Я вышел из машины, потянулся и перелез через ограждение дороги. До крыши передо мной было метра два. Внизу находился какой-то узкий переулочек. Примерившись, я разбежался и прыгнул. Прыжок удался на славу: я удачно приземлился на крышу.
Крыша была довольно большой, и я побежал к тому её краю, который выходил на сторону района, где я вчера нарушил державшееся на покойном усаче криминальное равновесие, которое и вызвало сегодняшний полицейский рейд.
Приближаясь к краю, я увидел, что передо мной находится ещё одна крыша, ниже высотой на один метр, чем та, на которой находился. Ещё прыжок. Пока всё шло как по маслу. Следующим зданием, стоящим в нужном мне направлении, был жилой дом. Он уже находился на улице Пиратского, то есть, непосредственно в зоне работы полиции.
Этот дом был выше, чем крыша, на которой был я. Я разбежался и прыгнул, зацепившись за ограду балкона какой-то квартиры. На улице могла быть полиция, поэтому я быстро подтянулся и залез на балкон. Я оглянулся на крышу, которую только что покинул. Вернуться на неё едва ли было возможно, так как для прыжка такой длины нужен был разбег, которому со стороны балкона мешали перила. Встав на перила балкона, я подпрыгнул и зацепился за верхний балкон. Снова подтянулся и вскарабкался на этаж выше.
Таких упражнений я проделал три. Остановившись на третьем балконе, чтобы перевести дух, я высунулся через перила на улицу и посмотрел наверх. Крыша, до которой я собирался добраться, была ещё высоко. Я решил, что лучше попасть в подъезд и подняться до крыши по обычной лестнице. Паркур паркуром, а жару никто не отменял.
Отдышавшись, я снова перелез через балконную ограду, но полез на этот раз уже не вверх, а в сторону, полагая, что, скорее рано, чем поздно, доберусь до окна, ведущего в подъезд. Возможно, там вообще не будет застеклённого окна: в Константинополе практиковалось и строительство таких домов, где, выходя из квартиры на лестницу в подъезд, ты оказывался как бы уже на улице, на свежем воздухе.
Мой расчёт оказался верным. Через минуты три, я, кряхтя, вскарабкался на высокий кирпичный подоконник и спрыгнул в подъезд. Я решил сэкономить силы и подняться на лифте: пробежка по лестнице на самый верх только утомила бы меня, не доставив никакого удовольствия от творческого преодоления препятствий, с помощью собственной ловкости. Того самого удовольствия, в котором и заключался смысл паркура.
Пока я ждал лифт, заходил в него и ехал на последний этаж, мне вспомнилось, что в Китае паркур называют «поу ку» — крутая беготня. Отличная формулировка, я считаю. Лифт звякнул и открыл двери. Я вышел на последнем этаже.
Тут и там валялись пустые банки и бутылки из-под алкоголя из тех, которые не принимали автоматы для стекла и пластика. Подростки, живущие в районе между улицами Пиратского и Айвазовского, судя по всему, считали ниже своего достоинства убирать за собой мусор, если автомат не вернёт им за это стоимость бутылки. Стыдно. Ну, на то они маргиналы.
Я поднялся на самый верх, чтобы увидеть, что закрыт не только сам люк на крышу, нет. Вокруг него была наварена уродливая решётки из арматуры, калитка которой тоже была закрыта. Что же такое вытворяли на крыше местные жители, что пришлось наваривать решётку, чтобы не пустить их на крышу?
Задаваясь этим вопросом, я подошёл к подоконнику и взобрался на него. Я высунулся наружу и посмотрел вниз. Меня обдало небольшой волной адреналина. Довольно высоко. Я вытер руки об одежду и для верности повозил ладонями по подоконнику, покрытому кирпичной, да и простой пылью. Сделал я это для того, чтобы не скользили руки.
Дальше тянуть было некуда. Я вдохнул поглубже и полез на крышу, цепляясь за всё, за что можно зацепиться. В какой-то момент мои ноги повисли в воздухе. «Это конец!» — посетила меня паническая мысль. Если человек произошёл от обезьяны, то почему это, до сих пор якобы, если верить некоторым британским учёным, сидящее глубоко внутри нас животное, так боится высоты? От панической мысли я небрежно отмахнулся. Я вообще нахожу полезным отмахиваться от страхов и хотелок сидящего внутри нас животного, шепчущего нам о том, чтобы мы перестали контролировать себя и свои мысли. И без разницы, чей это шёпот: древней обезьяны или дьявола.
Я забрался на крышу и отполз подальше от края: хотелось расслабиться на минуту-другую. Я лежал, глядя в безоблачное голубое небо. Было очень тихо: думаю, что в ожидании полицейского рейда обитатели попрятались по домам или покинули район. Чуть отдохнув и успокоившись, я поднялся и посмотрел на район.
В паре мест я увидел висящих над улицами в воздухе полицейских офицеров, в остальном же район выглядел опустевшим. На одном из балконов, правда, я увидел пузатого старика в трусах. Он курил, равнодушно глядя вниз. Да уж, ему и полицейский рейд нипочём.
Я повернулся, чтобы посмотреть в другую сторону. К своему удивлению, я увидел сидящего под тентом бородатого толстяка в мешковатой одежде и кепке с прямым козырьком. Того самого, которого видел вчера, когда после пляжа заскочил перекусить в бистро, где он собирал из нескольких чизбургеров один.
Он сидел в раскладном кресле, одетый так же, как и вчера и, не обращая на меня ни малейшего внимания, что-то читал на «ладошке», уперев державшую гаджет руку в живот. Я оказался в немного затруднительном положении: следовало бы поздороваться с ним и представиться, раз уж мы вдвоём оказались на одной крыше, и он не проявляет преступных намерений. Но, будучи в маске, я не находил уместным сообщать своё имя.
Почувствовав мой взгляд, толстяк поднял на меня глаза. Смотрел он открытым взглядом, безо всякого страха и, честно говоря, безо всякого интереса.
— Добрый день, — сказал я.
— Здрасьте, — ответил тот высоким звонким голосом. Он выглядел ничуть ни удивлённым тому, что с ним заговорил взявшийся ниоткуда человек в маске.
— Часто здесь бываете? — задал я светский вопрос, осознавая всю нелепость ситуации.
— Да, каждый день, — ответил толстяк.
— Я, к сожалению, не могу представиться, — сказал я. И показал пальцем на лицо, — как видите, я нахожусь здесь инкогнито.
— Ага, норм, — сказал толстяк.
— Понимаю, конечно, что и с моей стороны неуместно будет спрашивать ваше имя, коль скоро я не называю своё, — произнёс я.
— Меня Александр зовут, Саша, — быстро ответил бородач.
— Приятно с вами познакомиться, — кивнул я.
— Ага, — снова сказал Саша. — Хотите пива?
Он протянул руку куда-то за спинку своего раскладного стула, где, вероятно, находилась сумка-холодильник или что-то вроде неё, и достал запотевшую банку пива «Харбин». Конечно, на такой жаре я бы с радостью выпил холодного пива, но даже малые дозы алкоголя могли пагубно сказаться на моей координации движений. Поэтому я почёл за благо отказаться.
— Нет, спасибо, — сказал я.
Саша пожал плечами, открыл банку и сделал глоток.
— Я сейчас слежу за выборами в Северной Америке, — поведал он. — Верите ли, всю ночь не спал.
Я издал вежливый смешок, решив, что он шутит. В самом деле, неужели кому-то могут быть интересны внутренние дела какой-то республики, когда всякий, у кого есть глаза, видит, что самые успешные страны — монархии? И именно они правят миром, а не разнообразные республики, коим нет числа. Будь то Республика Зимбабве, Республика Нигерия, Республика Бразилия или республика, называющая себя Соединёнными Штатами Америки.
Все мы на восьмой год обучения узнавали, что Североамериканские Соединённые Штаты вышли из-под управления Англии и не смогли сориентироваться, кого бы посадить на трон. Оттого им и пришлось объявлять республику.
Французские смутьяны, насмотревшись на американцев, стали строить республику у себя, устроив кровавую чехарду почти на сто лет. С уличными боями, массовым отрубанием голов, отставными проститутками-вязальщицами, сидящими в парламенте, и прочим непотребством. Да так разошлись, что революций у них было ни одна и ни две.
На трон, периодически объявляя монархию, также сажали то одну династию, то другую, то третью. Не забывая при этом воровать так, что в отставку уходило по паре правительств в год.
Понятное дело, что солидные монархии, смотря на это сумасшествие, сначала пугались, потом просто удивлялись, и наконец, через пару десятков лет, стали откровенно смеяться над самостоятельно лишившими себя королевского достоинства республиками. Разве Российская империя или Великобритания могут на равных разговаривать со странами, добровольно скатившими себя в состояние хаоса?
Сейчас-то уже ничего, привыкли. Конечно, уважения к ним никакого, но, опять же, никто и не обижает. А чего обижать? Всё понятно: в Париже голые танцовщицы в Мулен Руж, бордели, туда за плотским отдыхом и прочими примитивными наслаждениями. В Америке предприятия, бизнес, туда деньги вкладывать.
Однако же я никогда прежде не встречал такого человека, который бы всерьёз интересовался ярмарочными фокусами, с помощью которых в республиках разные, являющиеся марионетками монархий, проходимцы конкурируют друг с другом за власть. Конкурируют, кстати, тоже на деньги монархий же.
— Я, конечно, голосовал бы за Рейгана, — не заметив моей усмешки, продолжал Саша. — Если победит другой, я тогда не знаю, что будет со страной…
Названная фамилия мне что-то смутно напомнила. Я спросил Сашу:
— Позвольте, разве Рейган — это не фамилия какого-то старого актёра?
— Да, это буквально фамилия актёра, — кивнул тот. — А сейчас этот старый актёр баллотируется на второй срок в США.
От удивления я крякнул.
— Однако…
Идея о том, что кто-то уже однажды допустил управлять страной человека, который в самом прямом смысле был шутом, кривляющимся на телеэкране на потеху домохозяйкам, казалась мне нелепой сама по себе. Нелепой настолько, что я зашёл под Сашин тент, решив, что солнце напекло мне голову и я начинаю бредить. Но, что ведь ещё более поразительно: кто-то ему доверяет до такой степени, что позволяет баллотироваться и на второй срок. Цирк, да и только.
— А почему вы здесь сидите? — спросил я, чтобы переменить тему.
— Да просто как-то, — ответил своим высоким голосом Саша, пожимая плечами. — Я живу в этом доме, решил, что надо как-то воздухом подышать. Для здоровья, может, полезно будет…
— Так ведь полиция проводит рейд сегодня! — удивлённо рассмеялся я.
— А, ну да, я слышал, — ответил толстяк. — Ну и правильно делает, я считаю, у нас тут довольно серьёзная криминальная обстановка.
— Во время рейда разве не лучше дома закрыться или вообще уехать куда-нибудь? — поинтересовался я его мнением.
— Нууу, — протянул Саша, — лучше было бы уехать. Да я и хотел, но всё думал, сейчас ещё чуть-чуть посижу в Паутине и поеду. У нас дом за городом. Посёлок Кипарисный мыс, знаете?
Я отрицательно покачал головой.
— Нет? Ну неважно, — продолжил Саша, — Потом решил ещё чуть-чуть посидеть, а потом полиция оцепила район…
— А давно тут жить изволите? — спросил я.
— Нет, полтора месяца, — ответил он. — Меня маменька сюда жить выселила. Ты, говорит, взрослый, живи один. Это весь дом наш. Мы квартиры в нём сдаём.
Он указал на крышу под собой, подразумевая, что вот этот дом, на котором мы прямо сейчас и стоим.
— То есть, это ваш доходный дом? — спросил я.
— Ага, — сказал Саша и продолжил: — Жильё тут, конечно, бедное, но я лучше тут жить буду, чем, знаете, жениться на ком-то там, потом на службу ходить, время тратить. Зачем мне это всё.
— Да, понимаю, — кивнул я. — Действительно, зачем же, если не хочется, и есть возможность этого не делать.
— Да, именно так, — кивнул и Саша.
— Вы упомянули, что здесь обстановка повышенной криминальной активности, — сказал я. — Как же вы тут живёте? Каждый день, небось, Яром пользуетесь, чтобы шантрапу местную гонять?
— Нееет, — замахал руками Саша, — ни разу не пользовался!
— А как же вы тогда? — спросил я.
— Да никак, я тут только днём хожу, — пожал плечами бородач. — Да и Яром я плохо пользуюсь. На крышу вот могу взлететь только с балкона своего.
— Отчего же так получилось? — полюбопытствовал я.
— Да я не знаю даже, — задумчиво прищурился Саша и, забывшись, постучал себя кулаком по груди. Предполагаю, что это был его обычный жест, когда он о чём-то думал или что-то вспоминал. — Меня пытались учить в детстве, как всех, но ничего не получалось, я быстро уставал, а самостоятельно, без учителя, вообще не занимался. Вот так и вышло, что резервуар у меня крохотный, да и им я едва владею.
— И вас отправили жить в такой опасный район? — удивился я.
— Да ну как опасный, — ответил толстяк. — Опасный да не опасный… Живу же вот. И потом, мама не понимает таких вещей. Она говорит, ну вот есть же полиция, если что, туда обратишься.
— Понятно, — кивнул я.
— У меня ещё автомат есть, автоматический карабин, точнее, — продолжил Саша.
— Вот как? — заинтересовался я.
— Ага, — сказал он. — Но я экстремально плохо стреляю, всё летит вкривь и вкось. Вообще, мне кажется, я бракованный купил. Ну, опять же, у меня и с луком такая же ситуация…
— У вас и лук есть? — удивился я.
— Да, и арбалет, и духовая трубка, и пневматическое винтовка, и обычное ружьё, охотничье такое, знаете… — грустно ответил бородач. — Но всё летит криво, ничего не работает нормально.
— Неужто всё так плохо? — не поверил я.
— Мда, — протянул он. — К сожалению, да. Верите ли, я и огнестрел купил, думая, что уж из него-то точно получится нормально стрелять. Мушку и целик сопоставил, и пуля сама летит в этом направлении… ну я так думал, по крайней мере…
— А оказалось иначе? — спросил я.
— Да, — ответил Саша. — Оказалось, что и из карабина пули у меня летят как попало. Сейчас вот жду оптику на него…
— Думаете, с оптикой что-то изменится, если до этого вы тоже надеялись, что станет лучше, но не становилось? — спросил я.
— Нууу, — снова протянул Саша, — это вопрос веры, понимаете? Я просто верю, что не может быть того, чтобы с оптикой не получилось стрелять нормально…
— Так вы ведь до этого верили и в арбалет, и в духовую трубку, и в обычное огнестрельное оружие без оптики?..
— Ну да, — охотно кивнул бородач, — я ещё и в разные луки верил, у меня и классический есть, и блочный, и прицел на блочный ставил…
— Так что же? — снова спросил я. — Всё равно верите в оптику?
— Да, — снова закивал толстяк. — Всё равно верю. Это вера сродни религиозной.
— А если с оптикой не получится, во что будете верить? — мне стало любопытно.
— Не знаю, — пожал плечами Саша. — Пока я верю в оптику, во что-то другое верить не получается.
Разговор с Сашей легко ставил в тупик неподготовленного собеседника. Его суждения и ответы казались чем-то вроде ленты Мёбиуса. Они закручивались сами в себя и ответных реакций собеседника не требовали.
— Что ж, приятно было с вами познакомиться, Александр, разрешите откланяться.
— Ага, до свидания, — ответил Саша, тут же снова уткнувшись в «ладошку». Наверное, чтобы снова следить за выборами в Америке. За всё время он так и не поинтересовался, что я делаю на крыше принадлежащего его семье дома, почему я в маске и что мне вообще от него надо.
Я немного походил по краям крыши, осматривая окрестности. Пришло время спуститься вниз и двигаться куда-то ещё. Я решил, что буду спускаться по балконам. Свесив сначала ноги, а потом и всё остальное тело, повиснув на руках, я, немного раскачавшись спрыгнул на самый верхний балкон здания. Таким же образом я спустился ещё на этаж ниже. Потом ещё. А потом мои руки соскользнули, и я сорвался.