Прибыв на границу Империи, я оказался в маленьком военном городке недалеко от города Тругард, обустроенном просто, но надёжно. Там я попал в руки офицера, распределявшего бойцов по отрядам. Я долго сидел на призывном пункте, ожидая, когда за мной приедет офицер, в отряде которого мне суждено продолжить свою службу. Всё это так не походило на видения из моих мечтаний. Когда я уже совсем отчаялся, наконец-таки приехал капитан роты пограничной стражи. Мне велели собраться и выйти во двор. Во дворе я наблюдал сцену, как капитан передал распределяющему офицеру кошель с монетами. Офицер одной рукой ковырял зубочисткой во рту, второй взял протянутый ему кошель, встряхнул, послушал звон монет, оценил вес кошеля, и ушёл, благодушно улыбаясь. Так я понял, что меня продали в рабство этому капитану. Капитан поманил меня пальцем к себе. Некоторое время он осматривал меня с головы до ног. Видимо, мой вид ему понравился. Вид же капитана произвёл на меня удручающее впечатление. Передо мной стоял явно боевой, матёрый офицер, прошедший множество битв. Рыцарь до мозга костей. Наездник на пегасах. Надёжные, хорошо подогнанные доспехи синего цвета носили следы неоднократного ремонта. Почти квадратное лицо с гладко выбритым подбородком и копной густых волос с проседью было загорелым от постоянного нахождения на улице, и усеяно многочисленными шрамами. Один из шрамов рассекал лицо вертикально сверху вниз, проходя через левый глаз. Теперь этот глаз смотрел жутким бельмом на окружающий мир, как напоминание о неудачной магической операции по лечению. Осмотрев меня, капитан растянул свой рот больше похожий на грубый уродливый шрам в подобие улыбки. У него во рту по линии большого шрама не хватало двух передних верхних зубов, что произвело на меня особо жуткое впечатление. При этом, пытаясь улыбнутся, он издал неприятный хрюкающий звук. Наверное, он хотел со мной подружиться, однако напугал меня этим ещё сильнее. Мои колени подогнулись, от страха я чуть не упал на землю. Улыбаясь, капитан протянул ко мне руку на уровне моей головы. Моё состояние удручало то, что я не мог понять, или он хочет меня похлопать по плечу, или убить этим движением. К счастью, он схватил меня за плечо и поволок с заплетающимися ногами к выходу. Так я поступил на службу в пограничную стражу.
Во дворе, куда меня выволок рыцарь, стояла большая крытая повозка. Такие повозки используют в армии для перевозки военного имущества и личного состава, который идёт в бой на своих двоих. Возле повозки нас ожидало восемь человек. Двое из них были явно опытными войнами, об этом говорили шрамы, украшавшие их лица, и расслабленные позы. Остальные шестеро были новобранцами сквайрами. Я слышал о них. Молодые солдаты, только что окончившие боевую подготовку в военной школе. Судя по количеству новобранцев отряд, в который нас направляли, понёс боевые потери, которые теперь они пытались восполнить. Юные сквайры стояли напряжённо. Все как на подбор высокие, светловолосые, голубоглазые, они казались братьями близнецами взятые из одной семьи. Одеты они были в одинаковые коричневые костюмы своей школы. На их фоне я казался себе маленьким гномиком. Под одеждой угадывались их крепкие мускулы, выгодно показывающие их по сравнению с моей тощей фигуркой. Капитан вскочил в седло своего пегаса. Уже находясь в седле, он подал команду на погрузку. До этого мне не приходилось слышать военных команд. Это было невообразимая смесь рыка и нечленораздельной речи. Пока я стоял в недоумении, остальные уже сообразили, что от них требуют. К несчастью, я оказался ближе всех к входу в повозку. Я мешал остальным погрузиться, поэтому один из юных сквайров схватил меня за шиворот моей мантии и попытался отшвырнуть в сторону. Его остановил бывалый воин. Он перехватил руку сквайра, и, удерживая железным захватом, сообщил, что у них не принято обижать других членов отряда, в том числе и магов.
— Мы все находимся в одной ж. пе. Твоя жизнь в бою будет зависеть от того, как ты ладишь с другими членами отряда, а он — воин ткнул в меня корявым пальцем — будет латать твои дырки.
Сказав это, он отпустил сквайра и улыбнулся. От его улыбки пробирала дрожь, через его лицо почти горизонтально проходил шрам как раз через рот. Видимо это был удар меча. Маг залечил рану, сохранив шрам. И теперь этот шрам как бы дополнял его рот, правый угол которого загибался вверх, а левый вниз, делая его лицо похожим на гротескную маску. Пока я испытывал трепет от общения с первым воином, второй схватил меня за шиворот и зашвырнул в повозку, не особо напрягаясь. Я оглянулся, лицо второго было не лучше первого. Природа наградила этого человека огромным носом, а превратности войны пробили этот нос насквозь гоблинской стрелой. Если бы это была орочья стрела, воин остался бы без носа, но тонкая длинная гоблинская стрелка оставила на носу нашего воина рваные шрамы по обе его стороны. Маг, проводящий операцию по извлечению стрелы, был не очень опытен в области эстетики. Поэтому жертвы его операций щеголяли страшными, уродливыми шрамами. Общаться со вторым воином мне не хотелось. Усердно работая руками и ногами, я заполз внутрь повозки, одновременно втягивая за собой свои вещи. Следом за мной забрались сквайры, последним влез первый воин с изуродованным ртом, а воин с пробитым носом занял место на козлах, готовясь управлять лошадьми. Дверь повозки захлопнулась, и мы двинулись в путь.
Повозка была крепкая, с бортами из толстых досок, брезентовой крышей, но лишённая всяких удобств. Оси колёс непосредственно крепились к днищу повозки, от чего мы чувствовали на себе каждую кочку. Сиденья тоже не были предусмотрены. Повозка до половины была завалено сеном, являвшимся также и фуражом для лошадей. С трудом примостившись, мы стойко переносили этот путь, слушая байки, которые нам рассказывал воин с разорванным ртом. Постепенно мы узнали о жизни в подразделении, в котором нам предстояло служить. От него мы узнали и о том, как подразделение понесло потери, которые они собирались восполнить нами.
***
Есть боги, которым очень везёт в игре, выбрасывая кости, они постоянно выигрывают. В данный момент времени таким был бог, которого мы называем Всевышний. Конечно, бывало, что он проигрывал, но всегда незначительно. А впоследствии отыгрывался. За десятилетия он почти полностью разорил других богов. Сытая жизнь пошла ему не на пользу. Когда-то стройный и величественный, он располнел и местами даже обрюзг. И, конечно же, он стал небрежен. Сегодня за игральным столом он наголову разбил бога зеленокожих Моргота. И уже когда битвы были окончены, потребовалась ещё раз сбросить кости, чтобы определить судьбу выживших бойцов. Сонно позёвывая, Всевышний тряхнул стаканчик с костями и высыпал их на стол. Кости должны были определить судьбу одного дальнего гарнизона. Полсотни кубических костей рассыпались по столу. Все выпали благополучным число вверх. Улыбка расползлась по лицу Всевышнего.
— Опять удачно.
Бог Моргот насупился, только что две сотни его лучших боевых единиц были сметены со стола Хмурым Жнецом. Скрипнув зубами, он тихо проворчал проклятье. В тот же миг лицо Всевышнего перекосилось от напряжения. Какое-то мгновение он пытался сдержать свой порыв, но это ему не удалось. Все присутствующие с напряжением ждали развязки. И спустя мгновение Всевышний, содрогнувшись всем телом, громко чихнул. При этом содрогнулся не только он сам, но и стол, за которым он сидел. Кости подпрыгнули. Время замедлилось, и все присутствующие с интересом наблюдали, как кости медленно опадали на стол. Знаки на костях теперь изменились. Первой числом смерти вверх упала кость мага, а затем ещё шесть костей простых воинов. На лице всех присутствующих, кроме лица Всевышнего, отобразилось злорадство.
— Ты… — лицо Всевышнего обратилось к Морготу, выражая крайнее бешенство.
Моргот, улыбаясь, развёл руками, как бы показывая свою непричастность к произошедшему. Из угла комнаты вынырнула тёмная тень и материализовалась возле стола в высокую фигуру в балахоне с головой, покрытой капюшоном. Наступило молчание. Приход Смерти всегда нервировал присутствующих. Протянув из-под балахона костлявую руку, Хмурый Жнец смахнул со стола семь неудачно павших костей Всевышнего.
Так пали кости. Смерть отправился выполнять свои обязанности.
***
Воин со шрамом вокруг рта был прекрасным рассказчиком. Слушая его, я представлял произошедшее, будто сам присутствовал на месте. История одновременно была жуткая и поучительная.
Дело было так. Прошлой осенью орки и гоблины, в поисках новых мест для обитания, пересекли границы Империи и стали заселять её пограничные рубежи, углубляясь на нашу территорию. Проблема усугублялась тем, что они стали разорять человеческие поселения и убивать людей. Их пограничная сотня под командованием сотника Рогволда, получила приказ перебить всех орков и гоблинов, очистив от них эту территорию. Правда, сотней их отряд можно было назвать с большой натяжкой. С тех пор как закончились Великие Войны, в войсках наблюдался сильный некомплект личного состава. Поэтому отряд насчитывал чуть больше пятидесяти человек. Свою задачу отряд выполнил очень хорошо. Орки и гоблины были разбиты, остатки бежали обратно за реку, являющуюся пограничным рубежом Империи. Война с зеленокожими длилась до весны. Поздней весной они вернулись в свои казармы и смогли по-человечески отоспаться. Капитан дал им возможность отдохнуть, и поэтому следующие несколько дней они проводили в кабаках и борделях, кроме тех, кому не повезло выходить в наряды и патрули. Здесь и произошла вся эта неприятность. Шестеро перепивших солдат, поспорили, сможет ли их ротный маг выжить после удара мечом. Глубина удара не оговаривалась. Мнение самого мага никого не интересовало. К несчастью, именно в этот момент магу приспичило зайти в кабак, промочить горло кружечкой пива. Едва переступив порог, он столкнулся с этими пьяными солдатами. Без всякого предупреждения ему нанесли удар мечом и разрубили его тело от плеча до пояса. Маг упал на землю и забился в конвульсиях. Кровь обильно хлестала из его раны. Спустя несколько мгновений он истёк кровью и умер. Никому не пришло в голову оказать ему помощь. Стоя над телом мёртвого мага, пьяные солдаты смеялись, тыкая друг в друга пальцами. При этом они громко сообщали, кто проиграл в этом пари.
Хмурый Жнец вошёл в таверну, как всегда, через стену. На полу лежал истекающий кровью маг, его время вышло. Жнец приблизился, душа мага отделилась от тела и встала над ним. Лицо этой души в посмертии выражало сильное удивление «за что?». Шестеро солдат смеялись над изувеченным магом. Жнеца всегда удивляли человеческие эмоции. Проведя с людьми бессчетное количество лет, он так и не смог их освоить и понять. Грань миров истончалась для этих солдат. Подражая человеческому смеху, Жнец издал ряд непонятных ему звуков: «Ха, Ха, Ха». Получилось мрачно. Смех солдат оборвался. Они все дружно повернули головы в сторону Жнеца. Теперь они его видели. Смерть с интересом наблюдал, как прямо на его глазах трезвеют эти солдаты. В этот момент в таверну вошёл капитан Рогволд. Он мгновенно оценил ситуацию. Солдаты только стали поворачиваться в сторону вошедшего капитана, когда он издал нечленораздельный рык, перемешанный со словами ненормативной лексики. Прежде чем кто-то сумел пошевелиться, капитан выхватил из ножен меч и взмахнул им, срубив сразу три головы. Продолжая нецензурно выражаться, он стал гоняться за оставшимися тремя идиотами, убивая их поочерёдно. Срезав с них кошели, он покинул таверну со словами: «Мля, придётся платить за мага». Смерть так и не понял, какому Мля надо заплатить за мага, если тот ничего не пил и не ел, но он пришёл не для того, что бы понимать, а для того, что бы выполнить свою работу. Повернув к себе лезвие косы, он прикоснулся к нему своим костяным пальцем. Лезвие засветилось бледным, синеватым светом. Взмахнув всего лишь один раз, Смерть перерезал нити жизней всех семерых убитых. Души убитых медленно растаяли в этом мире, переходя в мир иной.
***
Незаметно за разговорами мы доехали до расположения воинского гарнизона. Услышанное произвело на меня удручающее впечатление. Конечно, нас готовили к военной или гражданской службе, и рассказывали разные истории. Но эта повергла меня в шок. Можно было представить, какие нравы царят в этом подразделении. Моё сознание рисовало мне ужасные картины событий, которые могли со мной случиться. Мои сослуживцы казались мне ужасными монстрами, истребляющие всё на своём пути, не щадящие даже друг друга, регулярно убивающие собственных магов в виде жертвы. Стоит ли удивляться, что к моменту въезда в крепость, я представлял собой весьма жалкое зрелище. Я путался в собственных одежде и вещах, и не мог выбраться из повозки. Видя моё беспомощное состояние, сквайры выволокли меня под руки из повозки наружу. Оглядевшись вокруг и осознав, что мы доехали до места моего жертвоприношения, я впал в ступор и практически терял сознание. Во дворе находилось два десятка бойцов, которые занимались воинскими упражнениями с оружием. Заметив, что во двор въехала повозка с новобранцами, они прекратили свои занятия и стали подходить к повозке. Чем ближе они подходили, тем дурнее мне становилось. Казалось, что сейчас меня начнут резать мечами. Капитан перелетел прямо через крепостную стену и приземлился посреди двора. Спрыгнув на землю со своего пегаса, он потрепал своего летучего скакуна за холку, погладил его нос и сунул ему что-то в рот. Подбежавший слуга забрал поводья пегаса у капитана и повёл благородное животное в конюшни. Улыбающийся капитан, всем своим видом показывающий удовольствие этого дня, медленно повернулся в нашу сторону. Взглянув на нас, его улыбка медленно сползла и сменилась удивлением.
— Джокер, что это наши новобранцы такие бледные?
Я оглянулся. Не только я один находился в подавленном и запуганном состоянии. Сквайры-новобранцы выглядели не лучше меня.
— Ну, капитан, я их немного развлёк рассказами о нашей жизни.
— Поточнее.
Джокер замялся и стал перетаптываться с место на место. Капитан пошёл на него, пристально сверля его единственным глазом.
— Я рассказал, как мы потеряли мага и этих…
Я услышал утробный рёв, издаваемый капитаном. Джокер весь сжался. В последующие пять минут капитан произнёс длинную речь, почти полностью состоящую из ненормативной лексики. Лишь небольшое количество слов им сказанных были мне известны. Но общий смысл я понял. Я глянул на молодых сквайров. Их настроение явно улучшилось, теперь их лица выражали крайний восторг. Не надо было быть мудрецом, чтобы понять — капитан стал их кумиром. Похоже, я единственный в компании вновь прибывших не разделял общий восторг. Закончив тираду, капитан глянул через плечо назад.
— Раймус, проверь новобранцев.
Старый опытный рыцарь, который несколько минут назад руководил упражнениями мечников во дворе, кивнул головой. Не произнося ни слова, он пристально посмотрел на новобранцев, протянул руку и поманил их к себе пальцем. Сквайры повиновались и, двигаясь друг за другом, отправились к месту занятий. Капитан перевёл взгляд на меня, направил на меня палец и сказал:
— Ты идёшь за мной.
Указательный символ руки перешёл в манящее движение. Не давая больше никаких указаний, капитан развернулся и зашагал в сторону зданий. Я безропотно отправился за ним. Мы миновали площадь с тренирующимися на ней бойцами, прошли мимо здания казармы, канцелярии и направились к зданию, которое можно было назвать хозблоком. Чуть в стороне виднелось одноэтажное здание техслужбы. Судя по выставленным снаружи здания изделиям, внутри здания помещались кузница, слесарная, столярная и кожевенная мастерские. Здание хозблока было разделено на две части: слева находились лазарет, аптека и комната импровизированного храма; справа находились прачечная, швейная мастерская и химическая лаборатория. Не дойдя до здания несколько шагов, капитан остановился, вытянул руку и указал на одну из башен, пристроенную к крепостной стене и сказал:
— Магическая башня, там ты будешь жить.
Переведя руку в другом направлении, он указал на одноэтажную постройку и добавил:
— Столовая, там ты будешь питаться.
После этого он ввёл меня внутрь здания. Оказавшись в полутёмном помещении, я временно перестал видеть направления движения. Некоторое время я двигался за силуэтом капитана. Однако запахи, разносящиеся вокруг, безошибочно указали мне конечную цель нашего пути. Мы шли в сторону больничного крыла. Прежде чем распахнулась дверь в комнату, я уже знал, что меня ждёт.
В комнате находилось два десятка кроватей. Стены комнаты были грубо окрашены белой краской. Четыре окна давали достаточно света, в дневное время комната не нуждалась в дополнительных светильниках. Дальняя часть комнаты была огорожена шторкой, сейчас она было открыта. За этой шторкой находилась операционная комната. Семь из двадцати кроватей сейчас были заняты. Раненые бойцы при нашем появлении приподняли головы и посмотрели на нас. Старая нянечка, ходившая между кроватей, обернулась в нашем направлении. На её лице отразилась улыбка, она как бы говорила нам «наконец-то».
— Это твоё место работы — проговорил капитан — были стычки с гоблинами. Бойцам нужна твоя помощь.
Проговорив это, капитан ушёл, оставив меня посреди комнаты. Я втянул в себя воздух. Пахло лекарствами, застарелым потом, не мытыми телами, гноем и испражнениями. Помимо этого, моя сущность мага улавливала эманации боли и страха. Сейчас к ним добавились чувства надежды. Только дураку кажется, что маг живёт среди роз и благовоний. Нет, жизнь мага проходит именно среди таких запахов и эманаций. Если бы мир не знал боли, то он не нуждался бы в нас.
Я медленно двинулся по проходу вдоль больничных кроватей. С каждым шагом я всё больше и больше распрямлял спину. Однажды я слышал, как поселяне говорили, что ровная, горделивая осанка волшебников появилась от раздутого самомнения, презрения к простым людям и высокомерия. Я внутренне улыбнулся. Возможно, что где-то это и так, но не в нашем случае. Стройная осанка нужна для контроля наших чувств и эмоций. На памяти всплывали слова наставника: «Единственное чего должен бояться волшебник — это потеря контроля над собой! Выпрями спину, прими ровную осанку, придай своему лицу спокойное выражение лица. Понижай градус эмоций. Ты увидишь, как твои мысли успокоятся. Только в таком состоянии ты должен совершать свои действия!» Я встрепенулся. Мысли о наставнике были не очень приятны. Однако я попытался выполнить его наставления. По мере того, как я приближался к кроватям больных, мои мысли успокаивались.
Первое, что я должен был совершить — выбрать больных, которых надо лечить первыми. «Лёгких оставь на потом. Сначала определи тяжелых, а среди них определи тех, кто умрет первым и можно ли его спасти. Сколько на это потребуется времени, — вновь зазвучал голос в моей голове. — Соотнеси время, нужное для лечения этого больного, со временем, нужного для лечения остальных тяжелых. Это тяжёлый выбор, но его придётся пройти. Так ты спасёшь максимально возможное количество людей». Я знал, что это время придёт. Теперь я стоял перед таким выбором.
Медленно шагая, я прошел мимо кроватей с раненными бойцами. Оглядел их с головы до ног. Всевышний милостив! Никто из раненых не собирался умирать. Раны были разной степени тяжести, но я мог лечить их не спеша. Раненые провожали меня настороженными взглядами. Отчётливо чувствовалось их напряженное ожидание. В палате установилась тишина. Все ждали моего слова. Я волновался, но это не мешало мне чувствовать их эмоции и состояние. Глядящие со стороны думают, что у мага есть «третий глаз», способности к ясновидению. Конечно, у нас такая способность есть, именно по ней и отбирают магов. Но наше обучение включало умение определить состояние больного без сверхспособностей. Общий вид, запах, звуки, издаваемые людьми, цвет их тел и испражнений.
Вновь всплыли слова наставника: «Распахни мозг. Отбрось предубеждения. Не считай себя непогрешимым. Будь готов принять свои ошибки. Воспринимать впечатления надо чистым рассудком. Дай мозгу найти нужное решение». Я остановился возле койки, ближайшей к операционной. С высоты своего роста я оглядел больного. Невысокий, худощавый боец средних лет, ладно сложенный. Он лежал на спине, глядя на меня серыми глазами. Тёмнорусые волосы, давно не мытые, сосульками свисали ему на лоб до самых глаз, опускаясь густой копной до основания шеи. Его лицо с правильными чертами одновременно выражало боль, страх и надежду. Его руки, вытянутые по швам, судорожно сжимали покрытие матраса. Ноги были спрятаны под одеялом, но вполне отчётливо были видны. Левая нога была слегка вывернута под неудобным углом относительно оси ноги и имела утолщение в области колена. Я втянул запах носом. Немытое тело, запах свежей крови, потихоньку сочащейся в повязки, лёгкий запах гноя. Моё сознание нарисовало мне рану от копья с широким наконечником, пробившим ногу вблизи коленного сустава. Рана была не тяжёлая, но были повреждены связки, а занесённая грязь стала вызывать нагноения. Дело было не тяжёлым. Надо было решаться.
Я поискал глазами нянечку. Полноватая, престарелая женщина поспешила ко мне. Встретившись с ней глазами, я произнёс:
— Будем готовить его к операции, — подумав, я добавил. — Хорошо бы позвать пару крепких ребят в помощь.
Конечно, говорил я это больше для себя. Нельзя было ожидать помощи в непонятной ситуации от неизвестных людей. Однако не успел я договорить, как бабуля резко повернулась по-военному на каблуках и быстрым шагом отправилась к двери. Пока я приходил в себя, она вышла за дверь. Во дворе раздались громкие команды, сказанные ею. Послышались ответные крики, приказы. Разобрать слова мне не удалось, но общую суть я понял. А ещё до меня стало доходить понимание того, что здесь в военном городке команды отдаёт не только капитан. Похоже, что каждый командует в своей области, и это никого не удивляет. Не прошло и минуты, а в дверь стали проталкиваться два здоровых тела. Я сглотнул разом образовавшуюся слюну. Говоря о крепких ребятах, я не подозревал, что настолько. Для меня дверь была большой, прямо парадной. Но эти вошли, сильно пригнув головы и шаркнув плечами о косяки. От этого дверной проём жалобно заскрипел. Войдя, они расправили плечи, показывая себя, и радостно улыбнулись.
Похоже, они считали эту работу развлечением. Мои ноги стали непроизвольно подкашиваться. Следом в дверь проскользнула нянечка. На их фоне она казалась маленькой. Оглядев комнату и двух красавцев, она громко гаркнула на них. Удивительное дело, но плечи красавцев сразу поникли, и сами они как бы уменьшились в размерах. Она стала отдавать им команды. Пояса красавцев вместе с мечами полетели на крайнюю кровать. С удивлением я осознал, что на каждом поясе было по два меча, помимо сумок и мелочёвки.
Мы достали носилки. Красавцы, под руководством нянечки, переложили раненого на них и перенесли в операционную. Там они переложили его на стол. Предоставленный самому себе, я занялся приготовлением. Закатав рукава и надев медицинский фартук, я с ожесточением отмывал свои руки. Конечно, мне доводилось проводить сращивание ран в разных условиях, но если была возможность, то предпочитал чистоту. Этому меня научил наставник. Вспомнив о нём и науке, преподанной мне, я невольно поёжился. У меня внезапно зачесалась спина между лопаток, то место, куда он мне бил посохом за плохо промытые руки. Сколько было слёз и обид? Но всё в прошлом. Я развернулся к столу.
Раненый лежал, вцепившись руками в края стола. Он был бледнее обычного, но пытался сохранять бодрый вид. Пора было начинать. Я подошёл к столу.
— Мне нужно, чтобы вы держали его, пока я буду сращивать рану.
Говорил я вежливо. Мои помощники не сдвинулись с места. Судя по их лицам, подобное обращение было для них в диковинку.
— Где держать то надо? — спросила нянечка.
— Вот здесь, за ноги, возле коленей и за плечи. — Проговорил я, смутившись.
Я потыкал пальцами на теле больного. Нянечка кивнула головой и повернула лицо к красавцам. Её глаза опасно сузились, челюсть выдвинулась вперёд, рот приоткрылся, но ничего сказать она не успела. Красавцы рванулись к столу с огромной скоростью, напугав меня и заставив попятиться. В мгновение ока раненый оказался прижат к столу столь сильно, что даже захрипел. Сомневаюсь, что у него были шансы вырваться из этих рук. Я успокоил себя и шагнул к столу. Настал мой момент истины.
Я подошёл к голове раненого и положил левую руку ему на лоб. Вторую руку я поднёс ему ко рту. В правой руке у меня находился небольшой деревянный черенок, очищенный от коры.
— Закуси, будет легче.
Раненый повиновался. И черенок перекочевал из моей руки в его рот. При этом его рот растянулся чуть не до ушей, а зубы намертво закусили дерево поперёк рта. После этого мой путь закончился напротив его левой ноги.
Я напряг свою волю. Всеми силами души я старался успокоить свои эмоции. В голову, как назло, лезли разные мысли. Приходилось тратить много усилий для того, чтобы очистить свой мозг. Моё тело было напряжено, несмотря на все попытки расслабиться. Хвала Всевышнему, что это была не первая моя операция. Руки не дрожали.
Требовалось для начала снять повязки. В Академии нас учили сберегать перевязочный материал. Это правило сохранялось и строго поддерживалось со времён Великих войн, когда ткани для повязок постоянно не хватало. Это правило вбивали в нас с самого первого дня обучения. Взяв тазик с тёплой водой, я намочил в нём небольшой платок, видимо специально используемый для этой цели. Мокрую ткань я наложил сверху на засохшую корку повязки. От моего прикосновения раненый дернулся. Его лицо перекосилось, и он глухо зарычал. Это было для меня что-то новое. Обычно пациенты госпиталей, в которых нам приходилось работать во время обучения, стонали, плакали и даже громко вопили. Рык был для меня новостью. Его глаза впились в меня. На них отразились недобрые намерения.
— Спокойно. — Сказал я больше для себя, чем для него. — Ничего страшного не происходит.
При этих моих словах нянечка оказалась возле его головы. Схватив его за небритый подбородок, на котором проступала недельная щетина, она развернула его лицо к себе.
— Ну? — сказала она, глянув в его глаза.
Раненный сразу же обмяк. Его голова откинулась на подушку, а пальцы ещё крепче вцепились в края стола, натянув ткань так, что казалось, будто она сейчас порвется. Я продолжал смачивать повязку, перемещая по ней мокрую ткань. Я чувствовал, как под моими пальцами засохшая корка на повязке постепенно размокает и становится мягче. Конечно, опытный маг сразу определяет, когда повязка размокнет и её можно будет снять, не причиняя пострадавшему сильной боли. Но мой опыт был недостаточен, и я мог рассчитывать лишь на везение. Я размачивал повязку до тех пор, пока из-под неё вместе с водой не стала вытекать кровь. Пора, решил я. Отжав воду с ткани, я уложил её в чашку рядом с тазиком. Развязав скрепляющий узел, я стал разматывать повязку, сразу же скручивая её в валик. Ткань была мокрая, местами пропитана скользкими, неприятными на ощупь комками размокшей крови. По мере разматывания кровь текла обильнее. Запахло гноем, застарелой свернувшейся кровью. Я снял последний слой повязки. Нянечка своевременно подала мне ведёрко, в которое я и скинул валик. Открылась рана. Зрелище было неприятное. Да я угадал. Широкий, заостренный наконечник пронзил ногу воина. После чего противник провернул копьё в ране, разорвав ткани ноги и перерезав сухожилия. В углах раны расположились засохшие сгустки крови. В разрезе раны виднелись углубления, разорванные сухожилия. Ткани были воспалены. Их, конечно, промыли и стянули, но грязь и зараза успели проникнуть в рану. В глубине раны виднелась белая кость. Во всём этом великолепии сочилась кровь, разбавленная водой.
Теперь предстояло излечить раненного. Для начала следовало очистить рану от попавшей грязи, сгустков старой крови и накопившегося гноя. С инструментального стола я взял металлическую чашку. Поднес её к ране и приставил к ноге чуть ниже неё. Теперь предстояло сделать нечто несовместимое для обычного человека. Нужно было расслабить мозг и сконцентрировать сознание, расслоить духовную оболочку при включённом зрачке иного видения. Назвался магом — умей. Этому тебя и учили. Я напрягался изо всех сил, достигая этого состояния. Этот мир не захотел меня отпускать. Было сложно. В голову сразу начали лезть посторонние мысли. Мой нос нестерпимо зачесался, а мышцы на спине между лопаток внезапно скрутило спазмом, и они заныли. Однако опыт таких переходов уже брал своё. Мир расширялся и одновременно сжимался в тугую глобулу, как бы это ни казалось парадоксальным. Предметы, окружавшие меня, наполнились красками и ароматами, которых ранее не было. Краски мира наполнились ароматами, а запахи обрели цвет. Свет стал осязаемым и материальным. Мысленно я мог прикоснуться к нему. Мне казалось, что моё тело выросло в размере, будто моя голова стала огромной. Казалось, будто мои руки выросли в объёме, а предметы в них уменьшились. Я испытывал чувство уменьшения веса, будто меня раздувало как шарик, который зажиточные горожане носят в руках на праздниках. Было ощущение, что чувствительность рук и тела снизилась, но это было не так. Тело давало полный объем чувств, а ещё к ним присоединились чувства иного видения. Язык человека слишком беден, чтобы объяснить мои чувства в тот миг. Наставники много раз пытались разъяснить мне природу и ощущения этого состояния, но лишь оказавшись в нём, пройдя этот путь, я понял их слова. И даже то, о чём они не могли сказать.
Я потянулся к больной конечности. Это только простому человеку кажется, что у него одно тело. Как объяснить ему, что у него в данной точке пространства присутствует сразу семь тел. Зрелище было впечатляющее. Каждое тело в той или иной мере копировало все остальные тела. Изменение в одном из тел отражалось в остальных телах. Хорошо, что изменения в остальных телах происходило не мгновенно, а спустя определённый срок. Этим и пользовались маги при излечении больных и раненных. Я видел рану в физической оболочке, но она еще не отразилась в энергетических оболочках. При излечении нужно провести обратный процесс: нужно заставить тело произвести изменения от здоровой энергетической оболочки в повреждённую физическую оболочку. И для этого сначала нужно убрать гниль, порожденную отмирающими клетками организма. Иным видением я ощущал гниль как большое темное пятно в здоровых тканях организма. Видение было таким, будто какое-то живое существо свило себе гнездо на повреждённой ноге воина, пытаясь проникнуть своими щупальцами вглубь ноги и далее в тело. А те щупальца, что не были погружены в тело жертвы, медленно извивались в воздухе, рассеивая вокруг тёмные пятна запаха. Надо было извлечь этого паразита из тела.
Простому человеку кажется, что при лечении маг проводит странный обряд. Иногда просто идиотский. Думайте что хотите, но мои действия всегда рациональны. Я никогда не старался пустить пыль в глаза, напустить мистики. Я держал миску левой рукой. Пальцами правой руки я прикоснулся к донцу чашки. Обряд начался. Я видел, как от донца чаши и до моих пальцев протянулась светлая полоса энергии. Стараясь не совершать резких движений, я потянул эту полосу к паразиту. Казалось, будто я размазываю пальцами белую краску по поверхности, вот только этой поверхности не было. Полоса тянулась по воздуху. Осторожно я коснулся паразита и вдавил полосу немного вглубь его. Щупальца паразита попытались обвить мою руку. Я сделал усилие и мысленно потянул паразита из тела больного. Щупальца сразу соскользнули с моих пальцев и тут же прилипли к белой полосе. Я усилил тягу. Щупальца паразита вытянулись и коснулись дна чаши. Гниль начала перетекать из тела в чашу. Я отчётливо видел все поврежденные ткани. Я стал расслаивать тело, переводя гниль в энергетическую оболочку из физической формы. Потеряв связь с физической оболочкой, гниль стала обильно вытягиваться из тела и по белой полосе перетекать на дно чашки. Щупальца паразита стали вытягиваться из больной ноги. Покинув тело, гниль снова переходила в физическую составляющую. Вокруг стал распространяться сильный запах гниющей плоти. С каждым мгновением запах усиливался. Было видно, как скривились лица моих помощников. Как нянечка сморщила лицо в брезгливой гримасе и зажала нос и рот рукой. Мои ощущения подсказали мне, что моё лицо тоже искривилось, но тягу я не ослабил.
Я заметил, что по мере удаления паразита из тела раненого бойца, аура воина менялась от синевато-серой до сине-красной с серыми участками. Воин испытывал боль. И чем дальше, тем больше. Раздался скрип деревянного черенка, разгрызаемого зубами. Его тело стало выгибаться дугой. Он стал биться в руках воинов, исполняющих роль моих помощников. Его лицо перекосилось от испытываемой боли. С уголков губ по щекам потекла слюна. Глаза приобретали бешенное, затравленное выражение, но звуков он не издавал. Когда красного цвета стало много, он стал отделяться от тела и пульсирующими каплями утекать в пространство. Человек терял энергию. Не ослабляя тяги, я создал ментальную сеть и набросил на воина. Энергию следовало собрать и использовать. На память пришли слова наставника: «Настоящий маг должен обладать определённой долей цинизма и жестокости. При лечении больной человек в любом случае потеряет часть своей энергии. Ты должен собрать её и использовать для усиления воздействия. Лечи больного его же собственной энергией, его же собственной болью. Маг, излечивающий только собственными запасами силы, быстро приводит своё тело к истощению. Излечив одного человека безболезненно, ты можешь обречь сотни других больных на гибель».
Эманации боли — сильнейший источник силы. Известны случаи, когда маги намеренно причиняли больному боль и подвергали наказанию для лечения. Боль не обязательно должна была быть физической. Особенно омерзительным в моём понимании было причинение боли невиновным людям для получения энергии при излечении особей правящих династий. Неужели когда-нибудь и я опущусь до такого? Пока что я не брал от больного больше силы, чем было нужно для излечения его самого. Кажется, я вздрогнул и отвлёкся. Тяга ослабла. Белая полоса начала истаивать. Я вновь сконцентрировался, отогнав ненужную мысль. Полоса вновь засияла, а паразит пошёл быстрее. Мысленно я потянул к себе плавающие в ментальной сети капельки боли. Надо было скопить комок побольше.
Постепенно чаша наполнялась жидкостью с плавающими в ней комками старой свернувшейся крови, гноя и кусочками отторгнутой плоти. Я испытал облегчение, когда последние нити щупалец паразита покинули плоть больного и упали в чашу. Полоса втянулась туда же. Теперь можно было убрать чашу подальше от этого места. Помимо неаппетитного вида, содержимое сильно донимало нас запахом, от которого уже начинали слезиться глаза. Нянечка подала мне ведро для отходов, и я слил в него содержимое чаши. Саму чашу я тоже отдал ей. Нянечка сполоснула чашу водой, слила содержимое в то же ведро. После протерла чашу тампоном, смоченным в растворе щёлочи. Пора было приступать к лечению.
Обе мои руки были свободны. Одну из рук я наложил на ногу больного чуть выше колена. Слегка сжал ногу, чтобы отвлечь внимание пациента от моих действий. Теперь я должен проникнуть своей рукой в тело раненого. Конечно, физически это невозможно. Плоть не пропустит меня. Нельзя расположить в одной точке физического пространства материю двух разных предметов. В данном случае моей руки и ноги раненого. Но в том-то и дело, что физически я проникать не буду. Меня учили расслаивать слои реальности. Не навсегда, но на небольшой промежуток времени я могу переместить плоть своей руки в энергетический спектр реальности. Теоретически это можно сделать с любой частью своего тела. Великие волшебники не раз демонстрировали нам фокусы. Они мгновенно расслаивали реальность, пропуская через своё тело разные предметы, будь то мечи или стрелы. Извлекали из себя кинжалы, и на месте удара не оставалось ран. Могли проходить сквозь двери или стены. Это делалось столь быстро и виртуозно, что мы всегда приходили в полный восторг. Но наше обучение не предполагало такой глубокой подготовки. Нас готовили по упрощенной и укороченной программе. Дальнейшей подготовкой мы должны были заниматься сами. Результаты зависели только от таланта самого волшебника. И всегда после каждой такой демонстрации нам внушали, что ни при каких условиях, кроме спасения собственной жизни, нам нельзя открывать свои вновь приобретённые способности простым людям — не волшебникам. Показав им свои способности, можно добиться всего что угодно — от страха и ненависти, до зависти и жажды наживы. Известно много случаев, когда волшебники погибали именно от этого. Поэтому волшебное сообщество сообщило правителям людей, что они обладают способностью проникать только в живую плоть рукой для излечения, утаив остальное. Но, даже зная о способности к развитию этих возможностей своего тела, большинство магов не спешили совершенствоваться. Обретённые в школе способности их вполне устраивали. Ими они пользовались на протяжении всей жизни. А жизнь у боевых магов оказывалась часто очень короткой, чтобы развиваться. Впрочем, как и у большинства воинов. Маги, попавшие на службу в центральные области империи, ещё могли рассчитывать дожить до старости. Но сытая жизнь редко способствовала их развитию.
Теперь я должен проникнуть в плоть раненого, переведя свою руку в энергетический спектр. Процедура крайне неприятная, как для воина, так и для меня. В определённой степени болезненная для нас обоих. Глядя на свою руку вторым видением, я стал переводить руку в энергетический спектр. Казалось, будто плоть перетекает из этой реальности в параллельную. Плоть руки истаивала в физическом мире до тех пор, пока не осталась лишь её видимость. Рука, перешедшая на энергетический уровень, стала немедленно менять оттенок своей ауры с голубоватого на красный. Ощущение было такое, будто руку поместили под горячую воду. Рецепторы руки стали испускать сигналы боли. Всё моё естество воспротивилось этому акту, требуя немедленно прекратить насилие над собой. Я плотно сжал губы, контролируя сигналы тела. Легче не стало, но переход я завершил. Теперь надо было погрузить руку в тело раненого и завершить лечение как можно быстрее, сократив агонию для себя и для него. Я стал вводить руку в тело больного. Сначала нужно было срастить связки. Второе видение позволяло мне видеть концы оборванных сухожилий. Я настойчиво повёл руку к ним, намериваясь пальцами прикоснуться к ним. На всём протяжении движения моей руки в его теле, аура плоти больного менялась на красную. Раненый забился в руках моих помощников. Он пытался вырваться, но его крепко держали. Мысленно я поблагодарил помогавших мне красавцев. Когда-то наставник в качестве познания ввел свою руку мне в живот на уровне солнечного сплетения. Ощущение боли было почти запредельным. Казалось, будто в меня вонзили раскалённое железо и поворачивают внутри тела. Если мои ощущения и воина совпадали, то его нежелание это терпеть понятно. Я старался сделать работу быстрее. Прикоснувшись к концам разорванных сухожилий, я повёл от них белые полосы к местам их закреплений к кости. Как только я закрепил полосы к намеченным местам, сразу же стал выводить руку из плоти. Теперь требовалось стянуть разорванные связки. Я напрягся изо всех сил. Белые линии стали утолщаться. Сначала они натянулись как канаты, а после стали сокращаться в длину, одновременно увеличиваясь в ширину. Послышался скрип разгрызаемого черенка. Помощники прикладывали немалые усилия для удержания раненого. Рука горела. Даже возвращенная в нашу реальность, она продолжала чувствовать боль. Говорят, что некоторые волшебники во время больших сражений лечили раны так часто, что их руки покрывались ожогами. Боль не утихала. Хотелось самому всё бросить, убежать, упасть на землю и забиться в конвульсиях. Найти емкость с холодной водой и окунуть в неё руку. Но я сдержал порыв. Позже. Я неукротимо сжимал белые полосы. Наконец концы порванных связок и сухожилий соединились вместе. Теперь они выглядели так, как им положено. Спасибо наставнику. Он заставил меня выучить анатомию. Сколько было боли и слёз? Но результат того стоил. Белые полосы превратились в сплошные белые пятна, размазанные по местам стыков. Теперь требовалось их срастить. Магическая связка не вечна.
Я направил своё внимание на рой красных капель боли, плавающих в моей ментальной сети. Их количество явно прибавилось. Теперь надо было их использовать. Я усилием воли потянул их к себе, создав мысленную дорожку к ране. Я задал программу и наблюдал, как она исполняется. Я наблюдал как соединительные клетки ткани — фибробласты — синтезируют коллаген и эластин, соединительные белки организма. Видел, как белковые волокна укладываются вдоль соединений магических связок, заполняя травмированную зону. Красные капли боли вплывали в рану и впитывались тканями. Конечно, в обычных условиях на заживление раны требуются недели лечения. Но здесь и сейчас, при моём воздействии и целенаправленном потоке жизненной энергии, это происходило в разы быстрее.
Мне пришлось ещё дважды погрузить руку в тело раненого. Один раз для того, чтобы срастить мышечные волокна, другой раз — стянуть кожу. Воин дал мне энергии с избытком. Я мог гордиться своей работой. Под коленом воина образовалась тоненькая извилистая ниточка шрама. Такими тоненькими шрамами восторгался ещё мой наставник. Он не зря приложил столько усилий на моё обучение. Теперь я и сам испытывал гордость за этот шрам. Я протёр тканью ногу воина в месте ранения, удаляя остатки крови и сукровицы.
— Готово, — сказал я. — Можно отпускать.
Мои помощники медленно отпустили воина. Воин продолжал лежать на столе. Его вид был изможденный и ошарашенный. Глаза были широко раскрыты. Нянечка оказалась возле его головы и подёргала за деревянный черенок, зажатый у него во рту. Челюсти воина разжались, и черенок спокойно вышел наружу. Всё ещё ошеломлённый воин медленно сполз со стола на землю. Он встал ногами на землю, опираясь на здоровую ногу и пробуя встать излеченной ногой. Он держался за стол и при этом трогал пол пальцами ноги, всё ещё не доверяя ей.
— А ты быстро, — вмешалась нянечка. — И пяти минут не прошло. Всё сделал сразу.
— Что тянуть? — спросил я, опуская правую руку в чашу с водой, в которой до этого мочил ткань. — Сразу излечил и отпустил. Даже шрама почти не видно.
Я горделиво выпрямился. Мои помощники разминались по другую сторону стола, пили воду (я надеюсь). Я испытывал радостное удовольствие от проделанной работы и остывающей руки. Внезапно излеченный мною воин встрепенулся.
— Как это нет шрама?
Он стал лихорадочно задирать штанину, успевшую опуститься. Задрав её чуть выше колена, он стал взволнованно осматривать и ощупывать свою ногу.
— Шрама нет! — завизжал он. — Ты мог оставить мне шрам?
Я удивлённо застыл. Впервые в жизни мне предъявляли такую претензию. Обычно дело было с точностью до наоборот. Пациенты госпиталей требовали убрать шрамы, во что бы то ни стало. Объяснения, что шрам и так максимально аккуратный и тонкий настолько, что почти незаметен, делу не помогали.
— Ты слышишь? — продолжал вопить воин. — Сделай мне шрам!
При этом он пытался допрыгать до меня, несмотря на онемение ноги. Не знаю, чем бы закончилась эта сцена, удайся ему это. Первой пришла в себя нянечка. Обогнув стол, она встала у него на пути.
— Агх! — вырвалось у воина из горла, когда она протянула руку и вцепилась ему в мочку уха.
Воин попытался было стряхнуть с себя старую женщину, но два красавца внезапно напряглись. После этого воин присмирел и позволил вывести себя за дверь.
— Две недели сильно не напрягай ногу! — крикнул я в след воину, спохватившись.
— А мой шрам?
— Переживёшь, — грубо ответила нянечка. — Вещи в кладовке. Заберёшь у ключника.
— Мне бы твои проблемы. — Внезапно подал голос высокий черноволосый мужчина, лежащий на больничной кровати. Его голова была плотно замотана повязками, из-под которых виднелся небритый подбородок и единственный левый глаз.
Нянечка грубо вытолкала излеченного воина за дверь. Пройдя по палате, она вернулась вновь к операционному столу.
— Зачем им шрамы? — спросил я ошарашено.
— Они ими хвастаются друг перед другом. Постарайся им оставлять шрамы, если не хочешь нажить врагов.
Я кивнул головой. В ней уже давно вертелась мысль. Видимо кивок помог ей сформироваться.
— Скажи, уважаемая, — задал я вопрос — а как лечил прежний маг? Если у меня быстро, то, что делал он?
Я поглядел на свою правую руку.
— Ну, он никуда не спешил. Обычно вычищал раны, сращивал сухожилия и мышцы, а остальному позволял зарасти самостоятельно. После лечения у мага, воины ещё несколько дней носили повязки. Поэтому и шрамы у них порой жутковатые. Как срослось, так и срослось. Но им нравится.
Она обвила рукой палату, показывая воинов, лежащих в постелях.
— Отдохнёшь? — спросила она меня.
Я оглянулся на окна. День шёл к закату.
— Нет. — Я поглядел ей в глаза. — Хочу излечить сегодня больше бойцов. И отпустить их.
— С кого начнём?
— С него. — Я указал на черноволосого воина с замотанным лицом.
Дальше всё пошло по накатанной. Из семи человек, лежавших в больничном крыле, пятеро получили ранения в конечности. И уже к вечеру они ушли в казарму, унеся на себе повязки. Ещё один получил скользящий удар копьём по рёбрам, и, с недовольным видом, остался лежать в палате в гордом одиночестве. Черноволосый воин с забинтованным лицом получил две гоблинских стрелы в правую часть лица. Удар пришёлся на излёте. Воин сразу же выдернул их из себя, но стрелы занесли заразу. Воспалился глаз. Почему-то воин считал эту рану плохой, и попросил сделать шрам максимально незаметным. Я выполнил его просьбу.
Под конец работы к нам зашёл один из молодых сквайров, с которыми я приехал. За первый же прошедший день он умудрился получить рану в правую кисть руки. Пока я залечивал ему руку, он сидел смирно и смущенно. Как оказалось, это был тот самый сквайр, который хотел отшвырнуть меня с дороги в повозку. Срастив кости и ткани, я наложил повязку, чтобы сохранить для него шрам.
— Ты на меня не в обиде? — спросил он, пряча глаза.
— Нет, — ответил я — недопонимание — обычная вещь. Я ожидал чего-то подобного. Хорошо, что обошлось по-доброму, без драки. Будь по-другому — можно было бы и обижаться. А так — просто глупость.
Он кивнул. Наверное, в его глазах воина, не обученного философии и психологии, я выглядел мудрецом. Хлопнул меня дружески по плечу, от чего мои колени подогнулись, и я едва устоял на ногах. Развернулся по-военному на каблуках и вышел из палаты.
Солнце постепенно клонилось к закату. Скоро должен был состояться ужин. Я ждал. День вымотал меня. Операции, беготня, поездка, оформление у коменданта с получением «кормовых». И вот теперь я полный солдат. В смысле маг, приписанный к этому гарнизону. Я ещё не успел полностью освоиться с этой мыслью. За один день столько произошло. Я сидел на лавочке, недалеко от входа в лазарет. Очень удобно рядом с лавочкой находилась большая деревянная бочка, в которую во время дождя по водостокам стекала дождевая вода с крыш. Правая ладонь ещё гудела. Поэтому я невольно погрузил её в воду. От удовольствия я прикрыл глаза. Рядом раздались шаги. Шла женщина, молодая, с излишком массы. Я открыл глаза. Моё чутьё меня не подвело. Женщина была молодой, полноватой, светловолосой. Она была одета в поношенное, но ещё крепкое шерстяное платье, одетое поверх льняной рубашки. Волосы были заплетены в косу, а на голове была надета шляпка, положенная замужним женщинам. Мой взгляд скользнул на её правое запястье. На запястье был пристёгнут свободный кожаный браслет с нашитыми на нём стеклянными бусинками. Такое украшение носили замужние женщины. Она остановилась возле скамейки рядом со мной.
— Так это ты будешь новым волшебником? — спросила она.
Резкость и прямота вопроса породили во мне желание ответить столь же резко, или с ехидцей. Но я сдержался. Она не виновата, что выросла и живёт в армейском гарнизоне, а не при имперском дворе с манерами.
— Это так, — ответил я — чем могу быть полезным?
Она помедлила. Было видно, что она пытается собраться с духом и спросить у меня о чем-то. Я ждал.
— Прежний маг тоже любил сидеть на этом месте и купать руку в этой бочке. Для вас что, здесь намазано?
Я стал испытывать раздражение, но ничего не сказал. Я ждал продолжение. Ей было что-то от меня надо, и я хотел узнать, что это. Она продолжала переминать кисти рук, сжимала губы и, наконец, решилась.
— Я слышала, что ты — она ещё раз вдохнула — хорошо залечиваешь шрамы…
Я вгляделся внимательней в её лицо, пытаясь рассмотреть его не только спереди, но и с боков. С правой стороны её лица, от виска до самой шеи по щеке вился грубый корявый шрам, выступающий на полпальца от поверхности лица. Я не хотел знать, чем и как был оставлен этот шрам.
— Прямо сейчас? — спросил я.
Она кивнула головой. При этом её лицо из розового стало превращаться в пунцовое. Я отряхнул руку и поднялся.
Мы вошли в здание хозчасти. Я принялся лихорадочно бегать по комнатам, стучаться и отыскивать старую нянечку. Оставаться с этой молодой женщиной наедине мне не хотелось. Наставник рассказывал о подобных случаях. Ревность мужей нельзя недооценивать. Завести себе врага в лице ревнивого мужа я не хотел. В одной из комнат рядом с лазаретом мы обнаружили нянечку. Она занималась уборкой.
— Тётя Вера, — начал я. — помогите, пожалуйста. Мне нужен ассистент при операции.
Конечно, я лукавил. В ассистенте я не нуждался, но мне нужен был свидетель. Я вкратце описал ситуацию. Когда я закончил, моё лицо было столь же пунцовым, как и у молодой дамы. Я лишь надеялся, что внутри помещения это не сильно заметно. Я зря расстраивался. Нянечка оказалась женщиной опытной и понятливой.
Менее чем через пять минут мы втроём оказались в операционной и задёрнули шторку. При свете вечернего светила, освещавшего операционную через окно, я занялся лечением. Сама операция была не сложна. С помощью скальпеля я срезал гипертрофический выступ рубца. Сразу же наводил белую полосу магического шва и заставлял ткани стягиваться. Заставлял фибробласты вырабатывать коллаген и эластин, заполнявшие пространство магического шва. Конечно, я не мог удалить шрам полностью, но мог сделать его тонким и почти незаметным. На протяжении всей операции женщина ни разу не вздрогнула и не закричала. Хотя я отчётливо чувствовал её боль и страх. Это помогло мне сделать швы очень тонкими. Глядя на неё, я мог собой гордиться. Когда всё закончилось, я подал ей зеркало. Женщина осмотрела себя, потрогала рукой шрам. Я ожидал разного: крики радости, вопли негодования, скупые и фальшивые слова благодарности. Однако вместо всего этого женщина просто заплакала. Она встала со стула, на котором сидела и, не попрощавшись, выбежала из лазарета.
Я стоял в ступоре посреди операционной. Напротив меня, потупив глаза, стояла наша нянечка. На операционном столе остались лежать две серебряные монеты небольшого достоинства. Поскольку я не клал на стол монеты, стало ясно, что их оставила женщина. Возможно, это были все её накопления на данный момент. Мне стало неловко. Я взял одну из монет наугад, не глядя на её достоинство, и протянул нянечке. Она глянула на монету и качнула головой отрицательно.
— Это твои деньги. — Сказала она. — Ты их честно заработал.
Она демонстративно отвернулась.
— Но я сделал это не ради денег — в моем голосе прозвучали смущение и отчаяние.
Я взял обе монеты в руку. Что-то было в поведении няни неправильное, из-за чего она отказывалась брать эти деньги. За окном послышался звон небольшого гонга, извещающего начало ужина для всех свободных от наряда людей. Нянечка обернулась и посмотрела на меня растерянного, стоящего посреди комнаты с двумя монетами в руках.
— Пойдём, — сказала мне няня, — поедим и посмотрим…
Она не договорила. Скорым шагом она вышла из комнаты. Я не стал ждать повторного приглашения. Сунув монеты в карман своей мантии, я поспешил следом.
Мы пересекли двор. Приблизились к входу в столовую. Около двери толпилась весёлая толпа воинов. С шумом и весельем они просачивались в столовую. Мы прошли внутрь вместе с ними. Хотя на их фоне мы с нянечкой казались маленькими, никому не пришло в голову оттереть нас в сторону. Мы подошли к раздаточному столу. Я взял разнос и столовые приборы. На разнос я поставил кружку с травяным чаем и чашку с овощным рагу. Двигаясь за нянечкой, я уселся на свободное место за столом. Произнеся короткую молитву, я подцепил ложкой кусок рагу. Понюхав аромат, отправил содержимое ложки в рот. Конечно, рагу не было изысканно приготовленным, зато очень вкусным. На раздаточном столе были и другие блюда. Вероятно, их следовало попробовать. Но сегодня я больше ничего не хотел. День утомил меня. Мне хотелось, чтобы он закончился.
Я медленно поедал кусочки рагу, стараясь разжёвывать их как можно тщательнее. Рядом сидела нянечка. Обхватив ладонями кружку с травяным чаем, она маленькими глотками пила горьковатый напиток. Вокруг царила веселье, сыпались шуточки. Громко смеялись сквайры, обсуждая выходки своих друзей во время тренировки. Ветераны вспоминали забавные сцены из своей боевой практики. Похоже, что я единственный был чужим на этом празднике жизни. Мне было безразлично. Усталость за день накопилась до такой степени, что, не съев даже половины своего рагу, я уже начал мечтать об отдыхе. Внезапно я осознал, что ещё даже не был в магической башне, не видел места своего теперешнего проживания. Мысли о своём месте, кровати и отдыхе стали заполнять меня. Я продолжал мерно есть, но уже в ожидании окончания ужина. Внезапно я поймал себя на мысли, что большинство воинов украдкой поглядывают на меня. В этих взглядах был интерес. Но было в них ещё что-то помимо праздного любопытства.
В воздухе ощущалось какое-то напряжение. Возможно, они ждали чего-то необычного. Я испытал лёгкое удивление. В первый раз видят мага? Или может, в первый раз видят меня? Конечно, большинство видели меня мельком в момент приезда. Но чутьё подсказало, что здесь есть что-то ещё. Я ждал этого «что-то». Всё разрешилось, когда распахнулась дверь, и в неё вошёл разъярённый молодой воин, который волок за собой молодку, излеченную мною сегодня. Стало ясно, что для меня ужин окончен. Я мрачно рассмотрел остатки рагу на дне тарелки и отодвинул её в сторону. Глотнул немного горьковатого травянистого чая. Горячий настой обжёг мой язык и нёбо, но я не обратил на это внимание. Оглядев помещение, воин направился к моему столу. Молодая женщина последовала следом, удерживаемая мужчиной за локоть. Он остановился напротив меня по другую сторону стола. Его лицо перекашивала злоба. Ткнув в меня указательным пальцем, он заорал.
— Ты… — похоже, избыток эмоций мешал ему говорить.
— Я, — меня тоже стала заполнять злость. Сказывалась усталость, мешавшая мне рассуждать здраво и контролировать эмоции. — Есть проблемы?
— Ты… излечил её?!
В зале мгновенно наступила тишина. Все взоры обратились на нас. Я почувствовал себя стоящим на сцене. В воздухе повисло напряжение. Люди напряглись. Рядом со стуком на стол опустилась кружка с остатками чая.
— Да это так, — заговорила нянечка жёстким, твёрдым голосом — он лечил её, и я была там.
Общий вид воина говорил о его готовности к агрессии. Я внутренне напрягся. Он был много крупнее меня, нависал надо мной горой мышц. Но усталость и неконтролируемая злость уже брали своё. «Ну, напади, — думал я — у меня как раз для такого случая приготовлена пара крайне неприятных заклятий». Я представил, как, получив ожог лица, воин будет кричать и кататься по полу столовой. Куда ты пойдёшь лечиться? Ко мне. А уж я заставлю тебя кричать и корчиться, прежде чем излечу. Неосознанно злорадная улыбка растянула моё лицо. Я ждал.
— Ты взял с неё деньги. — Продолжил он. Видимо это был его последний аргумент.
Я сунул руку в карман, пошарил в нём и выложил на стол две серебряные монеты, выдвинув их на середину стола. Спутать я не мог, других денег у меня на руках пока не было.
— Я сделал это не ради денег. — Сказал я с нажимом.
Видимо он считал, что я поступил плохо, приняв деньги. Я же не понимал, почему взять деньги за свою работу плохо? Тишина, повисшая в воздухе, казалось, начала звенеть. Мы смотрели друг другу в лицо и тяжело дышали. Он сдался первым и отвёл глаза. Похоже, что больше ему нечего было мне предъявить. Он стал отодвигаться. В зале раздались одобрительные шумы, но напряжение ещё не спало.
— Ты знал? — спросил воин.
— О чём? — ответил я.
Разъяснений не последовало. Воин медленно повернулся к выходу. Однако уйти ему не дали. Группа воинов за одним центральным столом расступилась, и я увидел капитана, сидящего за ними. Его вид выражал напряжение и раздражение одновременно.
— Хедин! — окликнул он.
Воин, стоявший передо мной, оглянулся и увидел капитана. Единственный глаз капитана светился яростью. В руках капитана была зажата серебряная ложка, рукоятью которой он постукивал по столу. Их взгляды встретились, и воин вздрогнул. Хотя капитан не держал в руках оружия, воин не чувствовал себя в безопасности. Внезапно я осознал, что ложка в руках капитана может пролететь через половину зала и воткнуться в воина не хуже боевого метательного ножа. Воин попятился, его взгляд стал бегающим. Капитан вытянул палец в сторону моего стола. Не надо быть мудрецом, чтобы понять, что он показывает не на меня, а на стол, на котором лежали деньги. Хедин оглянулся, но к деньгам прикасаться не стал. Какое-то время он стоял молча. Потом снял с пояса свой кошель и вынул из него две серебряные монеты. Повернувшись, он отдал их женщине.
— Хедин! — вновь послышался голос капитана.
Хедин достал из кошеля ещё две монеты и отдал их женщине.
— Хедин, я всё вижу и обо всём узнаю, — сказал напоследок капитан и отвёл глаз.
Воины снова закрыли капитана. В столовой вновь появился шум, послышался смех и разговоры ни о чём. Казалось, что все забыли об этом инциденте. Никто не смотрел на меня. Воин и женщина медленно покинули столовую. Что на меня нашло? Мне было немного стыдно от того, что я не сдержался и вёл себя грубо. Я придвинул к себе кружку чая и стал пить мелкими глотками, пытаясь вернуть себе спокойствие.
— А ты ничего! — обратилась ко мне нянечка. — Кто был твой наставник?
Я слегка опешил от неожиданного обращения и ответил раньше, чем успел обдумать ответ.
— Х… Хаттон.
— Это такой не высокий, бритый налысо, жилистый мужичок с небольшой бородкой?
— Ну… да. Только он теперь старый, и борода у него длиннее. Вы его знали?
— Да.
Взгляд нянечки стал задумчивым и романтичным, слегка погруженным в себя. Было видно, что она на мгновение погрузилась в воспоминания.
— Мы встречались во времена «Великих Войн». Служили в одном отряде. Славный был маг. Сильный и быстрый. После его ударов сквайрам оставалось лишь добить выживших. Когда враги узнавали о приближении нашего отряда, то всегда старались сбежать с поля боя. Славные были времена, — она осмотрела свои руки — И мы были моложе.
Немного помолчав, она продолжила.
— Страшные были времена. Враги шли со всех сторон. Вырезали целые города. Люди голодали. А бароны стали воевать друг с другом, разрывая страну на части, вместо того чтобы сплотиться и изгнать захватчиков. Эмри Амбрисельский был единственным, кто думал не о личной выгоде, а о защите Империи. Он объединил вокруг себя много сторонников и повел войну на освобождение земель Империи. Наш отряд тогда был много больше. Мы постоянно двигались, каждую ночь спали на новом месте. Каждый день были битвы, а иногда и по две за день.
Она снова взяла кружку и отпила из неё чай. Я слушал затаив дыхание. Раннее я и не знал, что у моего наставника было боевое прошлое. Мне казалось, что он всегда сидел в замке Академии и издевался над учениками. Тем временем нянечка продолжила.
— Сколько было убитых! Мы не успевали их хоронить. Тогда Хаттон предложил сжигать, чтобы пресечь распространение болезней и проклятий. На многих убитых маги демонов и нежити накладывали заклятия. По мере разложения трупа, земля вокруг пропитывалась ядом и умирала. Ничего не росло. После войны волшебникам пришлось сильно постараться, чтобы вернуть этой земле способность к плодородию. Сожжённые трупы болезней и проклятий не распространяли. Мы заворачивали трупы в мешковину, обливали маслом и поджигали. Многие старые воины и сейчас хотят, чтобы после смерти их подвергли огненному погребению. А в то время погребальные костры горели день и ночь. Дым застилал небеса. Много было горя.
Она вновь отпила чай из стакана.
— Сколько было раненых! После каждого боя над лагерями стоял стон. Невозможно было пройти. Не хватало кроватей, раненых клали прямо на землю. Иногда даже без всякой подкладки. Раненые постоянно мучились и часто умирали от ран, потери крови, от ожогов, от яда в ранах и проклятий. Каждый маг, способный лечить, был на вес золота. И всё равно, магов не хватало. А Хаттон. Как он лечил. Виртуоз. Он вытаскивал людей из самых безнадёжных ситуаций. Бойцы нашего отряда, даже умирая, до последнего момента звали Хаттона. Такова была их вера в него. Это часто продлевало их агонию, и Хаттон успевал их спасти. Наш капитан был тогда совсем мальчишкой, ещё моложе тех сквайров, что прибыли сегодня. Он обязан Хаттону жизнью.
Я оглянулся. В просвет между плечами воинов виднелась русая голова капитана.
— Капитану на сборном пункте «сватали» другого мага. Из благородных. Но узнав, что у них есть воспитанник Хаттона, он выбрал тебя. Хотя у него теперь будут проблемы со старшими офицерами.
Мои брови поползли вверх.
— Это что, такое выгодное место в плане карьеры? — спросил я и пальцем обвёл вокруг, подразумевая пограничную крепость.
— Ну, для тебя возможно нет. А вот для мага из благородного семейства очень даже да. Лет пять в пограничной крепости дадут ему определённый боевой опыт. А потом можно и в столицу поехать, делать карьеру.
Она улыбнулась. Я задумался. До этого момента я никогда не задумывался об этом. Как-то времени не хватало. Ну, конечно. Маги, имеющие боевой опыт, делали карьеру при дворе значительно быстрее, чем те, кого сразу после школы родственники пристроили на «тёплые места». У меня богатых и влиятельных родственников не было. Поэтому, если я здесь приживусь, для меня это станет вершиной моей карьеры. А вот для мага из благородных…
— Мой город разорили, дом сожгли. — Меж тем продолжила нянечка. — И это сделали не нежить или демоны, а бароны в борьбе за власть. Муж погиб, из детей лишь один сын остался, да соседского мальчишку-сироту забрала. Прибилась к отряду Хаттона. За ранеными ходила. Мальчишки при обозе помогали. Только здесь безопасно и было. Однажды мои мальчишки заболели, подхватили чуму от демонов. Думала, что всё, не будет больше детей. Сгорали как свечки. Хаттон тогда долго думал, смотрел, ходил взад-вперёд. А потом сварил зелье и заговорил его. Заставил всех пить, и сам отпил, чтобы пример подать. Те, кто это зелье пил, после излечились. И мальчишки поднялись. А потом их ни один яд, ни одна болячка больше взять не смогла. А без болячек они и вымахали. — Она мотнула головой и взглядом указала на двух красавцев, которые сегодня помогали мне во время операций. — При Хаттоне они и первый боевой опыт получили.
Она вновь отпила чай из кружки. Какое-то время молчала. Потом взглянула на меня.
— Ты тоже хорошо лечишь. Он хорошо тебя учил.
Я вздрогнул. Мои мысли невольно унесли меня в моё прошлое.
***
Это произошло четыре года назад. Мне тогда было тринадцать. За спиной было три года непрерывного обучения и труда. Отдых давали только по выходным. Часто мы использовали выходной для того, чтобы отоспаться. От постоянной зубрёжки и тренировок ребята просто валились с ног. Разного рода энергетики и усилители памяти были очень популярны. При этом их нельзя было купить, только изготовить. Наставники всячески поощряли изготовление этих веществ самостоятельно, и при этом наказывали, если ты использовал чужое зелье. Длинная череда беспробудных серых будней. Неудивительно, что мы баловали всевозможную живность, прижившуюся в нашем замке.
Ученики учились с разной степенью способностей. Но наставники требовали знаний и способностей по всем изучаемым дисциплинам. Я легко осваивал географию (мечтал путешествовать), анатомию людей и животных, хирургию, психологию, философию, нумерологию, руны, травологию, зельеварение, демонологию, нежитиведение, фехтование посохом, ясновидение, заклинания. Но были для меня предметы очень трудные. Такими стали трансфигурация и расслоение реальности, без которых невозможно лечение с проникновением в плоть пациента. Несмотря на усиленные тренировки и помощь наставника, результатов не было. Между тем неотвратимо приближались проходные экзамены. Мы знали, что тот, кто не сможет сдать эти экзамены, будет отчислен и навсегда покинет нас. Только маги из благородных семейств могли рассчитывать остаться на ещё один год, для повторного обучения. Для меня это было недоступно. Наша группа за время обучения с момента своего создания уменьшилась на треть. Быть чудиком в мире людей и стать магом — вещи не всегда совместимые. Я старался изо всех сил, но чем дальше шло время, тем сильнее меня захватывало отчаяние. Временами хотелось выть и плакать от отчаяния, лечь на землю и умереть, чтобы не видеть своего поражения. В тот момент казалось, что выхода нет.
Именно в этот самый тяжкий для меня момент я и нашёл его. Маленький, живой комочек меха. Видимо он потерял мать. Он жалобно скулил, лёжа на земле под крыльцом входа в библиотеку. Он был также одинок и несчастен, как и я. Я подобрал его. Маленький щенок неизвестной породы. Я назвал его Шарик. Он вполне оправдывал это имя. Какое-то время своей жизни я делил с ним свой скудный паёк. Он был моим другом, а я его. Он давал мне ласку и стал радостным лучиком в моей жизни. Отчаяние всё глубже поглощало меня. Мечты стать магом с каждым днём становились всё призрачнее. Я мечтал путешествовать, и как только осознал, что буду изгнан, мечты о дороге стали всё чаще посещать меня. Я представлял, как буду идти по дороге вместе с моим другом-собакой. Как увижу новые земли, новые лица. Посмотрю города и замки, которые видел только на картинках. В один из таких моментов мои мечтания были прерваны появлением наставника.
Я сидел на крыльце входа в спальное помещение. На моих руках резвился щенок. Я так увлёкся, что не заметил появления наставника. Только когда его тень пала на меня, я проявил беспокойство. Но было поздно. Я с ужасом наблюдал, как в его руке появился нож. Блеснув на солнце, нож совершил короткое движение по дуге и с чавкающим звуком погрузился в тело моего Шарика. Раздался громкий визг щенка, перешедший в хрипящие, булькающие звуки. Кровь мелкими брызгами оросила моё лицо, потекла мне на одежду. Я впал в ступор. Ужас от происходящего почти полностью парализовал меня и лишил способности думать. Щенок ещё барахтался в моих руках, но жизнь быстро покидала его. Я поднял свои глаза на наставника. Моё зрение замутилось от набегающих слёз.
— Лечи его, или он умрёт.
Голос наставника звучал для меня неестественно, как будто он говорил из другого мира. Я продолжал сидеть, а жизнь Шарика утекала из моих рук. Наставник с размаха влепил мне оплеуху. Я полетел на землю вместе с собачкой.
— Лечи его, или он умрёт!
Ещё громче и резче повторил наставник. Я очнулся и начал шевелиться. Я должен был проникнуть в тело Шарика и стянуть разорванные ткани его тела. Рядом со мной умирало самое дорогое для меня существо на свете. Я обязан был его спасти. Именно тогда мне впервые удалось провести расслоение реальности. Переход был для меня крайне болезненным. Боль обожгла меня с чудовищной силой. Казалось, весь мир залит огнём и моей болью. Нет, рядом я чувствовал боль моего друга. Я ввёл руку в его тело. Навёл магические связки и потянул плоть на соединение воедино. Заставил плоть срастись. К концу операции я был весь заляпан кровью. Руку жгло огнём. Всё тело покрылось липким, вонючим потом. Но главного я достиг. Шарик был жив. Рана была заращена. Наставник оттянул меня за волосы от несчастного щенка и оглядел мою работу.
— Ах ты, безмозглый выкидыш паршивой ослицы! — завопил он. — Разве тебя не учили анатомии? Из-за твоей дурости щенок будет всю оставшуюся жизнь волочить ноги и хрипеть при попытке дышать.
Посох взвился над его головой и опустился на мою спину. Раз, два, три. От боли мир окрасился в красные цвета. Я не успел заметить, когда у наставника вновь в руке появился нож. Взмах, чавкающий звук удара, визг едва живого щенка. Он схватил меня за волосы и швырнул к умирающему щенку.
— Перелечивай! — злобно зарычал он. — И чтоб как положено.
Второй раз расслоение далось намного легче. Я залечивал щенка, попутно вспоминая курс анатомии животных. Я укладывал кости, связки, мышечные ткани и кожаные покрытия строго по указаниям пособия. Я уже не плакал. Под конец мне даже стало это нравиться. Наставник осмотрел мою работу и остался доволен результатом. Он коснулся навершием посоха земли в клумбе, а после взмахнул им, описав широкую петлю в направлении меня. Сразу после этого вся кровь Шарика с меня и моей одежды поднялась в воздух. Собравшись в рой кровяных капель, она по дуге устремилась к клумбе и там впиталась в землю.
Развернувшись, наставник ушёл, оставив меня наедине с Шариком и моими мыслями. Щенок едва шевелился. Я отнёс его к чашке с водой. Мне пришлось держать его на руках, чтобы он смог напиться. Несколько дней щенок отлёживался, приходя в себя после этой жестокой процедуры. Я кормил его с рук и ухаживал за ним. Я испытывал боль за щенка, ненависть к наставнику за жестокость. Но ярче всего ко мне пришло понимание. Наставник всегда говорил нам: «Чтобы что-то совершить в магии, нужно это что-то очень сильно захотеть». И только теперь я начал понимать, насколько сильно надо это хотеть. Я смог излечить щенка только потому, что хотел спасти единственное для меня самое дорогое существо на свете.
Через несколько дней после этого я сдавал проходные экзамены. В нашей группе я был единственным, кто блестяще справился с поставленной задачей. Я внезапно оказался лучшим в группе. Лишь немногие смогли приблизиться к моим показателям. Большинство едва смогли выполнить это задание и сдать экзамен. Многие из них уже мысленно попрощались со мной, и мой успех их просто шокировал. Не только учеников, но и других наставников. Наставник доказал свою способность преподавать. Ни один из его учеников не провалил этот экзамен. А он оказался самым сложным из всего, что нам пришлось изучать. Далее нам приходилось больше заниматься практикой, чем изучать новые дисциплины.
Спасибо тебе Шарик. Хоть и не долго, но ты был моим другом. Он погиб через несколько дней после сдачи экзаменов. В тот день у нас проходили занятия по фехтованию посохом. Нас заставляли до седьмого пота вращать посох во всех направлениях. Мы перемещались строем, выполняя по команде движения посохом, блоки и удары во всех плоскостях. Когда-то маги не использовали посох для рукопашного боя, полагаясь только на магию. Но во время «Великих Войн» это изменилось. То, что было хорошо для мелких стычек и поединков, оказалось непригодным для большой войны и массовых сражений. Маг, уставший или истощивший свой магический запас, становился лёгкой добычей для обычного мечника. Оставшиеся в живых были вынуждены опуститься до обычной грубой силы. Маги стали изучать фехтование, делая упор на работу с посохом. Но известны маги, которые не брезговали и мечом. Это отразилось в учебной программе нашей Академии. Площадка для занятий по фехтованию была разделена на участки, отделённые друг от друга невысокой каменной оградой высотой примерно по грудь взрослому человеку. На соседней площадке старшие ученики последнего года подготовки занимались изучением стрельбы молнией из посоха. Они сгрудились на одном конце стрельбища, а на противоположной стороне площадки расположили каменный столб высотой примерно со среднего человека. От частого использования столб был местами выщерблен, в некоторых местах оплавлен и закопчён. Вместе со старшими учениками на стрельбище находился их наставник. Это был опытный волшебник, чей возраст находился на излёте зрелости. Плотно сбитый мужчина, опоясанный широким кожаным ремнём. Короткий ёжик каштановых волос, выглядывавших из-под шляпы, был обильно покрыт проседью. Короткая густая борода и густые брови создавали образ строгости. Он громко выкрикивал имена своих учеников. Эти ученики по очереди выходили вперёд и производили выстрел. Шарик к этому моменту окреп, и с радостным лаем носился по территории замка. Обычно он не убегал далеко от нашей группы, и поэтому я не беспокоился. Видимо это судьба. Я так и не узнал, что за нелёгкая понесла его на площадку для стрельбы. Один из учеников должен был произвести выстрел и тщательно к этому готовился. За его спиной стоял ещё один юноша, ожидавший своей очереди. Стрельба из посоха требует высокой концентрации внимания. Требуются усилия воли для создания ионного следа в воздухе, и такое же усилие для создания ионного следа в земле, для получения «энергетического кольца», по которому будет пущен разряд молнии. Появление Шарика отвлекло внимание ученика. Он перевел внимание на животное, и ионный след изменил своё направление. Непроизвольно он разрядил посох. Разряд молнии ударил Шарика. Это взрослого человека такой разряд может только обжечь, но для маленькой собачки это был смертельный приговор.
Мы отрабатывали переход, когда после очередного выстрела разрядом молнии раздался громкий собачий визг. Наступила тишина, нарушаемая только громкими, жалобными собачьими воплями. В моих глазах потемнело. Я пошатнулся. Чувство было такое, будто что-то оборвалось внутри меня. Этот крик Шарика сообщил мне о его смерти. Я нарушил строй и бросился к забору, отделявшему нас от стрельбища. Сзади раздался грозный крик Хаттона, призывающий меня обратно. Но я не послушал. Умирал мой друг, и я, совсем обезумев, шёл ему на помощь. Для старика Хаттон проявил большую резвость. Он умудрился догнать меня у забора. Я уже пытался перелезть забор, когда меня догнал удар посохом сверху вниз. Я скатился со стены на нашу сторону площадки.
— Это Шарик! — закричал я, хотя и понимал, что него это пустой звук.
— Даже если это будет твой сын, ты обязан выполнять команды. Иначе количество жертв может стать запредельным.
Крики Шарика постепенно затихали. Я бросил взгляд на него. Удар молнии разорвал его почти пополам. Тело было сильно обожжено. От боли он обезумел и пытался уползти от места боли, оставляя за собой кровавую полосу. Живот был разорван, его внутренности волочились за ним. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять простую истину: я не мог ему помочь. Со стороны площадки для стрельбы вдруг раздались новые звуки. Юноша, произведший выстрел, и его друг, стоявший сразу за ним, разразились истеричным хохотом. Я и Хаттон повернули головы в сторону них. Юноши смотрели исключительно на Шарика и смеялись. Видимо вид умирающей в страшных мучениях собачки их рассмешил. Я почувствовал, как напрягся Хаттон. Его верхняя губа угрожающе приподнялась.
— Том!
Закричал он. Но в этом не было необходимости. Наставник старших учеников уже двигался в сторону весельчаков. Крик Хаттона только предупредил их. Они повернулись, но защититься не успевали. Наставник нанёс им два удара посохом, после которых один упал ничком на землю, а второго опрокинуло на колени. Перехватив посох ближе к навершию, наподобие двуручного меча, наставник начал наносить им сильные, хлёсткие удары. Он бил их до тех пор, пока они не перестали шевелиться. Хаттон перепрыгнул через забор и направился к собачке. Все замерли. Наставник Том перестал бить учеников. Оказавшись над собачкой, еще продолжавшей шевелиться, Хаттон направил навершие посоха на собачку. Его губы зашевелились. Навершие осветилось зеленоватым светом. С него начала отделяться зелёная дымка и оседать на землю. Наставник проследил, чтобы дымка покрыла всю собачку и её кровавый след. Собачка сразу перестала шевелиться и скулить. Она была мертва, только вдохнув этот дым. Сразу после этого тело собачки стало разлагаться и чернеть. Я видел, как с неё сползла плоть и обуглилась, обуглились её кости, а потом рассыпались в прах. На площадке не осталось ни собачки, ни её крови. Дымок впитался в землю, убив на этом месте растительность. Эта прогалина осталась на долгие годы.
Наставник вернулся на нашу площадку. Мне уже нечего было терять, и я осмелился задать вопрос.
— Учитель, за что их? — и показал на весельчаков.
— За удовольствие от чужих страданий. — Ответил он таким тоном, будто сказал что-то само собой разумеющееся.
Я задумался. В моей голове промелькнули все жестокие наказания, применённые ко мне и другим ученикам.
— Учитель, но ведь вы тоже совершаете жестокость! В чем разница?
— Жестокость и удовольствие от чужой боли — вещи разные. Мы жестоки по необходимости. А разница — в остроте скальпеля. — Он протянул руку в сторону прогалины и, пресекая следующий вопрос, сказал. — А это то, чему вас учат противостоять.
Он заорал, возвращая нас в строй. Мы продолжили занятия. За эту выходку и покидание строя я был строго наказан.
Уже отбывая наказание, выполняя тяжёлую работу по кухне, я узнал о наказании, понесённом нашими весельчаками. После того, как их привели в чувство, наставник Том приказал им самостоятельно излечиться. Их посадили в карцер. На этом их наказание не закончилось. На следующий день их отвезли в город. Там на них наложили заклятие по временному лишению магических способностей. Раздев почти до нога, их привязали к позорному столбу. В течение суток горожане со смехом развлекались тем, что кидались в них кусками лошадиного навоза. После того, как их сняли и отмыли, они ещё несколько дней пахли навозом. Мне было жаль Шарика. Но, представив себя на месте этих ребят, осознав всю тяжесть унижения и позора, которому их подвергли, я спросил себя, а стоит ли жизнь собаки такого наказания? Я спросил об этом наставника, и получил ответ.
— Главная заповедь Спасителя: «Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы сделали с тобой!» В рядах волшебников это правило действует особенно сильно. Эти двое посмеялись над чужой болью. Их самих заставили испытать боль и осмеяние. За время существования Магической Академии мы накопили достаточно способов доведения знаний до ума. Не помогает слово, доводим через физическое воздействие. Этим ещё повезло. Могли ведь просто изгнать, лишив магических способностей.
***
Я вздрогнул и оглянулся. Картины памяти промелькнули передо мной в одно мгновение. Я тряхнул голову, отгоняя видение. Рядом сидела Нянечка.
— Да. — Сказал я, — Он хорошо нас учил.
Я отпил чая из кружки. Позволил себе насладиться его вкусом, удержав глоток отвара во рту. О вкусах не спорят, но вкус чая для меня, это одно из маленьких наслаждений этого мира. Проглотив чай, я мысленно проводил поток жидкости, текущий к желудку по пищеводу. Я оглянулся на нянечку. Она медленно отпивала чай из кружки, держа её двумя руками. Её глаза были прикрыты. Было ощущение, будто она погружена в свои воспоминания. Я ждал, стараясь не нарушать её покоя. Наконец, она отставила кружку и открыла глаза.
— Тётя Вера, — заговорил я, стараясь, чтобы мой голос был максимально вежливым, — я хотел бы прояснить ситуацию с Хедином и …
Она понимающе кивнула. Далее, пока мы пили чай, она рассказала мне историю Хедина и его любви. Тем более что я оказался в неё втянут.
Несколько лет назад молодой воин Хедин, будучи ещё сквайром, прибыл в гарнизон для несения службы. Здесь он встретил местную красавицу Хельгу. Всё своё время, свободное от службы и битв, Хедин занимался тем, что пытался ухаживать за юной красавицей. Однако не преуспел в этом. Хельга осознавала свою красоту и воздействие на мужчин. Она привыкла к вниманию со стороны других мужчин, обитателей крепости. Она привыкла, что все её выходки для неё сходят с рук. Ухаживания Хедина польстили ей. Она решила поиграть с ним, и вела себя с ним, то ласково, то грубо, то нежно, то прохладно. Ей доставляло удовольствие доводить его до отчаяния. Пришёл момент, когда Хедин признался ей в любви. И тогда Хельга рассмеялась ему в лицо. Она сказала, что не любит его. Она лишь играла им. Что он в её глазах — ничтожество. Она никогда не свяжет с ним свою жизнь. Пока она говорила, Хедин пришёл в состояние ярости. Гнев мешал ему думать. Он не нашёл, что ей сказать, потому решил просто уйти. Но Хельга ещё не насладилась его страданиями. Желание ощущать свою власть над мужчинами пересилило в ней здравомыслие. Она преградила ему путь. Глядя ему в расстроенные глаза, она продолжала смеяться и оскорблять его. Именно тогда Хедин и совершил поступок, запятнавший его честь. В гневе он оттолкнул её от себя в сторону. Силу он не рассчитал, и Хельга, потеряв равновесие, упала на землю. Беда лишь в том, что упала она неудачно, прямо на деревянные колья, сложенные стопкой и подготовленные для установки ограды. Тогда она и повредила лицо. Предыдущий маг залечил рану, но он не умел так исправлять шрамы, как я. С тех пор она потеряла свою красоту. Капитан не позволил другим воинам расправиться с Хедином. Он приказал Хедину жениться на Хельге, чтобы исправить свою вину. С тех пор прошли годы. Хельга родила Хедину трех малышей. Чувствуя свою вину, Хедин в битвах рвался навстречу Смерти, лез в самую гущу сражения, в самые опасные места. Но Смерть обходил его стороной. Часто именно его отвага приносила отряду победу в самых безнадёжных ситуациях. Так продолжалось до тех пор, пока не появился я.
— Хедин любит Хельгу. Он боится её потерять. Когда ты исправил её лицо, сделал шрамы практически незаметными, он испугался, что Хельга уйдёт от него. Поэтому и такая агрессия. — Она улыбнулась — Не беспокойся, капитан не позволит причинить тебе вред.
— А Хельга? — Я почему-то беспокоился о Хедине.
— Вряд ли она уйдёт от Хедина. Прижились они. Да и дети её удержат.
К этому моменту мы постепенно допили свой чай. Люди стали потихоньку расходиться.
— Пора и нам идти. — Сказала нянечка. Она указала на монеты, всё ещё лежащие на столе. — Деньги забери, ты их честно заработал.
Я сгрёб монеты со стола. К этому моменту столовая почти опустела. Люди расходились по своим делам. Стали подтягиваться бойцы, сменённые со своих постов. Нянечка двинулась к выходу. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, я последовал за ней. Затылком я чувствовал, как меня провожают любопытные взгляды. Но окликать меня никто не спешил. Мы миновали дверной проём, едва разминувшись с воином, идущим в столовую. Вечерний воздух становился прохладным. Солнце опускалось, и было уже почти над самым горизонтом. Внезапно я осознал, что сегодня ещё не был в собственной комнате на вершине магической башни. Я поискал глазами башню и впервые взглянул на неё с интересом. Как-то не приходила мне в голову мысль, что теперь это моё место отдыха. Что там меня ждёт? От этих мыслей меня оторвала нянечка.
— До завтра. — Сказала она. — Тебя с утра будить?
На мгновение я задумался. День был тяжёлый и хлопотный. Поэтому я так и не решил, каковы будут наши отношения. Кто из нас будет подчиняться кому. Хотя… Я никогда не был особо жаждущим власти. Нянечка всегда была хозяйкой лазарета, а мы, маги, постоянно менялись. Пожалуй, меня устраивала её власть на этой территории. Во время операции, конечно, буду командовать я, а в остальном…
— А как здесь обозначают утро?
— Дают удар в гонг в шесть утра. — удивлённо ответила она.
— Тогда, пожалуй, не надо. Попробую подняться сам. Если через час после гонга меня не будет в лазарете, тогда прошу меня разбудить.
Я развернулся и направился в сторону башни. Пересёк двор. Пришлось обойти выставленные рядами бочки и штабеля досок. Бочки, судя по запаху, были заполнены водой, смолой и дёгтем. Похоже, что в этой части крепости хранился запас для починки внутренних строений. К магической башне вела узкая тропинка. Ошибиться было нельзя. Похоже, это был единственный путь, которым пользовались. По обе стороны от тропинки лежал слой пыли, а сквозь камни мостовой прорастала скупая трава. Если центральную часть площади ещё выметали и утаптывали, то этой частью пользовались по необходимости. Лучи заходящего солнца отбрасывали длинные тени, но тропу было хорошо видно. И в конечном итоге эта тропа привела меня к входу в башню.
Я некоторое время осматривал эту дверь и само строение. Башня была не велика. Лишь немногим выше сторожевых башен, встроенных в стены крепости. Кладка стены была старая. Местами связующий раствор осыпался, делая каменные блоки видимыми более чётко. Однако заклятия, заложенные в стены при строительстве, удерживали камни от рассыпания. Были видны свежие заплаты из раствора, вмазанные в щели. Но при всём при этом было не похоже, что башня готовится рухнуть. Сам вид здания как бы говорил о том, что башня пережила не одного «хозяина». Маги, жившие в ней, чувствовали себя здесь на «временном поселении», потому о башне особо не заботились. Поэтому здание пришло в такой обветшалый вид. Дверь, ведущая внутрь, была маленькой. Никто её даже изначально не готовил для «парадных выходов». Толстые доски двери были прошиты по контуру и друг к другу железными полосами. Были видны заклёпки. Доски двери уже давно рассохлись и пошли трещинами. Но было не заметно, чтобы дверь готовилась развалиться. На двери не было видно висячего замка или замочной скважины. Вместо рукояти виднелось железное кольцо на петле. По другую сторону от рукояти виднелись самые обычные дверные петли. Ничего необычного. Я полагал, что дверь должна как-то запираться. Стоял я в растерянности от того, что не мог понять какой замок использован в данном случае. Возможно, что и магический. Мне было известно несколько запирающих заклятий. Проблема была в том, что если ты используешь не то заклятие, то дверь блокировалась, и открыть её мог после этого только наложивший заклятие. Я смотрел на дверь обычным и вторым зрением, пытаясь отыскать отпечатки запирающих заклятий, но не находил. От чего начинал беспокоиться. Меня не предупреждали об этом. Поколебавшись ещё немного, я решил просто открыть дверь. Будь что будет. Я протянул руку и взялся за кольцо. После чего осторожно потянул дверь на себя. Неожиданно дверь легко поддалась. Приоткрыв дверь немного, я с удивлением уставился на неё. Внутри я также не замечал следов ловушки. Никто не прятал магию от простых людей? Я был в лёгком шоке.
— Ну, и дурак же ты. — Сказал я вслух сам себе.
Конечно, это же не город, а всего лишь маленький гарнизон. Здесь ты единственный маг, и никому нет дела до твоих колдовских «штучек». Ещё раз, оглядев поверхность стены магической башни, я дал себе зарок, что если приживусь здесь, обязательно отремонтирую эту башню. Пусть я и не самый лучший маг в области строительства, но для данной задачи моих способностей должно хватить. С такими мыслями я вошёл внутрь башни.
Оказавшись внутри, я на какое-то время потерял ориентацию из-за наступившей темноты. Дверь за мной тихо закрывалась под собственным весом, отрезая последние лучики света. Я прикоснулся рукой к навершию посоха и прочитал заклятие:
— Люмос.
Навершие посоха осветилось бледным светом. Посох светил не далеко, давая небольшой круг освещённого пространства. Я шагнул вперёд, вглядываясь в окружение. Ранее мне никогда не приходилось бывать в башнях магов. Об их строении я знал лишь по картинкам в книгах. Было интересно увидеть одну такую в реальности. Стены, похоже, были толстыми, потому что внутри помещение было небольшим, округлым. На мой взгляд — десять-двенадцать шагов в диаметре. Начиная от входа, во все стороны вдоль стен стояли старые шкафы, заваленные различным хламом. Угадывались стойки с пробирками и колбами. Остатки связок различных засушенных растений, уже осыпавшихся от времени. Какими-то непонятными предметами под стеклянными колпаками. Дал себе зарок после прибраться здесь. В центре помещения был установлен толстый деревянный столб. Обвиваясь вокруг него, вверх уходила винтовая лестница. Я поднял посох и глаза вверх, чтобы осмотреть потолок. Я ожидал увидеть настил из брёвен, но увиденное меня удивило и порадовало. На высоте примерно в два моих роста стены плавно переходили в каменный купол из массивных блоков. Похоже, что здание строили на века. В центре потолка, на высоте около двух моих ростов в потолке зияло круглое отверстие, в которое уходили столб с обвивающей его лестницей. Мне, похоже, надо было подниматься туда. Опустив посох вниз, я осмотрел пол под ногами. Толстый ковёр пыли покрывал этот пол. От двери к лестнице по пыли была протоптана дорожка следов. Похоже, что это был единственный путь, которым здесь пользовались. Я лишь подивился неряшливости предыдущих «хозяев» башни. Заклятие очищения помещения от пыли было не самым сложным. Неужели было так сложно навести здесь хоть видимость порядка? Я двинулся по протоптанной тропинке к лестнице.
Подъём по лестнице утомлял меня постоянным движением вокруг столба. Я поднимался вверх и левой рукой держался за столб, держа в правой руке посох со светящимся навершием. Что поделать, перила предусмотрены не были. Ступени были не очень широкими, но один человек мог идти по ним вполне комфортно. А вот разойтись двоим, если один шёл сверху, а второй снизу, было невозможно. Понимаю, так сделали, чтобы затруднить подъём захватчикам, атакующим башню. Один человек, стоящий возле отверстия наверху с копьём или посохом, мог сдержать целый отряд. С такими мыслями я и преодолел вход на второй этаж.
Комната на втором этаже была по размеру столь же небольшой, как и на первом. Как и в комнате на первом этаже стены были заставлены шкафами. В отличие от первой комнаты в шкафах лежали фолианты книг, а в отдельных нишах шкафов располагались свитки, накрученные на деревянные катушки. Так же лежал слой пыли, в которой отпечатались шаги. Большинство книг и свитков покрывал слой пыли. Похоже, что ими давно не пользовались. Но на некоторых книгах слой пыли был не столь большим. Мне стало интересно, какие книги и заклятия чаще всего пользовал прежний маг. При этом мне стало печально, что библиотека — главная ценность мага — содержалась в таком плохом состоянии. На высоте в два моих роста комната оканчивалась куполом потолка. Уже не давая себе зароков, я продолжил подъём. Круглое отверстие потолка закрывала деревянная вставка, в которой был вделан люк, открывающийся вверх. Наконец, я преодолел последний участок лестницы и толкнул крышку люка. Она легко поддалась и открылась, явив ещё один тёмный провал. Медленно я всунул в люк сначала навершие посоха, а потом уже и голову. Так я оказался в жилом помещении.
Я вошёл, оглядываясь по сторонам. Комната, как и предыдущие, была круглой. Но было и отличие. Поверх камня на полу было настелено деревянное покрытие. Доски были подогнаны друг к другу так плотно, что между ними даже спустя много лет не образовалось щелей. Через центр комнаты также проходил столб с лестницей, уходя в купольный потолок на высоте в полтора моих роста. Это, видимо, было сделано для сбережения тепла в зимнее время. Отверстие в потолке тоже было закрыто деревянной пробкой с люком. В стенах комнаты в направлении на все четыре стороны света были прорезаны узкие, вертикальные щели окон. Сквозь них проходило достаточно света, чтобы разглядеть комнату без дополнительного освещения. В промежутках между окон стояла незамысловатая мебель. На северо-западной стороне стоял большой плательный шкаф без дверок. Он был почти пуст. В нём висела старая поношенная одежда. Наверное, она принадлежала погибшему магу. Надо будет от неё избавиться, но это позже. На полке для шляп валялась смятая старая шляпа и, как мне показалось, шарф. В нижней части шкафа стоял сундук, покрытый пледом. На северо-восточной стороне стоял небольшой камин, выложенный из камня. Очаг был окружён железной решёткой, а сверху над ним свисала железная цепь с крюком, на который, как правило, подвешивался котёл. Труба выходила куда-то наружу. Возле очага на небольшом столике стоял деревянный бочонок для воды, закрытый деревянной крышкой. На ней стояла кружка. На юго-западной стороне стояла простая кровать без всяческих излишеств и украшений. Кровать, как и положено для мага, была жёсткой. На деревянный настил, расположенный между ножками кровати, укладывался толстый шерстяной плед. Поверх было наброшено лоскутное одеяло. Толстый тканевый валик у изголовья, видимо, заменял подушку. Достижение. В Академии Волшебства мы пользовались деревянными брусками. На юго-восточной стороне комнаты стоял старый стол, сейчас заваленный бумагами и свитками. На нём виднелись чертёжные инструменты. Прямо над столом на крюке, вделанном в стену, висел масляный фонарь. Вполне даже неплохой светильник. Рядом со столом стояло два табурета. Я внезапно спросил себя: «А для кого второй?» И усмехнулся этой мысли. Возле стола стояла подставка для посоха. Она была пуста. Академия старается не разбрасываться магическими артефактами. После смерти мага Академия присылает посыльного из отдела архивариуса, который собирает магические инструменты, принадлежащие магу. Будь то посох, жезл, магическая палочка, волшебные кольца или иные артефакты. Всё это описывается и сдаётся на хранение в обширный архив Академии. Так повелось со времён Великих Войн. Изготовление посоха требует и времени, и ресурсов. Остальные артефакты волшебник изготавливает сам или заказывает у того, кто может это сделать лучше него. В те времена вновь обученным магам часто выдавали посохи уже погибших волшебников. И всё равно, посохов не хватало. Волшебникам приходилось заниматься лекарством, не участвуя в боях, ожидая пока ему выдадут посох. Это означало, что для того, чтобы ты обрел способность обороняться в бою, какой-то другой маг должен умереть. Или же можешь умереть ты, будучи беззащитным. Меня это не коснулось, но во время обучения нам часто рассказывали о погибших волшебниках, перечисляли имена, подчёркивая, как нам повезло иметь посохи. Подчёркивали о необходимости их беречь. Подставка была пуста. Посох уже востребовали. Значит и другие артефакты здесь искать нет смысла.
Лестница уходила в потолок. Мне стало интересно, что же находится выше? Я продолжил двигаться вверх. Дойдя до люка, я легонько толкнул его. Люк поддался, но плохо и со скрипом. Похоже, что этим путём давно не пользовались. Об этом же говорил слой пыли на верхних ступенях лестницы. Я толкнул сильнее. На меня посыпалась пыль и кусочки ржавчины. Но всё-таки я попал на самый верх. Я оказался в маленькой, круглой комнатушке, не более пяти шагов в диаметре. Пол был деревянный. Напротив люка находилась дверь, открывавшаяся наружу. В противоположной стороне стоял старый деревянный шкаф. Сбоку к нему была прислонена обшарпанная тренога. По другую сторону шкафа стояла табуретка. На полке шкафа лежал сильно запылённый предмет, в котором с большим трудом угадывался старый телескоп. Я надеялся, что это телескоп. Настолько старый, что таких уже никто не изготавливал. Я вышел в комнату из люка.
Смотреть было особо не на что. Я прошёл к двери и толкнул её. Она открылась со скрипом. Я оглянулся. Столб, проходящий через всю башню снизу доверху, заканчивался в верхней комнате на уровне моей груди. Я шагнул вперёд и оказался на верхней площадке башни. Комнатка, из которой я вышел, находилась в центре этой площадки. Она имела деревянный потолок и сверху это строение венчала деревянная, остроконечная крыша, покрытая черепицей. Площадка по краю имела каменный парапет с поднимающимися вверх зубцами. Между парапетом и центральным строением была площадка, огибавшая кольцом стены комнаты. Пол был слегка покатым. Вдоль парапета по полу был проложен каменный лоток. По нему дождевая вода вытекала наружу башни. Это происходило через отверстия на западной и восточной сторонах. С северной стороны была видна крепостная стена. Я подошел к краю парапета, чтобы выглянуть наружу. От крепостной стены к башне был протянут каменный, арочный мост. По моим прикидкам он упирался в сплошную стену на высоте ниже моих окон примерно с мой рост. Я глянул вниз. Снаружи к стене от моста до уровня парапета башни была приставлена деревянная лестница. Задумка строителей была понятна. Если враги ворвутся на стены крепости, защитники по мосту могут отступить к магической башне и влезть наверх по лестнице, скинув её потом вниз. А если открыть окно в моей комнате (я уже считал эту комнату своей), то можно вести стрельбу вдоль моста, отгоняя нападающих. Да и сама стена с высоты крыши башни как на ладони.
Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Пора было возвращаться в комнату. Я осмотрелся ещё раз. А ведь хорошая обсерватория может получиться. В ясную ночь. Но не сегодня. Сегодня будем спать. Я прошёл внутрь маленькой постройки и закрыл дверь. Спустился вниз по лестнице и закрыл люк. В комнате стоял полумрак. Свет давал только мой посох. Пора было зажечь светильник и готовиться ко сну. Мой первый день в крепости подошёл к концу.
Я разделся. Уложил вещи на свои места. Поставил табурет на люк, чтобы его нельзя было открыть незаметно. Табурет обязательно бы опрокинулся и загремел. Я надеялся, что мой сон не будет слишком крепким. Пора было выполнить одно упражнение. В нашей Академии оно называлось «Релаксация». Сложное название, но означает оно — расслабление. Не знаю как кому, но для меня это упражнение гарантировало сон. Я лёг по удобнее, чтобы тело лежало на кровати без напряжения. Закрыл глаза. Стал расслаблять мышцы. Вспомнился наставник. Когда он обучал нас, то в качестве образа предлагал использовать верёвку. Он сначала натягивал её так, что она стала похоже на натянутую струну. Потом он её отпустил, и она провисла. А потом он бросил её на землю, и она приняла форму грунта, на котором лежала. Так он предлагал нам расслаблять мышцы, до уровня провисшей верёвки, а тело до уровня верёвки, лежащей на земле. Сейчас я пытался приложить этот образ к своему телу. Опыт брал своё, тело подчинялось. Сложнее было расслабить лицо и глаза, но и это удалось. Я потратил силы на успокоения сердцебиения и дыхания. После этого надо было очистить мозг от всех мыслей, не касающихся расслабления тела. Как всегда помог образ. Я сконцентрировался на образе тихого водного омута. Мысленно я превратил тело в воду и успокоил её движение. Представил как вся грязь и муть оседает на дно, выбрав в качестве дна прямую кишку. Увидел, как вода стала чистой и прозрачной. Это было сложно. В своих мыслях я был в воде и был водой. Вода нагрелась от солнечных лучей, и моё тело нагрелось как вода. Я плавал в воде. Где-то здесь я потерял связь с миром, ушёл в свои сновидения.