-то тяжёлым и тупым.

Однако не смотря на внешнее уродство, Линд вполне способен был рассмотреть, что шрамы и следы болезни — лишь внешняя маска, скрывающее под собой нечто совершенно иное. Но вот природу этого иного молодой маг понять не мог. Настоящая проницательность аристократического интригана, приходящая не столько с кровью, сколько с годами, Линду была пока ещё недоступна.

А потом взгляд Линда упал на герб, вышитый на левой груди чёрно-красного кафтана. Два жёлтых орла на красном фоне, вывалившие длинные прямые языки. И чёрная лента, аксельбантом болтающаяся на правом плече.

По шее молодого мага пробежали мурашки.

Чёрный барон. Ужас Гетенборга…

— Линд, что это за герб? — тихонько спросил Марк, пододвигаясь к Линду поближе. — Что-то очень знакомое, но никак вспомнить не могу…

Сын герцога, скосив на секунду взгляд на однокашника, так же тихонько, не повышая голоса, пропел:

— «Как при лесном пожаре, под стягом двух орлов, пылая он прошёл…»

Марк, открывший было рот для того, чтобы сказать что-то ещё, моментально сомкнул челюсти. Его глаза под круглыми стёклами очков, казалось, готовы тотчас же выпасть из орбит и укатиться куда-то в земляную летнюю грязь.

Не каждый день удаётся встретить живую легенду.

А особенно услышать её ругань.

— Грегор, это кто? — спросил барон у своего сопровождающего.

Только сейчас Линд удостоил его своим вниманием. К удивлению молодого мага, собеседником барона оказался их непосредственный командующий, виконт Аурденнский, известный в высшем свете как Ястреб. Кавалерист, дуэлянт, обладатель выразительного ястребиного профиля, за который и получил своё прозвище. И, безусловно, блестящий офицер, сумевший вывести их из кошмара Гетенборга.

Барон и виконт были полными противоположностями. Аурденнский был кавалеристом, прирождённым и талантливым, это признавал весь костяк королевской армии. Барон же прославился именно как пехотный командир, обеспечивший вместе со своими Чёрными полками победу в прошлой войне против Империи. Дублет на виконте, в пику свободного кафтана барона, сидел идеально, подчёркивая каждый выступ на теле. Да и сам Грегор Аурденнский, в отличие от небрежной, широко расставленной стойки Рейкландского, вытянулся по струнке, будто бы подчёркивая свою офицерскую безупречность.

Правда, у Линда язык бы не повернулся назвать виконта позером.

— Это те самые маги, Гильем, — спокойно ответил виконт барону. — Я пытался тебе объяснить, но ты ведь и слушать даже не захотел.

Линда поразила фамильярность, с которой общались эти двое. Нет, он бы не удивился подобному отношению со стороны виконта, в конце концов, его титул был выше. Но ведь именно барон первым начал разговор в подобной манере…

— Маги, Грегор, — вывел герцогского сына из размышлений голос барона, — это высохшие старики, которые половину жизни положили на изучение тайн, нам с тобой недоступных. Именно поэтому они способны сжигать половину войск северян и обращать в бегство остальных. А это что? Что это за молокососы, я тебя спрашиваю?

Подобного обращения сын герцога потерпеть уже не мог.

Он всё понимал. Ехидное презрение преподавателей в академии Линд всегда воспринимал, как должное. Он вполне сносно выдерживал походные и военные тягости. Без ропота согласился, когда виконт, что был намного ниже по происхождению, принял командование. Не возмущался, когда ему приходилось шагать в одной колонне со вчерашними крестьянами, постоянно спотыкающихся об собственное оружие.

Но никому и никогда он не позволял называть его молокососом. И не позволит впредь.

— Выбирайте выражения, барон! — отчаянно выкрикнул Линд.

Молодой маг сам до конца не понимал, на какую именно реакцию он рассчитывал. Возможно, на то, что барон стушуется, замнётся и принесёт извинения. Ему, наверное, хватило бы просто секундного изумления и прерванного разговора.

Но получилось не совсем так, как Линд ожидал.

— Ты сперва бабу в койку завали, сопляк, а потом уже будешь влезать в разговор, — совершенно буднично огрызнулся барон, ни на секунду, не прерывая темпа диалога.

Марта прыснула.

— Кажется, наше ясное высочество, вас только что неплохо сбрили, — хихикнула девушка.

Линд, обернулся на своих товарищей в поисках поддержки, однако у всех реакция была одинакова. Одни ухмылки и улыбки, лишь только Луиза с ужасом прикрыла рот ладонями, сложенными лодочкой. Но от её поддержки в данном вопросе было больше вреда, чем помощи. Как минимум, чисто репутационного, графскую дочку всерьёз из их компании не воспринимал никто.

Значит, всё придётся делать самому.

Линд соскочил с телеги и широкими шагами направился к барону. Молодой маг сам до конца не понимал, что хочет сделать: то ли в грубой и беспомощной форме потребовать извинений, то ли вызвать старого вояку на дуэль. Линду хватало ума, чтобы понять полную несостоятельность обоих вариантов развития событий, но оставить без внимание подобное оскорбление он не мог. Точнее, вполне мог, однако в голове вихрем проносилась уязвлённая кровная гордость, наглухо заглушившая все рациональные доводы.

Барон тем временем продолжал преспокойно болтать с виконтом, не обращая на приближающуюся гневную фигуру Линда никакого внимания. Лишь только когда молодой маг подошёл совсем в упор и замер в нерешительности, неспособный выбрать свои дальнейшие действия, только тогда старый вояка соизволил повернуться к нему лицом.

— Ну? — спросил он. — Что ещё?

— Барон, вы не знаете, с кем вы разгова… — возмущённо начал Линд, однако барон не дал ему закончить.

— О, неужели? А мне кажется, что прекрасно знаю. Говорю я сейчас с малолетним идиотом, выросшим в каком-нибудь расписном дворце, и потому считающим себя пупом земли. У тебя, сопляк, две беды: девственность, за которую ты дуешься на весь свет, и глупость, которую ты предпочитаешь не замечать. И если первый недостаток проходит со временем, то второй будет с тобой до конца дней. Встать в строй!

Повернувшись к остальным магам, барон гаркнул:

— Это к вам ко всем относится, молокососы. Построиться. Живо!

Молодёжь, ошарашенная таким приёмом, недоумённо переглянулась, однако лениво, очень нехотя, исполнила-таки приказ, выстроившись неровной шеренгой, в которой долговязый Марк соседствовал с приземистым и кряжистым Хольком.

— Тебе особое приглашение нужно? — спросил барон, обращаясь к неподвижному Линду. — Встать. В. Строй.

Линд, к его чести, нашёл всё-таки в себе силы поднять глаза, которыми до этого неотрывно ковырял баронский герб, вышитый на уровне груди. Молодой маг поднял взгляд, встретившись своими расширенными зрачками с ледяной волной ярости, исходившей от барона. Самообладания под таким немым напором у него хватило лишь на секунду, после чего сын герцога развернулся и постарался как можно быстрее занять своё место в шеренге.

По крайней мере, успокаивал он себя, мало у кого из присутствующих хватило бы духа на большее.

— Если вы думаете, — прогремел барон, заложив руки за спиной и прохаживаясь мимо строя, — что ваши мимолётные ужимки остались без внимания, то вы ошибаетесь. На первый раз я сделаю вид, что не заметил их. Но на второй… Виконт, будьте добры напомнить, что, согласно армейскому уставу, полагается за неуважительное отношение к командиру?

— Три удара плетью, если командир неблагородного происхождения, — равнодушно произнёс виконт. — Проход через строй с палками, если благородного.

— Вы услышали, — рыкнул барон. — К вашей печали, происхождения я благородного и стоит, наверное, всё же представиться. Я барон Гильем Рейкландский, больше известный в свете как Чёрный барон или Ужас Гетенборга. История всем известная, так что обойдёмся без краткого пересказа моих заслуг. И с этого момента вы, желторотики, переходите под моё командование.

Новость о переходе под какое-то там командование абсолютно померкла на фоне прозвучавшей фамилии. Линд поймал на себе удивлённый, с нотками паники, взгляд Марка и открыто-паникующий Луизы. Остальные были чуть более сдержаны, однако удовлетворённую улыбку Холька, на мгновение появившуюся на лице северянина, сложно было не заметить.

— Спешу вам напомнить, — продолжал барон, — что вы на войне. Войне тяжёлой, совсем не такой, о которой рассказывают разные подпевалы в трактирах. Вы все были под Гетенборгом, сами всё видели. Полный разгром. На нашем направлении враг превосходит нас числом и выучкой, у нас лишь чуть больше трёх тысяч регулярных, хороших солдат. И ещё около четырёх тысяч ополченцев, но лично я их за солдат не считаю. Как не считаю за них и вас. Тем не менее, нам необходимо выстоять и дать королю время собрать достаточно сил. И поверьте мне, — при этих словах барон хищно улыбнулся, — я сделаю всё возможное, чтобы имперцы обломали об нас зубы.

В этом у Линда не было никаких сомнений. «Баллада о клинках», посвящённая сражению под Гетенборгом десятилетней давности, была любимой песней его детства. Он знал её наизусть.

— Нам повезло, — не успокаивался барон. — Вороний перевал перекрыт непогодой, и поэтому имперцы появятся здесь не раньше, чем через две-три недели. По крайней мере, мне хочется на это надеяться. И все эти две недели, сопляки, вы не будете у меня вылезать из тренировок. Просто потому что я очень хорошо знаю, что такое магическая поддержка. И когда солдаты Империи будут у стен города, я хочу встретить их во всеоружии. Вам всё понятно?

Строй ответил гробовым молчанием, молодых магов хватило лишь на непонимающее переглядывание.

— Я не слышу ответа, — сурово, слегка повысив голос, произнёс барон.

— Так точно! — нестройно гаркнули шесть голосов.

Ужас Гетенборга на это лишь коротко кивнул.

— Прекрасно. Тогда на сегодня всё. Виконт, будьте добры, займитесь их расположением. Завтра, к третьим петухам они должны явиться на тренировочный плац у Южных ворот. Разойтись…

Словно следуя своему же собственному приказу, барон круто развернулся и широко шагая отправился прочь. Юные маги же, словно куры после налёта на амбар лисы, которую насилу удалось прогнать, ошалевши ходили туда-сюда, пока собравший их в хоть какое-то подобие организованной кучи виконт, не отправил всю шестёрку наслаждаться заслуженным отдыхом.

Грегор, глядя вслед удаляющимся юношам и девушкам, печально вздохнул, понимая, что выспаться теперь они смогут только после окончания осады.

И виконт очень надеялся, что отсыпаться молодые люди будут не в деревянных ящиках.

***

— Итак, явились…

Барон с равнодушным и спокойным лицом, на котором, не смотря на зябкую утреннюю прохладу, не дрожал ни один мускул, оглядел присутствующих.

Где-то вдалеке, за редким еловым лесом поднималась ранняя заря. Солнце розоватым блюдцем поднималось из-за макушек деревьев, словно не до конца ещё поверило в свою силу, из-за чего окружающий мир, так до конца и не поверивший в очевидный ежедневный восход, окрашивался в серый.

Словно стеснялся свободы, подаренной новым днём.

Не смотря на ранний час, вокруг городских стен уже кипела работа. Растянутой колонной из ворот показалась бригада хмурых здоровяков, чьи внушительные колуны, закинутые на плечо, безошибочно выдавили в смурных мужиках лесорубов.

Словно в противовес подтянутым, почти медвежьим по своему виду дровосекам, в сам город тянулась другая вереница, состоявшая в основном из полнеющих зажиточных крестьян и хуторян, первых экономических жертв имперского вторжения. Авангард этой процессии, которой по приказу барона и предстояло обеспечить полные склады провизии на время предстоящей осады, уже толкался у подъёмного моста. Трое округлых землепашцев, судя по виду уже несколько лет как не бравших в руки никакого сельскохозяйственного инструмента, обходясь трудом батраков, задумчиво чесали затылки, не в силах отбиться от энергичных наскоков худенького интенданта, обнаружившего, очевидно, недостачу.

А шестеро молодых учеников Ордена магов, выстроили напротив невозмутимого и бодрого барона, отчаянно шатаясь и позёвывая.

Тяготы походной и военной жизни несомненно закалили их. Однако в душе эти юноши и девушки всё так же оставались нежными студиозусами, привыкшими подстраиваться под медлительный темп жизни свои престарелых преподавателей. Пусть даже прошлое некоторых из них и сложно было назвать радужным, однако мягкотелые порядки академии всё-таки оставили свою метку на каждом. Увереннее всех держалась, конечно, Марта, в которой до сих пор были живы неистребимые крестьянские привычки, но и она изредка пошатывалась из стороны в сторону, то и дело прикрывая то один, то другой глаз. Из остальных же адреналин недавнего боя, натянутый струной всё время их отступления, выветрился окончательно, чему поспособствовала и первая за много дней ночёвка не под открытым небом. Так что положению их можно было только посочувствовать.

Тем более, что недавно произведённый адъютант барона сержант Брок, горя неофитским рвением, заставил всех выйти на тренировку в полной выкладке, не уточнив правда, что именно он подразумевал под этой самой выкладкой. Именно поэтому у Линда на поясе болталась тонкая дуэльная рапира, польза от которой могла быть только на дворянской дуэли, но никак не на поле боя, а тщедушный Марк то и дело подтягивал лямки походного рюкзака, набитого всякой всячиной.

— Явились… — повторил барон, окатывая своих новых воспитанников ледяным взглядом. — А рюкзаки на кой притащили?

Вопрос обращался к самому интеллигентному и самому неприспособленному к солдатским будням Марку. И тому не оставалось ничего другого, кроме как неуверенно пожать плечами.

— На землю его скинь, — предложил барон. — Он тебе не понадобится.

Марк сомнамбулически снял со спины свою ношу и отбросил её в мокрую траву. Рюкзак с приглушённым лязгом упал в двух шагах от барона.

— Я вижу, что в вас всё-таки имеется некая крупица благоразумности, — обратился барон к магам, — и некоторые из вас при оружии. Прекрасно. Осталось лишь проверить, как хорошо вы умеете им пользоваться. Ты, — он ткнул указательным пальцем в Линда. — Спарринг. Со мной. До первого касания.

Линд испуганно огляделся по сторонам, но наткнувшись на всё такие же недоумевающие и заторможенные взгляды товарищей, вышел из строя. В конце концов, если барон хочет казаться таким неотёсанным солдафоном, лучший способ заслужить его хорошее отношение — это показать ловкость в обращении с оружием. А уж в этом юный сын герцога, практикующийся у лучших наставников королевства, был хорош. Определённо хорош.

С тихим шелестом обнажив оружие, Линд встал в стойку.

Барон, вытаскивая из ножен свой двуручник, уважительно, как показалось юному магу, кивнул.

— Восточная школа? — спросил он. — Очень неплохая школа, очень. Но…

А дальше Линд не понял, что произошло. Барон вдруг резко рванулся вперёд, уводя клинок меча так далеко за спину, что любой учитель фехтования немедленно взвыл бы от ужаса. Линд с выставленной вперёд рапирой постарался было купировать подобный натиск тонким уколом, чтобы ненароком не проткнуть насквозь оппонента, набравшего приличную скорость. Однако барон не дал ему такой возможности. Одним лёгким скачком увернувшись от выпада, он на секунду остановился и широким ударом, используя инерцию, заехал рукоятью меча Линду прямо в подбородок.

Юноша взвыл.

— …но абсолютно бесполезная в реальном бою, — закончил барон, глядя на ошеломлённую шеренгу студентов.

Линд тем временем шипел от боли, стоя на четвереньках и упираясь одной ладонью в прохладную землю, а другой потирая горящую челюсть. Момент падения он не помнил.

— Это нечестно! — шамкая проговорил он, шипя от боли и обиды.

— Неужели? — поинтересовался барон, опуская взгляд на него. — И в чём же бесчестье? Мы договаривались драться до первого касания. Или были ещё какие-то условия.

— Я… я… мы… — запинался Линд, едва гася готовые прорваться сквозь броню самообладания жгучие слёзы. Самое страшное в его унизительном положении было то, что он прекрасно понимал свою ошибку. Они действительно договаривались только об одном касании, а не о соблюдении всего дуэльного кодекса. — Я вообще не понимаю, зачем нам осваивать ближний бой. Мы, чёрт побери, маги. Мы стоим позади всего войска и вражеские…

— Ну, что? — перебил его барон. — Вражеские мечи до вас не дотягиваются? Можно отсидеться за спинами вшивой пехтуры. Что же, посмотрим…

И резко, даже не успев закончить свою фразу, ударил Линда сапогом по животу. Юноша с очередной порцией воплей перекувырнулся на спину, прикрывая ослабшей ладонью место удара. Но барон и не думал заканчивать. Следующий удар, всё той же ногой, пришёлся уже по печени, заставив сын герцога скрутиться калачиком. От гневных криков не осталось и следа. Теперь от Линда доносилось только тоненькое поскуливание и громкое чавканье бесполезно открывающегося рта, силящегося глотнуть хоть каплю воздуха.

— Смотри, я тебя даже мечом не бил, — издевательским тоном произнёс бароном. — Вообще оружием не касался, только ногой. Ну, и где твоя хвалёная магия? Где все эти огненные шары, фиолетовые стрелы?.. Ты даже на ноги самостоятельно подняться не можешь, сосунок.

И наступив ногой на щёку, уперев кожаный каблук в подёргивающуюся скулу, ещё более вкрадчивым тоном продолжил:

— И поэтому от этого самого момента ты будешь делать то, что я скажу. Скажу прыгать — будешь прыгать. Скажу драться — будешь драться. Скажу умереть за нашего обожаемого короля — умрёшь без разговоров, ты меня понял?

Сняв ногу с лица несчастного Линда, обратился уже ко всем.

— Это касается каждого. Вы больше не в академии, молокососы. Ваши наставники, куда более могущественные в своём мастерстве, чем вы, остались под Гетенборгом на корм воронам. В том числе и потому, что какой-то вонючий имперский крестьянин ткнул ржавым копьём им в лицо, отчего мэтрам магии здоровья обычно не прибавляется. Если вы думаете, что ваше счастливое спасение из той бойни автоматически даёт вам иммунитет от такой же позорной кончины, то вы сильно ошибаетесь. И не пытайтесь строить из себя могучих волшебников прямиком из древних мифов. Все вы — лишь недоучки, судя по рассказам виконта Аурденнского, что-то там смыслящие в боевой магии. А у нас в Дарммоле нет своей академии, я — не седовласый магистр магических наук, и потому единственное, чему я могу и буду вас учить, так это как не подохнуть в первые минуты боя. И заодно, если получится, отправить к Богам как можно больше имперцев. Теперь же… Ты, северянин, — он указал на Холька. — Шаг из строя. Посмотрим, на что ты годишься.

И уже не обращая внимания на еле ползущего Линда, пытавшегося хоть как-то убраться подальше от своего обидчика, барон снова обнажил меч.

Хольк же, решив не повторять ошибок своего предшественника, сам рванулся вперёд, уже на ходу доставая одноручный топорик из незаметной поясной петли. Размахивая оружием во все стороны, он безуспешно пытался достать барона, который плавно и совершенно не напрягаясь уходил от его атак. С каждым ударом, со свистом рассекавшим воздух, северянин всё больше распалялся, и под конец боя начал слегка порыкивать.

Однако барон не дал ему шанса окончательно впасть в боевой раж. Одно ловкое движение, почти не замеченное оглушёнными студиозусами, и серебристый топорик отлетает куда-то в сторону, а его недавний обладатель с уханьем падает на задницу, глупо озираясь по сторонам.

— Чуть лучше, — констатировал барон, в отличие от запыхавшегося Холька даже не сбивший дыхание. — Но всё равно плохо. Типичный северянин, ты именно дерёшься, а не сражаешься. Пытаешься забить меня насмерть, словно в трактирной драке. Впадаешь в буйство, не следишь за противником и поэтому допускаешь ошибки. В настоящем бою ты безусловно заберёшь с собой одного или двух, но конец твой всё же будет печален. В любом случае, это намного лучше, чем у нашего девственного высочества, который беззаветно надеется на броню дуэльного кодекса.

Барон специально повысил голос, кося глазами в сторону едва сумевшего подняться на ноги Линда. Тот, под аккомпанемент неуверенных смешков остальных магов, густо покраснел, обнажив стиснутые злобой зубы.

Барон даже подал Хольку руку, помогая встать.

— Как я понимаю, — сказал барон, ни к кому конкретно не обращаясь. — Это лучший результат среди вас. Считай себя командующим этим сбродом. Если тебе так удобнее, то будешь старостой.

Хольк широко ухмыльнулся.

— Почту за честь.

— О, очень на это надеюсь, — ехидно ответил барон. — А теперь встать в строй, пришло время настоящей тренировки. Мечом я каждого из вас научу махать, но позже. Вам пока рано давать в руки оружие, порежетесь. Поэтому, упор лёжа принять. Десять отжиманий. Потом десять подъёмов ног к груди. Затем столько же приседаний и разножек.

И ощетинившись зловещей улыбкой, закончил:

— И так пять раз. Без перерыва. Милые дамы, вам особое приглашение нужно? Я-то ещё могу проявить галантность, однако от имперского солдата её даже последняя шлюха не ждёт. Упор лёжа…

***

— Сука! — выругался Линд, без сил падая на жёсткую кушетку. — Сука! Сука! Сука!

Помещение, которое отрядили для учеников нельзя было назвать роскошным. На самом деле это была бывшая складская комната средней руки купчишки, которого бородатые солдаты барона вежливо попросили убраться куда подальше. Правда, вся вежливость их заключалась в бескомпромиссно сунутой под нос бумажке с приказом, но как молчаливо считали всё те же бородачи, предприниматель должен был радоваться и этому.

Удобств был самый минимум. Шесть коек, две из которых были отгорожены тонкой занавеской и предназначались девушкам. Два комода, сиротливо притулившиеся к белой однотонной стене, с беспорядочно сваленными внутри скромными студенческими пожитками. Отхожее место на улице, во дворе. И вся шестёрка молчаливо благодарила Богов, что за окном сейчас лето, пусть даже окно одно-единственное на всю комнату, под самым потолком и совершенно не спасает от духоты..

Правда, маги были рады и такому положению дел. Койка всё же не тонкая мешковина, что достаточно долго служила единственным препятствием между их усталыми телами и ночной землёй под летними звёздами. К тому же сказывалась крайняя изнеможённость после бешенного темпа тренировки, который задал проклятый барон.

Вот уж действительно, Ужас…

По пыльному деревянному потолку мелко семеня лапками полз одинокий таракан. Но Линд, широко раскрытыми глазами глядя куда-то вверх, даже не замечал его. Мысли его пульсировали где-то далеко, лишь иногда болью в побитой челюсти возвращаясь назад к бренному телу.

— Успокойся, Линд, — лениво и устало протянула Марта, звездой распластавшись на своей койке. — Всем хреново.

Линд слегка повернул голову, намереваясь хоть как-то ответить подруге, однако его быстрым-быстрым треском перебила Луиза, вспотевшая как последняя мышь после занятий и до сих пор не восстановившая дыхание. Откуда только силы на разговор?

Хотя, нельзя сказать, что её причитания так уж сильно раздражали сына герцога. По крайней мере она избавила его от необходимости лишний раз открывать пересушенный рот.

— Это невероятно, — тараторила графская дочка, не теряя, при всём своём возмущении, ни капли извечной заносчивости, — это просто невозможно! Он настоящее чудовище, настоящий монстр. Один из тех, с кем сражались Боги, когда создавали наш мир. Ему, мне кажется, доставляет удовольствие не учить нас, а именно измываться над нами. Я, поверьте мне, знала множество наставников, в том числе и наших, из академии. Но ни один!.. ни один!.. Подумать только, это просто ни в какие рамки.

Линд в ответ на всю эту тираду лишь лениво отвернулся, демонстрируя возмущённой девушке свой очень внимательный затылок. Та, правда, и не думала замечать его презрительной реакции, полностью поглощённая собственными причитаниями. Странно, но Линд, при всей внешней схожести их положений и впечатлений от первого занятия, не стремился оказаться в одной лодке с Луизой. Он прекрасно понимал её возмущение, и, точно так же будучи не в восторге от своего командира, даже разделял их. Но то, в какой манере несостоявшаяся княгиня доносила свои мысли, отбивало всяческую охоту вставать на её сторону.

Чисто из чувства самоуважения. Хотя ещё минуту назад Линд считал, что оно у него осталось лежать где-то там, на пыльном плацу у городских стен.

Спиной он услышал утробное хмыканье Холька, больше похожее на приглушённое рычание какого-то дикого зверя.

— Слабоваты вы, ребятки, — обвинил всех разом и никого в частности северянин. — Барон хороший командир, это сразу видно. И он всё правильно говорит. И вообще, насколько я помню, у вас в стране про него даже песнь сложили. Про обычных воинов не поют.

— Да, но… — вновь оскорбилась Луиза, приложив тонкие ладошки к небольшой аккуратной груди. — Никто не умаляет его заслуги. Он хороший солдат… наверное… по крайней мере, так мой отец говорил. И да, не про каждого баллады складывают. Но в конце концов, я же дама!

— Не, Хольк, козёл он, — вставил своё слово Пьер. — Козёл, поверь мне. Я на улице жил, я знаю, о чём говорю. Таких сразу видишь.

— Я согласна с ворюгой, — оторвав голову от подушки, вмешалась Марта. — Козлина самая натуральная. Когда-то он может и был хорошим солдатом, но глядя на его рожу сразу становится понятно, что те времена давно прошли. И поэтому ему ничего не остаётся, кроме как вымещать собственную злость на вот таких, как мы. А ещё я очень надеюсь, что обороной командовать всё же будет не он, а виконт. Просто потому что иначе мы все в глубокой жопе.

— Поддерживаю, — это уже Марк, как всегда спокойный и сдержанный. — Я немного изучал историю, и знаю, что случилось во время прошлой битвы при Гетенборге. Он своё прозвище не зря носит. Барон из тех, кто презирает хитрости и стратегию, вся его военная мысль укладывается в одну доктрину: при напролом и умри за короля. Я бы очень серьёзно задумалась над нашим положением, друзья. Возможно, стоит обдумать… альтернативы.

— Предлагаешь дать дёру? — подхватил мысль на лету Пьер.

— Можно сказать и так, — согласился Марк. — Дать дёру. Пока имперцы не обложили нас здесь, словно сельдь в бочке.

И снова утробный рык северянина.

— Вы вообще ничего не понимаете…

Линд вдруг очень захотел включиться в дискуссию, что-то сказать и привести самые жаркие аргументы, на которые только было способно его униженное достоинство. Желание это было настолько сильным, что он, превозмогая усталость и дремоту, которая накатила на него под размерный гул голосов однокашников, даже резко рванул голову в сторону, желания повернуться, распахнуть прикрытые буквально на секунду глаза…

Правда в этот же самый момент Линд незаметно провалился в глубокий сон.

***

— Ещё раз, — устало вздохнул барон, обращаясь к стражнику, — как он выглядел?

— Да никак, вашбродь, — по-бычьи гудя и утирая грязный нос кольчужным рукавом, ответил стражник. — Кольчуга, меч короткий. Лысый. Накидка серая. Да тут такие толпами бродят, шо мне, запоминать шоле?

Барон раздражённо потёр лоб костяшкой указательного пальца/ Мало было ему проблем и забот, теперь судьба-злодейка подкинула ещё и этого идиота.

Сержант, прямой командир непутёвого стражника стоял чуть позади барона и неловко переминался с ноги на ногу. Себя лично он виноватым не чувствовал, он всего лишь выполнял прямой приказ, но от барона в данный момент исходила такая волна злобы, что умудрённый жизнью солдат благоразумно решил оставить свои замечания при себе, ожидая вердикта начальства.

А у барона в груди клокотали молнии.

— Значит так, — сурово произнёс он, обращаясь к сержанту. — Вы понимаете всю возложенную на вас ответственность?

— Так точно, ваше благородие, — громыхнул солдат. — На мой отряд возложена задача охранять механизм подъёмного моста и воротной решётки, чтобы… э-э-э… чтобы не допускать врагов!

Под конец речи, в которой явно сквозила попытка процитировать долгий и витиеватый приказ кого-то куда более образованного, несчастный вояка сильно замялся.

— Я его дополняю, — барон, однако, не обратил внимания на неловкость сержанта. — Теперь любого, слышите, любого! кто попробует что-то вызнать о подъёмном механизме, расписании караулов или численности отряда немедленно задерживать. То же самое касается тех, кто попробует подняться на стену без соответствующего предписания от старших офицеров. Задерживать и доставлять лично мне. Притом незамедлительно. Вам всё понятно, сержант?

— Так точно, ваше благородие! — рявкнул сержант, радуясь, что его, похоже, карать не будут.

— Отлично.

Раздражённо покинув тесную караулку в одной из крепостных башен, барон в сердцах сплюнул.

Наверное, этого всё-таки стоило ожидать.

Слава Богам, подготовка к осаде шла в целом удовлетворительно. Конечно, барон жаждал ещё больше ускорить темпы, жаждал увеличить вырубку леса, забить доверху амбары (а то и заложить парочку новых), выкопать новые колодцы, обучить ещё с сотни две рекрутов из местного населения, но… Но всё-таки какая-то рациональная его часть говорила о том, что это попросту невозможно. Он и так делал всё, что возможно. Городской магистрат зажал свои павлиньи хвосты, распущенные всеми цветами радуги в мирное время, между ног и безропотно подписывал указы, диктуемые бароном. Во многом этому способствовали солдаты из его личных Чёрных полков, денно и нощно несущих вахту в городской ратуше и контролирующих управленческие процессы остриями своих алебард. Крестьяне исправно сдавали излишки, готовясь потихоньку подтягивать пояса и перебираться поближе к городским стенам, а то и за них. Ремесленные мастерские шипели и грохотали днями на пролёт, готовя продукцию на нужды города.

И всё-таки барон был недоволен. Та максималистская часть его естества, которую он воспитывал в себе с того самого момента, как диким рёвом отдал свой первый приказ о наступлении десять лет назад, никак не могла успокоиться. Он должен делать лучше. Он должен делать больше. Просто потому что иначе — конец всему. Потому что с тем неутешительным соотношением сил, которое он вынужден был принимать во внимание, сделать просто «хорошо» было недостаточно.

Нужно было сделать невозможное.

И странно было бы ожидать, что при таком подходе в городе не объявятся имперские шпионы.

Барон протёр замыленные глаза тыльной стороной ладони. Недосып уже начинал потихоньку сказываться, однако командующий надеялся, что запаса его прочности хватит ещё минимум на две недели. Как раз до того момента, когда имперцы (барон рассчитывал на худшее) смогут форсировать Вороний перевал. Дальше же ему придётся полагаться только на внутренние резервы своего организма, которых, как прекрасно знал командующий, у него было предостаточно. Иначе для мужчины в его годах, в самом расцвете сил, быть и не может.

По крайней мере, он очень хотел на это надеяться.

***

— Руку крепче держи, руку! — брызжа слюной, и аж трясясь от педагогического нетерпения, орал барон. — О Боги, ну что ты как баба?!

Марта, к которой и было обращено это гневное воззвание, даже на секунду отвлеклась, недоумевающе глядя на барона, из-за чего и пропустила лёгкий, почти незаметный укол от наседавшего на неё Пьера.

— Так, — не выдержал барон. — Отставить.

Спарринги тут же прекратились. Все шестеро магов, разбитые по парам и неуклюже пляшущие с короткими тренировочными клинками вокруг друг друга, растеряно глядели на своего преподавателя. Запас сил у многих ещё не перевалил даже за середину и, насколько они успели изучить своего учителя, означало это для них только одно. Что настоящая тренировка ещё даже не началась.

За неделю, прошедшую с их первого занятия, многое успело измениться. Расплывчатый строй крестьян, тянущий в крепость провиант, стал ещё объёмнее и всё громче начинал роптать, когда на рассвете интенданты озвучивали новую норму, растущую, кажется, даже не по дням, а по часам. Бригады лесорубов теперь делали свои рабочие вылазки всё чаще, и всё дальше уходили от стен Дарммола, так как опушка леса уже уныло лысела свежими пеньками. Появился и совершенно новый элемент в окружавшем молодых магов пейзаже: теперь вдалеке, чуть отойдя от Главных ворот, пыхтел строй рекрутов-новобранцев, которых гоняли до седьмого пота суровые солдаты барона.

Город усиленно готовился к осаде, всем своим муравьиным чувством понимая, что с каждой минутой времени становится всё меньше.

Это понимала и шестёрка, чью подготовку барон контролировал лично. Конечно, всё так же раздавались возгласы ненависти в их общей комнате, всё так же яростно блестели глаза, когда в руках не оставалось сил на очередное бесконечное отжимание, всё так же устало звенели короткие мечи, которыми барон, не слушая никаких возражений, снабдил каждого. Но даже в этом беспросветном ребяческом кошмаре начала брезжить тень порядка. Жуткие упражнения, длившиеся всю неделю, подтянули и закалили всех, не считая слабых звеньев по типу окончательно поникшей духом Луизы. Но даже на фоне бесконечного её нытья, ежедневно зудевшего в их комнате, прогресс был более чем заметен. Всем, кроме них самих, всё так же превозмогавших утреннюю нестерпимую боль в мышцах и едва продирая невыспавшиеся глаза.

— Я сказал: отставить! — ещё раз проорал барон, краем глаза замечая выпад стоявшего вдалеке Линда, которым он надеялся поразить-таки неприступного Холька. — Герцогская невинность, тебе третий раз повторить? За глухоту помнишь, что у нас бывает?

Линд, за своё демонстративное пренебрежение приказами барона отмотавший уже не один круг вокруг городских стен, посчитал за лучшее подчиниться. В разминочном кроссе ему пришлось тащить на себе беспомощную Луизу, так что к обеду он порядком подустал и сил на очередное бессмысленное сопротивление у него не осталось.

Рапира, которую он упрямо предпочёл выданному мечу, с тихим шелестом вошла в ножны.

— Предавшись вчера вечером размышлениям, — саркастически начал барон, — которые возникли у меня не иначе как от безделья, я вынес вердикт. И вердикт этот для вас страшен. Никто из вас, бездарей, не станет за столь короткий срок, отведённым нам, хорошим бойцом. Это касается и Линда с Хольком, что бы они там о себе не думали. Это невероятно печальное стечение обстоятельств для всех вас, и я знаю, вы огорчены. Но это не повод прерывать тренировки с мечом, даже не надейтесь. Это повод сместить приоритеты.

И с ехидной улыбкой скомандовал:

— Стройся!

Маги, наученные тяжким опытом (заключавшимся, в основном, всё в том же бесконечном беге), моментально образовали более-менее стройную шеренгу.

А барон молча ходил мимо строя широкими шагами, изредка останавливаясь напротив то одного, то другого студиозуса и задумчиво глядя ему прямо в глаза.

Спустя три минуты молчаливого стояния, получившие неожиданный перерыв маги, начали потихоньку скучать.

Марта как раз потянулась к отчаянно чешущемуся носику, как вдруг в ушах набатом проревел голос барона:

— Противник с тыла! Огненными шарами залп!

И началась неразбериха.

Марта, уже занёсшая руку, от неожиданности круто развернулась на носках, с замаха заехав барону ладонью по щеке и даже не заметив этого. Марк, в то время задравший затёкшую ногу, повалился на землю от случайного толчка Холька, стоявшего к нему почти вплотную. А Луиза, видимо просто не ожидавшая столь резкого приказа, от испуга слегка присела и, не удержавшись на подкосившихся ногах, с громким писком рухнула в песок, подняв тучку пыли.

Нормально атаковать невидимого противника по итогу получилось только у ошалевших Линда, Марты и Холька.

Три небольших по диаметру огненных шара метеорами пронеслись по параллельной земле линии и, чутка не долетев до опушки леса, с громкими хлопками разорвались, оставив после себя кучу искр. Со стороны опушки, где трудились молчаливые дровосеки, моментально донёсся удивлённый матерный гул.

— Так, — задумчиво произнёс барон. — Это что сейчас было?

Ответом ему было стыдливое молчание.

— Я вас спрашиваю, суки дети, это что было?! — разъярился барон. — Вы что, совсем охренели?! Нет, я прекрасно понимаю, что вы не солдаты и бегать по несколько миль с мечами наголо вам не к лицу. Но вы даже банально запустить свои магические игрушки во врага не можете. Врага этого самого ещё даже на горизонте нет, а у вас же половина отряда в грязи лежит! Какого хрена, я вас спрашиваю?!

— Ваше… — начала было Линд, но барон даже не собирался его слушать.

— Отставить «ваше»! Что ты там блеешь? Какого чёрта ты вообще рот раскрываешь?! Я давал тебе разрешение говорить? Вот закрой и молчи! Я ещё раз спрашиваю, что это такое сейчас было?..

— Барон, — неожиданно ледяным тоном вновь заговорил Линд. — Довожу до вашего сведения, что маги не сражаются в плотном строю. Мало того, им это строго противопоказано. Многие заклинания требуют сложных и занимающих большой объём пространства пассов, что безусловно будет создавать определённые трудности находящимся рядом товарищам. Мы не можем так сражаться, стоя плечом к плечу. Если, конечно, вы не хотите использовать нас, как пехоту.

Это замечание неожиданно отрезвило барона. Он прервал свою гневную тираду и глубоко задумался, приложив кулак к подбородку. Если бы Гильема Рейкландского в тот момент кто-то осмелился спросить, чего в его задумчивости было больше: звериного почтения перед тем, кто умеет и имеет храбрость так говорить, или всё же логики и здравого смысла, он тотчас бы рассёк смельчака напополам, от уха до пояса. Но, слава Богам, в округе не было ни одного человека, настолько безрассудного. Барон хотел обойтись без человеческих жертв. До поры до времени.

И всё же, герцогская кровь сказывается не только в отрицательную сторону, подумал про себя командующий. Парень далёко пойдёт, если выкинет из головы всю эту аристократическую дурь.

— Ладно, — оторвавшись от собственных размышлений и решив для себя, что заставила его прерваться всё же здравость рассуждений, произнёс барон. — Замечание принимается. Есть ещё что-то, о чём мне нужно знать?

— Вы неправильно отдали приказ, — с лёгкой улыбкой на лице ответил Линд.

— Не понял?..

— «Огненными шарами залп», — пояснил сын герцога. — У каждого из нас совершенно разные способности, барон. Это не значит, что кто-то из нас слабее, а кто-то сильнее, нет. Это значит только то, что все мы развиваемся в разных направлениях. Пьер, например, совершенно не владеет магией огня, зато неплохо управляется с водой и льдом.

Пьер, улыбаясь во всю ширь, согласно кивнул в подтверждение слов однокашника.

— Марта, — продолжил Линд, — тоже не сильна в этой стихии, однако мало кто может превзойти её в заклинаниях арканы, которые затрагивают саму суть магии. Фиолетовые стрелы, наверняка знаете?

Марта, слегка улыбнувшись, тут же смущённо потупила взгляд, внимательно разглядывая ботинки Холька, стоявшего от неё по правую руку.

— Поэтому, когда вы отдаёте приказ швырять во врага огненными шарами, вы только снижаете нашу эффективность. Указывайте само направление, а дальше мы сами разберёмся, — закончил юноша.

Барон уважительно хмыкнул.

— Хорошо. Я тебя услышал. Давай тогда попробуем по-другому. Отряд, слушай мою команду… Построиться лесенкой!

И ловя недоумённые взгляды всей шестёрки, вкрадчиво продолжил:

— А чего застыли-то? Давайте, рассредотачивайтесь. Марк, — обратился он к магу, стоявшему по левую руку от крайнего в строю Пьера, — два шага в сторону. Это и остальных касается, давайте, давайте. Так. А теперь каждый должен сделать на один шаг назад больше, чем ваш сосед справа. Пьер, ты на месте. Вот, уже лучше.

По итогу, когда все перестановки были завершены, строй и впрямь стал напоминать косую линию, вытянувшуюся к северо-востоку. Молодые маги удивлённо крутились на месте и делали широкие взмахи руками, будто репетируя боевые пассы и радуясь свободе от зажимавших по бокам потных тел товарищей.

— А теперь… — медленно и с наслаждением начал барон. — Враг слева!

И тут же, моментально, в сторону понёсся сонм из огненных шаров, фиолетовых стрел, внушительных комков земли и ледяных осколков, непонятно как материализовавшихся посреди летнего полудня.

— Справа!

Ещё один залп.

— С тыла!..

И ещё один…

На лице барона плясал удовлетворённый оскал.

***

— Барон, — обратился к нему Линд, отфыркиваясь после тренировки.

— Чего тебе? — спросил командующий, нехотя отрываясь от срочного доклада адъютанта.

— У меня к вам просьба. Точнее сразу две.

— Излагай.

— Обеспечьте нас вином, — не моргнув глазом попросил Линд. — Желательно красным и не перегорелым.

Барон аж опешил. Его густые брови разом прыгнули наверх, а глаза приобрели такое злостное выражение, какое не сулит просящему ничего хорошего.

— Вино-о-ом? — сжав зубы протянул барон. — А ещё чего тебе надо? Может бабу рыжую, а? Знаешь что, папенькин сынок, я понимаю, что за королевский счёт ликвидировать собственные недостатки всегда почётно, но ты…

— Вы не поняли, — хладнокровно продолжил Линд тем же ледяным тоном, которым осаживал барона с час назад. — Мы все истощены после тренировки. Истощены не столько физически, сколько в магическом плане. Подобное занятие мы теперь сможем провести не раньше, чем через сутки. А то и через двое. Если хотите, чтобы завтра мы были способны тренироваться, предоставьте нам вина. И именно красного. Оно лучше всего восстанавливает такого рода энергию.

— Хм, — задумчиво промычал барон. — Я даже что-то такое слышал… Ладно, будет. Но это первая просьба. А вторая?

— Я требую спарринг, — широко улыбнулся Линд, обнажая шпагу.

Брови барона, ещё недавно, казалось, достигшие своей максимальной высоты, взлетели ещё выше.

— Мальчик, ты уверен? — спросил командующий. — Мне кажется, в прошлый раз я наглядно тебе показал кто ты, и чего стоишь в бою.

— Уверен, — ответил Линд с неизменной улыбкой. — Обнажите оружие, барон. Условия те же, до первого касания.

Адъютант, стоящий за плечом барона, попытался было вмешаться, чуть подавшись вперёд, однако барон, не оглядываясь, подал ему однозначный указ взмахом кисти.

Не лезь.

Вокруг Линда уже начало собираться полукольцо зрителей, ещё недавно пыхтевших вместе с ним во время занятия. На лицах каждого из его товарищей отражалась та самая бледно-синеватая тень, которая бывает у всех магов после магического истощения. Но всех их, потных и во всех смыслах уставших, приманила к двум оппонентам чутко услышанная фраза про вино. Дуэль, готовая вот-вот развернуться на их глазах, а так же последующее и непременное поражение Линда были лишь приятным дополнением.

— Ну, давай, — согласился барон, довольно расправляя плечи. — Посмотрим, чему ты научился за это время.

Линду повторять дважды не нужно было. Он уже стоял в свободной и расслабленной стойке, наблюдая за тем, как барон обнажает свой внушительный двуручник. На секунду задумавшись, Линд тоже потянулся к правому боку, на котором у него висел короткий меч, выданный командующим. Не смотря на все протесты юного герцога, барон так и не позволил ему его снять, обходясь лишь рапирой, а все возражения купировал своими любимыми кругами вокруг стен.

Но сейчас Линд был ему благодарён.

— Решил стать обоеруким бойцом? — ехидно спросил барон. — Брось, ты и с одной-то рукой неважно обращаешься.

Линд никак не ответил на подкол. Он, держа рапиру в чуть согнутой правой руке и широко отведя назад руку с мечом, мелкими шагами начал приближаться к барону.

Барон нахмурился, глядя на необычное спокойствие своего подопечного. Поудобнее перехватив меч и отведя его вправо, подготавливая для замаха, барон начал медленно обходить своего соперника сбоку, постепенно сокращая дистанцию и стараясь закрутить своего оппонента, открыв его левую, почти незащищённую сторону.

И вдруг заметил на лице Линда торжествующую ухмылку.

Барон не увидел, как юный аристократ, отведя левую руку чуть назад и удерживая меч только большим и указательным пальцами, сделал быстрый и сложный пасс рукой. Зато командующий, моргнув в самый неподходящий момент, вдруг увидел, как количество Линдов вдруг резко увеличилось.

Вместо одного заносчивого сына герцога, перед ним стояло двое, притом абсолютно идентичных. Несущихся, к тому же, прямо на него с вполне ясными мотивами.

Барон среагировал молниеносно. Выставив правую ногу вперёд, и получив уверенную точку опоры, командующий перехватил меч плашмя. И ударил. Клинок, описав широкую и воющую дугу, прошёл, не встретив сопротивления, сквозь правого Линда, и ощутимо ударился в блок левого. Юный маг отлетел на пару шагов, упав спиной на землю.

Морок рассеялся.

Линд, шипя от боли, перекатывался то на один бок, то на другой, растирая рукой горящие огнём рёбра.

И сильно удивился, увидев перед собой протянутую руку барона.

— Очень неплохо, — услышал он, принимая помощь. — Хороший трюк. С любым другим бойцом вполне мог бы и сработать. Понял, в чём твоя ошибка?

Линд растеряно покачал головой, всё ещё морщась от боли. Он был готов к очередному потоку ругани и издевательств, переплетённых, возможно, с избиением. Но никак не протянутой руки и спокойного, даже чуть похвального пояснения.

— Ты напал на бойца с двуручником. Подобным оружием не фехтуют, Линд, — пояснил барон, придерживая мага за плечо, — им бьют. Разные приёмы и финты возможны только тогда, когда напротив тебя солдат с точно такой же оглоблей. Тогда да, в таком случае за поединком двух двуручников невероятно интересно наблюдать. Ты постарался меня запутать, это правильно. Но и мне не нужно было понимать, где именно находишься настоящий ты. Я просто ударил по широкой дуге, и поверь, нанеси я удар не боковиной меча, ты бы уже истёк кровью.

Линд обессилено кивнул, едва находя в себе силы, чтобы раз за разом поднимать усталую голову и удивлённо смотреть на барона. Он настолько привык к издевательскому отношению, что сейчас ему было невероятно странно слышать в голосе этого изверга не поучительно-ехидные нотки, но самую настоящую обеспокоенность учителя, страстно желающего, чтобы ученик по-настоящему понял тему.

— В любом случае, — неожиданно возвращаясь к своему саркастичному амплуа, произнёс барон, — нашему девственному величеству удалось сегодня неплохо меня удивить. Я считаю, это успех. И мой, как учителя, и его, как ученика. Кто-то хочет с этим поспорить?

Линд обернулся к полукругу своих товарищей, ожидая вновь услышать ехидные смешки от излюбленной шутки барона, неизменно вызывающий у всех как минимум улыбку. Конечно, целого будущего герцога с грязью смешивают, как тут не смеяться. Особенно при том условии, что этот самый герцог ничего тебе сделать не может.

Но Линд ошибся. Никто не смеялся. Весь полукруг в гробовом молчании неотрывно смотрел на него.

А в глазах молодых магов играла неуверенная, но уже явственно проступающая надежда на успех.

***

Грязно-серая льняная авоська, доверху забитая мелкими камнями и накрепко привязанная к длинному деревянному шесту, с грохотом и скрежетом рванулась вверх. Противовес, представляющий из себя массивный ящик, доверху набитый здоровенными цементными блоками, с уханьем упал, описав широкую дугу и прошуршав своим днищем по мостовой.

— Ну вот, ваше благородие, — подобострастно закивал подошедший мелкими шагами к барону инженер. — Выстрел произведён, всё исправно. Осталось только дождаться наблюдателя со стены.

Барон, не сочтя нужным ответить на лизоблюдство инженера, смущённо мнущего завязки своего желтоватого фартука, отвлечённо кивнул. Взгляд его был устремлён куда-то вдаль, на черепичную вершину конуса крепостной башни. Пока наводчик зафиксирует попадание, пока спустится со стены, пока проскачет весь город насквозь, в ремесленный квартал, где и находился требушет…

Долго. Непозволительно долго. Это орудие нужно за сегодня пристрелять, чего бы это не стоило. А лучше — ещё успеть захватить и второе, расположенное в южной части города, прямиком в купеческом квартале. Оно вроде нормальное, вчерашние стрельбы показали неплохой результат, но на предельную дальность пуски всё-таки не производились.

Непорядок.

Барон, скрестив руки за спиной, задумчиво прохаживался из стороны в сторону, буравя взглядом мостовую. Ещё неделю назад он, злобно стоящий на выходе из караулки, готов был с натяжкой признать темпы подготовки удовлетворительными. Но не сегодня. Сегодня ему казалось, что всё летит в бездну, горит синим пламенем, рушится и разваливается прямо у него в руках.

Ранним утром прибыл гонец от виконта. Замыленный кавалерист ввалился в спальню барона как раз в тот момент, когда уставший и уже давно не брившийся командующий замер напротив деревянного таза с холодной водой, рассматривая своё отёкшее отражение и примериваясь лезвием бритвы к щетинистому подбородку.

Иногда барону казалось, что этот мир был намного лучше, если бы дурные вести просто-напросто не доходили до адресата. Если бы высшая воля, провидение, а то и сами Боги своей карающей рукой наказывали людей, несущих сообщения о провалах и неудачах. Мало ли способов: оползни, разбойники, наводнения, банальные удары молний, в конце-то концов?

Но барон прекрасно понимал, что это не больше, чем самообман.

Ветры утихали. Вчера над Вороньим перевалом весь день была ясная погода, ни облачка. К счастью для защитников королевства, к вечеру буря налетела вновь, и барону лишь оставалось надеяться, что имперский авангард, ломанувшийся в пролом, попался в эту природную ловушку. Правда, серьёзных иллюзий на этот счёт он не строил.

Времени с каждым днём становилось всё меньше. Неумолимое грядущее, перед которым ни у него, ни у любого другого защитника Дарммола не было никаких шансов устоять, всё сильнее и сильнее стучалось в дверь. Вскоре знаменитые бури Вороньего перевала стихнут окончательно, и им не останется ничего другого, кроме как предстать перед сокрушающей мощью имперской армии.

— Ваше благородие!.. — вывел барона из размышлений чей-то запыхавшийся окрик.

— Да, слушаю, — ответил он, окидывая взглядом тяжело дышащего наводчика.

— Мимо, ваше благородие, — отрапортовал тот. — Цель не поражена. Высоко взяли.

— Понял, — кивнул барон. — Возвращайся на пост…

И не дожидаясь уставной отдачи чести, повернулся к инженеру и его команде рабочих.

— Откалибровать базу на пять градусов ниже…

Будь он проклят, если уйдёт отсюда без пристрелянного орудия. Даже если для этого необходимо загонять этого недоучку до кровавого пота, он, Гильем Рейкландский, сделает это не смотря ни на какие просьбы и мольбы.

И хорошо было бы ещё и третий требушет успеть заложить. А то с двумя совсем не дело…

***

— Сегодня, мои золотые, у нас с вами особое занятие. Возможно, самое лёгкое из всех, что у вас были…

Барон вальяжно прохаживался перед строем учеников. В отличие от первых дней, когда шеренга представляла из себя громко зевающее и шатающееся нечто, сейчас перед ним стоял вполне ровный и подтянутый рядок. Лица магов серели в робком предрассветном свете, отдавая неживой трупной белизной. Но барон, внимательно вглядываясь в повзрослевшие за это недолгое время глаза, надеялся, что это ему лишь кажется.

Если бы командующий давным-давно не разуверился в Богах, он наверняка бы помолился.

— Никакого бега, никаких отжиманий, и даже никакого спарринга. Кто что намного более интересное. Гляньте-ка вот туда…

Словно по команде шестеро голов разом повернулись в направлении, указанном толстым пальцем барона. Как раз в ту сторону, в которой размеренно шагали семеро всадников, с громким цоканьем копыт пересекавшие подъёмный мост. Все кавалеристы, в пику лёгким налётчикам виконта, к которым маги успели привыкнуть за время своего отступления, были закованы в латы с ног до головы, подставляя утреннему ветру лишь верхнюю открытую часть лица.

В руках каждого всадника отчётливо виднелась тёмная на фоне рассвета, длинная прямая пика.

— Это ваши сегодняшние напарники по тренировке, — продолжал барон. — Семеро тяжелых всадников из эскадрона барона Никсонского, моего давнего товарища. Мы таких солдат зовём барабанщиками за грохот, который от них раздаётся на поле боя. Бедняжки потеряли своих коней во время сражения и поэтому вынуждены были всё отступление прошагать пешком, словно грёбаная пехтура. Но сейчас парни получили замену своим погибшим лошадям и нетерпеливо ждут новой схватки. Я решил немного подогреть их кровь. А заодно и вашу.

Всадники, за время речи барона окончательно сблизившиеся с магами, встали чуть в отдалении, выстроившись неглубоким клином. Марк, стоящий ближе всех к кавалеристам, внимательно разглядывал их обмундирование. Помимо элементов доспехов всех мастей, в которых юный ученик не разбирался от слова совсем, скреплённых между собой многочисленными ремешками и заклёпками, он сумел разглядеть, что те длинные пики, которые он заметил ещё на подходе, являлись совсем не тем, чем казались на первый взгляд. При ближайшем осмотре оказалось, что всадники держат в руках не длинное копье, но гладкий и отполированный брус, с затупленным плоским концом.

— Хольк, — произнёс барон, обращаясь к северянину, — как ты прекрасно помнишь, на нашей самой первой тренировке я назначил тебя командиром отряда. И, к твоему разочарованию, так ни разу и не предоставил возможность воспользоваться полученной властью. Что же, исправляю свою ошибку. Сейчас вот эти господа отъедут от нас на расстояние примерно в сотню шагов, и по моей команде возьмут разгон. А тебе, Хольк, как отцу-командиру придётся очень быстро сообразить и отразить кавалерийский натиск. Только Богами заклинаю, бить по ним не сильно. Я прекрасно знаю, на что способны ваши боевые штучки, так что убавьте их силу до минимума. Так, чтобы доспехи только поцарапало. Это, конечно, крепкие парни, но против ледяной стрелы, насколько я понимаю, лекарств ещё не придумали. Задание понятно?

Хольк довольно кивнул. Его обнажённые на мгновение зубы зловеще сверкнули в предрассветной мгле.

— Отлично, — удовлетворился этим барон и полез за пазуху, одновременно раздавая приказы. — Лейтенант Аарон, вы всё слышали. Занимайте позицию и следите за мной. Как только я махнул вот этим платком, — барон потряс перед своим лицом какой-то блеклой тряпкой, — начинайте атаку. Только не повредите мне магов, слышите? Им ещё воевать.

Здоровенный блондин с внушительной шевелюрой, выделяющий своим телосложением даже на фоне остальных, не сильно маленьких всадников, коротко кивнул и, с силой пришпорив коня, точно такое же флегматичное животное, как и его хозяин, развернулся по направлению к лесу. Его отряд отправился следом.

— Хольк, твой звёздный час, — обратился барон к северянину. — Командуй.

И убедившись, что всадники заняли позицию, махнул платком.

— Рассредоточиться! — заорал Хольк. — В одну линию!

А вдалеке уже раздавался громовой грохот копыт. Всадники набирали скорость, поднимая клубы пыли.

Сто шагов, восемьдесят, пятьдесят…

— Обнажить оружие!

Недоумённые взгляды на своего командира. Злобная гримаса на лице Линда, раздражённо вытаскивающего рапиру, но одновременно с этим замечающего безнадёжность положения. Сильный прыжок в сторону и сын герцога колбаской катится по земле, стараясь уйти из зоны поражения копыт боевых коней. Ошалевшая мордочка Марты, вертящаяся из стороны в сторону, ожидая продолжения глупого приказа. И невероятный ужас на лице Луизы, выплёскивающийся диким криком из широко раскрытого рта и приложенных к щекам ладоней.

Всадники всё ближе. Широкие ноздри их лошадей, не смотря на утреннюю темень, уже отчётливо видны каждому. Учебные пики грозно наклонены, целятся в грудь каждому из магов, и лишь Линд, уже поднявшийся на ноги где-то чуть сбоку, делает отчаянные пассы руками. Один маленький огненный шарик, не больше горошины, но отчётливо видный посреди немого и страшного пейзажа. Очень небольшое заклятие, совсем слабое, только чтобы обозначить попадание, снопом искр рассыпается от удара о доспех ближайшего к сыну герцога кавалериста. Кажется, это и был тот самый лейтенант Аарон.

— Стоять! — дико ревёт барон. — Стоять!

Удила с силой впиваются в беззащитные щёки коней щёки. Животные с диким ржанием, почти переходящим в отчаянный крик, встают на дыбы, зарываясь копытами в землю и едва не сбрасывая своих всадников. Но, тем не менее, останавливаются, прямо перед носом Пьера, перебирая в воздухе мускулистыми ногами, но останавливаются. А деревянный кончик пики, поднимающийся и опускающийся в такт дыханию кавалериста, лёгонько постукивает по плечу, словно шепча:

«Ты убит…»

Дикий вой Луизы, завалившейся от страха на спину, перемешивается с полным ужаса рыданием, размазывается обидными слезами по запыленным щекам. Неприятный девичий вопль несётся над тренировочным полем, достаёт до опушки леса, до извечных караульных у ворот. И никак не хочет прекращаться.

— Хольк, ты отстранён от командования! — орёт барон, перекрикивая даже плач Луизы. — Чем ты, чёрт тебя дери, вообще думал. Это что такое за команда? «Обнажить оружие»?! Против кого, против тяжелобронированных всадников? У тебя в голове мозги вообще есть, или там просто насрано?!

— Погибнуть в бою — есть высшая честь, — со всем северным стоицизмом, на который, кажется, вообще был способен, ответил Хольк.

— Высшая честь?! — ещё больше разъярился барон, подлетая к северянину и хватая того за грудки. — Высшая честь?! Сюда посмотри, посмотри, — широким жестом барон указал на стоявших по бокам магов. — Они все мертвы, мёрт-вы-е они! Все свои одногруппники, все товарищи, твои, лично твои, слышишь, подчинённые. И только ты виноват в их смерти. Ты отдал идиотский приказ. Ты сейчас одним махом лишил Дарммол всей магической поддержки. Поэтому вы, северяне, и дохните как мухи в ваших налётах. Думаете потому что жопой, а не головой. Возьми честь свою, идиотина, да подотрись ей, она сейчас нахер никому не нужна. Нам нужно победить, и если для этого придётся жульничать, поверь, мы будем бить в спину. И не только в спину… Боги, да успокойте её кто-нибудь!

А это уже адресовалось Луизе, которая всё никак не могла прекратить истерику. Вокруг неё уже ужами вились Марта с Марком, стараясь хоть как-то угомонить бедняжку.

Подойдя к графской дочке, барон одним рывком поднял её на ноги и от всей души отхлестал по щекам.

— Дура, — немногословно бросил он, буквально отшвыривая девушку в руки едва успевших среагировать Марка и Марты.

— Таких неучей нужно драть, как последних коз, — продолжал бушевать барон. — Бараны, ни черта не понимаете. «Честь, честь», — одно блеяние. Построиться, живо. Пятьдесят отжиманий, всем!

Шестёрка магов, понуро встав в шеренгу, приняла упор лёжа, начав уже привычно пыхтеть, сгибая и разгибая локти. Барон махнул рукой, давая всадникам знак, что те свободны. Кавалеристы, не заставив себя упрашивать, равнодушно развернулись и направились к воротам.

И только Линд, отжимаясь, не смотрел в упрямую землю, как все остальные его однокашники. Глаза его внимательно глядели на барона, с суровой миной наблюдавшего за экзекуцией.

Просто потому то кажется он был единственным, кто заметил внимательный взгляд барона, направленный во время распекания Холька именно на герцогского сына.

***

Это было выше её сил.

Боги совершили ужасную ошибку, когда решили, что её место среди боевых магов. И если всемогущие создатели этого несчастного мира могут совершать ошибки, то что уж говорить про неё, несчастную и одинокую девушку, которую вербовщики академии выдернули из комфорта родного дома, из ухода гувернанток и сытных обедов.

А она, дурочка, вся расцветала. Представляла себя воительницей, как на древних гравюрах, завораживающей и опасной. Плетущей могущественные заклятия, сжигающие целые армии и стирающие в пыль города. И конечно, красавцев-кавалеров, падающих к её ногам и умоляющих о хотя бы одном взгляде, большего они недостойны.

Кто же мог предсказать, что валяться в ногах придётся ей самой. А мучитель её ни капли не будет походить на принца из баллады.

Больше она не могла этого терпеть.

Аккуратная ножка с такой неестественно натёртой мозолью неслышно выскользнула из-под тонкого одеяла и опустилась на холодный дощатый пол их общей спальни. Какой ужас, какой стыд. Все спят вповалку, а от мужчин она отделена тонко тоненькой занавеской, на которую во время её вечернего переодевания наверняка пялятся во все глаза и этот чумной северянин, и склизкий ворюга.

Марте-то всё равно, она в своём крестьянском доме к такому привыкла. Вот и сейчас спит без задних ног, из приоткрытого рта тянется по подушке тонкая ниточка противной слюны.

Она, дочь самого графа, не должна здесь находиться. Не может, просто больше не может. Хватит с неё и истязаний барона, и его оскорблений, и потного душного помещения, в которое они все каждый день вваливаются без сил.

Кожаная мантия Луизы бесшумно легла девушке на плечи. Сапожки не грохнули невысокими каблуками об пол. Уже всё готово. Уже вот-вот. Сейчас она соберётся и выскользнет за дверь. Караула у них в доме нет, никто её остановить не сможет. Дальше — мышкой проскользнуть по ночным улицам, прямо к стене. Дуболом-стражник не посмеет её остановить, в конце концов она маг, а он — никто. Деревенщина с копьём.

После этого останется лишь привязать давно заготовленную верёвку к зубцу крепостной стены и спуститься вниз. Да, это тяжело, да, спасительная верёвка будет нещадно жечь руки, но она справится. Она сильная девушка, не зря же этот садист-барон гонял её две недели подряд.

А потом — свобода. И гори огнём этот Дарммол, гори огнём эта война и эта осада. Она пойдёт обратно, она вернётся домой, к отцу и матери, и больше никогда, о Боги, никогда не свяжется с магией. Никогда снова.

План идеален. Что может пойти не так?

***

— Так, так, так, — задумчиво произнёс барон, стоя в одних кальсонах и рубахе на главной площади города и глядя на зарёванную Луизу, которую крепко держали два заросших щетиной солдата. — Очень интересно.

Изумлённый полукруг остальных магов, поднятый с постелей буквально пятнадцать минут назад неожиданно влетевшим в спальню посыльным барона, молча наблюдал за происходящим. То и дело один из учеников удивлённо тёр слипающиеся глаза, не в силах поверить в происходящее.

Заплаканное лицо Луизы, изуродованное гримасой боли и стыда, тускло освещалось двумя факелами, которые держали караульные, одетые в цвета барона. Остальные маги стояли как раз на границе этого неяркого света, едва-едва разгоняющего тьму.

— Позвольте узнать, юная леди, что заставило вас в столь поздний час ошиваться возле крепостной стены? — с издевкой спросил барон.

— Ваше благородие, — обратился к нему один из стражников, держащих Луизу. — У неё ещё мешок с собой был. Вот.

— Так, — заинтересованно произнёс барон, рывком открывая полученный холщовый мешок, — что у нас тут? Сухари, — начал перечислять он содержимое котомки, — деньги, фляжка с вином и верёвка. Зачем тебе понадобилась верёвка, Луиза?

И тут девушка не выдержала. Неизвестно каким образом, одним кошачьим рывком она вырвалась из цепкой хватки стражников, и упала на землю, обнимая колени барона и захлёбываясь слезами.

— Ва… ваше благородие, — проревела она, не в силах совладать с рыданиями. — Ваше благородие, я… я прошу вас, умол… умоляю! Отпустите меня, пожалуйста, отпустите! Я не могу больше, я… я просто не могу, я не хочу! Ваше бла-а-а… городие…

Барон, в ответ на эту тираду мягко отстранил ладони Луизы и присел на одно колено, так, чтобы видеть её красное и колючее лицо.

— Девочка моя, — сказал он почти ласково, прикладывая ладони к её щекам, — так ты сбежать хотела?

Луиза, в очередной раз подавившись всхлипом, кивнула.

— Луиза, зайчик мой, ты, наверное, забыла, — ещё более добро, почти как родной дедушка, произнёс барон. — Мы на войне, золотце. На войне. И ты, и я, и друзья твои, и даже тот стражник, что тебя поймал. Мы на войне. И выхода у нас тут только два: либо победить, либо умереть.

— Но я не могу-у-у-у, — протяжно взвыла графская дочка, выпуская из глаз очередную волну слёз.

— Я знаю, что не можешь, — почти перейдя на шёпот, продолжил барон. — Знаю, что не можешь. Но у тебя нет выбора. И у меня нет. И у твоих товарищей тоже. Понимаешь?

Девушка, судорожно дрожа всем телом, кивнула.

— Это хорошо, что понимаешь, — печально произнёс барон, поднимаясь во весь рост. — Это хорошо…

И вдруг в голос рявкнул:

— Луиза Торийская, дочь графа Торийского и ученица Ордена магов! За попытку дезертирства в боевой обстановке, за предательство королевства и своих товарищей, за малодушие и трусость перед лицом противника, я, властью данной мне королём, приговариваю тебя к смертной казни через повешение. Приговор привести в исполнение незамедлительно.

И с этими словами бросил верёвку, которую только недавно достал из рюкзака, одному из своих охранников.

Вопль Луизы нельзя было описать словами. Больше всего это было похоже на крик самки, у которой на глазах озверевший от крови хищник пожирает её же детёнышей, отнимая самое дорогое. Барон для Луизы был как раз тем самым хищником, покусившимся на самое драгоценное.

На её жизнь.

Площадь разом оживилась от возмущённых криков магов.

— Барон!..

— Нет, вы не посмеете!..

— Нельзя, ваше благородие, вы не можете!..

— Нет, Боги, нет!..

Стражники, ещё недавно державшие Луизу, вихрем метнулись к озверевшим ученикам, оттесняя их древками копий, не давая подойти к месту казни, на котором бородатый солдат уже связывал петлю.

Барон же, не обращая никакого внимания на протестующий вой, спокойным шагом удалился внутрь ратуши.

И только Линд ничего не кричал. Он стоял молча, вместе со всеми, шаг за шагом отступая под грубым напором стражников. Сын герцога лишь с немой яростью сжимал кулаки, глядя на захлопнувшуюся за бароном дверь.

***

— Прежде чем открывать рот, — произнёс барон, стоящий спиной к Линду, — лучше ещё раз обдумай всё, что ты собираешься сказать.

Командующий, успевший к этому времени уже надеть свой излюбленный красно-чёрный кафтан с чёрной лентой через плечо и нацепить на пояс ножны с мечом, никак не отреагировал на появление в своём кабинете возмущённого Линда. Не отрываясь от ночного широкого окна, он смотрел на площадь перед ратушей, где на ветру болтался едва видимый, но уже совсем остывший труп Луизы.

Линда, который к этому времени тоже успел привести себя в порядок и переодеться в фирменную кожаную мантию мага, это замечание несколько охладило. Однако сбить с толку сына герцога у барона не получилось. Он выскажет ему в лицо всё то, что о нём думает. И будь, что будет.

— Барон, хочу вам прямо заявить — вы тварь, — начал Линд. — Вы настоящий садист и тиран. Я уверен, что все ваши действия направлены лишь на одно — на компенсацию прошлых обид и неудач. Вы многое натерпелись в жизни, я понимаю, и вместо милосердия к страдающим, вы хотите лишь усугубить их несчастья. Хотите причинить такую же, если не большую боль, которую испытали когда-то сами. Я всё сказал, делайте что хотите.

На секунду зажмурившись, Линд ожидал любого исхода. Конечно, ему виделась только бешеная вспышка ярости, результатом которой вполне мог быть его хладный труп, распростёртый на мягком ковре баронского кабинета.

Однако реальность не оправдала его ожиданий.

— Значит, я тварь, — спокойно произнёс барон, дождавшись, когда Линд приоткроет один глаз. — Ну, хорошо.

И неожиданно приветливо махнув рукой, предложил:

— Садись. Поговорим.

Изумлённо скосив глазами по сторонам, Линд принял приглашение и на дрожащих ногах подошёл к гостевому стулу. Барон же со всеми удобствами развалился в хозяйском кресле, прямо напротив испуганного мага.

— Скажи мне, Линд, — начал барон, — как хорошо ты знаком с историей прошлой войны с Империей? А точнее, с историей прошлой битвы под Гетенборгом?

— Достаточно хорошо, — безуспешно стараясь сохранить в голосе остаток злых нот, ответил Линд.

— «Достаточно хорошо» — это как? — не унимался барон. — Из «Баллады о клинках»?

Линду ничего не оставалось, кроме как пристыженно кивнуть. Злость окончательно выветрилась из него холодным ветром спокойного тона барона, и теперь он прикладывал все усилия, чтобы не дрожать от страха слишком явно.

Ярость предсказуема, так считал сын герцога. А вот спокойствие невозможно предугадать.

— Не знал, что молодые люди теперь учат историю по трактирным песням, — произнёс барон, откидываясь на спинку кресла. — Ну, хорошо. Процитируй мне ту же «Балладу…». Что там говорится обо мне?

Линд, прокашлявшись, пропел. Голос у него поставлен был отлично и, не смотря на волнение, молодой маг прекрасно справился со своей задачей. В конце концов, у какого нормального герцога нет денег на учителя пения для своего единственного сына?

«…Как при лесном пожаре, под стягом двух орлов

Пылая он прошёл. С негодованьем

За ним струились с рёвом и гуденьем

Полки все наши, после себя лишь оставляя

Пламя и поленья…»

— Неплохо, неплохо, — похвалил барон исполнение. — Учителя у тебя были отличные. Но сама песня дрянь редкостная. Знаешь, почему?

Линд, слегка застеснявшийся своего выступления и потупивший глаза в пол, вдруг резко поднял взгляд прямо на барона и неожиданно для себя самого сказал:

— В ней нет ни слова правды?

— Именно, — улыбнувшись подтвердил барон. — Ни единого слова. В ней я, словно заранее знал исход битвы, словно всё произошедшее — лишь мой хитрый план, что я загодя, наперёд просчитал все ходы противника.

Резко поднявшись, почти выпрыгнув из кресла, барон вновь повернулся к окну.

— Всё было не так… — после недолгой паузы продолжил он. — Совсем не так. Всё полетело к чертям в первые же минуты. Я стоял на левом фланге со своими солдатами во второй линии, в качестве резерва. Тогда они ещё не были Чёрным полком, — барон печально усмехнулся. — А где-то там, за рекой, разворачивался бой. Вспышки в ночном мраке, лязг, скрежет и крики, переплетающиеся с лошадиным ржанием. И я, двадцатилетний дурак, стою и смотрю на всё это зарево, кусая губы от досады, что я не там. Что даже моя жена, не покладая рук трудящаяся в полевом госпитале, ближе к передовой чем я.

Барон на секунду остановился, расплываясь в довольной ностальгической улыбке.

— Она красивая была, — произнёс он, оборачиваясь к Линду. — До сих пор не понимаю, что она во мне нашла? Явно не на мордашку мою клюнула, — барон с горькой усмешкой прикоснулся пальцем к щеке. — Но… что-то видать во мне разглядела. И больше никогда со мной не расставалась, ни в миру, ни на войне. Дай тебе, Линд, Боги такое же счастье. Дай всем нам…

— Я стоял и жалел самого себя, — как будто войдя в подобие транса, продолжал барон свой рассказ. — Сжимал кулаки до боли и порыкивал на солдат. И тогда они побежали…

Барон тяжело вздохнул, усаживаясь обратно в кресло и почти не глядя на завороженно слушающего Линда.

— Огромная и беспорядочная толпа рванулась через реку. С чужого берега. Она небольшая была, неглубокая, вброд перейти можно почти везде. Все в цветах королевского ополчения. Наши. Бросая оружие, знамёна и отставших. И все бегут, сволочи, бегут. А там она… Я знал, что она не отступила. Знал, что до последнего момента продолжала штопать, перевязывать и сшивать оторванные конечности. Она очень хорошо умела это делать. А эти бегут, бегут, твари!

Лицо барона моментально превратилось в жуткую маску гнева, в которой ярость и боль прошедших дней, нитью тянущиеся через половину его жизни, слились воедино литьём невидимого кузнеца.

— Я приказал выставить копья, Линд, — тихо почти прошептал барон. — Построиться, сплотить ряды и выставить копья. И рубить без всякой пощады любого, кто попытается перейти реку. Мои солдаты ошалевши смотрели на меня, я до сих пор помню блеск их глаз в той почти что светлой ночи. Смотрели и не понимали, как можно?.. Я первым подал пример. Первым снёс голову какому-то бедолаге, посмевшему ступить на берег.

Барон тяжело вздохнул.

— Сперва они пытались нам что-то кричать, — продолжил он. — Потом стали сопротивляться. Но куда там, такой-то трусливой толпе против хорошего крепкого строя? А мы рубили и кололи, не различая ни титулов, ни званий. И до них всё-таи дошло. Дошло, что единственная возможность выжить — это развернуться и идти на врага, выбивая себе право на жизнь с оружием в руках. И не поверишь, Линд, но они пошли. Развернулись и, кто с рёвом, а кто с плачем, кинулись на преследовавшего их врага. А следом за ними, уставшими и обескровленными, шли мы, свежие и подтянутые, в плотном строю и с развевающимися знамёнами.

— Я могу догадаться, что было дальше… — влез в монолог командующего Линд.

— Можешь, для этого не нужно быть семи пядей во лбу, — грустно произнёс барон. — Мы победили в тот день. Во многом потому что моя атака смогла смешать порядки имперцев на их правом фланге. Наверное, даже исключительно благодаря этому. Но когда мы зашли в тот самый госпиталь…

— Я понимаю…

— Ни черта ты не понимаешь, Линд! — вскипел барон. — Ни чер-та! Они все были мертвы! Все! Кровь была даже на потолке, везде отрубленные ноги, руки и пальцы. Имперцы перебили всех, не жалея ни раненых, ни лекарей. А в каком-то замызганном углу, прямо на груде окровавленных тряпок, лежала она. Бледная, словно мел.

Барон, словно разом выдохнув весь воздух, что скопился в его лёгких за десять долгих лет, устало опустил кулаки на стол. Ударом это было сложно назвать, максимум — прикосновением.

Опустошённым до последней крайности прикосновением.

— С тех пор я не снимаю эту ленточку, — барон указал на чёрную ткань на своём плече. — Никогда, только если вместе с кафтаном. Просто для того, чтобы помнить, о чём клялся в тот день. Чтобы помнить, что я никогда не побегу, никогда не отступлю. И никогда не позволю сделать это кому-то другому.

— Я сожалею, — успокаивающей ответил Линд. Других слов у него попросту не было.

Командующий на это лишь махнул рукой.

— Ай, пустое. Скажи мне лучше вот что. Как ты думаешь, сколько в этом городе мужей, что любят своих жён?

— Не знаю, — честно ответил Линд. — Немало, наверное.

— Я тоже так думаю, — согласно кивнул барон. — А давай завтра найдём одного из таких мужей и спросим у него, правильно ли я сделал, повесив Луизу?

— Но… — попытался было возразить Линд, однако барон перебил его.

— Впрочем, зачем ходить так далеко? Давай лучше спросим у тебя самого. Правильно ли я поступил, повесив человека, с которым ты, как солдат, стоишь в одном строю, но на которого не можешь положиться? Который в любой момент может достать спрятанную верёвку и спуститься со стен, убежав в голубые края? И это хорошо, если просто убежав, а если наведавшись перед тем к имперцам?

Линд с силой сжал кулаки. Он знал, что своим честным ответом сейчас перечеркнёт что-то внутри себя. Что-то возможно и важное в мирное время, но так отвратительно и надменно пахнущее во время войны. Что-то на чём до этой самой секунды держался весь его уютный мирок, тонкая скорлупа, трещащая сейчас под ударами жизни.

И всё-таки, он не мог не дать этого ответа.

— Да, — с шипением и отвращением к самому себе произнёс Линд. — Правильно.

А на лице барона промелькнула печальная улыбка.

— Мне жаль, что тебе пришлось это признать…

***

Уже выходя из кабинета, Линд вдруг услышал ударивший его между лопаток окрик.

— Линд!

— Да, барон, — ответил он, оборачиваясь.

— Ты хорошо показал себя сегодня на тренировке, — уложив подбородок на сложенные в замок руки, сказал барон. — В отличие от этого идиота Холька. Принимай командование.

— Я? — удивился Линд. — Командование?!

— Что-то не так? — с извечной ехидцей спросил барон. — Кажется, это ты сейчас стоишь у меня в кабинете, беспокоясь о судьбе своих товарищей по оружию, пусть даже мёртвых, а не кто-то другой.

— Мне казалось, что вы меня ненавидите…

— А мне иногда кажется, что кур доят, — всё так же насмешливо произнёс барон. — Но ведь я не принимаю это на веру, правильно? Иди и приступай к своим новым обязанностям. Надеюсь, что ты справишься лучше. Потому что времени у нас почти не осталось…

— И Линд, — дополнил разом посерьезневший барон, когда сын герцога уже почти взялся за ручку двери. — Помни, что я тебе сегодня сказал. Я поклялся. Над телом жены поклялся, что убью любого, кто попытается побежать. Тебя это тоже касается. Как и каждого из вас. Помни об этом.

— Я помню, — так же серьёзно ответил ему Линд.

***

Не смотря на предрассветный час, никто и не думал спать.

Четверо магов молча сидели каждый на своей кровати, разобравши каждый свою точку, в которую они на протяжении всего долгого разговора Линда с бароном неотрывно смотрели.

На столе горела стопившаяся уже до половины жёлтая восковая свеча.

Сын герцога тихо отворил дверь, ловя на себе взгляды четырёх пар глаз.

— Ну, что? — спросила у него Марта, легонько поворачиваясь ко входной двери. — Выбора у нас нет, правильно?

— Выбора у нас нет, — тихо подтвердил Линд. — Выбора нет.

Иногда, в самые тяжёлые моменты, лучше промолчать. Или говорить совсем мало, если уж совсем никак.

Именно об этом думал Линд, медленно присаживаясь на край своей незаправленной кровати. Глаза его тут же поймали пламя свечи, весело трепещущее от лёгкого сквозняка. И в этом огненном танце юному магу чудилась вся его дальнейшая судьба, окрашенная в зловещий трепет золотистых имперских штандартов.

Но некоторые мысли лучше всё же держать при себе.

Например то, что выбора не было никогда. И ни у кого.

Хотя все всё прекрасно сами понимали.

***

— Сколько у нас времени? — спросил барон, сурово глядя в окно.

Прямо под окнами его кабинета искажённые стеклом фигурки рабочих суетливо носились туда-сюда, перетаскивая материалы и стуча инструментами. Третий требушет, который так страстно желал барон, уже почти был готов, оставались лишь последние, финальные штрихи.

— Немного, — ответил виконт, с наслаждение разваливаясь в кресле и закидывая одну грязную ногу на другую. — Имперцы идут ускоренным маршем, но всё-таки их сдерживают здоровенные обозы, которые он с собой тащат. У нас ещё есть дня четыре. Не больше.

Барон кивнул, не открывая взгляда от суеты на площади.

— Удалось узнать, сколько их?

Виконт пожал плечами.

— Только примерно. Тысяч двадцать, вряд ли больше.

— Но всё равно в разы больше, чем нас, — дополнил барон.

— В разы больше, — согласился виконт. — Зато я узнал, кто командует.

— Так, — заинтересованно произнёс барон. — И кто же?

— Де Рюттенхойф. Ты его должен помнить по имперскому посольству в столице.

— Это у которого герб с чайкой? — кивнул барон. — Да, помню. В Империи власть захватили младенцы? Ему же что-то около двадцати?

Виконт усмехнулся.

— Он не сильно младше тебя, Гильем. Время быстро бежит. Но это всё же хорошая новость. Рюттенхойф блестящий командир, свежий, дисциплинированный и, что самое главное, умный. Но очень горячий. Очень. Готов поспорить, что, если у имперцев что-то пойдёт не по плану, у нас будут все шансы увидеть его во главе кавалерийской атаки.

Барон улыбнулся.

— Значит, будем ловить на живца. Четыре дня, Грегор…

— Этого достаточно, — уверенно отозвался виконт.

— И очень мало одновременно, — ответил барон.

Вздохнув, он обернулся к Грегору, вальяжно занявшему его законное место.

— Отправляйся к своим, — приказал он, одной рукой сбивая закинутые друг на друга ноги виконта. — Мне нужна максимально полная информация о группировке Рюттенхойфа. Численность, полки, какие осадные машины они с собой везут. Словом, всё, что сможешь узнать. Ну, и постарайся их задержать. Постоянно их беспокой лёгкими налётами, но сильно не рискуй. Их «барабанщикам» на открытой местности за твоими кавалеристами не угнаться, так что возьми их в оборот, как только они перейдут реку.

Виконт поднялся, одновременно с этим протягивая барону руку для рукопожатия.

— Понял, Гильем. Всё сделаю.

— Я надеюсь, — ответил барон, крепко сжимая запястье товарища. — Ну, удачи. Боги с тобой.

И даже не проводив виконта взглядом, снова уставил в окно.

Четыре дня…

***

День стоял прекрасный.

Полуденное июльское солнце, окончательно и бесповоротно вошедшее в своим права, и ещё не ощущавшее приближение рокового для него августа, старалось во всю. От немногочисленных луж отражалось бесчисленное количество бликов, заставляя Дарммол, неожиданно радостно переливаться тёплым летним светом. То один, то другой прохожий, привыкший за прошедшие недели понуро опускать голову и глядеть в основном себе под ноги, вдруг останавливался как вкопанный, ловя прищуренным глазом солнечного зайчика. И даже смурные солдаты гарнизона, которых вчера нагнали на стены вне всякой меры, то и дело растерянно улыбались, радуясь непонятно чему.

Как будто и не существовало впереди трёх дней тягостного ожидания, выматывающего сильнее, чем самый тяжелый бой. Как будто не было вражеской армии, уже наверняка перешедшей Вороний перевал и гремящей доспехами на полпути к городу. Как будто было только это самое жаркое солнце, только почти безбрежное голубое небо, чьё бесконечное полотно редко белело одиночными облаками. Но даже эти скупые мазки природы не делали пейзаж хуже. Наоборот, они органично дополняли его самим своим существованием, снова и снова намекая суетящимся внизу людишкам, чьи думы были полностью поглощены войной, отступлениями, наступлениями, муштрой и взмахами мечей, о самом главном.

О том, что истинная красота кроется прежде всего в изъянах.

Барон, сидя за своим излюбленным креслом, рассеянно смотрел на пяток небольших коричневых мешочков, аккуратно разложенных на столе. Старый вояка слегка щурился от яркого света, заливающего весь кабинет и отражающегося от ростового зеркала, висящего как раз около входной двери.

Пятеро юных магов молчаливо стояли напротив своего наставника. Из-за узости кабинета им пришлось слегка смять строй и сжаться небольшой и беспорядочной кучкой. Именно поэтому, низкорослая Марта, по несчастливому совпадению оказавшаяся за спинами своих рослых однокашников, изо всех сил тянулась на цыпочках, стараясь рассмотреть, что же происходит там, за высоченными юношескими макушками.

— Какой самый распространённый миф о магах? — невнимательно, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил барон.

— Маги умеют читать мысли, — незамедлительно отозвался Пьер.

— А вы не умеете? — удивлённо распахнул глаза барон, отрываясь от медитативного созерцания мешочков.

— Ни капли, — подтвердил бывший воришка. — Даже самые умудрённые старпёры.

Барон весело хмыкнул, принимая шутку.

— Но вообще, я не об этом, — продолжил он. — Я о деньгах. Все почему-то клятвенно уверены, что маги умеют делать деньги буквально из воздуха…

— Потому что идиоты, — перебил его Пьер. — Преобразование одной материи в другую невозможно, это ещё на первом курсе проходят. Поэтому даже если маг вдруг наткнётся на ничейный золотой рудник, он ничего с ним сделать не сможет, кроме как отколоть кусочек породы. На память. И в лягушек мы тоже никого не превращаем.

— Ну, вот поэтому я вас здесь всех и собрал, — проигнорировал замечание барон и откинулся на спинку, уперев раскрытые ладони в край стола. — Новости дошли уже?

Вся компания мрачно кивнула. Новости эти трудно было игнорировать. Особенно когда их трижды в день горланит голосистый герольд на главной площади.

«Имперские захватчики… три дня пути… все к оружию… в едином порыве… стены города!..»

Нельзя сказать, что перспектива грядущего боя сильно пугала молодёжь. В конце концов, юность абсолютно не верит в смерть, и, возможно, именно потому она для неё практически неуязвима, что бы не говорили по этому поводу бородатые и высохшие философы. Скорее, юных магов больше беспокоила перспектива три дня полнейшего ничегонеделанья, которое грозило им после вчерашней отмены бароном всех тренировок.

Бессмысленное топтание на месте вообще выматывает больше, чем любое движение.

— Так вот, — продолжил барон, — поэтому я в своей великодушной милости решил устроить вам праздник. В каждом мешочке лежит по четыре золотые монеты, которые я разрешаю тратить любым удобным способом. Нажритесь, наешьтесь до отвала в трактире, сходите по ба… — барон запнулся, заметив в заднем ряду прыгающую макушку Марты. — В бордель сходите. Это и тебя касается, юная леди, в Дарммоле есть парочка очень интересных… — командующий кашлянул, — заведений.

Пятёрка переглянулась, не до конца поверив в услышанное. Деньги? Барон? Бордели и вино? За три дня до осады?!

Деньги от барона на выпивку и разврат?!

От барона?!

Это было попросту невозможно. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Линд, за эти дни ставший самым проницательным из всех, даже слегка напрягся, ожидая очередной подлянки.

Но в этот раз интуиция подвела его.

— Я спрашиваю, вам всё понятно? — уточнил барон, наблюдая явное неверие в глазах учеников. — Взяли деньги — и бегом развлекаться. Считайте это приказом. Давайте, давайте, шевелитесь. Берём каждый по одному мешочку и растворяемся в чаде кутежа, чтобы я вас сегодня больше не видел. Но! — при этих словах барон сурово поднял указательный палец, останавливая начавшееся было движение вперёд. — Только сегодня. Завтра к полудню вы нужны мне свежие, трезвые и на боевых постах. Всё ясно?

— Да! — единым радостным хором ответили маги.

— Тогда, — барон сделал широкий жест рукой над мешочками с деньгами, — они ваши.

Массивный дубовый стол чуть сотрясся от почти одновременного прикосновения пяти пар рук и моментально опустел.

***

— Линд! — широко улыбаясь и хватая сына герцога под руку, позвала Марта. — Не сходишь со мной на рынок?

— На рынок? — удивлённо переспросил Линд, осторожно косясь на девичью руку, но от прикосновения всё же не отстраняясь. — А ты уверенна, что он до сих пор остался? Мне казалось, барон выгреб все излишки подчистую.

— Уверена, — ответила девушка, задавая направление движения. Мимо них с громким топотом сбегая по лестнице, пронёсся Хольк, полностью поглощённый радостным предвкушением запрещённых в академии забав.

И совершенно не заметив необычной близости двух магов.

— Пока мы шли к барону, я успела заметить, что лотки на рыночной площади до сих пор стоят, — продолжила Марта, легонько придерживаясь за Линда, пока спускалась с лестницы. Линд, почти незамечающий невесомой и тёплой лёгкости девушки, совсем не возражал. — Наверняка продают всякую роскошь, которая во время осады совершенно не нужна. Витиеватую выпечку там, платья, церемониальное оружие…

— Хочешь обновить гардероб? — спросил Линд, представляя дорогое зелёное платье с широким вырезом на спине, в мечтаниях прекрасно сидящее на его подруге.

И нельзя было сказать, что воображаемая картина ему не нравилась.

— Не совсем, — зарубила на корню его мечтания Марта. — Хочу эклеров.

— Эклеров? — недоумённо спросил Линд, даже слегка тормознувший от неожиданности.

— Да, эклеров, — ответила Марта, нетерпеливо дёргая его под локтём. — Таких пышных, длинных, с нежным кремом внутри. Лучше всего ванильным. Или топлёным. В крайнем случае — с ягодным. Но обязательно с кремом.

— Чего это тебя так торкнуло? — с насмешкой спросил Линд, едва заметивший, как за время разговора они миновали площадь перед ратушей и свернули на одну из длинных неприметных улочек, ведущих к рынку.

— Шутишь? Да я всю жизнь мечтала их попробовать! Отец однажды привёз меня на ярмарку, и пока он продавал нашего годовалого барашка, я стояла и смотрела, как какой-то надутый и разодетый индюк, примерно моего возраста, ел этот самый эклер. У него весь крем по губам размазался, а он всё кусал и кусал. Я тогда чуть слюной не захлебнулась, представляешь? Но отец в тот день ничего не смог мне купить. Мы-то каждый грош считали, не то что этот… А потом, в академии, как-то и не до этого было. Так что я себя ни за что не прощу, если перед смертью так и не попробую этот проклятый эклер.

Линд улыбнулся во всю ширь. В этой простой на самом деле истории, сквозило что-то настолько светлое, настолько приятное и естественное, что он не мог отказать ей. Не сейчас, не в этот тёплый и спокойный день, когда, кажется, должны исполняться любые мечты. Даже самые дурацкие. Тем более самые дурацкие.

Перехватив руку подруги покрепче, он произнёс:

— Ладно, пошли купим твои эклеры. Но только потом, чур, в трактир. Я уже Боги знают сколько времени не ел нормального, по-человечески прожаренного мяса. Идёт?

— Идёт! — радостно согласилась Марта.

***

— Даже не верится… — задумчиво произнесла Марта, задирая взгляд чуть вверх, в затенённую крышу трактира.

— Во что — не верится? — невнятно спросил Линд, дожёвывая последний кусок с кости.

Мясо было превосходным. Как и нежные эклеры с топлёным кремом, которые они, к восторгу Марты, действительно нашли на рынке. Сочная выпечка была поделена пополам, однако в трактире маги заказали каждый своё, едва сумев втиснуться в переполненное солдатами всех мастей помещение. Заказ пришлось ждать невероятно долго, и стареющая уже официантка честно предупредила, что запасы на исходе и добавки они могут не ждать, но это всё равно того стоило.

Даже за те бешенные деньги, что им пришлось выложить.

— Во всё это, — ответила Марта, всё так же не смотря на Линда. — Подумать только, всего три недели, как мы прибыли в Дарммол, а будто целая жизнь прошла.

С этим Линд не согласиться не мог. Он тоже чувствовал в себе перемены. Характер их, как и любой другой неглупый человек, он, правда, до конца осознать так и не смог. Но изменения эти ему, кажется, всё-таки нравились.

— Даже барон подобрел… — задумчиво произнёс сын герцога, вспомнив вдруг заплаканное лицо Луизы.

Марта мрачно кивнула. Даже в этом её безмолвном жесте Линду отчётливо слышался сарказм.

— Угу, подобрел. Скорее просто перестал тебя девственником прилюдно называть. Ты-то у нас теперь командир…

Уши Линда слегка порозовели.

— А мне вот что интересно, — старательно делая вид, что не заметила этого, продолжила Марта, — ты что, правда… ни разу? Я в том смысле, ну, ты же сын герцога! Да и не урод в целом. Всякую прислугу и селянок должен был пачками валять…

Линд покраснел ещё больше. На этот раз всем лицом.

— Нет, — слегка запнувшись, соврал он. — В том смысле что нет, было! В смысле, да… ай, ты поняла короче…

От своей неловкости Линд стал совсем красным. Хотя ещё недавно казалось, что дальше было уже некуда.

Однако Марта словно и не замечала его лживой неловкости. Девушка задумчиво смотрела куда-то вдаль, за плечо мага. И даже оленьи рога, висевшие на стене прямо по направлению её взгляда, нисколько не смущали Марту, продолжавшую созерцать что-то важное и невидимое для окружающих.

— А вот у меня ни разу не было, — невозмутимо продолжала она. — Это тоже, наверное, обидно. Умирать вот так, ни разу не попробовав… Как эклеры.

Линда прошиб холодный пот, как и любого другого мужчину, сумевшего таки, вопреки своей природной нечуткости, распознать очевидный намёк в женской речи. В левый висок как будто воткнули ледяную стрелу, молнией вышедшую из виска правого. Он взглянул на Марту совсем по-другому, так, как никогда не смотрел до этого.

Милое округлое личико, не соответствующее костлявым ожиданиям придворной моды. Аккуратный нос, идеально подходящий к глубоко посаженым карим глазам, сливающихся с фоном распущенных каштановых волос. Всё это выглядело не только невероятно мило, несмотря на невысокородное происхождение, но и, неожиданно для Линда, по-настоящему красиво. Так, как надо.

И даже въевшаяся под ногти чёрная крестьянская грязь, которую не в силах был отмыть ни один Орден в мире, нисколько не портила впечатление. Тем более, что её выгодно оттеняли две небольшие округлости, отчётливо выделяющиеся из-под плотной кожи мантии.

— Никто не умрёт невинным, — хрипло произнёс Линд, повторяя любимую присказку своего дяди. — Жизнь поимеет всех.

— И ты хочешь сказать, — с нарочитой грубость в голосе спросила Марта, — что не хочешь хотя бы попытаться поиметь её взамен?

— Хочу, — с трудом справившись с дрожью в голосе и косясь на лестницу, ведущую к гостевым комнатам, ответил Линд. — Очень хочу. Хотя бы попытаться…

Его рука нежно скользнула по липкой поверхности стола, накрывая ладонь Марты.

Девушка не противилась прикосновению.

— И я тоже хочу… — медленно, но решительно сказала Марта. — Очень-очень сильно хочу.

И никакие другие слова больше нужны не были…

• «
• 1
• 2
• »